2020-06-08
949
И. С. Улуханов
СЛОВООБРАЗОВАТЕЛЬНАЯ МОТИВАЦИЯ
В РУССКОМ ЯЗЫКЕ
См. также Камчатнов http://mpgu.su/staff/kamchatnov-aleksandr-mihaylovich/
МОСКВА
2003
Введение
1. Словообразовательная мотивация – центральное понятие синхронного словообразования, поскольку основным предметом изучения в синхронном словообразовании являются мотивированные слова.
Проблема произвольности-обусловленности (мотивированности) знака обсуждалась еще в античности, но наиболее четко и эксплицитно она была, как известно, изложена Ф. де Соссюром в § 3 главы VI его «Курса общей лингвистики». Приведем ряд важных тезисов из этого параграфа: «Основной принцип произвольности знака не препятствует различать в каждом языке то, что в корне произвольно, то есть немотивированно, оттого, что произвольно лишь относительно. Только часть знаков является абсолютно произвольной; у других же знаков обнаруживаются признаки, позволяющие отнести их к произвольным в различной степени: знак может быть относительно мотивированным» (Соссюр, 1977, с.163). «Не существует языков, где нет ничего мотивированного; но немыслимо себе представить и такой язык, где мотивировано было бы все. Между этими двумя крайними точками – наименьшей организованностью и наименьшей произвольностью – можно найти все промежуточные случаи. Во всех языках имеются двоякого рода элементы – целиком произвольные и относительно мотивированные, – но в весьма разных пропорциях, и эту особенность языков можно использовать при их классификации (Соссюр, 1977, с.165). Об этих пропорциях точно судить очень трудно, поскольку словарь открыт для новообразований и заимствований, благодаря чему меняется состав не только мотивированных, но и – хотя и в гораздо меньшей степени – состав немотивированных слов. Тем не менее в ряде исследований содержатся данные о соотношении мотивированных и немотивированных слов: в русском языке – 66: 34, во французском 57: 43 (Гак, 1977, с.41), в чешском «более, чем две трети словарного состава принадлежит к типу словообразовательно описательных (popisnych), мотивированных слов» (Dokulil, 1962, с.105), в словацком – 65: 35, в венгерском 80: 20, в финском 88: 12 (Furdík, 1993, с.23). Об относительности этих цифр можно судить хотя бы на основании сопоставления данных о соотношении мотивированных и немотивированных слов в русском языке, приведенных в Гак, 1977, Блинова, 1984, с.40-41 и Тихонов, 1985 – 66: 34, 70: 30 (выборка на участках с наименьшей мотивированностью) и 86: 14; последнее соотношение в абсолютных цифрах выглядит следующим образом: 126034 мотивированного слова и 18118 немотивированных, из которых 12542 слова возглавляют гнезда, а 5576 слов гнезд не имеют (из них 79 омонимичны вершинам гнезда) (см. Тихонов, II, 1985, с.440, 870).
Все приведенные данные сходятся лишь в том, что мотивированных слов гораздо больше, чем немотивированных.
2. Словообразование – это, по-видимому, единственный из крупных разделов языкознания, в котором не утвердилось общепринятой терминологии для наиболее существенных понятий – мотивация/производность, мотивированное/производное/образованное от... и т.п.
Несмотря на то, что традиция словообразовательного употребления терминов мотивация, мотивированность, мотивированный и других с тем же корнем восходит, как видим, к Ф. де Соссюру и далее уже не прерывалась (ср. например, статью «Мотивированность формы языка и его семантической стороны» в Вахек, 1964, где использован материал из Trost, 1958), в русистике долгое время употреблялись только термины производность, производный, образованный от... – при этом чаще всего имелись в виду одновременно синхронные связи и реальное образование.
В славистике термин мотивация и однокоренные термины для обозначения синхронных словообразовательных связей утвердились после публикации книги М.Докулила «Tvoření slov v češtině. I. Teorie odvozování slov» (1962). В главе «Motivovanost slova z hlediska synchronní analýzy» он рассмотрел три типа мотивации слова: 1) звуковую или подражательную (motivace imitativní) – в словах, связанных внеязыковым звуком с обозначаемым предметом или явлением (напр., chrápat ‘храпеть’, prásk ‘треск’, kukat – ‘куковать’, ach); 2) словообразовательную – в словах с прозрачной словообразовательной структурой (černoch, černavý, začernit; černozem); 3) семантическую – в словах с переносными (метафорическими или метонимическими) значениями, связанными с прямыми значениями, например, zvonek ‘колокольчик (цветок)’, ср. прямое значение – ‘маленький колокол’; hudba – ‘группа музыкантов, капелла’, ср. hudba – ‘музыка’ (см. Dokukil, 1962, с.103).
