Тридцать лет назад. Планета смордов. Крепость Дарейдаса

Сотни рабов, таскающих тяжеленные грузы; гротескные камнекожие монстры; из жерла Мангалла вяло выплескивается булькающая лава, омывая бережка ярко-оранжевыми полосками - такую картину можно было узреть в царстве тирании, в мире смордов. Поработители жизни, опасные преступники, террористы - любое из подобных определений, как нельзя кстати, подходило к их расе.

- Мои внебрачные сыновья, Некромант и Бэйлок, только что уничтожили несколько настырных пешек Хампа. Скоро моя месть осуществится. Я уничтожу Стражей, затем заставлю генерала ощутить сжигающий надежды огонь.

  

- Хамп обманщик и вор! Он украл достоинство смордов! Отнял честь раскаленного народа, и потому человечество заслуживает самого страшного наказания!

Орава обозленных великанов, давно утративших разум, окружила властителя со всех сторон. И так происходило каждый день... в смордовском аду!

- Давайте же, давайте восстанем против лжесправедливости Стражей! 

  

  

После двух веков реабилитации, переформирования командования, руководствовавшиеся алчными и низменными инстинктами, без прямого согласия Совета Стражи Порядка бросили вызов расе смордов. Так зародилась борьба человека и камня.

Предстоящая война сулила колоссальный стратегический надрыв и неисчислимые утраты. Как и ожидалось, не обошлось без потерь с обеих сторон. Но в итоге, вопреки прогнозам фатумов, победили люди.

Генерал Хамп, руководивший основным подразделением космо-спецназа, наткнулся на вожака противнической армии - Себастьяна Дарейдаса, высадив корабли рядом с крепостью.

Поначалу камни лидировали: в прах разбивали людей. Те падали в ущелье, тонули в горячей магме; подбирали оторванные конечности; получали несовместимые с жизнью ожоги и в панике отступали к звездолетам.

Но, увы, значительный перевес сил, возникший вследствие очевидного превосходства дьявольской фракции, изменился. Звезды снизошли к людям. Чтобы выжить, будущему властителю пришлось смириться с поражением.

Бой человека и сморда состоялся в одной из башен.

Дарейдаса ожидал позор, возможно, изгнание... Он ощутил треск собственных костей после неудачного падения с башни на твёрдую каменистую поверхность.

Пока два лидера хлестались в поединке, внизу проходила эпическая битва двух рас.

  

   - И как поступил Страж с Дарейдасом?

- Оставил в живых – на лице колдуньи чуть не появились слезы. Однако, сильная, прошедшая через истинный ад, она сдержалась, - И это было самой ужасной ошибкой, которую когда-либо допускал человек - Хэлла сопереживала Хампу, возможно, сильнее, чем Хамп, будучи ответственным за хаос, корил себя, - Да и не просто оставил жить. Он поступил подло, не по-людски.

- И как же?

- Обокрал народ Себастьяна, забрав ценные реликвии, без которых история смордов не стоила и четверти казны – и всё же на её лице выступили слезы. Сопротивляться выступающему наружу добродетелю было непомерно тяжело, - Если бы не тот мальчишеский поступок Стражей, то моя планета, мой дом, мои родители… - одна из капель, скатившись по грубой коже суур, дойдя до шершавого подбородка, упала, - Всё это продолжало бы жить и процветать!

 

Героймен втайне подслушал тет-а-тет водяного и суур. Прежде он не встречал более ясных, очищенных от всякой корысти, от пробивающихся пороков, от самооправдания путем помышлений. Подслушав, Бэннери представил, что от человека целиком зависит, какое будущее увидит Земля: овеваемый приятной прохладой, полуденный мир, охраняемый единственной звездой Солнечной галактики, светло золотистой, или малолюдный, хмурый, чужой апокалипсис. Представил это и поверил, что человек может всё изменить.

Залечить раны означало “замазать” ошибки.

 

Колыхаясь, правда заняло своё место. Раньше она лежала

где-то неподвижно…

 

- Не было суда? Никакого заседания? Хампа не арестовали, да? – Ватермен увидел в очах синекожей нежелание вести разговор и отражение собственного страха, но, положив свою ладонь поверх ее, попросил, - Ну, же, девочка. Нам всем нужно знать правду. Нужно знать мотивы противника, так мы будем видеть его слабые места.

 

Суур продолжила.

- Суда не было, потому что для обокравшего смордов самое страшное наказание это совесть. Чиновники извинили Хампу самоволие и приказали сохранить реликвии.

   - Для чего?

- В этом заключалось наказание. Оно носило психологический характер.

- Не понял…

- Чтобы они мучили его, каждый раз напоминали о том дне, когда он, Страж, поддавшись алчности, исказил идеи, просуществовавшие тысячелетия до его рождения.

- Алчность – главный враг, как говорится в пятом

Космо-папирусе.

- Заплатив одиночеством, годами исправительной службы, Хамп восстановил имя и вырос в глазах Совета ближе к старости. Но рана, нанесенная совестью, обернулась шрамом и не зажила.

   - И это отличает людей от смордов, да? – попытался угадать пытливо вникающий в тему конфликта Ватермен, - Совесть…

Визари ответила:

- Да.

 

Правда в том, что из-за заложенной неоднозначности, из-за нелинейности и непредугадаемости поступков, люди сами становятся себе злейшими врагами, порождая демонов вроде Дарейдаса.

 

Кэйл представлял себе, что бы сказал ему отец, будь сейчас рядом с ним, что бы мудрого выкинул Айдок Бэннери, посмотрев на супергероев.

“Живой перекрёсток двух миров, Зеддера и Земли, ты можешь сплотить их, вдохновить” – сказал бы он.

