Преподобный Иустин (Попович) или «Человек в высоком замке»?

 

В творениях преподобного Истина (Поповича) мы можем найти (и находим) многие ответы на те вопросы, которые были впрямую или «молча» поставлены выше. Важно учесть, что преподобный Иустин (Попович) был не только профессором и богословом. Он был поэтом (не в смысле написания стихов, а смысле того, что он воспринимал тончайшие грани бытия).

Более того, нужно учесть время и обстоятельства, при которым он описывал в своих богословско-поэтических образах путь сохранения человеческой личности путем соединения ее с Богочеловеком Христом. Это было время тотального давления. Преподобный Иустин на определенном этапе своей жизни был изолирован, заперт в горном монастыре, откуда он и светил своей жизнью, любовь, своими творениями.

Секулярный мир не знает подобного подвига сохранения человеческой личности в условиях, когда среда стремиться эту личность аннигилировать. И в данном смысле в качестве сравнения с историей жизни преподобного Иустина можно упомянуть о романе- антиутопии «Человек в высоком замке», в котором представлен образ человека, вроде бы и не перемолотого обстоятельствами.

Действие романа разворачивается в плоскости альтернативной истории: немцы победили во Второй Мировой Войне, и территория США была поделена ими и их союзниками-японцами. Человек же в высоком замке написал книгу, в которой предложил иной вариант (альтернативный альтернативному) развития истории (мол, немцы не победили). И этого человека немецкие спецслужбы задумали устранить – в этом, собственно, состоит одна из основных идей романа.

Но что этот человек сделал такого особенного? И поможет ли кому в аналогичной ситуации сохранить свою личность разрушения книга аналогичной той, которую написал человек в высоком замке?

При том, этот персонаж на страницах книги позиционируется как некая величина, влияющая на ход истории. Как можно объяснить такое несоответствие между «реальной» деятельностью персонажа и теми чертами значимости, которыми его образ нагружается?

Возможно, автор испытывает потребность найти путь сохранения личности в условиях тотального давления, но перед его глазами нет примера человека, который бы на практике осуществил задуманное автором. Возможно, ставя перед собой высокие задачи, автор пытается их воплотить, используя только тот «мировоззренческий строительный материал», который ему предоставляет окружающая его секулярная культура.

В лице же преподобного Иустина у нас есть реальный образ, его творения дают нам реальные «строительные материалы». Перед нашими глазами есть образ реального человека, реализующего свою личность в истории через деятельно организуемую связь с Христом.

 

См. главу «Связь со Христом и точка опоры» в части 4.1. При наличии этой связи и этой точки опоры у человека появляются ресурсы не быть аннигилируемым теми условиями, о которых рассказывается в главе «Подавление деятельности ума и формирование поведения» (условного рефлекса).

О преподобном Иустине (Поповиче) применительно к теме воскресения духа и противостояния разлагающему давлению извне см. в короткой заметке «ПАСХА – пережить Пасху как бессмертие своей души» (в этой заметке также рассказывается несколько о упоминавшейся не раз Евфросинии Керсновской).

 

Приложение

 

[1]

Некоторые зарисовки к теме утраты идентичности в условиях прогрызания корпоративной культурой путей в высшие этажи иерархии человеческого сознания – из книги Эрика Фромма «Быть или иметь».

В главе «”Рыночный характер” и “Кибернетическая религия”» Фромм пишет, что при авторитарном, накопительном, рыночном характере жизни «человек ощущает себя как товар … Живое существо становится товаром на “рынке личностей”». «Успех зависит главным образом от того, насколько люди умеют выгодно преподнести себя как “личность”, насколько красива их “упаковка”, насколько они “жизнерадостны”, “здоровы”, “агрессивны”, “надежны”; “честолюбивы” … Тип личности в некоторой степени зависит от этой специальной области, в которой человек может выбрать себе работу. Биржевой маклер, продавец, секретарь, железнодорожный служащий, профессор колледжа или управляющий отелем – каждый из них должен предложить особый тип личности … Человека мало волнуют его жизнь, его счастье, главное для него то, насколько он пригоден для продажи.