В дальнейшем термин мотивация (словообразовательная мотивация) прочно вошел в употребление в славистике, в том числе и в таких обобщающих работах, как Гр. с.р.л.яз., 1970, Grzegorczykowa, Puzynina, 1979; Рус. гр., 1980, I, Gr. jęz. pol., 1984; Mluv. češ., 1986–1988; Кр. рус. гр., 1989; Waszakowa, 1993; Encykl. jaz., 1993, Encykl. jęz. pol., 1994; Рус. яз., энцикл., 1997 и др.; появились и монографии, специально посвященные словообразовательной мотивации (Ширшов, 1981; Блинова, 1984; Голев, 1989; Furdík, 1993). Стал использоваться термин мотивология.
Термин производность (пол. pochodność, чеш. odvozenost, словац. odvodenost’) и однокоренные в названных работах либо вовсе отсутствуют, либо употребляются с определениями, уточняющими, какая производность имеется в виду – генетическая (диахроническая) или синхронная, например в Encykl. jaz, 1993 в статье odvozeně slová говорится: «Slovo A je základovým, fundujúcim slovom o.s. B vtedy, ked’ B vzniklo z A (geneticky chápaná odvodenost’), al. ked’ sa A hodnotí ako primarne, B ako sekundárne (synchrónne chápaná odvodenost’)» (Encykl. jaz, 1993, с.304). Термин odvodenost’ в данной энциклопедии отсутствует, зато имеются подробные статьи motivácia, motivované slovo, nemotivované slovo.
В Encykl. jęz. pol., 1994 также есть статья motivacja, но нет статьи pochodność. В статье pochodny wyzaz это слово рассматривается только как слово «этимологически (генетически) выводящееся из какого-либо другого слова» (Encykl. jęz. pol., 1994, с.250), а употребление термина wyraz (synchronicznie) pochodny в качестве синонима термина wyraz motywowany не рекомендуется из-за опасности недоразумений.
Можно назвать много работ, в которых используются оба ряда терминов (мотивация и производность и однокоренные), причем в значительной части этих работ мотивированность рассматривается как свойство производных слов. Опубликованную впервые в 1946 г. статью Г.О.Винокура можно считать началом такого словоупотребления: «...есть слова, по структуре своей составляющие вполне условные обозначения соответствующих предметов действительности, и слова, составляющие в известном смысле не вполне условные, мотивированные обозначения предметов действительности, причем мотивированность этого рода обозначений выражается в отношениях между значащими звуковыми комплексами, обнаруживающимися в самой структуре этого рода слов. Эти слова и суть слова с производными основами» (Винокур, 1959, с.421). Ср. более поздние аналогичные формулировки: «Слова дубняк, учитель, расчистить, беловатый и др. – производные, так как называют предметы, явления или действия мотивированно по отношению к тому, что указано производящими дуб, учить, чистить или белый, которые, в свою очередь, являются непроизводными, так как называют предметы или явления реальной действительности непосредственно, безотносительно, немотивированно» (Балалыкина, Николаев, 1985, с.37); «Производная единица рассматривается как мотивированный знак языка, который соотносится не только с действительностью, но и с другими единицами языковой системы» (Балтова, 1987, с.6).
Имеются работы, где оба ряда терминов выступают как абсолютные синонимы. Так, в учебнике «Современный русский язык» (М., 1981) есть разделы, в названиях которых употреблен термин мотивация: «Отношения метафорической мотивации» (с.135); «Отношения периферийной мотивации», но в самих этих разделах (как и во всем учебнике) употребляется только термин производность: «В тех случаях, когда производное слово основывается на переносных (метафорических) значениях производящего, их связывают отношения метафорической производности» (Совр. рус. яз., 1981, с.136); «Для слов, связанных отношениями периферийной производности, характерен семантический компонент ‘в том числе’ (Совр. рус. яз., 1981, с.137); ср. четкое указание на параллельность терминов в такого типа контекстах: «Словообразовательной производностью (мотивацией, выводимостью), являющейся организующим центром словообразовательной системы, называются формально-семантические отношения между производным словом и его производящим» (Тихонов, Джамбазов, 1988, с.103).
В некоторых работах, дифференцированно употребляющих оба ряда терминов, принципы этой дифференциации не сформулированы и определить их невозможно. Так, в «Толковом словаре словообразовательных морфем русского языка» (М., 1996) употребляются прилагательные мотивирующий и (не)производный (но не мотивированный и производящий); в подавляющем большинстве статей словаря употребляются (с небольшими вариациями) такие формулировки: «Присоединяется обычно к производной основе мотивирующих имен прилагательных» (Ефремова, 1996, с.25); «Присоединяется к непроизводной основе мотивирующего слова» (Ефремова, 1996, с.226); «При образовании используются как непроизводные, так и производные основы мотивирующих слов» (Ефремова, 1996, с.375) и мн. др.
Таким образом, термин мотивация и однокоренные термины имеют в словообразовании длительную традицию употребления, хотя в ряде работ еще употребляется только производность и однокоренные.
Опираясь на эту традицию, целесообразно, как мы полагаем, синхронные отношения между словами называть словом мотивация, а диахроническое образование слова – производностью.