“Ты можешь повести их за собой”

“Они согласятся пойти за тобой и станут сражаться за идею, которой уже много тысяч лет”

 

Героймен понял одну истину за время, которое провёл на Земле – чтобы быть супергероем, ему нужно узнать, что такое быть человеком. Все его земные разговоры, взаимодействия с землянами – уроки, он учится с помощью каждого, кого только видит, становится тем, кем предначертано быть.

 

 

А тем временем.

Ханк лежал в номере, пытался заснуть. С закрытыми глазами представлял себе, что разговаривает с Эллен. Её нежный взгляд, воображаемый, не настоящий, закованные отныне в формат грёз, выискивал затемнённые положительные стороны мутанта.

Убийца любимой девушки искал упорно оправдания своему чудовищному поступку, и не находил. А когда уснул, то увидел ту, о которой думал весь день.

 

Неестественно белая кожа Эллен, кожа мёртвой, блистала не слабее лучей солнца. Вместо того чтобы злиться, дуться за свою кончину, она спросила Ханка:

- Кто тебе дороже, герои, с которыми ты бок о бок рыцарствовал несколько лет подряд, ставшие тебе настоящими друзьями, принявшие тебя, или человек, которому ты нужен вряд ли больше, чем был мне, человек, которому, по большому счёту, все равно на тебя?

В номере появился Гранд с тремя соратниками в галстуках, бурчащими о чём-то политическом, расистском.

Ханк затруднялся признать правду. Это сновидение – его пробудившаяся совесть. И всё же мутант её озвучил, такую, какой она была. Как бы тяжело не приходилось несуществующей Эллен, всё, что ей придётся сделать – понять друга, смириться с его правдой.

- Ты скрасила несколько лет моей жизни, а не просто провела их со мной. Скрасила годы, проведённые в команде самых отважных землян, не прося взамен ничего. Без единого сомнения, они казались бы мрачнее без тебя. Без твоей дружбы, без твоей поддержки… - Ханк коснулся пальцами её белоснежных щёк, - Без твоего лица. Ты, конечно, много для меня значила и, самое главное, значить продолжаешь - но не обошлось без “но”, - Но… - Ханк посмотрел на Гранда и на тех лбов, что пережёвывали с ним набившую оскомину тему установки боеголовок на берегах стран, сотрудничающих со Штатами, - Но он для меня – всё. Он помог мне освоиться в жизни. Без него я бы до сих пор куковал в клетке, терпел пренебрежительность, мирился бы с наглостью людей, с их неспособностью взглянуть трезвым беспристрастным взглядом на то, что от них отличается.

- Пожалуй, мне стоит повториться – Эллен продолжила говорить с нахлынувшим сожалением, но, отнюдь, не с ненавистью, - Я не держу зла.

- Уверена?

- Ты волен выбирать, на чьей стороне драться.

 

Ханк исконно вёл себя немудро: пересмотр планов, заключающийся в неустранении Эллен, он находил слишком деликатным. Он счёл невозможность убить ближнего, когда, это якобы, требуется, слабостью, подобной стадному инстинкту.

Недальновидность стоила ему Эллен, так же галлюцинация призвала совесть, которая с каждой прожитой минутой терзала всё с большим накалом.

 

Он пытался её отпустить, но не выходило. Невзирая, на стадность, уплывал навстречу мечтаниям, словно возвращался в прошлое…

- Значит, наша химия отныне будет проходить только в рамках моего воображения? И ты не вернёшься, никогда-никогда?

Эллен сказала еле слышно, так, чтобы услышал только её убийца.

- Почему? Я буду являться во снах. Как наваждение.

- Во всех ли? То есть, в каждом ли моём сне мы будем миловаться?

- В тех, что чередуются с сексуальным возбуждением.

 

Ханк был готов просить прощения, пусть даже предполагая (во сне знать точно невозможно, как и нереально помнить правду, ведь сон не явь, это разные вселенные), что не у кого и поздно.

Он был готов…

- Прости. Тот мой поступок разумно счесть слабостью, если хочешь видеть во мне кого-то больше, чем просто зверя, загнанного в клетку.

Смех Эллен, проходящий через фильтр чудесных воспоминаний, казался симфоническим оркестром радости, поджигающим погаснувшую свечку.

 

 

Дёрнувшись, Ханк проснулся посреди ночи. Как только веки распахнулись, грешник обнаружил себя в липком поту. Проявились и первые признаки тревоги – учащенное сердцебиение; игра глазами в светофор; ощущение, что тебя выкинули в море.

Лэтс отсутствовал в номере, значит, куда-то уехал для разрешения нагрянувших забот.

“ Я вдыхаю в былом чуждый воздух Рима. Он такой прекрасный, неповторимо чистый, что даже я, попытавшийся отвернуться от жизни, от мира, смог им насладиться ”

  

Ханк поднялся с кровати, снял с себя пропитанную потом, давно нестиранную футболку, неуверенными медленными шагами добрался до подоконника, настежь открыл окно и взглянул на Рим.

“ Я бы мог не убивать, руша и рушаясь, как личность. Но на дворе времена, когда каждый, кто обладает суперсилой, так или иначе, льёт кровь. Я должен иметь максимальную близость с толпой. Это - залог выживаемости ”

Изумляющий вид временно отстранил скопившуюся грусть. Так на приезжих влияла Италия – внушала надежду, что когда-нибудь, не прямо сейчас, не сию секунду, всё изменится к лучшему, и боязнь будущего улетучится, отпустить навсегда.

Ханку уже не терпелось пройтись по её улицам, побыть в гордом одиночестве и поразмышлять

над тем, что важнее всего…

 

   Глава 14 – шпионаж.