Цель рыночного характера – полнейшая адаптация к тем условиям, при которых ты нужен, при которых на тебя есть спрос при всех обстоятельствах, складывающихся на рынке личностей. Люди с рыночным характером по сравнению, например, с личностями XIX в. не имеют даже собственного “я”, на которое они могли бы опереться, поскольку их “я” постоянно меняется в соответствии с принципом “я такой, какой я вам нужен”. Люди с рыночным характером не имеют иных целей, кроме постоянного движения, выполнения всех дел с максимальной эффективностью, и если спросить их, почему они должны двигаться с такой скоростью, почему они должны стремиться к наибольшей эффективности, то настоящего ответа на этот вопрос они дать не могут, а предлагают одни лишь “рационалистические” ответы типа “чтобы было больше рабочих мест” или “в целях постоянного расширения компании”. Они не задаются (по крайней мере сознательно) такими философскими или религиозными вопросами, как “для чего живет человек?”, “почему он придерживается того или иного направления?” У них свое гипертрофированное, постоянно меняющееся “я”, но ни у кого нет “самости”, стержня, чувства идентичности. Кризис современного общества – “признак идентичности” – объясняется тем, что члены этого общества стали безликими инструментами, их чувство идентичности обусловлено лишь их участием в деятельности корпораций или других огромных бюрократических организаций. Чувства идентичности нет там, где нет аутентичной личности.

Люди с рыночным характером не умеют ни любить, ни ненавидеть. Эти «старомодные эмоции” не вписываются в структуру характера, функционирующего почти полностью на рассудочном уровне и избегающего любых чувств, как положительных, так и отрицательных, которые могут помешать достижению основной цели рыночного характера – продажи и обмена, – а точнее, функционированию в соответствии с логикой “мегамашины”, частью которой они являются. Их не волнуют никакие вопросы, кроме одного: насколько хорошо они функционирую? Судить же об этом можно по степени их продвижения по бюрократической лестнице».

 

[2]

 Два примера переживания ужасающих видений арестантами, с которыми имел общение архимандрит Спиридон (Кисляков), которые он приводил в своей книге «Из виденного и пережитого».

«Этот арестант был глубоко проникнут сознанием своей греховной вины. Каждый раз во время моего появления на каторге он ни о чем так не говорил со мною, как только в своих грехах. Он боялся, как бы его грехи не противостали Божию милосердию к нему. Убеленный сединою, он был, как младенец, по своему характеру. По всей вероятности, каторжная жизнь довела его до такого детского состояния.