Имея в виду необходимость этого разграничения, Н. А. Янко-Триницкая предложила вместо термина производный ввести выводимый, а вместо производящий – базовый (Янко-Триницкая, 1969; Янко-Триницкая, 2001). Термины мотивированный и мотивирующий, по мнению Н.А.Янко-Триницкой, односторонне семантичны. Однако, выводимый и базовый не закрепились в словообразовательной терминологии, возможно, в силу того, что и производящий и мотивирующий имели длительную традицию употребления.
Что же касается «односторонней» семантичности слова мотивация, то эта семантичность выполняет в словообразовании свою функцию, поскольку словообразование рассматривает только семантически связанные слова (соотношения типа нос – носить не являются мотивационными). Не случайно, имея в виду только семантическую (но не обязательно формальную) связь между словами, говорят о семантической мотивации. Так это сделано, например, в «Кратком справочнике по русскому языку» Л.Л.Касаткина, Е.В.Клобукова и П.А.Леканта, где «словообразовательная производность как отношение двуплановое, формально-семантическое, четко отграничивается от семантической мотивации» (Касаткин, Клобуков, Лекант, 1991, с.166).
Итак, в целях четкого разграничения реального возникновения слова и его синхронных формально-семантических связей, в данной книге различается производность и мотивация.
3. Рассмотрев терминологию, используемую в литературе для обозначения этих центральных понятий системы словообразования, обратимся к их определениям. При этом мы исходим из того, что определения прежде всего должны отвечать интуиции исследователя («естественности»); ср.: «естественность системы означает способность введенных понятий достаточно точно отражать интуицию лингвистов относительно наблюдаемых фактов» (Мельчук, I, 1997, с.21). Надо полагать, что понятие мотивации (производности) соответствует интуиции лингвистов хотя бы потому, что определяется или используется во всех работах по словообразованию. По-видимому, отвечающим интуиции лингвиста (а вероятно, и просто носителя языка) было бы определение мотивированного слова как такого слова, которое осознается как образованное от другого слова, имеющегося в том же языке той же эпохи; а мотивации – как отношения между словами, одно из которых осознается как мотивирующее (производящее, исходное), другое – как мотивированное (производное, образованное). Задачей лингвиста является зафиксировать свойства этих слов, т.е. выявить причину их восприятия как мотивирующих и мотивированных и тем самым сформулировать правила определения направления мотивации. Такого типа определения мотивированного слова и мотивации имеются в некоторых работах по словообразованию; ср., например: «Синхронически производное, или мотивированное слово, или синхронический дериват – это слово, которое в соответствии с языковой интуицией носителей языка, основанной на семантических и формальных отношениях, можно считать образованным от другого слова, причем вопрос о действительной генетической производности и о хронологии в данном случае не является существенным» (Grzegorczykowa, Puzynina, 1979, с.9); «С точки зрения синхронической к производным относятся такие слова, которые в данный момент развития языка воспринимаются как образованные в прошлом от других однокоренных слов, т.е. сохраняют известные формальные и семантические признаки вторичности, производности» (Немченко, 1984, с.100).
Интуитивно ощущаемая «образованность» слова должна быть эксплицирована, т.е. должны быть изложены те свойства слов, которые вызывают ощущение их образованности от другого слова, имеющегося в языке. В результате изучения этих свойств было выработано следующее определение словообразовательной мотивации.
Словообразовательная мотивация определяется как отношение между двумя словами, обладающими следующими признаками: 1) оба слова имеют один и тот же корень; 2) значение одного из слов или полностью входит в значение другого (дом – домик «маленький дом»; победить – победитель «тот, кто победил»), или тождественно лексическому значению другого, но либо синтаксические позиции этих слов различны (сюда относятся пары типа бежать – бег, белый – белизна, быстрый – быстро, образуемые словами разных частей речи; второй член этих пар представляет собой, по Е.Куриловичу, синтаксический дериват), либо эти слова различаются стилистически (при тождестве синтаксических позиций): книга – книжка, книженция; вор – ворюга, комната – комнатуха, колено – коленка, столовая – столовка, Ваня – Ванюха и т.п. (Слова с суффиксами стилистической модификации) (ср. Улуханов, 1977, с.7; Рус. гр., 1980, I, с.133).
4. Вопрос о направлении мотивации, т.е. установления мотивированного и мотивирующего слова, многократно обсуждался в литературе по словообразованию, в том числе в разделе «Направление словообразовательной мотивации» в Улуханов, 1977, с.22–34. Не рассматривая в данной книге эту проблему в полном объеме, обратимся к недавней работе И.А.Мельчука «Курс общей морфологии» (т.I, 1997). Это единственная из работ последнего времени, в которой спорным и сложным вопросам соотношения производного и производящего уделено много внимания. И.А.Мельчук не определяет самого понятия «производность», предпочитая сразу определять его разновидности: производность1 и производность2 (или сильную и слабую производности, существенно отличающиеся друг от друга).
