Самая запутанная история в мире?

Бывший управляющий Банка Англии Мервин Кинг, объясняя, как происходил мировой финансовый кризис 2008 г., озаглавил свой текст «История о кризисе»1.

«Следует начать, — пишет он, — с ключевого момента — падения Берлинской стены». Лорд Кинг описывает, как «закат социалистической модели плановой экономики» мотивировал Китай, Индию и другие страны вступить в международную торговую систему, отчего в ней втрое возросло число рабочих рук. Далее он объясняет, как это привело к формированию значительного активного сальдо торгового баланса в Азии, что в итоге обернулось глобальным переизбытком сбережений. Поскольку долгосрочные процентные ставки определяются мировым балансом между сбережениями и тратами, избыток сбережений вызвал сильное падение процентных ставок и рост котировок. Кредиты стали совсем дешевыми, что подтолкнуло предпринимателей вкладывать в более рискованные проекты. В то же время управляющие активами и банки отчаянно искали возможности для инвестиций, которые принесут бóльшую прибыль, чем облигации и займы под низкую процентную ставку.

Кинг напоминает, как в результате банковские балансы стремительно распухали от все более рискованных инвестиций, когда деньги зачастую вкладывались в недавно изобретенные финансовые инструменты, в которых разбирались лишь немногие. Вкупе с дисбалансом в мировой экономике это обернулось экономической пороховой бочкой, готовой рвануть от малейшей искры. Искра блеснула, когда банки из-за гигантских вложений в многочисленные рискованные и непрозрачные проекты перестали доверять способности друг друга гасить кредиты. Финансовые учреждения больше не могли полагаться на то, что их партнеры при необходимости найдут нужную сумму наличных, и поэтому перестали кредитовать друг друга, усугубив тем самым проблему ликвидности. Что за этим последовало — банкротство Lehman Brothers, рухнувшие рынки акций и многомиллиардные государственные дотации банкротам, — мы все слишком хорошо помним.

Три главных компонента истории

Почему Мервин Кинг назвал анализ столь серьезной и потрясшей мир цепи событий историей? Чтобы ответить, нужно понимать, что такое история. Услышав это слово, многие думают прежде всего о романах и волшебных сказках, о драконах, шпионах и любви. «Расскажи историю!» — просят перед сном дети. Истории — это развлечение, это для детей, для кино, для ухода от реальности, для журналистов в поисках сенсации. Многим из нас может показаться, что истории слабо связаны с правдой.

После 10 лет сочинения историй для частных компаний и правительственных организаций я предложил бы другое определение:

История — это связный и выборочный рассказ о процессе некоторых перемен, в котором подчеркиваются причинно-следственные связи между ситуациями и событиями.

Понимаю... выглядит так, будто я взял увлекательный предмет и умертвил скучными терминами. Но истории слишком важны в устройстве человеческой коммуникации, чтобы не попробовать понять, как они устроены. Вот обязательные компоненты любой истории:

Процесс перемен

Истории нет, если ничего не меняется. Если в конце ваш герой точно такой же, как и в начале, истории нет. Майкл Корлеоне из честного солдата превращается в самого безжалостного мафиозного дона. Дороти возвращается из страны Оз домой, но сама изменилась необратимо. Предыстория финансового кризиса 2008 г. ведет нас из дней глобального экономического равновесия и консервативных бухгалтерских балансов в банках к дням нарастающей диспропорции и раздутых рискованных балансов. И наоборот, в рассказе о том, как банки год за годом принимают вклады и выдают займы на одних и тех же условиях, никакой истории нет.

Причинно-следственные связи

Причина и следствие лежат в сердце любой истории. Тинтин отправляется в Карибское море за сокровищами, потому что находит спрятанный в модели корабля свиток пергамента. Из-за того, что троянцы решили втащить в город гигантского деревянного коня, греки смогли захватить Трою. Из-за того, что процентные ставки так низко упали, инвесторы в поисках прибылей пустились на риск. Вот что делает историю логичной и тем самым убедительной для слушателя: рассказчик объясняет, почему произошли те или иные события.

