2020-06-12
73
На девяносто тысяч ли, и ее не остановить.
725 г.
34
Дощечка с пером[197] прилетела блуждающей звездой,
Тигровый знак[198] доставлен в центр приграничного округа.
На границе раздался клич тревоги,
Стаи птиц кричат всю ночь.
Но белое солнце сияет в созвездии Цзывэй,[199]
Три князя[200] исполняют свои властные полномочия,
Небо и Земля обрели единство,[201]
Все спокойно, в четырех морях[202] – незамутненность.
Так к чему же вся эта [тревога], позвольте спросить?
Отвечают– военный поход в [южные земли] Чу,[203]
Чтобы к пятой луне достичь реки Ху[204]
И двинуться походом в южный край Юнь.
Трусливый солдат– не боец,
Труден дальний путь в жарких краях.
С протяжным вздохом прощаются с близкими,
Тускнеет свет солнца и луны.
Слезы иссякают, сменяются кровью,
Сердца разбиты, все молчат.
Затравленный зверь стал добычей свирепого тигра,
Обессилевшую рыбу сожрал стремительный кит.[205]
Тысячи ушли, ни один не вернулся,
Можно ли сохранить жизнь, расставшись с бренным телом?
|
|
|
А как же лишь танец с боевой секирой
Сразу усмирил юмяо? [206]
751 г.
35
Уродина нахмурила брови, подражая [красавице],[207]
А соседи переполошились, разбежались по домам.
Шоулинец утратил способность ходить,
А в Ханьдань потешались над ним.[208]
Вот песенка «Фэйжаньцзы»,[209]
Нет в ней подлинной сути, словно мошку намалевал ребенок.[210]
А чтобы из колючек терновника соорудить макаку,[211]
Три года растрачивали духовную энергию.
Успешно, но бесполезно,
Роскошно, но только для самого себя.
«Великие Оды»[212] размышляли о Вэнь‑ване,[213]
Но воспевающий глас давно канул в пучину.
Вот бы обрести мастерство инца,[214]
Орудовать [топором], как тот плотник.
750 г.
36
«Обнимающий яшму»[215] появился в царстве Чу,
Увидев, засомневались. Такое часто бывало с древних времен.
Сокровище в конце концов отвергли,
Напрасно он трижды подносил его государям.
Прямое дерево[216] боится, что его срубят прежде других,
Душистая орхидея[217] печалится, что ее сожгут первой.
У того, что переполняется, Небо отнимает,
Глубокую бездну Дао выравнивает.[218]
В Восточном море[219] поплыть бы по лазурным водам,
Над Западной заставой[220] взлететь бы пурпурным облаком,
[Как] Лу Лянь и Придворный Летописец.[221]
Я буду учиться их высоконравственному духу.
753 г.
37
Некогда вельможа из царства Янь[222] громко рыдал,
И на пятую луну пал осенний иней.
Простолюдинка воззвала к синему небу,
Гром и ураган поразили циские дворцовые палаты.[223]
Так тронула [Небо] их искренность,
Что оно создало счастье из скорби.
А я‑то в чем виновен?
|
|
|
Отодвинули меня от Златой палаты.[224]
Наплывшая туча скрывает Пурпурные врата,[225]
И трудно пробиться свету яркого солнца.
Кучи песка хоронят чистую жемчужину,
Сорные травы заглушают одинокое благоухание.
С древности не смолкают подобные вздохи,
Но слезы напрасно струятся по одежде.
747 г.
* * *
Комментаторы улавливают здесь зашифрованные автобиографические реалии: «наплывшая туча»– могущественный евнух Гао Лиши, один из главных недругов Ли Бо, «яркое солнце» – император, в чьем имени Минхуан записан атрибут дневного светила (мин – свет, этот иероглиф состоит из двух конструктивных элементов – «солнце» и «луна»), «кучи песка» – мелкий, низкий люд, корыстно прилепившийся к сюзерену, «жемчужина» – отвергаемый этими ничтожествами высоконравственный «благородный муж» (т. е. сам поэт).
38
Одинокая орхидея выросла в мрачном саду,
Сорные травы заглушили ее.