Рассмотрим данные И.А.Мельчуком определения видов производности: «Лексема (основа лексемы) L называется сильно производной или производной 1, если она представима через знаки L′, d и метаоперацию Å. Символически: L производна1 ≡ déf L = L’Åd” (Мельчук, I, 1997, с.296), где L′ – основа лексемы, а d – знак, выражающий словообразовательное значение, который может быть аффиксом или значащей операцией. Из этого определения ясно только то, что производная1 «не обнаруживает никакой фразеологизированности» и не должна помещаться в словарь. Неясны те свойства основ L и L′, на основании которых можно было бы решить вопрос о том, какая из них «представима» (о представимости см. Мельчук, I, 1997, с. 137-141) через другую, т.е. решать вопрос о направлении производности. Автор решает его следующим образом: «Для производных1 ответить на вопрос о направлении производности легко <Разряда моя. И.У.>: лексема L всегда производна от L′; L′ первична, поскольку именно она, а не L, хранится в словаре» (Мельчук, I, 1997, с. 300), но далее рассматривает «пример, который покажет, как следует определять направление производности [т.е. какую лексему поместить в словарь – И.У.] в случае, который представляется весьма сложным <разрядка моя. – И.У.>:... weissmanisme ‘вейсманизм’... weissmaniste ‘вейсманист’,... fascisme ‘фашизм’... fasciste ‘фашист’...» (Мельчук, I, 1997, с.301). При этом применяется один из семантических критериев: «у некоторой доктрины может не быть сторонников, тогда как сторонники какой-либо доктрины не могут существовать без доктрины, сторонниками которой они являются» (Мельчук, I, 1997, с.302). К сложным случаям определения направления производности автор иногда обращается и в других местах «Курса». Так, испанские пары типа gat + o ~ gat + a ‘кошка мужского пола’ ~ ‘кошка женского пола’ рассмотрены во II томе «Курса» (с.449-450) при описании дериватем; излагаются различные семантические и синтаксические аргументы в пользу производности названия существа женского пола. На с.394 II тома автор говорит о необходимости специального (не предпринятого) исследования для определения мотивирующего слова в парах типа чувашск. arkat ‘разрушать’ – arkan ‘разрушаться’; а на с. 468 без аргументации устанавливает направление производности в спорных случаях типа атака – атаковать, совет – советовать, ремонт – ремонтировать.
Автор, таким образом, признает и существование сложных случаев определения направления мотивации (производности в его терминологии) (они, естественно, не исчерпываются рассмотренными в книге И.А.Мельчука) и необходимость изучения их формальных и семантических свойств для того, чтобы показать, с помощью каких знаков может быть «представима» лексема с тем, чтобы получить статус производной. Однако, эти свойства специальному рассмотрению в книге не подвергнуты, а сама проблема направления производности объявлена «надуманной», поскольку, по мнению автора, «для производных1 ее решение очевидно, а для производных2 она просто не встает». Однако, наличие «сложных случаев» показывает, что «очевидность» решения этой проблемы далеко не очевидна. Для ее детального рассмотрения необходимо было бы суммировать многочисленные разбросанные в литературе сложные случаи определения направления производности и проанализировать различные применяемые критерии.
Здесь же для нас важно лишь подтвердить существование проблемы направления производности (мотивированности) и обосновать необходимость применения системы критериев, используемых как в очевидных (их большинство), так и в сложных случаях (см. изложенные ниже критерии, используемые в Кр. рус. гр).
Из критериев направления производности обратим внимание лишь на степень применимости семантических критериев, подобных использованному И.А.Мельчуком в случае вейсманизм – вейсманист. И.А.Мельчук не указывает, применяет ли он этот критерий только в случае равной формальной сложности или же и в других парах ‘направление’ – ‘его сторонник’, ср. либерализм – либерал, аскетизм – аскет, дилетантизм – дилентант; побеждает ли в этих случаях формальная сложность? Как решается вопрос о соотношении формальной и семантической сложности, который тесно связан, в частности, с вопросом о так называемых разнонаправленных мотивационных отношениях, пронизывающих всю систему словообразования (наглый → наглец, но нахал → нахальный; зреть → зрелый, но красный → краснеть; смелый → смелость, но мужество → мужественный; ср. вейсманизм → вейсманист и либерал → либерализм), см. о них ниже, в гл. I.
Мы исходим из того, что толкование мотивированных слов должно отражать их морфемный состав и связи между морфемами, поэтому, например, слово наглец должно быть истолковано через наглый, но синонимичное нахал не может быть истолковано через нахальный; исходя из морфемного состава нахальный должно быть истолковано через нахал – как это сделано, например, в Ожегов, Шведова, 1992: наглец ‘наглый человек, нахал’; наглый ‘дерзко бесцеремонный и дерзкий человек’; нахальный ‘крайне бесцеремонный, свойственный нахалу’.
Слабо производные лексемы (производные2) делятся, по И.А.Мельчуку, на две группы, почти не имеющие никаких общих свойств. Единственным их общим свойством можно считать лишь их отличие от сильно производных: они не могут быть подведены под приведенную выше формулу, т.е. не могут быть представимы.
