2020-06-12
863
Библейская тема воплощена в Х главе «Распятие», хотя в смысловом отношении охватывает всё пространство поэмы. Ей предпослан евангельский эпиграф: «Не рыдай Мене, Мати, во гробе зрящи». Этот эпиграф обрывается на полуслове в коротком четверостишии: «О, не рыдай Мене…» Молчаливое же страдание Матери таково, что «туда, где молча Мать стояла, // Так никто взглянуть и не посмел».
В стихотворении «Распятие» автор оперирует высокими общечеловеческими символами Матери, Магдалины и Распятия Христа. Это логическое завершение мотива несения креста на Голгофу. Каменеет ныне уже и сын, оттого и горе Матери беспредельно. Ранее звучавшие одинокие голоса теперь превращаются в хор, сопровождающий последние реплики Сына. Личность Христа по-особому волновала Ахматову и человеческой сутью своей, и судьбой. И вот теперь она соединяет историю Божьего Сына с судьбой собственного, и оттого частное и общее, личное и общественное вновь – в соответствии с темой эпиграфа и «Посвящения» - сливаются воедино.
Евангельская трактовка темы у Ахматовой нетрадиционна: страдания распятого оказываются бессмысленными. Вместе с тем перевод событий в библейский план подчёркивает святость судьбы невинно страдающих, а образ матери возвышается до образа Богоматери.
Богоматерь – заступница за людей. Мотив заступничества пронизывает эпилог поэмы:
И я молюсь не о себе одной,
А обо всех, кто там стоял со мною
И в лютый холод, и в июльский зной
Под красною ослепшею стеною.
Эпитеты «красная» и «ослепшая» по отношению к стене сразу создают образ стены, красной от крови и ослепшей от слёз, пролитых жертвами и их близкими.
«Поминальные» даты имели особенное значение в лирике Ахматовой:
Опять подошли «незабвенные даты»,
И нет среди них ни одной не проклятой.
Этот мотив углубляется упоминанием «широкого покрова», сотканного для людей. Страдания не искупит даже смерть, невозможно забыть … громыхание чёрных марусь,
Забыть, как постылая хлопала дверь
И выла старуха, как раненый зверь.
Устами поэта гласит народ, об этом впрямую говорится в поэме:
И если зажмут мой измученный рот,
Которым кричит стомильонный народ…
Нигде в поэме не звучит мотив возмездия, мести. Страшным обвинением эпохи беззакония и бесчеловечности является вся поэма.
Стихи начинают теперь звучать как удары набатного колокола. Безгранично отчаяние матери, но она одерживает победу над палачами сына. Идут твёрдые, как железо, двустишия с мужскими рифмами, которые свидетельствуют о стойкости, непреклонности и победительной силе женщины- поэта. И потому она достойна монумента, этого воплощения памяти, несгибаемости и ещё одного символа окаменения. Продолжая традиционную в русской поэзии тему памятника, Ахматова трактует её очень ярко, мощно:
А если когда-нибудь в этой стране
Воздвигнуть задумают памятник мне,
Согласье на это даю торжество…
Но этот памятник должен стоять по желанию поэта не в милых её сердцу местах, где она была счастлива:
А здесь, где стояла я триста часов
И где для меня не открыли засов.
Затем, что ив смерти блаженной боюсь
Забыть громыхание чёрных марусь…
(Родилась под Одессой; в Царском селе жила с 1890 по 1905 г., здесь же училась в гимназии. Затем вернулась сюда вместе с мужем Н. С. Гумилёвым в 1910 г.)
Этот памятник у стен тюрьмы – монумент не только поэту, но всем матерям и жёнам, всем жертвам произвола, самому Мужеству.
Следует обратить внимание на звуковой ряд эпилога. Образы, встречавшиеся в цикле ранее, приобретают в эпилоге звуковую характеристику, читатель вслед за лирической героиней слышит «громыхание чёрных марусь», и хлюпанье постылой двери, и вой старухи. Эти звуки, обращённые к внутреннему слуху читателя, усиливаются звукописью (раскаты «р»), и синтаксисом (анафора: «Забыть…Забыть… И… И…). Звучание стиха напоминает звучание колокола, постепенно нарастающее и превращающееся в набат. Достигая кульминации, звук обрывается (он приглушается и в звукописи). В наступившей тишине возникает мотив временной отдалённости: страдание сменяется скорбью.
Поэма Ахматовой отличается мощным эпическим размахом, раскрытием современности на широком всемирно-историческом фоне. Отсюда та внутренняя патетика, которая звучи в её строках. Полифонизм, многоголосие и распевность позволяют воспринимать это произведение и как траурное музыкальное творение. Основанное на народных плачах, оно несёт и глубокую лирическую интонацию, что делает поэму воистину уникальным художественным явлением. Только одно — это произведение позволило бы Ахматовой войти в сонм классиков отечественной словесности.
В «Эпилоге» как бы смыкаются функции поэта и поэзии с идеей великого заступничества за людей. А это и есть великое наследие русской литературы, которое делает Ахматову национальным, народным поэтом.
Мотивы произведения. 1) память, 2) горечь забвения, 3) немыслимость жизни и невозможность смерти, 4) мотив распятия, евангельской жертвы, креста.
Ахматова обладала прозорливостью, свойственной только великим поэтам. Она предвидела трагическую судьбу Николая Гумилева - за несколько дней до его смерти написала страшные строки:
Не бывать тебе в живых,
Со снегу не встать.
Двадцать восемь штыковых,
Огнестрельных пять.
Горькую обновушку
Другу шила я.
Любит, любит кровушку
Русская земля.
А потом горько раскаивалась в своем предвиденьи:
Я гибель накликала милым,
И гибли один за другим.
О, горе мне, эти могилы
Предсказаны словом моим.
И потом, когда её сын Лев Гумилев был впервые, тогда еще просто случайно, арестован, её чуткое материнское сердце сжалось от рокового предчувствия. Она вспомнила сроки из стихотворения Марины Цветаевой, написанные еще в 1916 году:
Рыжий львеночек
С глазами зелеными,
Страшное наследие тебе нести.
Она волновалась не зря…