Триггер

Соедините вместе перемены и причинно-следственную связь и вы получите то, что сценаристы называют начальным происшествием, — причину, запускающую процесс перемен. Мервин Кинг в своей истории называет ее ключевым моментом — падение Берлинской стены. Любой истории нужен триггер, приводящий события в движение. Дракула подряжает юридическую контору проследить за приобретением имения в Англии. Друг мистера Дарси снимает большой дом рядом с Элизабет Беннет. Принцесса Лея находит чертежи «Звезды Смерти» и прячет их в дроиде R2-D2. Конечно, какие-то события произошли и до этого (как показывает недавний приквел «Звездных войн», повествующий о похищении тех чертежей), но этот момент знаменует начало истории. Триггер — это начальная причина цепочки многих причин и следствий.

Есть много других составляющих добротно сделанной истории: герой, злодей, наставник, трикстер, союзник, неудачи и препятствия, подмены и потрясающие открытия, — но эти три — определяющая основа, без которой истории не будет. Вот они в шекспировском «Гамлете»:

Триггер: появление призрака отца Гамлета, бывшего короля, который сообщает, что его убил дядя Гамлета, Клавдий, ныне обладающий и троном, и королевой.

Причинно-следственные связи: из-за того, что Гамлет сомневается в словах призрака, он придумывает, как проверить, виновен ли Клавдий; из-за того, что ее любимый убил ее отца, Офелия сходит с ума и топится; из-за того, что Клавдий боится Гамлета, он планирует его убийство; из-за того, что Офелия умерла, ее брат ищет мести.

Процесс перемен: Гамлет узнает правду о смерти отца; Офелия сходит с ума; большинство главных героев умирают насильственной смертью; датский престол переходит к норвежскому принцу.

Процесс перемен, причинно-следственные связи и триггер — у Мервина Кинга в описании финансового кризиса 2008 г. есть все три.

Осмысление мира

Но прежде всего, почему история? Что в этой древней как мир когнитивной структуре заставило бывшего управляющего Банка Англии выбрать эту форму для анализа столь сложного предмета?

Ответ спрятан именно в причинно-следственных связях. Человеческое сознание жаждет объяснения всему. Когда происходит что-то важное, мы хотим понять, почему так случилось. Поскольку истории, похоже, показывают, как одно событие влечет за собой другое, они помогают нам разглядеть смысл в хаотичности мира. Во время финансового кризиса произошло немыслимое число разных событий, по большей части пугающих, разрушительных и загадочных. История Кинга протягивает связную и понятную логическую нить сквозь трясину этих событий.

В самых простых историях у каждого следствия бывает только одна причина и каждое следствие становится причиной нового следствия. У Кинга история не столь проста. Он описывает множественные причины для множественных следствий, его история сложных экономических и финансовых взаимосвязей занимает несколько страниц. Тем не менее внимательный читатель, ознакомившись с ней, почувствует, что понял, почему случился кризис. В этом истинная ценность историй как средства коммуникации: они превращают сложные сущности в ясные и связные.

Но за эту ясность и связность мы платим. Беда историй в том, что они описывают слишком выборочно. Проще говоря, не дают полной картины. Истории — это частичные правды. В фильмах мы это видим наглядно, когда между последовательно идущими сценами пропущены большие отрезки времени, а ракурсы камеры оставляют вне кадра бóльшую часть происходящего. Сценаристы, режиссеры, монтажеры выбирают, что показать, из множества вариантов. Чарльз Диккенс, описывая жизнь Дэвида Копперфилда, берет лишь несколько ее эпизодов. Дэвид Николс в романе «Один день» дает более чем двадцатилетнюю хронику двух жизней, описывая события одного дня из каждого года.