Первую группу слабо производных слов составляют, по И.А.Мельчуку, слова «квазипредставимые по означающему через L', d и Å«(Мельчук, I, 1997, с. 297); у знаков, квазипредставимых по означающему «означающее X представимо через означающие X1, X2,..., Xn и операцию Å, однако означаемое ‘Х’ не представимо через означаемые ‘Х1’, ‘X2’,..., ‘Xn’ и операцию Å«(Мельчук, I, 1997, с.143); иначе говоря, знаки, квазипредставимые по означающему – это, по И.А.Мельчуку, «фразеологизированный комплекс знаков, или фразема» (Мельчук, I, 1997, с.144); например, фразеологизированность слова лампочка состоит в том, что его значение ‘стеклянная колба, из которой откачан воздух, предназначенная для...’ является не суммой составляющих ламп + очк, т.е. «маленькая (и милая) лампа» (Мельчук, I, 1997, с.291-292); при этом каждый носитель языка соотносит лампа и лампочка.
Не совсем ясно, почему для фразеологизированных и не фразеологизированных слов автором вводится дополнительное терминологическое различие: сильные/слабые производные. Остается неясным также, в чем «слабость» фразеологизированных производных; во всяком случае их семантическая выводимость из другого слова, как правило, не менее очевидна, чем у сильных производных.
Вторая группа слабых производных, выделяемая И.А.Мельчуком, коренным образом отличается от первой; их «слабость» обнаружить легче: она заключается, как ясно из определения (Мельчук, I, 1997, с.297), в том, что лексема содержит только один знак, а остальная ее часть знаком не является. Иными словами, к этой группе принадлежат слова, традиционно относимые не к первой степени членимости.
Слабо производные слова второй группы И.А.Мельчук делит в соответствии со степенями членимости, называя их степенями фразеологизированности (Мельчук, I, 1997, с.298-299). Излагается одна из теорий этих степеней, принадлежащая М.В.Панову (Словобр. совр. рус. яз., 1968, с.214-216). Как известно, одно из существенных различий между слабо членимыми словами состоит в том, встречается ли их значимая часть в других словах в виде корня (L' в обозначении И.А.Мельчука; ср. пасти – пастух) или аффикса (носителя дериватемы: d в обозначении И.А.Мельчука; ср. буженина, фр. bouvier, fenaison). Возникает вопрос: целесообразно ли слова типа bouvier, fenaison, англ. butcher, author и т.п. называть производными (хотя бы и слабо производными). Использование традиционного термина «производное» налагает определенные обязательства: производное, как известно, всегда предполагает наличие производящего, какового слова типа author не имеют, и поэтому традиционно называются членимыми, но непроизводными. Относя их к производным, необходимо вложить в это понятие какой-то новый смысл, чего в «Курсе» не сделано (как уже говорилось, общее понятие «производность» не определено).
Последнее, о чем следовало бы сказать в связи с трактовкой производных в «Курсе», – это направление производности применительно к слабым производным (производным2). И.А.Мельчук пишет по этому поводу: «Для производных2 вопрос о направлении даже не должен ставиться: структура лексемы L, хранящейся в словаре, описывается статически, через семантические и формальные соотношения с другими знаками, также хранящимися в словаре; с синхронной точки зрения здесь ничто не первично, поскольку обе единицы – L и L' – хранятся в словаре, так сказать, бок о бок» (Мельчук, I, 1997, с.300). Возникает вопрос: почему, например, производные2 лампочка или птичка II ‘помета, напоминающая по форме маленькую птицу’ (Мельчук, I, 1997, с.297), хранящиеся в словаре «бок о бок» с лампа и птица и связанные с ними формально и семантически, с синхронной точки зрения не вторичны по отношению к лампа и птица, т.е. в парах лампа – лампочка, птица – птичка II (или в цепочке птица – птичка I, уменьш. – птичка II) нет направления мотивации? И как быть с интуицией лингвиста, для которого такое направление, несомненно, существует, и отражено хотя бы в работе Тихонов, 1985?
К сказанному остается добавить, что во втором томе «Курса» при описании дериватем автор не пользуется введенными в первом томе понятиями «производное1» и «производное2», ограничившись понятием «производная лексема», используемым наряду с «исходная лексема». Ср. сказанное на с.375 (Мельчук, II, 1998): «Дериватема используется для образования от некоторой лексемы L, называемой исходной лексемой, некоторой другой лексемы L', называемой производной лексемой». Сопоставление же производной и исходной лексем – это не что иное, как установление направления производности. Таким образом, во втором томе, в отличие от первого, это направление в процессе описания дериватем устанавливается для всей производной лексики, в том числе и для фразем (= производные2 из I тома «Курса»), которые, по мнению автора, составляют «большую часть производных лексем» (Мельчук, II, 1998, с.376).
Итак, направление мотивации, с нашей точки зрения, может быть определено с помощью правил, учитывающих формальные, семантические и стилистические свойства мотивирующих слов. Попытка выработки таких правил была предпринята нами совместно с В.В.Лопатиным в Кр. рус. гр., 1989. Приведем эти правила.
