Капитан третьего ранга Базарнов

Если я раньше сомневался идти мне в отпуск или не идти, то теперь я твёрдо уверен, что идти в отпуск просто необходимо. Я не хочу за эти два года забывать кто такие мама, сестра и друзья, что такое нормальные человеческие взаимоотношения, кто такие девушки, какие они на ощупь, что такое нормальная еда, что такое тёплое Солнце, которое не только светит, но и греет, что такое Prodigy, Nirvana, Rammstein, Дельфин, что такое ванная и что такое быть нормальным человеком.

В последнее время я немного почувствовал себя человеком. Связанно это с тем, что на меня обратили внимание некоторые офицеры. Они выделили меня из той серой массы, которая в основном представлена на корабле. Офицеры увидели во мне интеллект, тягу познания, интерес к жизни и даже к службе. Но только один из офицеров понял, что я гнию в отделении мотористов, куда меня засунули только из-за того, что у меня техническое образование. Они же не знали, что я учился на механика не потому, что люблю механизмы, а потому, что в городе Бальцер больше учиться было негде. Тот человек, который это понял – заместитель командира БЧ-5 по воспитательной работе капитан третьего ранга Базарнов. Неординарный человек с хитрым, но умным лицом, начитанный, заставляющий уважать себя не силой, а умом.

Именно он проявил заботу обо мне, когда она мне так была необходима. Спасибо ему за это! Его забота была не на словах, а на деле, и вот на каком. Он узнал, что я очень хорошо черчу различные схемы. В колледже у меня всегда были сплошные пятёрки по черчению. Базарнов воспользовался моментом и на время забрал меня из моего отделения, расположил в своей каюте, дал мне огромный ватман, карандаши, топливную схему корабля и попросил перенести эту схему из журнала на ватман, причём сделать её цветной. Вот я уже в течение двух-трёх недель черчу эту схему и не тороплюсь, т.к. боюсь, что как только я дочерчу схему, мне опять будет заказан вход в каюту зама. А так у меня есть собственный ключ от неё, я могу там спокойно отдыхать от своих любимых сослуживцев, прилечь на полчасика, читать, ну и чертить схему, конечно же, тоже не забываю.

 

Мая, воскресенье, 20:35, Североморск.

Прокачки.

Сейчас меня уже не так сильно донимают мои годки и гражданские. (Или же я просто привык?) Видимо они смирились с моей непокорностью. Хотя до сих пор меня прокачивают и бьют больше всего из моего призыва. Связанно это, скорее всего, с тем, что я самый старший из них и самый непокорный. Все остальные стирают бельё годков, таскают им баклан, драят гальюн, а я от всего этого отказываюсь. Лучше уж пизды буду получать, чем всё это делать. Но эти мрази пошли другим путём. Они стали давить на меня тем, что не дают спать по ночам. В кубрике у нас есть один контрактник, так я ему больше всего сдался. Видите ли, ему не нравится, что я не делаю то, что они все в своё время делали. Они все были главными чмошниками корабля, и чем больше им доставалось от своих годков, тем больше они сейчас отыгрываются на нас. Так вот этот контрактник стал самым главным массовиком затейником по-моему прокачиванию. Придет, бывало, ночью пьяный с гулянок и сразу к моей шконке. Видит, что я сплю, он мне ногой в бок, - мол, вставай, паскуда. Встаю, получаю огнетушитель в руки и айда пошёл приседать пока ноги не подкосятся. Но и на этом дело не заканчивается. Дальше пытается меня вразумить. Бить уже не бьёт, бесполезно, да и боится, собака, что Базарнов увидит синяки. И так целые ночи напролёт. С такими прокачками, я скоро стану сильнее и сам буду гонять этих уродов по всему кораблю. Будут шкериться от меня в коффердаме.

 

Мая, понедельник, 17:30, Североморск.

Посылка. Воровство.

Только начал писать, отвлёкся, отошёл на минуту, а ручки уже нет. Хорошо хоть дневник взял с собой. Вообще, тут на корабле ничего нельзя без присмотра оставить, крадут всё! Ручки, тапочки, конверты, тетради, перчатки, кокарду, карандаши, мыльницу, полотенце, деньги, даже пуговицы на парадной фланке и-то обрезали!

 

Мая, вторник, вечер. Североморск.

Посылка.

Посылка из дома – это счастье. Я был очень рад, когда получал посылку в учебке, но когда получаешь её на корабле, особенно в таком состоянии, в котором я сейчас, это великое счастье. Такую эйфорию даже не передать словами, её можно лишь сравнить с чем-то гражданским. Такое чувство на гражданке можно испытать наверное при поступлении во ВГИК или если в город Бальцер приедет выступать группа Раммштайн.

Это всего лишь рыльно-мыльные принадлежности, немного дешевых конфет, письмо от мамы, а столько эмоций. Причём конфеты я снова раздал, сам съел совсем чуть-чуть.

К тому же, посылка – это повод сойти с корабля и побыть хотя бы пару часиков вне этих железных стен. Были бы ещё деньги, чтобы не просто так проходить мимо витрин, облизываясь на пирожное.