Вот что он мне рассказал: Вы знаете, батюшка, наказал меня Бог за мою гадкую, развратную жизнь; я ведь какой душегубец, о, душегубец! Я с одним доктором двадцать семь лет занимался одними абортами. Прежде я боялся Бога и собственной своей совести заниматься этим делом и не раз по этому вопросу говорил с женою: не оставить ли мне эту специальность. А жена-то моя была женщина не русская, а крещеная еврейка, она даже об этом и слушать не хотела. Когда я ей скажу что-нибудь, то она сейчас начинает мне говорить о детях, об их образовании, о квартире, что вот ей тут плохо живется, квартира стала тесная, нужно купить свой дом, открыть где-нибудь в городе лавочку, и начнет всякую всячину причитывать, а ты слушаешь, слушаешь, плюнешь да и опять за то же самое дело. Собрал я за все эти годы своей специальности тысяч тридцать, а доктор тысяч двести. Вот как мы драли за свое дело. Были такие пациентки, что по пятьсот, а то и больше платили нам. Однажды я, как слег в постель и чуть не умер от брюшного тифа, тут-то пробудилась моя совесть, и я стал со слезами просить Бога, чтобы Он поднял меня, и, если я выздоровлю, то больше не буду заниматься этой специальностью. Через месяца три я поднялся, выздоровел. Жена и доктор опять принудили меня взяться за это дело. Однажды у одной богатой женщины вынули аборт шестимесячный. Когда доктор положил его в таз, то по мне побежали густые мурашки, мне было жаль этого живого ребенка, у меня навернулись слезы на глазах. После того, как доктор совершенно освободился вместе со мной от этой постыдной операции, я не утерпел спросить доктора: “К.В., скажите, пожалуйста, отчего моя совесть неспокойна от этих вот абортов? Вы знаете, сколько мы с Вами молодых человеческих отпрысков отправили на тот свет?” Доктор так и покатился от смеха, слыша от меня, по его понятиям, такое суеверие. “Да Вы спросите свою жену об этом, так она Вам скажет то же, что и я скажу Вам, Вы, как будто и образованный, – говорил доктор, – а не понимаете самой азбучной истины. Если бы Вы взяли микроскоп и посмотрели бы на ту массу сперматозоидов, которые без нас самой природой тысячами выбрасываются на свободу, т.е. на окончательную смерть. Кроме того, сколько ты сам выбросил этих маленьких душонок и человечков; так при чем же тут совесть? Ведь человек – это ком мировых сил, сошлись, образовали ту или иную форму по своим составным элементам, вот и все”. Как доктор ни пытался меня убедить, что делать аборты и получать большие за это деньги – хорошее дело, я в душе своей не верил ему. Не верил ему потому, что вся интеллигенция, в частности, медики, совершенно отвергли веру в Бога как Творца природы. Пробыв у доктора часа два, я отправился к одной пациентке. Оттуда я, вернулся к себе домой. Не успел я и вступить в свою квартиру, как жена до того была на меня зла, что взяла в руки урыльник да сует им мне в лица, а сама-то по-русски ругала меня. Я не вытерпел, взял из-под стола бутылку да и ударил ее. Попал прямо в висок. Через минут десять она была уже трупом. Я подумал, подумал, да и убил своего пятилетнего мальчика. Перед этим я думал так: меня сошлют, матери нет, он останется один… и решил убить. Меня осудили почему-то на восемнадцать лет каторги. Вы знаете, батюшка, когда я ложусь спать, то мне представляется большая котловина, наподобие озера, и вот из этой-то котловины подымается все ее дно, и это дно – сплошные дети. Одни из них только что зарождаются, другие уже имеют маленькую форму, иные уже сформировавшиеся, а среди них находится моя жена и мой пятилетний сын, и все они-то язычки свои вытягивают и ко мне их направляют, то своими ручонками грозят мне. Ах! Какой кошмар я всю ночь вижу. Погибла, погибла моя душа!” Арестант заплакал. Я его убедил исповедаться, причаститься Святых Тайн и как можно чаще молиться Богу. Он согласился. Прошло после этого шесть месяцев, он умер. Я убежден, что его покаяние будет принято Богом».

«Арестантка:

– Я, батюшка, хочу с вами побеседовать. Но я хотела бы глаз на глаз с вами побеседовать.

– Хорошо, – ответил я, – если желаете, то сейчас можно в церкви.

– Нет, батюшка, я сейчас по некоторым данным не могу, а вот если бы вы приехали для меня завтра, так после обеда, я бы была вам очень и очень благодарна.

Я согласился на ее просьбу и на второй день после первого чаю я приехал в тюрьму. Она уже меня поджидала. Попросил отворить церковь. Мы вошли в нее. Надзирательница осталась на паперти.

– Батюшка! Я до безумия мучаюсь, страдаю душой, вся моя жизнь перевертывается вверх дном. Я уже вас и проклинала и ругала за ваши проповеди, что вы со мной сделали? Зачем вы всю мою душу всколыхнули? О, я великая грешница! Господи, помоги мне, облегчи мне мои страдания. Смерть моя, где ты? О, Господи, спаси меня грешницу.