Хотя весной сияет солнце,
Она вновь загрустит под высокой осенней луной.
Рано зашелестят падающие снежинки,[226]
И зеленая краса, боюсь, исчезнет.
Коль нет дуновения свежего ветерка[227] –
Для кого источается благоухание?
730 г.
39
Поднимаюсь высоко, гляжу на все четыре моря окрест,[228]
Сколь бескрайни небо и земля!
Но осенью тьму предметов покрывает иней
И холодный ветер проносится по большой пустыне.
Цветенье – что вода, утекающая на восток,
Все десять тысяч вещей мира – что убегающие волны.
Прячется последний луч белого солнца,
Плывущая туча не задерживается на одном месте.
На платане гнездятся ласточки и воробьи,
В колючих кустах селятся Фениксы юани и луани. [229]
Так что я возвращусь к себе[230] [в горы],
Отбивая такт ударами по мечу,[231] спою о том, как трудны дороги[232] по миру.
743 г., поздняя осень
40
И голодая, Феникс не станет клевать просо,
Он питается лишь жемчужными плодами.[233]
Может ли он находиться в стае кур,
Суетно биться за пропитание?
Утром издав глас с древа на вершине Куньлунь,
Вечером испив воды на быстрине под горой Дичжу,[234]
Он возвращается долгим путем к морю,[235]
Одиноко проводя ночь в хладе небесного инея.
К счастью, повстречал принца Цзинь,[236]
Они завязали дружбу среди голубых облаков.[237]
Вспоминаю о Вашем добре, на которое я не смог ответить,
И, ощущая расставание, лишь вздохну.
744 г., весна
41
Утром наслаждаюсь Морем пурпурной мастики,[238]
Вечером набрасываю на себя красную зарю.[239]
Протянув руку, срываю ветку дерева Жо[240]
И подгоняю светило к закату.
Лежа на облаке,[241] достигаю всех восьми сторон света,[242]
Моему яшмовому лику[243] уже тысячи лет.[244]
Плавно вплываю в Начала Небытия,[245]
Склоняюсь в поклоне перед Верховным Владыкой.
Он приглашает меня в Высшую Простоту,[246]
Жалует яшмовый нектар в нефритовом кубке.[247]
Как отведаю – пронесутся десять тысяч лет,
И зачем тогда мне возвращаться в отчие края?
Буду вечно следовать за нестихающим ветром,
Отдавшись дуновению за краем небес.
745 г.
42
Пара белых чаек покачивается на волнах,
Кричат, летая над лазурной водой.
Наверное, привыкли к помору,[248]
Им ли быть парой журавлю в облаках![249]
Они тенями ночуют на отмели под луной,
Устремляясь за ароматами, резвятся весной на островке.
И я [бы хотел быть среди тех, кто] очищает сердце,
Погружусь в это, забыв обо всем.
744 г.
43
Чжоуский царь Му[250] мечтал о восьми окраинах,[251]
Ханьский император[252] жаждал иметь десять тысяч колесниц.[253]
В распутных наслаждениях не знали предела,
Разве можно о них говорить как о героях?
[Один] пировал в Западном море с Сиванму,
[Другой] в Северный дворец приглашал Шанъюань
Остались лишь звуки песен у Яшмовых вод,
А Яшмовый кубок[254] – лишь пустые словеса.
|
|
|
Былые диковины оплетены лианами,
И тысячи поколений их души напрасно страдают.
744 г.
* * *
Для понимания контекста стихотворения важно знать, что при дворе танского императора Сюаньцзуна расхожим было сравнение его любимой фаворитки Ян Гуйфэй с богиней Сиванму.
44
Спутались плети зеленой повилики,[255]
Оплели ветви сосен и кипарисов.
У трав и деревьев должна быть опора,
Чтобы выстоять долгие холода.
Что же деве – нежному персику[256] –
Сидеть, вздыхая над «стихами репы и редиса»?[257]
Ее яшмовый лик еще цветет яркими красками,
В прическе‑туче не появилось седых нитей.
Но милости господина уже исчерпаны –
Что же будет со мной, ничтожной?
743 г.