«1) Сопоставляемые однокоренные слова имеют различные лексические значения, а в основах их, кроме корня, вычленяется разное количество звуковых отрезков (основа одного из них может быть равна корню). В этом случае мотивированным является слово, основа которого длиннее на какой-либо звуковой отрезок, который и признается словообразующим аффиксальным морфом: лес – лес-ок, стоять – про-стоять.
2) Сопоставляемые однокоренные слова имеют различные лексические значения, а в основах их вычленяются одинаковое количество звуковых отрезков. В этом случае мотивированным является слово, семантически более сложное, значение которого определяется через другое сопоставляемое с ним слово: химия – химик ‘специалист по химии’, художник – художница ‘женщина-художник’.
3) Значения сопоставляемых однокоренных слов тождественны во всех своих компонентах, кроме грамматического значения части речи. В этом случае: а) в парах «глагол – существительное, обозначающее то же действие» (рисовать – рисование, выходить – выход, скрипеть – скрип) и «прилагательное – существительное, обозначающее тот же признак» (смелый – смелость, изящный – изящество, синий – синь), независимо от длины основ сопоставляемых слов, мотивированным является существительное; б) в паре «прилагательное – наречие» мотивированным является слово, основа которого длиннее на какой-либо отрезок – словообразующий аффиксальный морф (см. п.1): ср. сегодня – сегодня-шн-ий и смел-ый – сме-л-о, где -о – часть основы (суффикс).
Примечание. Исключение из правила, сформулированного в п.3а составляют: 1) пары слов, состоящие из существительного, не имеющего суффикса со значением действия, и глагола с суффиксом -нича-, -ствова- или -ова-/-ирова-/-изирова-/-изова-: в таких парах мотивированным является глагол, поскольку в современном языке с помощью этих суффиксов легко образуются глаголы от существительных со значением действия, а существительные со значением действия без помощи суффикса от таких глаголов не образуются: фокус – фокусничать, кощунство – кощунствовать, салют – салютовать, ремонт – ремонтировать, террор – терроризировать; 2) пары, состоящие из существительного на -ств(о) и прилагательного, в котором после -ств- следует суффикс: мужество – мужественный, невежество – невежественный [1].
4) Одно из слов, находящихся в отношениях мотивации, стилистически нейтрально, а другое имеет какую-либо стилистическую окраску. В этом случае независимо от длины основ сопоставляемых слов мотивированным является стилистически окрашенное слово: корабельный – корабел (разг.), индивидуальный – индивидуал (разг.)».
5. Монография состоит из двух глав, первая из которых называется «Общие проблемы мотивации», вторая – «Закономерности сочетаемости мотивирующего слова и словообразовательного форманта». Каждая глава делится на разделы.
В первом разделе первой главы делается попытка представить типологию отношений между производностью и мотивированностью, свойственных словам современного русского литературного языка. Предлагаемая типология отражает как синхронные свойства слов (наличие/отсутствие мотивирующего, т.е. мотивированность/немотивированность), так и диахронические (наличие / отсутствие производящего, т. е. историческая производность/непроизводность).
В приведенных выше правилах определения направления мотивации (п.1.2.) было указано на вхождение значения и формы одного слова в значение и форму другого, но мотивирующее слово может занимать разные места в значении мотивированного, будучи семантически связанным с ним в разной степени. Проблеме степеней мотивации посвящен второй раздел первой главы.
В третьем разделе первой главы «Мотивация в лексической системе языка и в тексте» рассмотрено место мотивированного слова: 1) в лексико-словообразовательной категории; 2) в лексико-семантическом ряду, семантическом классе, множестве и подмножестве (единицы, выделенные в «Русском семантическом словаре», М., 2000); 3) в синонимическом ряду. Из разнообразной проблематики, касающейся функционирования мотивированного слова в тексте, в данном разделе рассмотрено совместное употребление мотивированного и мотивирующего слов в контексте (высказывании).
Во втором разделе второй главы «Виды ограничений сочетаемости мотивирующего слова и словообразовательного форманта», следующим за «Введением», ограничения охарактеризованы с различных точек зрения; при этом выявляются важные свойства ограничений.
Далее в разделах 3–11 второй главы рассмотрены только исходные ограничения, т.е. ограничения, обусловленные свойствами мотивирующих (исходных) единиц. Описываются семантические (грамматические и лексические значения), словообразовательные, стилистические, синхронно-диахронические (заимствованность/исконность как синхронные свойства), морфонологические, формально-грамматические (например, тип склонения) и частотные характеристики мотивирующих слов, влияющие на их словообразовательные возможности.
Вопросы, затронутые в монографии, рассмотрены с разной степенью полноты и детализации. Наиболее полно и детально рассмотрены проблемы «мотивация и производность», «степени словообразовательной мотивации» и бóльшая часть закономерностей сочетаемости мотивирующего слова и словообразовательного форманта. Из обширной темы «Мотивация в лексической системе и в тексте» рассмотрены отдельные вопросы, названные выше. Это объясняется отчасти широтой соответствующей тематики, отчасти разнообразием и количеством материала, уже накопленного в исследованиях (последнее в наибольшей степени относится к проблеме функционирования мотивированного слова в тексте).