Я попросил ее успокоиться и она, когда пришла в себя, начала мне рассказывать свою жизнь:

– Родители мои, – так начала она свой рассказ, – были люди зажиточные. Нам жилось хорошо. У родителей нас было пятеро: три сына и две дочери; я была самая младшая. Бог наградил меня умом и красотой. Еще в шестом классе гимназии я была уже помолвлена за одного студента-врача. Два года мы жили хорошо, затем разошлись. Он очень был ревнив, хотя отчасти был и прав. Лесть мужчин скоро меня свела с пути честной жизни. Когда мы развелись, то я открыто не пустилась в проституцию, а решила под другим флагом предаваться страстям. Я выстроила в Москве гостиницу, где вербовала молодых подростков-девочек и занималась живым товаром. Прежде я их жалела, мучилась за них совестью, но потом, с годами, я всем этим пренебрегла и преспокойным образом вся с головой ушла в это ужасное ремесло. О, милый батюшка, сколько на меня сейчас несчастных глаз смотрят, и все эти глаза подростков, которые умоляющим взором смотрят на меня и смотрят ужасно, они насквозь мучительно пронизывают меня. Вот глаза умершей Кати, а вот милой Жени, а вот и Веры, Любы, Саши… ох, все они смотрят на меня, и их взоры с укоризною спрашивают меня: “За что ты нас мучила?” (Плачет арестантка).

После того как успокоилась, она стала продолжать далее:

– Да, батюшка, как еще Бог терпит грехам моим. Я более чем двести невинных подростков растлила, выбросила их за борт жизни, да тридцать браков разбила, двух девушек отравила и одну замучила до смерти. Чего, только я не делала, ах, тяжело даже подумать. Наконец, я решилась на еще одно ужасное преступление: убить своего любовника, чтобы он больше никому не достался. Любовник мой был 17-летний гимназист. За него-то вот и попала в каторгу. Я спокойна была до сей Читинской тюрьмы. Но когда послушала ваши проповеди, то теперь я себе места не могу найти, совесть ожила во мне, поднялись, как тени, все мною замученные девушки, глядят на меня, и взоры их настолько страдальчески грустны, что они невыносимо больно насквозь прожигают меня, как самой острой тонкой докрасна раскаленной проволокой. Милый батюшка, что же я теперь должна делать, чтобы хоть немножечко облегчить мое душевное страдание?

– Вот что, голубушка. Чистосердечно покайся и покайся так, чтобы с самого раннего возраста вы могли бы припомнить и все, что только есть у вас на душе, должны перед Богом высказаться, и высказаться до самого последнего греха. Как бы вам ни было стыдно и трудно, вы все-таки должны будете это сделать. Затем, чем для вас исключительные по своему преступлению грехи кажутся более других тяжелыми, постыдными и мерзкими, тем внимательнее вы должны на них останавливаться, дабы они духовнику были совершенно известны. Это пока первое будет для вас духовное лекарство. Второе: прочтите все Святое Евангелие раза два, и третье — утром и вечером молитесь так: «Господи, спаси и меня грешную». Молись не много, но горячо, а после посмотрим.