45
Смерч пронесся по всем восьми пустошам,[258]
Все десять тысяч вещей[259] погибли.
Набежавшие тучи скрыли обессилевшее солнце,[260]
Бурные волны всколыхнули Великую Бездну.[261]
Дракон‑Феникс[262] сбросил узы,
И куда же ему теперь податься?
Уйду, уйду, унесусь на Белом Коне,[263]
На безлюдной горе воспою ростки на полях.
757 г.
46
Сто сорок лет[264] –
Сколь величественной была имперская власть!
Издалека видна башня Пяти Фениксов,[265]
Вздыбленная над тремя потоками.[266]
Придворные вельможи – что звезды и луна,[267]
Важные гости – что облачная дымка.
[А ныне – ] бойцовские петухи[268] в злаченых палатах
Да забавы с мячом[269] у яшмовых террас.
Так себя ведут, что раскачивают белое солнце,
Так расходятся, что крутится синее небо,
Кто в фаворе – стремится еще выше,
Кто сошел с тропы – навеки отброшен.
И только Ян‑копьеносец,[270]
Замкнув ворота, писал трактат «Великое Сокровенное».
753 г.
47
Цветы персика раскрылись в восточном саду,[271]
Улыбаясь, славят белый день.
Раскрылись под дуновением весеннего ветра,
Растут, впитывая дар весеннего солнца.
Чем это не прелести красотки?
Но боюсь, что цветы не дадут семян.
Повернет Драконов Огнь[272] –
И опадут, погибнут раньше времени.
А кто слышал о сосне на Южной гope,[273]
|
|
|
Что одиноко стоит под свистящим ветром?
743 г.
48
Циньский император[274] сжал драгоценный меч
И своей яростью устрашил духов.
Чтобы догнать солнце, помчался к морю,
Подгонял камни, спешил по синей переправе.
Набрал солдат, опустошил все девять округов страны,
Строя мост, изувечил десятки тысяч человек.
А потом еще затребовал пэнлайский эликсир,[275]
Как же ему думать о весенней пахоте?!
Силы истощились, а успеха не достиг,
И скорбь не стихает тысячи лет.
747 г.
49
Красавица появилась из южных краев,[276]
Светел прекрасный, как лотос, облик.
Белоснежные зубы так и не удалось обнажить,
Прекрасную душу пришлось замкнуть в себе.
Издавна девы в пурпурных дворцах[277]
Ревновали к черным бровям‑мотылькам.[278]
Вернись к себе на отмель рек Сяо и Сян,[279]
Что здесь заслуживает глубоких вздохов печали?
743 г.
50
В стране Сун[280] к востоку от террасы Платанов[281]
Невежда добыл яньский камень.[282]
Пыжился, считая его сокровищем Поднебесной,
Снисходительно насмехаясь над яшмой Чжаоского князя.[283]
Чжаоская яшма не темнеет, не стачивается,
А яньский камень – не настоящее сокровище.
Много бывает всяких заблуждений,
Как же отличить яшму от простого камня?
743 г.
51
Иньский правитель внес смуту в установленный Небом порядок,[284]
Чуский [князь] Хуай лишился рассудка.[285]
[И тогда] Святой Телец[286] появился на Срединном пустыре,
Высокие врата [дворца] заросли сорными травами.[287]
Би Гань[288] увещевал и был убит,
Цюй Пин[289] сослан к истокам Сян.
Какая может быть любовь в пасти тигра?
Тщетна преданность красавицы.[290]
Пэн Сянь[291] давно утонул в пучине,
С кем же можно поговорить об этом?
753 г.
52
Ясная весна утекает пугающе быстро,
И красный свет[292] лета спешит умчаться.
Нестерпимо видеть, [как] осенние чертополохи
Уносятся ветром, к чему им прислониться?
Порывы осеннего ветра прижимают орхидею,
Холодные белые росы[293] орошают мальвы.[294]
Достойных мужей[295] вокруг меня нет,
Травы засохли, деревья опали.
728 г.
53
Как все спуталось в годы Воюющих царств![296]
Войска набегали, как беспорядочно плывущие тучи,
[Судьба] царства Чжао зависела от борьбы двух тигров,[297]
Царство Цзинь было поделено между шестью сановниками.[298]
Порочные вельможи жаждали захватить посты,
Привести своих, собственный клан.