Глава I.
Общие проблемы мотивации
1. Мотивация и производность
(о возможностях синхронно-диахронического описания языка)
0. Словообразовательная мотивация, будучи явлением современного языка, исследуется в данной книге с синхронных позиций. Однако в первой главе дается сопоставление этого понятия с его диахроническим аналогом – производностью и рассматриваются в связи с этим возможности синхронно-диахронического описания языка.
Это описание языка – гораздо менее распространенный тип описания по сравнению с чисто синхронным или чисто диахроническим. Синхронно-диахроническим описанием целесообразно считать не механическое соединение в одном описании фактов истории языка и его современного состояния, а выявление их соотношения и взаимодействия и прежде всего того, в какой мере синхронные связи между существующими явлениями отражают процесс развития одного явления из другого. Актуальной задачей такого описания является указание особенностей организации синхронной системы языка, которые «в снятом виде» отражают процессы развития языковых единиц или, наоборот, не соответствуют этим процессам.
Возможно такое синхронно-диахроническое описание языка (и в частности, его словообразовательной системы), в котором каждая существующая синхроническая связь получила бы диахроническую интерпретацию. В таком описании были бы представлены диахронические причины ослабления или разрыва связи между явлениями, например, между диахронически однокоренными, но синхронно слабо связанными словами, составляющими большую зону «полумотивированных» слов, промежуточную между мотивированными и немотивированными словами (о степенях мотивации см. второго главу данной книги).
Исследования, в которых один и тот же материал (в нашем случае – словообразовательный) рассматривался бы одновременно с синхронной и диахронической точек зрения, весьма немногочисленны (ср. Соболева, 1979; Азарх, 1985; Коряковцева, 1985; Кашани, 1989). Синхронное и историческое словообразование изучались изолированно друг от друга, и это оставляло в стороне интересные теоретические проблемы соответствия или несоответствия синхронных связей и исторических процессов.
Синхронно-диахроническое описание принципиально отличается от генеративного описания словообразования (ср., например, Laskowski, 1973; Aronoff 1976; Lubaszewski, 1982) и от словообразовательного синтеза. Эти два направления [при всем их различии (см.: Милославский, 1980)] представляют синхронную структуру языковой единицы как результат преобразований над единицами той же синхронной системы, осуществленных в процессе формирования высказывания (Кубрякова, 1980). Конструируемые в генеративных описаниях на основе синхронных связей абстрактные структуры иногда, как известно, совпадают либо с реальными структурами прошлого, либо с диахроническими реконструкциями. Такое совпадение лишний раз демонстрирует возможность изоморфизма синхронных связей и диахронических преобразований.
Описание, фиксирующее наличие или отсутствие этого изоморфизма, имеет важное значение: оно способствует более глубокому познанию как синхронных явлений, так и диахронических процессов. Непременным условием такого описания является, с нашей точки зрения, строгое разграничение синхронных фактов языка и фактов языкового прошлого.
Смешению этих фактов способствует, в частности, то обстоятельство, что многие явления диахронии и их «снятые» отражения в синхронии называются одними и теми же терминами, которые могут быть либо диахроническими по своей внутренней форме («словообразование», «способ словообразования», «усечение», «чередование» т.п.), либо синхроническими («структура слова», «словообразовательная связь», «соотношение», «тип», «гнездо», «парадигма», «цепочка»). Неопределенно и субъективно используются такие «полутермины», как «прозрачность», «сближение» и т.п.
Важнейшими понятиями синхронного и исторического словообразования являются понятия, до недавнего времени называвшиеся одним диахроническим термином – «производность». В последние 30–35 лет в большинстве работ по словообразованию разграничиваются диахроническая «производность» (и соответствующие термины «производящий», «производный» и т.п.) и ее синхронный аналог – «мотивация» или «мотивированность» (и соответственно – «мотивирующий», «мотивированный»), хотя некоторые лингвисты продолжают использовать только термин «производность»[2].
Остались в прошлом те времена, когда в работах по словообразованию не различались формально-семантические связи слов в современном языке и пути их образования, когда термины «производное», «образовано от...» употреблялись «диффузно», обозначая, как правило, одновременно и синхронную структуру слова и его словообразовательную историю. В настоящее время большинство лингвистов (в том числе и те, которые терминологически не дифференцируют синхронную структуру и путь образования, используя только термины «производное», «производящее», «производность» и т.п.) теоретически четко различает синхронные связи и диахроническую производность.
Правда, в некоторых работах историков языка (специалистов по историческому словообразованию или этимологии) синхронное словообразование либо вовсе отрицается, либо упрекается в недооценке данных по истории образования слов (Трубачев, 1976; Максимов, 1980, с.60-64; Николаев, 1987, с.9, 10). В связи с этим необходимо определить роль этих данных и способы их использования для познания и описания синхронной словообразовательной структуры слова. Данные по истории слов могут быть использованы при научном исследовании и практическом изучении синхронной структуры слов.