Через две недели я зашел к ней. Она немножечко стала себя лучше чувствовать. Решилась на мои советы. Исповедывалась, но от причастия я ее еще удержал. Удержал не ради того, что я ее считал недостойной, а ради того, чтобы опостоянить в ней духовно настроение. Душа женщины далеко не так глубока, как душа мужчины, и поэтому я решился закрепить в ней сознание греховности. После этого купил ей Евангелие и попросил ее, чтобы она прочла два раза и также молилась Богу. После этого через неделю я зашел к ней, результаты оказались налицо. Она была веселой, спокойной, но на душе ее чувствовалось еще что-то. Настал день воскресный, я нарочно для нее подыскал дневное Евангелие о блуднице, умывшей ноги Христа. Послал за ней, чтобы она сегодня была в церкви. Она пришла. Евангелие мною было прочитано. При конце литургии Бог мне помог на Евангельскую тему о всепрощающей любви Христовой произнести сильную проповедь. Арестанты плакали, плакала и она. В заключение своего слова я велел арестантам стать на колени, стал и я, и обратясь к местной иконе Спасителя, я воскликнул: «Господи! Вот и эти узники, из них есть и такие, как и та блудница, которая до Твоего появления перед ней грешила, продавала душу и тело миру сему, предавалась разврату, но до тех пор, пока не знала Тебя и не увидела Тебя все любящего Спасителя падших грешников. Как только Ты показал ей, так она уже лежит у ног Твоих и горячими слезами вымаливает у Тебя прощение себе. Господи! Оглянись и на этих узников, ведь и они льют свои слезы на Твои для нас незримые ноги, будь милостив, открой свои всепрощающие уста, скажи всем им: чада Мои, прощаются грехи ваши за вашу любовь ко Мне».

Церковь рыдала, а бедная арестантка лежала без чувств, как мертвая. Кончилась литургия. Арестантка все никак не может успокоиться. Через три дня после воскресенья я опять зашел к ней. Она со слезами встретила меня и передала мне, что, читая Святое Евангелие, она чувствует какое-то тяготение к Богу, перед которым ей хочется излиться в слезах покаяния.

После этого дня я был командирован на каторгу. Через месяц, когда вернулся обратно в Читу, то нахожу се в весьма угнетенном состоянии духа, она думала, что я больше не вернусь в Читу. На следующий воскресный день я еще раз исповедал ее, а потом и причастил ее Святым Тайнам. Этот день для нее был первым счастливым днем в ее жизни. Она так радовалась, что даже после этого часто говорила мне: «Я еще в жизни такого дня никогда не переживала».

 

 

[3]  

Выдержки из книги Виктора Николаева «БезОтцовщина» о покаянии исполнителя смертной казни Матфея.

«Судьба у старика Матвея была грозная, потрясающая своей правдой. Он появился здесь в сорок пятом, сразу после войны, которая люто прошлась по здешним местам. Потери понес каждый дом и не по одному человеку. Сельское кладбище стало больше самого села. А село, постепенно приходящее в себя после войны, всех принимало легко и с радостью. Народ был прост, общая беда Всех уравняла, смирила и примирила. Люди жили бедно, но весело. Одно то, что пришла долгожданная победа, вселило в людей небывалую силу и духовный подъем. Народ истосковался по работе, земле и покою.

Но до войны эти места познали и другую кровь. До прихода советской власти в округе был мужской монастырь и несколько храмов. В 38-м сюда прибыла рота ОГПУ для выполнения государственной задачи: расстрела монахов и священников. В ней рядовым исполнителем был и молодой солдат Матвей. Тогда земля с лихвой познала жестокие пытки и казни. Пик зверств пришелся на май 38-го года. Это было сотрясающее разум безумие. Исполнители зверели от сладкого запаха человеческой крови. У этих людей нередко перед расстрелом происходило заметное помутнение рассудка, менялись речь, мимика, голос, сужались зрачки, учащался пульс, слышались лающие команды. Расстрелы, как правило, заканчивались диким пьянством. У людей часто наступали внезапные перепады в настроении: от плаксивости до бешенства. Улыбки напоминали злобную ухмылку, глаза от нескольких расстрелов нехорошо маслились. Матвей однажды ви­дел, как отдающий команду “пли!” стал перед этим рычать и рыть землю ногой, как жеребец. В отряде были латыши, которые своей жестокостью и ненавистью зат­мили всех. Ночной казарменный храп после расстре­лов вводил самого Матвея в ужас, отчего он вставал, выходил на улицу и подолгу, неряшливо пил дождевую воду прямо из бочки. Настоящие же мучения, которые впоследствии испытывает исполнитель смертной казни не дано знать никому. Матвей потом об этом скажет так: “Это огненный мрак и испепеление души…”

Был случай, когда казнили умалишенного. Общее безумие исполнителей достигло своего предела. Паре­нек счастливо улыбался, сам старался принять нужное положение, потом весело занял место, на которое указали. Он даже что-то подсказывал исполнителям. Матвей и сослуживцы дошли до полного отупения, их глаза и лица были мертвы.