Так же обстоит дело и с невымышленными историями. Описывая последовательность событий, мы выбираем, с чего начать, какие эпизоды отразить, как показать участников. А главное, мы упрощаем причинно-следственные связи. Истории в этом смысле весьма экономны: из-за того, что Парис похитил Елену у Менелая, греки объявили войну Трое; Хитклиф подслушивает слова Кэти о том, что выйти замуж за него было бы для нее унижением, и, покинув дом, сколачивает состояние, с которым становится хозяином Грозового перевала. Реальная жизнь редко бывает такой черно-белой. У события обычно несколько причин. Часто дело обстоит так, что X — одна из причин Y, но U, V и W — также его причины. Политики привычно объясняют кризис государственного долга или возникновение ИГ[14] простыми историями, которые отвечают целям этих политиков. Их соперники рассказывают другие истории с другими причинно-следственными связями, которые точно так же могут быть правдивы. Ученые типа Нассима Талеба даже говорят о «ловушке рассказчика» — нашей «ограниченной способности наблюдать последовательность фактов, не вплетая в них объяснения, то есть не устанавливая между ними произвольной логической связи»2.

История «Катрины»

Наоми Кляйн в полемической книге «Доктрина шока»[15] рассказывает, как Америка реагировала на ураган «Катрина»3. Она пишет, что администрация президента Джорджа Буша увидела в «Катрине» возможность применить к обветшавшей социальной инфраструктуре Нового Орлеана «неолиберальные подходы», такие как приватизация, ослабление государственного регулирования, сокращение управленческого аппарата и свободная торговля. Опустошительный ураган (триггер в истории Кляйн) так все перемешал в демографии и городском управлении Нового Орлеана, что кто-то увидел там чистую доску для обкатки своих рыночных идей. «За какие-то недели побережье залива стало домашней лабораторией» для «правительственных подрядчиков».

Вдохновившись работами нобелевского лауреата по экономике Милтона Фридмана, администрация Буша не стала выделять экстренные фонды государственным организациям, а направила $3,4 млрд частным подрядчикам из сферы «капитализма катастроф», таким как Halliburton, Bechtel и Blackwater. Городу, лишившемуся по воле стихии налоговой базы, пришлось уволить 3000 людей, а вместо них федеральное правительство наняло для реконструкции частных консультантов, поставив выгоду застройщиков выше благополучия горожан. Кварталы государственного жилья, расположенные на выгодных земельных участках, которые давно вызывали зависть частных застройщиков, назначили под снос, едва лишь эвакуировали их обитателей. Государственные школы превратили в коммерческие. Президент Буш учредил новые налоговые послабления для местных крупных компаний и отменил регламенты, защищавшие наемных работников и их доходы.

Новоорлеанских бедняков (почти поголовно чернокожих) слишком потрепало и измотало бедствие, чтобы они могли как-то воспротивиться этим бесцеремонно-«неолиберальным» порядкам. Подчинение путем «встряски». Таким образом «люди, не верящие в государственное управление», как называет Кляйн поборников свободного рынка, использовали природный катаклизм, чтобы построить «теневое частное государство», финансируемое «почти целиком из общественных ресурсов». Богатые и средний класс, рассуждает Кляйн, будут жить безбедно в огороженных поселках с частными охранными фирмами, частными школами и частными больницами, а бедных изгоняют или оставляют влачить жалкое существование на эфемерном попечении все более усыхающих государственных учреждений.

Книга Кляйн — основательная и глубокая работа, и я сейчас не намерен обсуждать судьбу Нового Орлеана. Факты, которые она приводит, насколько я знаю, верны. Но другие факты о «Катрине» могут рассказать совершенно иную историю:

Реакция государственных органов на ураган «Катрина» была совершенно неадекватной. FEMA (Федеральное агентство по чрезвычайным ситуациям) действовало нескоординированно и медленно. Сотни спасателей-добровольцев из разных городов сидели без дела в Атланте. Мэр Нового Орлеана Рэй Нагин начал эвакуацию населения меньше чем за 24 часа до удара урагана, а затем не разрешил использовать парк школьных автобусов для вывоза из города престарелых и немощных горожан. Полиция не смогла противостоять повсеместному мародерству. В частях Национальной гвардии в Луизиане не хватало людей, и они были заняты защитой от наводнения собственных баз и спасением солдат, не умеющих плавать. В общем, согласно отчету конгресса 2006 г., поведение властей характеризовалось «халатностью, беспорядочностью и организационным параличом».

