Попытка «снятия человека»

Посвящение

 

Эзюпери, начиная свой рассказ о Маленькой принце, просил прощения у детей за то, что историю о Маленьком Принце он посвятил взрослому. В свое оправдание он написал, что этот взрослый – его лучший друг, что он понимает детские книжки, а также, – что он нуждается в утешении. Если же эти и прочие соображения не оправдывают Экзюпери, то он решает посвятить свою книжку все-таки тому же своему другу, но только – «когда он был маленьким». «Ведь все взрослые сначала были детьми, только мало кто из них об этом помнит».

Часть 4.2 посвящается «наоборот» – одной маленькой девочке, когда она станет «большой». Понятно, что идущий далее текст – не совсем для маленьких детей, но в оправдание можно сказать следующее. Во-первых, время публикации текста почти что совпадает с днем рождения девочки (условно, чтобы не разглашать ее имени, назовем ее Колокольчиком), и потому в посвящении удобно ее поздравить с днем рождения, до которого она считала дни (взрослые не увидят здесь весомой причины, но, для взрослых, которые во всем стремятся найти «рациональное» и «эффективное» можно добавить: если поздравить девочку в посвящении, есть шанс, что, когда она вырастет, она захочет прочесть текст есть посвященный, и таким образом окажется, что посвящение окажет положительно влияние на «образовательные навыки» и «эффективность»). А, во-вторых, текст появился в каком-то смысле и благодаря ей, девочке.

Однажды, когда текст был задуман, но «чего-то не хватало» девочка Колокольчик стала настойчиво повторять слова, вынесенные в название: «Мы человеческого рода, а не кошки и собаки» (вторая часть этой фразы уходит в название части 4.3). Удивительно, что ребенку понятно то, что не понятно многим ученым, отказывающим человеку в статусе человека, деконструирующим само понятие человека, отказывающим человеку в сознании, не признающим в человеке личности. Вопрос о личности «не схватываемый» интеллектом взрослых, легко и целостно прочувствован детский сердцем. Воистину сбываются слова – «утаил сие от мудрых и разумных и открыл то младенцам» (ср. Мф 11. 25).

Ведь ребенок еще не утратил в себе человеческих свойств – любви, возможности прощать и потому он способен в других людях увидеть людей. Тот, кто с годами ожесточается и «монетизируется», утрачивает способность к сопереживанию, уже с трудом видит человеческое в людях. Когда же человеческое меркнет в нем самом и усыхает, он перестает видеть его и в других почти что напрочь и совсем. И даже более. Не только человеческое в людях скрывается от его глаз, сама действительность, многогранная и неистощимая в своем многообразии захлопывает перед ним двери. Двери, открывающие выход на её (действительности) просторы, открывающие возможность «подняться в гору рецепции [восприятия] тех законов, которыми живет и которым подчинено бытие».

 

Мир тебе, девочка-Колокольчик! Когда ты вырастешь, не забудь той максимы, которую ты с такой решительностью транслировала, когда тебе было 6 лет. С днем рождения тебя, с семилетием!

Мысль насчет того, что мир закрывается для человека с аутистической замкнутостью на самого, разворачивается в первой части статьи «Преодоление игрового механизма (о игре в широком смысле слова)». Эта мысль понадобится нам в дальнейшем, когда речь зайдет о ученых, не видящих человека (при гуманистическом пафосе «Человек – это наше все!», отказывающих человеку в глубине и статусе личности). Слова о «неистощимости» действительности и о способности воспринимать содержаний, на основании которых развивается и существует бытие, основаны на размышлениях академика Ухтомского. Он писал, что замкнутый и с самоупором на себя человек (ученый, поэт, мыслитель), «склонный уже с самого начала изолироваться от среды» «будет предопределен в своей деятельности и в творчестве». В биографиях талантливые аутистов усматривается множество примеров назойливого повторения одной и той же ведущей идеи, составляющей ядро сложной комедии. Эту комедию они разворачивают раз за разом, причем мучительно для самих себя, но такой образ действия избирают «лишь бы торжествовала основная аутистическая тенденция, тогда как встречная историческая среда неистощима в своем изобилии и новизне»[1].

Ученый такого склада не может вырваться «из однажды навязанных ему теорий». Он будет «совать» излюбленную точку зрения и ею искажать «живые факты в их конкретном значении». Новые факты и люди не скажут ему ничего нового, так как он оглушен собственной теорией. Бедность мысли и ее неподвижность, связанная со стремлением избежать того, чтобы не поколебались однажды избранные руководящие определения и координатные оси, на которых откладывается реальность, – «какой это типический пример в среде профессиональных ученых!».

 

Попытка «снятия человека»

 

Человек распыляется на разным направлениям: ученые отказывают человеку в отдельной видовой принадлежности (кто-то из ученых употребляет фразу: человек, как и все приматы…), его сознание низводится до уровня неких «квантовых скачков», его стремления, идеалы и все, что входит в категории «дорого и свято» трактуется с точки зрения подавленной сексуальности и пр.. И… очень модно по линии философии, лингвистики, психологии «передовых направлений» ставить вопрос о отсутствии человека.