Но однажды приговоренный смертник посмотрел в глаза исполнителю и тот задохнулся на вдохе…

Собаки не лизали кровь расстрелянных, они отползали на брюхе от неведомого запаха.

А потом наступило главное – расстреливали трех монахов. Их вывели прямо из алтаря. В храме при расстреле икон были постоянные осечки. Это усиливало злобу карателей. К месту казни двое мучеников бережно несли третьего – старого монаха. Все трое пели потрясающее, великое песнопение «Христос Воскресе!» Стоя на краю ямы, они поклонились исполнителям и попросили расстрелять их вместе.

Один солдат, пытаясь в ярости ножом срезать монаху бороду, внезапно отрубил себе указательный па­лец той руки, которой ее держал.

– Вы тут все одним миром мазаны… – прорычал он.

– Да, – глухо ответил монах, – ты прав. У нас, действительно, одно миро на всех.

Монахи стояли в рост, у ямы, лицом к солдатам. Они молчали. На мгновение воцарилась тишина. Это был неземной торжествующий покой!

– Ну, что, ммм-онахи? Страшно?! – заикаясь, выпытывал Матвей. Бб-ольно?!

Стоявший босой старый монах, с трудом разлепив спекшиеся от крови губы, прохрипел:

– Больно… и страшно… за тебя, солдат…

– Пли! – рявкнул комиссар.

Грудь монахов разорвали десятки пуль.

Матвей ясно помнит те страшные мгновения, когда винтовка вдруг затяжелела, как многопудовая, и ствол начал опускаться до земли, но кто-то словно пушинку поднял его, и винтовка стала такой длины, что уперлась прямо в грудь монаха. Матвей видел, как его пуля вошла в сердце мученика…

…После того дня прошло около года. В тех местах случился тиф. Заболел и Матвей. Он был настолько плох, что его перенесли в палату для умирающих. Из нее ежечасно убирали покойников и заносили таких, как Матвей. Его тело горело огнем, но самого при этом сильно морозило. Ноги были ледяные и мокрые. Это была уже не жизнь, а самое начало “после жизни”. Не­мело лицо, угасало зрение, и в этот предсмертный миг душа простонала: ”Отведи!..”

Возглас грешника был услышан… Почти мертвый Матвей вдруг увидел над собой яркое голубое бескрайнее небо. На этом удивительном фоне стоял в алтаре, у образа Спасителя, тот расстрелянный монах. Он сосредоточенно, спокойно служил молебен о тяжко болящем Матвее!!! Расстрелянный им монах произносил… его имя…

Скоро Матвей попросил пить. А к вечеру ничего не понимающие санитары перевели Матвея в палату для выздоравливающих…

Потом была война. Уже там, пройдя через кровопролитные бои, имея ранения и награды за личное мужество, он вдруг стал все чаще возвращаться мыслями и сердцем к тому расстрельному часу. А после войны, его душа, не вынеся мук, заставила Матвея вернуться на место жестокого греха. Старик будет помнить эти мгновенья вечно. Едва он дошел до того места, как ноги сами подкосились, и измученный нераскаянным грехом солдат уткнулся лицом в святую землю.