К счастью, частные компании обладали нужными ресурсами и оказались готовы прийти на помощь и выполнить ту работу, с которой не справилось государство. У компаний Halliburton, Bechtel, Blackwater и других нашлись люди, необходимый опыт и инициатива, чтобы быстро и успешно действовать в крайне сложных обстоятельствах. Частный бизнес сумел наладить поставки продовольствия и питьевой воды, организовать медицинскую помощь, временные жилища и расчистку города значительно быстрее, чем парализованная городская власть и FEMA. Голландская компания De Boer взялась развернуть колоссальный временный морг, поскольку городских возможностей не хватило бы на прогнозируемое число жертв. Командование инженерных войск США заключило с четырьмя компаниями сделки на расчистку завалов на общую сумму $2 млрд, потому что сами военные не располагали нужными мощностями. Стоит поставить в заслугу администрации Буша, что у нее нашлась воля привлечь частные компании для удовлетворения экстренных потребностей общества. Более того, администрация приняла надлежащие меры, чтобы гарантировать разумную трату федеральных фондов: направила 30 аудиторов и контролеров из министерства внутренней безопасности следить за работой частных подрядчиков в зоне бедствия. Привлекая все доступные ресурсы, администрация Буша показала гибкость и прагматизм, столь отчаянно необходимые после удручающей первой реакции властей на катастрофу.

В основе обеих историй — более-менее точные факты, но тон повествования и выводы совершенно различны. Заговор неолибералов или благонамеренный прагматизм? Трудно сказать с уверенностью, если только не заглянешь в головы Джорджу Бушу и его советникам. Так что в отсутствие определенности мы вынуждены довольствоваться неполными правдами, которые рисуют две эти истории.

Вы будете склонны предпочесть одну из двух историй в зависимости от вашего отношения к администрации Буша, приватизации или теориям заговора. Ваши взгляды или мировоззрение могут предрасполагать вас к принятию той или иной версии событий. Тем не менее обе истории правдивы, поскольку правдивы изложенные в них факты. Каким образом эти факты соединены в последовательность причин и следствий, которая как целое и несет готовое послание... ну, это и есть искусство рассказчика.

Хотя рассказанная Мервином Кингом история о глобальном кризисе выглядит убедительной и правдоподобной, другие комментаторы предлагали свои версии. Кинг начинает с падения Берлинской стены, другие назначают триггером разрегулированность индустрии финансовых услуг, появление обеспеченных долговых обязательств или американский ипотечный пузырь. Кто-то делает акцент на алчности банкиров, кто-то — на безответственности их клиентов, кто-то — на некомпетентности политиков или коррумпированности рейтинговых агентств. Эти рассказчики выбирают триггеры и выстраивают причинно-следственные связи согласно своим целям и задачам. Кто-то обвиняет людей на высоких постах вроде Кинга, и в их историях описываются катастрофические последствия, к которым привела разрегулированность финансовой системы, возникшая по недосмотру Кинга и других крупных банкиров. Кинг, напротив, ведет речь о непреодолимых макроэкономических тенденциях, утешительно давая понять, что центральные банки и регулирующие госорганы не имели силы предотвратить надвигающееся бедствие. Бесконечная сложность такого явления, как финансовый кризис, позволяет рассказать о нем любое число историй, поддерживающих какие угодно идеи.

Я не пытаюсь сказать, что истории обязательно искажают правду или что они неизбежно вводят в заблуждение. Большинство из нас объясняет вещи именно через истории, осознанно или нет; наше изложение событий часто принимает форму истории — с триггером, причинно-следственными цепочками и процессом перемен. Так уж устроено наше сознание — после тысячелетий рассказывания друг другу историй о богах, чудовищах, врагах и отношениях.

Но если мы хотим рассказать историю, это должна быть подходящая история. Надо понимать, что из доступного набора фактов можно создать разные истории, наталкивающие слушателей на разные выводы.