Да, да, Вас, уважаемый читатель – нет, так как философией постмодерна (растворяющей человека и подготовившей идеологическую платформу для замены всего человеческого числом, цифрой) уже провозглашена Смерть Читателя. Может читателя (которого «нет») утешит при таком скорбном положении дел мысль, что провозглашена также и Смерть Автора.

При всем соблюдении «корректности» в отношении основных гуманистических лозунгов («Человек – это наше всё!») человеку отказывают в сознании, свободе воли (варианты различны: человек пошел таким-то путем по жизни, так как был в детстве травмирован родителям; предопределен генами и пр.). Человека представляют набором поведенческих программ и рефлексов, продуктом матрицы производственных отношений, воплощенным в плоть и кровь геномом, немым откликом (оттиском) веяний среды и пр. Человек – где ты? Впору ли звать Диогена с его легендарным фонарем, чтобы на просторах эпохи постмодерна отыскивать человека?

Легендарный фонарь на страницах данного тексту, помимо прочих авторов, берут в руки психиатры Виктор Франкл и Бруно Беттельхейм, прошедшие через экстремальные условия концентрационных лагерей и отыскавшие «там» человека. В каком смысле – отыскавшие? В том смысле, что для них стала очевидной мысль – человек не равен сумме психологических мнений о нем.

Слова Франкла, в которых – суть его «находки» уже приводились во второй части данной статьи. Там они приводились в сокращении, здесь приводятся целиком. «Человек, – писал Франкл, – разумеется, во многом детерминирован, то есть определяется предпосылками – биологическими, психологическими или социальными, и в этом смысле он отнюдь не свободен … существует лишь свобода “для”, а не “от”, свобода занять определенную позицию по отношению ко всем предпосылкам … И не надо напоминать мне о том, насколько обусловлено бытие человека, – в конце концов, я врач с двумя специальностями, невролога и психиатра, и очень неплохо разбираюсь в биопсихологическом устройстве человека, однако я не только медик-специалист, но и человек, переживший четыре концентрационных лагеря, а потому я знаю также, что человек обладает свободой выйти за пределы всех предпосылок и противопоставить даже самым тяжелым и страшным обстоятельствам ту силу, которую я решил назвать упрямством духа»[2].

Речь идет не о том упрямстве, в силу которого два барана могут сойтись на узеньком мосту и начаться бодаться, отказываясь уступить один другому дорогу. Речь идет о том, что скорее можно назвать по терминологии самого Франкла – волей к смыслу. Применительно же к данной статье – искрой жизни; доминантой, организующей психофизическую полноту человека таким образом, что, реализуя свои земные дела, человек не теряет связь с Небом (см. в статье часть 4.1., главы «Доминанта восприятия», «Искра жизни», «Связь с Христом и точка опоры»; в лекциях – третью часть, пункты 18a-25c).

Конкретный пример, с которым можно сопоставить выражение Франкла «упрямство духа» – доминанта жизни Ефросинии Керсновской. Траектория ее поведения шла нередко вопреки той линии, на которую ее старались свести внешние обстоятельства, стремящиеся растереть, нивелировать ее личность.

 

Жизненные принципы, противопоставленные Керсоновской давлению среды, отчасти описаны в третьей части статьи «Преодоление травматического опыта: христианские и психологические аспекты» в главе «Евфросиния Керсновская и ее книга “Сколько стоит человек”».

Учитывая парадигму всей четвертой части (которая состоит подчастей), важно показать, как мыслили о человеке (о человеке, вообще, и о человеке, находящемся в экстремальной ситуации, в частности) психологи/психиатры сами побывавшие в экстремальной ситуации. Общая парадигма четвертой части и всей работы в целом состоит в выяснении основ, исходя из которых у человека остаются / появляются шансы остаться человеком. Клич, воспевающий разрушение этих основ, вынесен на знамя 21 века.

Итак, при утрате (изначальном отсутствии) воли к смыслу, доминанты, упрямства духа, искры жизни (назовите как хотите) внутренний ритм личности перестраивается на ритм навязываемой средой. Чем отличается живой человек, например, пытающий выбраться из линии прибоя на берег от трупа, движимого волнами того же прибоя? Оба – вроде бы в движении. Но у первого – есть ритм, отличный от ритма волн прибоя, также его температура тела отличается от температуры среды. У второго отсутствуют собственные ритм и температура – по этим двум параметрам он сравнялся с водами мирового океана.

В этом смысле основы выживания личности человека будут далее выявляться, исходя из опыта узников, которые, как упомянутые психиатры, прошли через экстремальные условия концентрационных лагерей. Атмосфера уныния, транслируемая извне в сознание узника, если не встречала препятствия в виде воли к смыслу, искры, доминанты, – проедала, пропитывала, проквашивала человека, делая из него живой экспонат, по которому можно изучить основные симптомы синдрома, названного «боязнью колючей проволоки». Эта боязнь, как видно будет далее, проявляется не только в жизни узников, но и в жизни людей, условно живущих в мирной обстановке.