 

Прости-и-и… – простонала русская душа. – Прости…»

Матфей со временем стал сторожем на кладбище. Так вышло, что он познакомился с Колей – мальчиком, жизнь которого сложилась непросто. Вот, что он говорил Коле: «Как у хорошей хозяйки в доме, всему свое место: там стоит посуда, там соль, там иконы, так и на земле-матушке для нас все распределено. Эти места для строительства, эти для ремесла, там лучше отдыхать и лечиться, тут рожают, а здесь обретают покой. Мы же по своей бестолковости часто своевольничаем: переставляем города, деревни, показываем рекам, куда надо течь, какой быть погоде, гоним дожди и что самое худое – на могилах строим дома и прочую мерзость… Часто заходим слишком далеко. У земли, Коля, тоже есть свои слезы. Тогда вмешивается Отец, который, видя наши выкрутасы, надеется, что мы остепенимся. Но ума у нас, как всегда не хватает, вместо него одна дурь. От этого мы начинаем путаться, теряться, ничего не успевать, злиться, ругаться друг с другом… Тогда Отец восстанавливает привычный порядок. А Его воспитание суровое. Нас трясет, заливает, сушит. Мы горим, ноем, воем и в конце концов приходим в себя, затихаем и идем к Матери и Ее Образу. Вот так-то, Коля. Мы в жизни многое что делаем не по-человечески. Потом наша душа за это долго мучается.

Парень внимательно слушал. Стар и млад какое-то время молчали. Тут дед, как бы о некоем своем, давно задуманном, произнес:

– Надо и нам, Николай, ставить здесь Божий дом. На большое мы не богаты, а на часовню я накопил. Не­гоже такому месту быть без икон, да и пришедшему сюда это великое утешение. С кем надо я уже договорился и благословение получил. Быть ей на месте нами же порушенного храма. Кем “нами”, старик не уточнил.

В Пасхальные дни на кладбище было еще одно торжество. Пришло много народу. Самым подтянутым и сосредоточенным был старик Матвей. Освящали воз­веденную всем миром часовню Архангела Гавриила. Тайну названия часовни знал только Матвей. Так звали расстрелянного им монаха…» [Николаев В.Н. безОтцовщина / Документальная повесть. М.: СофтИздат, 2008. С.142–145, 153–154, 159].

 

Примечания

 

[1]

Из сборника творений Ухтомского А.А. «Доминанта. Статьи разных лет. 1887–1939».

 

[2]

См. «Генетический редукционизм и аналитический пандетерминизм» из книги Виктора Франкла «Доктор и душа: Логотерапия и экзистенциальный анализ» / пер. Л. Сумм.

[3]

Из книги Виктора Франкла «Доктор и душа: Логотерапия и экзистенциальный анализ» / пер. Л. Сумм.

[4]

Из книги Виктора Франкла «[И все-таки, несмотря ни на что] Cказать жизни: «Да»!».

[5]

Ольшанский Д.В. Психология терроризма. Изд-во «Питер», 2002.

[6]

Франкл В. «[И все-таки, несмотря ни на что] Cказать жизни: «Да»!».

[7]

См. «Экзистенциальный вакуум: вызов психиатрии» из книги Виктора Франкла «Воля к смыслу».

[8]

См. «Самотрансценденция как человеческий феномен» из книги Виктора Франкла «Воля к смыслу».

[9]

Немецкий журналист раскрыл секрет чудовищной эффективности ИГИЛ [запрещенной на территории Российской Федерации].

[10]

Доклад Н.В. Каклюгина «Наркотики - субкультуры - секты - экстремизм - терроризм… Кто готовит социальные потрясения для России?», часть 2 «Ученические коллективы и окружающий мир: риски личностного становления и способы их коррекции».

[11]

Руководство по психиатрии. В 2 томах. Т.1 / А.С. Тиганов, А.В. Снежневский, Д.Д. Орловская и др.; Под ред. А.С. Тиганова. М.: Медицина, 1999. 712 с: ил.,[2] л.

[12]

Морозов Г.В., Шуйский Н.Г. Введение в клиническую психиатрию (пропедевтика в психиатрии). Новгород: Изд-во НГМА, 1998 г.

[13]

Короленко Ц.П., Дмитриева Н.В. Номо Postmodernus. Психологические и психические нарушения в постмодернистском мире: Монография / Ц.П. Короленко Ц.П., Н.В. Дмитриева. Новосибирск: Изд. НГПУ, 2009.