Назначение сада

Королевские ботанические сады Кью — это британская организация, занимающаяся изучением и сохранением биоразнообразия растений и грибов. Может быть, вы слышали об этих садах, может быть, даже бывали там. Если так, мое первое предложение могло вас удивить. Разве Кью — не просто красивый исторический парк на юго-западе Лондона?

Многие так и думают. А важнее, что так считают многие британские политики. Важно это потому, что Кью частично зависит от государственного финансирования: ежегодно Королевские сады получают от правительства Британии около £20 млн ($26 млн). Кажется, довольно много для сада — особенно такого, куда толпами идут посетители и платят за вход. С другой стороны, если Королевские ботанические сады помогают сохранять многообразие видов, смягчать последствия климатических изменений, обеспечивать мировую продовольственную базу и снижать риск пандемий, тогда £20 млн в год — до смешного невеликая цена.

В 2015 г. правительство решило урезать годовое финансирование Кью более чем на £5 млн. Рецессия и сокращение бюджетов позволяли предполагать, что правительство будет и дальше снижать финансирование садов. В Кью начались увольнения, заморозили важные инфраструктурные проекты. Директор садов Ричард Деверелл понял, что необходимо прояснить важнейшую мировую роль его организации и доказать необходимость дальнейшего финансирования.

Как бывший программный директор BBC Деверелл понимал силу сторителлинга. Он пригласил меня помочь создать для садов Кью новую легенду. Мы сели поговорить о садах, и Деверелл начал с рассказа об их появлении. Историк-любитель, он вдохновенно рассказывал о принцессе Августе, матери Георга III, которая и разбила вокруг дворца в Кью королевские сады. Монаршие имения Ричмонд-Гарденз и Кью-Гарденз соединил в одно целое Георг III, а в 1841 г. сады передали государству. С Девереллом мы проговорили час, и первые 15 минут у него занял этот исторический экскурс. Это меня не удивило. Сотрудники Кью уже снабдили меня распечаткой пары последних выступлений Деверелла перед важными инвесторами: обе начинались с истории появления садов.

Самое важное, что я сделал для Кью в 2015 г., — я сказал, что организация, которая стремится показать себя ультрасовременной научно-исследовательской лабораторией XXI в., не должна превращать рассказ о себе в набор старинных гравюр. Все, что Деверелл говорил о принцессе Августе и Георге III, было правдой, но это была неподходящая история. Ностальгические рассуждения о королевских поместьях и щедрых дарениях только укрепляли образ памятника старины, от которого Кью и нужно было отделаться. Разумеется, в своих выступлениях Деверелл упоминал и сохранение видов, и уникальные коллекции растений, и научное партнерство с ведущими институтами, но к этому моменту выступления слушатели мысленно уже помещали Кью в ящик с надписью «блеск минувшего».

Наш новый рассказ о Кью начинался далеко от садов юго-западного Лондона.

В первой части Кью не упоминался вообще. Там шла речь о ключевой роли растений во многих острых проблемах современного мира, таких как глобальное изменение климата, возобновляемые источники энергии и продовольственная безопасность, и о суровой реальности, когда многие виды растений, которые могли бы стать источником новых видов продовольствия и топлива, материалов и лекарств, исчезают с лица Земли прежде, чем мы о них узнаем. Иными словами, растения играют важнейшую роль, и ради собственного выживания нам нужно как можно лучше их изучить, пока они еще не исчезли.

И лишь в этот момент в рассказе возникали Королевские ботанические сады. И сады, которые мы описывали, не были пыльным экспонатом исторического музея. Они были всемирным научным центром необыкновенной важности, с крупнейшим в мире банком данных по ботанике: живая коллекция в садах, засушенные образцы, собрание образцов ДНК и семян в знаменитом Семенном банке тысячелетия. В мире, который привык молиться на «большие данные», эти ресурсы — ценнейшее достояние Британии и всей мировой науки. Наряду с банком информации Кью располагает одним из лучших в мире набором ботанических знаний: здесь работают мировые светила в области классификации и культивации растений. Наконец, выстроенная Кью система связей с научными центрами по всему миру не уступает сети дипломатических связей, которой когда-либо могло похвастать британское правительство.