Итог может быть таков: Тянь Чэнцзы[299]
Однажды утром убил циского государя.
753 г.
54
Опоясанный мечом,[300] поднимаюсь на высокую террасу,
Далеко‑далеко простирается весенний простор.
Темные заросли скрывают громоздящиеся холмы,
Драгоценные травы прячутся в глубоком ущелье.
Птица Феникс кричит в Западном море,[301]
Ищет гнездовье, да нет драгоценного древа.
А воронье[302] находит себе приют,
И много всякой мелкоты копошится в бурьяне.
[Если] нравы в Цзинь[303] давно клонятся к упадку
[И] путь исчерпан, остается скорбеть и плакать.
753 г.
55
На сэ [304] в Ци наигрывают восточные напевы,
На сянь в Цинь создают западные мелодии,
Волнуя красоток,
Побуждая их к блуду.
Обольстительны эти девы,
Прелестницы идут одна за другой.
За одну улыбку – пара белых яшм,
Еще одна песня – тысяча [ лянов ] золота.
Ценят лишь сладострастье, им не дорого Дао,
Где уж им пожалеть об улетающем времени?!
И откуда им знать про Гостя Пурпурной зари,[305]
Что в Яшмовом Чертоге[306] играет на заветной цинь?!
744 г.
* * *
Стихотворение датируется периодом, когда, уже став придворным поэтом и членом Академии Ханьлинь (некоторые комментаторы в упоминании «Яшмового Чертога» видят намек на эту Академию), Ли Бо ощутил отсутствие понимания его глубинных устремлений. В «прелестницах» комментаторы видят намек на всемогущих брата и сестру Ян (Ян Гочжуна и Ян Гуйфэй).
56
Гость из Юэ,[307] выловив сверкающую жемчужину,
Унес ее из южных далей.
Она сияла, как луна над морем,
Перед ее красотой и ценностью пала имперская столица.
Поднес государю, а государь схватился за меч,[308]
Такое сокровище,[309] а ничего не остается, как горестно вздыхать.
Вот потеха для «рыбьих глаз».[310]
В сердце [гостя] прибавилось досады и печали.
743 г.
57
Племени крылатых дано множество видов,
И большим, и малым – всем есть на что опереться.
А в чем же провинилась Чжоучжоу?[311]
Шесть крыльев,[312] но не взмахнуть ими.
Ей бы хотелось взять в клюв крылья других птиц в стае
И лететь с ними прямо к реке Хуанхэ.
Летящие игнорируют меня,
Остается вздыхать – как же вернуться к себе?
760 г.
58
Я плыву к отмели под Колдовской горой,[313]
В поисках прошлого поднимаюсь на Башню солнца.[314]
Радужное облачко истаяло в небе,
Издалека прилетел свежий ветерок.[315]
Давно удалилась фея,
А где же теперь князь Сян?[316]
Блуд канул в пучину лет,
Лишь дровосеки да пастухи поминают их печальными вздохами.
759 г.
* * *
Существует сделанный акад. В. М. Алексеевым комментированный перевод этого стихотворения (журн. «Восток», 1923, № 2).
59
[Один] скорбно лил слезы на перекрестке дорог,
[Другой] убивался, [глядя на] белый шелк.[317]
Дороги от перекрестка уходят на юг и на север,
Белый шелк можно сделать разным.
Если таково все в мире,
То и в жизни человека нет постоянства.
Тянь и Доу[318] соперничали друг с другом,
И у челяди от этого свой барыш или убыток
Тропы жизни так переплетены,
Что трудно не сойти с тропы дружбы.
Черпак вина[319] сильно сближает,
Но на душе все то же недоверие.
Чжан и Чэнь в конце концов погасили огонь дружбы,
Сяо и Чжу[320] тоже разлетелись, как звезды в небе.
Стаи птиц собираются на цветущих ветвях,
А жалкие рыбы дрожат над своим пересохшим прудом.[321]
Ах‑ах, пришелец[322] утратил благорасположение,
Но что другое ему надобно, позвольте спросить?