 

Мая, среда, вечер. Североморск.

Баклан.

На корабле есть такое понятие, как баклан. Это не оскорбление и даже не птица. Так на корабле называют еду, которую едят не в столовой, а в неуставных для этого местах, например, в кубрике или в машинном отделении. Этим в основном занимаются годки. По каким-то непонятным мне причинам, им в лом идти в столовую или они туда ходят, но когда хочется поесть ещё, то засылают своих карасей на камбуз, чтобы взять от туда дополнительной еды. Почти у всех «авторитетных» годков есть связи с коками на камбузе, и достаточно прийти туда, сказать имя годка, тебе дают то, что он любит, и ты должен принести это в кубрик или ещё куда-нибудь. Карась обязан принести всё в целости и сохранности, но никто не может проконтролировать, что может сделаться с этим бакланом по пути, ведь караси ненавидят своих годков и могут плюнуть в еду или ещё что-нибудь сделать, да хоть член туда макнуть и ничего ему за это не будет.

Основная опасность в баклане - если ты с ним попадёшься офицерам, то можно сурово быть наказанным.

 

Мая, четверг, 7:05. Североморск.

Не успею я проснуться, как уже мечтаю об отбое.

 

Мая, пятница, 17:10, Североморск.

Фоня.

Только стоит мне привязаться к какому-нибудь человеку, как сразу судьба разделяет нас с ним. Так было с Лексом, так сейчас произошло и с Денисом Фониным. Его сегодня перевели на большой противолодочный корабль «Адмирал Левченко», который через несколько дней уходит в дальний боевой поход. Как же я ему завидую…

Денис Фонин или, как его тут все называют, Фоня – был один из немногих матросов на корабле, с которым я смог найти общий язык. Он стал для меня проводником в мир корабельных трудностей и невзгод. Фоня обучал меня всему тому, чему его заставило научиться то нелёгкое время проведённое им на корабле. Мы служили с ним в одном отделении, но он был призывом на полгода старше меня, т.е. «борзым». Несмотря на это, он обращался со мной, как с человеком и я знаю даже почему. Фоня - человек очень мягкого характера: простой, добрый, спокойный и немного глуповатый – таким на корабле приходится особенно туго. Так оно и было на самом деле. Он мне однажды сказал, что наша бойцовка - сказка по сравнению с той, которую пришлось пережить его призыву в БЧ-5. Если честно, то я так и думал, т.к. мне непосчастливилось встретиться с его годками, которые мне приходятся уже гражданскими.

(Объясняю. На флоте тоже есть своя иерархия. Если на сухопутке это дух, слон, дед и дембель, то на флоте это карась, борзый карась, годок и гражданский).

Годки Фони были просто нелюди и бандиты! Как таких вообще на корабле держали? А один у них вообще таким зверем был – собакой недорезанной. Благо он уже сошёл с корабля, но я успел с ним послужить несколько недель. Кличка у него Чапа, но был он далеко не простой дворняжкой, а с зубами, и клыками, и куриными мозгами. Когда он просыпался, обязательно около него должен был быть уже карась, который подаст ему тапочки, поможет ему одеться, и заправит за него койку. Куда бы он не отправлялся, везде у него должно быть сопровождение из карасей, которые делали всю работу за него. Приехала эта псина из какой-то богом забытой деревни, где, наверное, школа была в соседнем селе, и захотелось ей почувствовать себя аристократкой. Только вот сопровождалось это далеко не аристократическими манерами, а постоянным матом, рукоприкладством, психологическим подавлением и издевательствами. Всё это и многое другое пришлось пережить Фоне. Уж не знаю, приходили ли ему и другим ребятам его призыва мысли о самоубийстве или нет, но день схода этих недоносков с корабля был для них вторым днём рождения.

Вспоминаю свои «золотые три дня». Так называются первые три дня карася проведённые на корабле. В эти дни по негласному закону службы нельзя сокрушать на карасей всю мощь дедовщины: карасей нельзя бить, прокачивать, заставлять делать чёрную работу и прочее. Но как тогда гражданские издевались над своими карасями, просто жуть. Они специально на наших глазах их строили, били, прокачивали, заставляли петь песни и читать стихи, проводили показательные работы по тасканию баклана, чистки гальюна, стиранию белья. Они специально действовали на нашу психику, мол, вот сейчас пройдут эти три золотых дня и вас ожидает тоже самое. По истечению трёх жутких дней ты превращается в такое психологически подавленное тесто, из которого можно лепить всё что угодно.

Отмучился Фоня, - дождался, когда его изверги сойдут, и он вздохнёт полной грудью на корабле, где служит уже почти полгода, и на котором уже успел освоиться. Но командование распорядилось по-другому. БПК «Адмирал Левченко» уходит на боевую службы и на нём должен быть укомплектован полный штат военнослужащих. Вот поэтому и собирают людей со всех кораблей, чтобы заткнуть ими все вакансии.

Бедный Фоня, уж на сколько у меня не подходящий характер для службы, но с его характером вообще служба должна быть противопоказана.