Иначе говоря, Королевские ботанические сады Кью идеально подготовлены к задаче изучения и сохранения растений, которые помогут выживанию нашего вида.

Оставшаяся часть истории объясняла, каким образом Кью намерен решить эту задачу: оцифровать коллекцию, чтобы данными Королевских ботанических садов могли пользоваться ученые всего мира, и координировать международные инициативы по сохранению природного разнообразия с учетом благополучия и развития человечества. Все это позволит лучше понять и надежнее сохранить генетическое разнообразие, вследствие чего будут созданы новые материалы, лекарства, виды топлива и продовольствия.

Триггером, запустившим историю, было исчезновение биологических видов. Далее описывался процесс перемен — как для Кью, так и для глобального биоразнообразия. Демонстрировались причинно-следственные связи между деятельностью Королевских ботанических садов и лучшими перспективами для человечества. Рассказ был связным, а самое главное, он был выборочным — отражал только те стороны Кью, которые показывают эту организацию мощным современным научным центром.

В этой истории нужно отметить несколько моментов.

Она представляет только одно ви́дение Кью. Садовники, работающие в Кью, — одни из лучших в мире. Выслушав мою историю, они могли бы справедливо возмутиться ее наукоцентричностью, ведь Кью — все же необыкновенно изящный и прекрасный парк, и это благодаря их высокому мастерству и увлеченности. Кроме того, в Королевских садах есть замечательные исторические здания, в том числе викторианская Пальмовая оранжерея, георгианская Пагода и Дворец Кью. Для садовников или историков, наверное, подошла бы другая история, например начинающаяся с принцессы Августы и ее знаменитого садовника Уильяма Эйтона. Можно было рассказать и о том удовольствии и знаниях, которые сады Кью дарят миллиону с лишним посетителей ежегодно. Каждая из этих возможных историй — конкурентная правда о Королевских ботанических садах.

Она выстраивает причинные связи, которые делают менее важными другие возможные логики событий. Суть этой истории — связь между изучением флоры, насущно необходимым для решения проблем человечества, и информационными ресурсами Кью, а также его возможностями в области исследований и классификации. Подразумевается, что есть некоторый глобальный запрос, который Кью лучше всех способен удовлетворить. Однако вы можете написать такую же историю, сделав ее героем другое научное учреждение, специализирующееся на ботанике. Или утверждать, что этот запрос пока не смог удовлетворить ни один из существующих институтов, и, значит, правительства разных стран должны собраться и учредить новую организацию по изучению растений. Другие истории с другими причинно-следственными цепочками порождают конкурентные правды.

Она смотрит в будущее. История начинается в настоящем, с насущных проблем вроде климатических изменений и продовольственной безопасности, и движется в будущее, намечая действия, которыми Кью поможет человечеству в решении каких-то из этих проблем. Люди думают, что истории — это нечто происходившее в прошлом, но в большинстве корпоративных историй, которые мне приходилось писать, намечают траекторию будущего развития бизнеса. Это мощный способ передать сотрудникам и руководству понимание того, куда движется компания и как ей прийти к намеченной цели. Но это также открывает возможность для появления конкурентных правд. Вглядываясь в будущее, мы можем рассказать немало разных, но равно убедительных историй о том, куда нужно идти.

Много можно сказать о садах Кью. Вопрос в том, что нужно сказать. Парламентариям и чиновникам, заранее готовым рассматривать Королевские ботанические сады сквозь призму исторического наследия, определенно не нужно предлагать очередной экскурс в прошлое. Нет, нужен был рассказ, где в центр внимания попадают наука и информация, — рассказ, обращенный не в прошлое, а в будущее. Сами сады не играли важной роли в моей истории, изображавшей Кью скорее естественно-научным факультетом крупного университета, чем ансамблем аллей, изящных зданий и вековых деревьев. На следующий год садам Кью одобрили новую программу финансирования: на ближайшие четыре года правительство гарантировало 20-миллионный грант каждый год, даже в условиях политики повсеместной жесткой экономии, плюс изыскало еще £50 млн на капитальные проекты.