[14]

Из книги Бруно Беттельхeйма «Просвещенное сердце. Исследование психологических последствий существования в экстремальных условиях страха и террора».

[15]

Почему ИИ не заменит людей на тяжёлой работе, а будет руководить ими – и сделает труд ещё более изнурительным.

[16]

Руководство по психиатрии. В 2 томах. Т.1 / А.С. Тиганов, А.В. Снежневский, Д.Д. Орловская и др.; Под ред. А.С. Тиганова. М.: Медицина, 1999. 712 с: ил.,[2] л.

[17]

Морозов Г.В., Шуйский Н.Г. Введение в клиническую психиатрию (пропедевтика в психиатрии). Н.Новгород: Изд-во НГМА, 1998 г.

[18]

Московский клерк – о своей жизни в Соловецком монастыре.

[19]

См. главу «Несколько слов о военнослужащих и их душевных травмах» из книги «Победить свое прошлое». Исповедь – начало новой жизни».

[20]

Лидия Головкова. Где ты?.. М.: Возвращение, 2013. С. 14.

[21]

Память 16 марта. См. жития святых, составленных святителем Димитриев Ростовским.

[22]

Из наставлений преподобного Антония Великого, помещенный в первом томе книги «Добротолюбие».

[23]

Кемпинский А. Меланхолия. Пер. с польского. СПб.: Наука, 2002. С. 157–158.

[24]

Из книги Виктора Франкла «Доктор и душа: Логотерапия и экзистенциальный анализ» / пер. Л. Сумм

[25]

См. «Введение. Ситуация в психотерапии и место логотерапии в ней» из книги Виктора Франкла «Воля к смыслу»

[26]

См. сочинение Ивана Ильина «О страдании»

[27]

Митрополит Сурожский Антоний. Труды. М.: «Практика», 2002.

[28]

«Психоделия в нашем отечестве» из книги А.Г. Данилина «LSD. Галлюциногены, психоделия и феномен зависимости». М.: ЗАО Изд-во Центрполиграф, 2001.

[29]

См., например, главы «Лингвистическая контрреволюция: от слова к цифре», «Читать Деррида… Забыть Дерриду!» из книги Кутырёва В. А. «Cова Минервы вылетает в сумерки (Избранные философские тексты ХХI века)» (СПб.: Алетейя, 2018).

[30]

Латыпов И. Управленческая стратегия: как из личностей сделать биомассу. Ч. 1, Личность против системы: 2 стратегии. Ч. 2

[31]

Почему ИИ не заменит людей на тяжёлой работе, а будет руководить ими – и сделает труд ещё более изнурительным.

[32]

Руководство по психиатрии. В: 2 тт. Т. 1 / А.С. Тиганов, А.В. Снежневский, Д.Д. Орловская и др.; Под ред. А.С. Тиганова. М.: Медицина, 1999. 712 с: ил.,[2] л.

[33]

К феноменологическому переосмыслению философии // Кутырёв В. А. Cова Минервы вылетает в сумерки (Избранные философские тексты ХХI века) / В. А. Кутырёв. СПб.: Алетейя, 2018. (Тела мысли). С. 494.

[34]

Из наставлений преподобного Феодора, епископа Едесского, представленных в третьем томе книги «Добротолюбие».

[35]

См. «Бутовский полигон НКВД» из книги Лидии Головковой «Сухановская тюрьма. Спецобъект 110 (58)».

[36]

Петров Н. Палачи: Они выполняли заказы Сталина / Н. Петров. М.: Новая газета, 2011. С. 196–197.

[37]

Там же. С 82.

[38]

Лидия Головкова. Где ты?.. М.: Возвращение, 2013. С. 70.

[39]

Там же. С 175.

[40]

Николаев В.Н. безОтцовщина / Документальная повесть. М.: СофтИздат, 2008. С. 142–143.

[41]

 ГРОТ ft ТРИАДА На ковре из цветов

 

Тип: Соловецкий листок