757 г.
Приложения
Хронологическая последовательность создания стихотворений цикла «Дух старины» [323]
725 г. (13‑й год Кайюань) – № 33
Впервые покинув родную область Шу в 724 г., весной 725 г. Ли Бо путешествует по Янцзы, посещает Ханчжоу, Юэчжоу (совр. Шаосин), знакомится с известным 80‑летним даосом Сыма Чэнчжэнем, после чего пишет знаменитую «Оду о птице Пэн»; осенью заезжает в Цзиньлин (совр. Нанкин).
728 г. (16‑й год Кайюань) – № 26, 27, 52
В предыдущем году Ли Бо знакомится с поэтом старшего поколения Мэн Хаожанем, а в начале 728 г., расставаясь с ним, пишет стихотворение «У башни Желтого журавля провожаю Мэн Хаожаня в Гуанлин»; женившись в 727 г. и заведя собственный дом у Скалы персиковых цветов близ г. Аньлу (совр. город с тем же названием в пров. Хубэй), живет там до 730 г.
730 г. (18‑й год Кайюань) – № 38
Весной Ли Бо едет в столицу Чанъань, живет на горе Чжуннань, где обитало много даосов, знакомится с принцессой Юйчжэнь, сестрой императора, с Чжан Цзи, его зятем, которые увлекались даосской мистикой; посещает Восточную столицу Лоян; осенью ненадолго покидает Чанъань.
731 г. (19‑й год Кайюань) – № 15, 24, 16
Возвращается в Чанъань, пытается приблизиться ко двору, но приходит в разочарование от неправедной жизни столичной верхушки; уверенность в себе, однако, не покидает поэта, и он пишет наполненное внутренней энергией стихотворение «Трудны пути идущего». Вновь, уже на более длительный срок, покидает столицу, едет в Кайфэн и Лоян, а зимой возвращается к себе в Аньлу.
741 г. (29‑й год Кайюань) – № 10, 11
Десятилетие прошло в переездах и переселениях, в 740 г. умирает его жена, и Ли Бо с двумя детьми перебирается в Восточное Лу (г. Жэньчэн, совр. г. Цзинин пров. Аньхуэй); на горе Цулай к югу от знаменитой горы Тайшань с пятью друзьями («шестеро отшельников из бамбуковой рощи у ручья») устраивает пирушки. 741 год в основном проводит дома, навещает отшельника Юань Даньцю в горах Сун.
742 г. (1‑й год Тяньбао) – № 7
В четвертую луну Ли Бо поднимается на гору Тайшань, несколько месяцев путешествует, а осенью получает «высочайшее повеление» прибыть к императору Сюаньцзуну и едет в Чанъань, где знакомится с наставником наследника Хэ Чжичжаном, с которым они стали друзьями, становится придворным поэтом, император издает указ о назначении Ли Бо членом Академии Ханьлин, а на десятую луну приглашает его с собой к теплым источникам.
743 г. (2‑й год Тяньбао) – № 21, 44, 47, 49, 50, 56, 12, 39
Весной и летом поэт постоянно бывает во дворце, пишет стихи для императора и его фаворитки Ян Гуйфэй («Чистые, ровные мелодии»), сопровождает императора в поездках по стране, а осенью начинает задумываться об уходе от чуждого ему двора и возвращении в родные горы.
744 г. (3‑й год Тяньбао) – № 42, 43, 55, 22, 5, 40, 20
В первый месяц лунного года Ли Бо провожает Хэ Чжичжана, покинувшего двор и возвращающегося в горы, а весной сам Ли Бо подает императору прошение об отставке и летом едет в Лоян, где знакомится с поэтом Ду Фу, зимой возвращается к себе домой в Восточное Лу. За эти два года было написано много стихотворений, включенных в цикл «Дух старины».
745 г. (4‑й год Тяньбао) – № 9, 23, 41
С весны до осени путешествует с Ду Фу, Гао Ши по Лу, едет в г. Цзинань, в монастыре Цзыцзигун проходит обряд «вхождения в Дао».
747 г. (6‑й год Тяньбао) – № 37, 3, 48, 17
Оправившись от тяжелой болезни, перенесенной в 746 г., Ли Бо расстается с Ду Фу, пишет ему вдогонку стихотворение «Из города Шацю посылаю Ду Фу», а весной 747 г. отправляется в Янчжоу, затем в Цзиньлин, летом совершает подъем на гору Тяньтай (совр. пров. Чжэцзян), посещает могилу Хэ Чжичжана у подножия горы Гуйцзи; заезжает в г. Данту, где живет его дядя Ли Янбин; путешествует по Осенним плесам (Цюпу).
749 г. (8‑й год Тяньбао) – № 6, 14
Ли Бо проводит год в г. Цзиньлине.
750 г. (9‑й год Тяньбао) – № 1, 35
На пятую луну едет из Цзиньлина в Лушань, к зиме возвращается к себе в Лу, проезжая через Бяньчжоу (совр. г. Кайфэн), останавливается в доме своего ученика и женится на его сестре.
751 г. (10‑й год Тяньбао) – № 34
Навещает своего друга – отшельника Юань Даньцю, осенью возвращается, в Кайфэн.
753 г. (12‑й год Тяньбао) – № 46, 8, 54, 51, 31, 36, 18, 25, 30, 29, 53, 2, 32, 28, 13
После поездки на север в 752 г., где Ли Бо посетил ставку Ань Лушаня в Ючжоу (район совр. Пекина), весной 753 г. он в третий раз приезжает в Чанъань для новой попытки осуществить свои планы государственного служения, но его вновь постигает неудача, и осенью он уезжает на юг в Сюаньчэн. В этом году он создал наибольшее количество стихотворений цикла «Дух старины» (как и в те два года предыдущего десятилетия, когда он жил в Чанъани).
754 г. (13‑й год Тяньбао) – № 4
Совершив поездку в Цзиньлин, Ли Бо заезжает в Сюаньчэн, живет у дяди в Данту. Стихотворение предположительно написано во время путешествия по Осенним плесам (Цюпу).
756 г. (1‑й год Чжидэ, начало правления Суцзуна) – № 19
В конце предыдущего года наместник Ань Лушань поднял мятеж и в начале 756 г. провозгласил себя новым императором, Сюаньцзун бежал в область Шу, передав трон сыну, провозгласившему себя императором Суцзуном. Ли Бо бросился спасать семью, перевез жену и детей в район горы Лушань (совр. пров. Цзянси), а осенью по зову принца Юн‑вана примкнул к его войскам.
757 г. (2‑й год Чжидэ) – № 59, 45
Ранней весной Ли Бо был облыжно обвинен в измене, арестован и заключен в тюрьму в уезде Сюньян (совр. пров. Цзянси), где ожидал казни, но по заступничеству влиятельных друзей наказание было смягчено – поэта отправили в ссылку в отдаленный город Елан (район совр. г. Гуйчжоу). Первое стихотворение было явно написано в начальный период тюремного заключения, второе – в тот краткий период, когда поэт уже был выпущен из тюрьмы, но император еще не подписал указ о замене казни ссылкой.
759 г. (2‑й год Ганьюань) – № 58
Поздней весной Ли Бо получает амнистию и с полпути начинает обратный путь по реке на восток; это стихотворение, предпоследнее в цикле, было написано ранней весной еще по дороге в ссылку.
760 г. (1‑й год Шанъюань) – № 57
Лишь к осени Ли Бо возвращается к семье в Лушань; в этом году он создает свое последнее стихотворение из включенных в цикл «Дух старины».
Юй Сяньхао
О поэтическом цикле Ли Бо «Дух старины» [324]
Поэтический цикл Ли Бо «Дух старины» («Гу фэн») изучался сравнительно мало, и лишь в последние годы в научных кругах наметился отрадный интерес к всестороннему анализу цикла, хотя многое в таких достойных внимания областях, как структура цикла, его содержательная классификация и др., еще заслуживает дальнейшего углубленного исследования.
1
Словосочетанием гу фэн изначально обозначались нравы и традиции (фэншан) древних времен, стиль жизни (фэнду) древних людей. К середине танской эпохи, однако, оно стало также термином поэтики – как синоним понятия «стихи древнего стиля» (гу ти ши). В таком значении употребил это словосочетание поэт позднего периода танской династии Яо Хэ. Именно в таком смысле использовал его и Ли Бо, но ведь это было намного раньше Яо Хэ. Так сам ли он дал такое название своему циклу или это сделали потомки? Давайте поразмышляем.
В 6‑м разделе сборника «Цайдяо цзи»[325] три стихотворения Ли Бо – «Горючей друга проводил слезой» (в современной структуре цикла «Дух старины» это средняя часть стихотворения № 20), «Осенней сединой нефрита росы» (стихотворение № 23), «Есть в Чжао‑Янь прелестница одна» (стихотворение № 27) – уже входят в категорию гу фэн, и последовательность их идентична сегодняшней структуре. Составитель сборника «Цайдяо цзи» Вэй Хуши, родом из той же, что Ли Бо, области Шу, писал, что этот поэтический цикл Ли Бо был составлен еще до Пяти династий.[326] Однако в составленном Инь Фанем сборнике «Хэюэ инлин цзи»[327] стихотворение «Приснился раз Чжуану мотылек» (в современной структуре цикла стоит под № 9) включено в категорию юн хуай (Стихи о заветном). Но в этом сборнике указано, что его составление «закончено в 30‑й год цикла»,[328] а это стихотворение Ли Бо написал в 12‑й год Тяньбао (753 г.),[329] т. е. еще до 30‑го года цикла, и в то время у самого Ли Бо еще не было такой рубрики «Гу фэн». Кроме того, два стихотворения – «Сянъян. Весны начальной яркий свет» (№ 8) и «Одухотворены мечи‑Драконы» (№ 16), входящие сегодня в цикл, в составленном в эпоху Сун сборнике произведений Ли Бо («Ли Тайбо вэнь цзи») поставлены в 22‑й раздел и стоят в категории гань юй (Думы о встречах). А стихотворение «Он был, как яшма чист… Но в Чу‑стране…» (№ 36) вошло в 24‑й раздел классификации – в категорию гань син (Вдохновение). Сравним поэтические циклы из 24‑го раздела – «Повторяя древнее. Два стихотворения», «Подражая древнему. Двенадцать стихотворений», «Вдохновение. Восемь стихотворений», «Сокрытые речи. Три стихотворения», «Думы о встречах. Четыре стихотворения»: они не только структурно, но и содержательно похожи на цикл «Дух старины». Отсюда можно сделать вывод, что первоначально произведения, вошедшие в цикл «Дух старины», Ли Бо относил к категориям типа «стихи о заветном», «думы о встречах», но, распространяясь среди читателей, стихотворения выпали из рубрик, и возможно, Ли Янбин,[330] составляя сборник, соединил все короткие пятисловные стихотворения древнего стиля, близкие по содержанию к категории «стихов о заветном», и обозначил их как «Гу фэн жогань шоу».[331]
Есть точка зрения, что 59 стихотворений собрал в цикл «Гу фэн» сам Ли Бо. Цяо Сянчжун полагает: «На закате жизни Ли Бо отобрал их и соединил в крупномасштабный цикл». Этому утверждению недостает аргументов. Ведь сам Ли Янбин в предисловии к сборнику «Цао тан цзи» подчеркнул, что «десять тысяч свитков рукописей не были приведены в порядок», т. е. сам Ли Бо не подвергал тексты никакому редактированию. И к тому же объединяет этот цикл вовсе не содержание включенных в него стихотворений и не хронологическая последовательность их создания. Вот взгляните: написанное во время мятежа Ань Лушаня[332] стихотворение «На западе есть Лотосовый пик» сейчас стоит под № 19, а стихотворение «С пером указ кометой прилетел» явно создано в период проводившихся Ян Гочжуном в 10‑й и 13‑й годы Тяньбао[333] походов против государства Южное Чжао, но стоит в цикле под № 34. Разве Ли Бо допустил бы такой беспорядок, если бы сам «отбирал» и «составлял» цикл? Потому‑то и следует заключить, что составлял цикл не сам Ли Бо.