Как известно, очень многие причины синхронных явлений существовали в прошлом, но не существуют в настоящем. С синхронной точки зрения нельзя объяснить, почему, например, перед одними суффиксами, начинающимися определенной фонемой, имеет место какое-либо чередование фонем, а перед другими суффиксами, начинающимися той же фонемой, такого чередования не происходит (ср., например, различие предсуффиксальных фонем в случаях типа рука – ручной, собака – собачник и толкать – толкнуть, горький – горкнуть, объясняемое наличием ь в суффиксах - ьн-, -ьник и его отсутствием в суффиксе
-ну-); подробнее об этом см. в разделе «Морфонологические ограничения».
В грамматиках современного языка иногда дается исторический комментарий структуры слов, путь образования которых существенно отличается от устанавливаемых в этих грамматиках синхронных мотивационных отношений; ср. в «Русской грамматике» 1980 г.: «Слова с компонентом - дей (злодей, чародей, лиходей, устар. чудодей), связанные по структуре корневого морфа с такими однокоренными словами, как деяние (книжн.), действие, деятель, с точки зрения современного языка мотивированы глаголом делать исторически же образованы от глагола деять, ныне устарелого» (Рус. гр., 1980, I, с.97). Возможно создание грамматики современного языка, содержащей последовательный исторический комментарий всех или только нерегулярных описываемых единиц (ср. Булаховский, 1953; Шмелев, 1960).
Естественно, что факты истории слова должны при этом рассматриваться как таковые, т.е. как факты другой языковой системы по отношению к изучаемой системе. В противном случае создается неадекватное описание современного языка: факты языкового прошлого фигурируют в исследованиях как факты настоящего.
Синхронная структура слова должна выявляться только на основе сопоставления изучаемых единиц с единицами, имеющимися в современном языке, актуальными для его «рядового» носителя. Привлечение же единиц языкового прошлого, неактуальных для носителя, осуществляемое исследователем языка, в рассматриваемом отношении не отличается от привлечения в научных целях единиц других языков или диалектов, что, как известно, также может способствовать более глубокому познанию закономерностей изучаемого языка. Это требование необходимо соблюдать при изучении языка любой эпохи, а не только современного языка. На практике иногда имеет место перенесение в синхронную систему фактов прошлого, хотя предостережения против этого делались достаточно давно (ср. обзор взглядов ученых конца XIX – начала XX в., данный в Тихонов, 1972. Еще относительно недавно в грамматиках современных языков [см. грамматики В.Дорошевского, Т.Маретича; см. об этом Осн. постр., 1960, с.56, 57] можно было найти перечни морфем, в которых исчезнувшие морфемы не отделялись от существующих, а некоторые сторонники синхронно-диахронического метода в современном языке признавали лишь те единицы и их отношения, которые соответствуют генетическим единицам и процессам (Максимов, 1977; Максимов, 1980; Железнова, 1988, с.50; ср. также Лопатин, Улуханов, 1978).
В монографии о способах номинации в современном русском языке (Спос. номин., 1982) в качестве иллюстраций «технических возможностей» номинации довольно часто без каких-либо оговорок приводятся факты и процессы, имевшие место в прошлом и для современного русского языка не актуальные: зонтик – зонт (с.79), артист («деятель искусства» – «актер», с.57), прихожая (комната) – прихожая (с.69), портной (мастер) – портной (с.69), жаркое (блюдо) – жаркое (с.69), леший (хозяин) – леший (с.69), внука – внучка и инока – инокиня (в одном ряду с раба – рабыня, с.72) и др.
Известно, что синхронные словообразовательные отношения (мотивация) не всегда аналогичны («изоморфны») пути образования слова (производности). В литературе рассматривались слова, синхронная структура которых не отражает процессы их возникновения[3].
В данном разделе делается попытка представить типологию отношений между производностью и мотивированностью, свойственных словам современного русского литературного языка. Предлагаемая типология отражает как синхронные свойства слов (наличие/отсутствие мотивирующего, т.е. моти-вированность/немотивированность), так и диахронические (наличие/отсутствиепроизводящего, т.е. историческая производность/непроизводность).
A priori ясно, что все слова с точки зрения наличия/отсутствия у них в современном языке производящего и мотивирующего могут быть разделены на следующие четыре группы: 1) слова, имеющие производящее и мотивирующее; 2) слова, не имеющие производящего, но имеющие мотивирующее; 3) слова, имеющие производящее, но не имеющие мотивирующего; 4) слова, не имеющие ни производящего, ни мотивирующего. Ниже будут рассмотрены данные группы слов.
1. Первая группа делится на две подгруппы: слова, у которых производящее и мотивирующее совпадают (раздел 1.1.), и слова, образованные от одного слова, но мотивированные другим (раздел 1.2.).
1.1. Первая подгруппа включает в себя, по-видимому, подавляющее большинство мотивированных слов (стол – столик, белеть – побелеть и мн. др.).
При совпадении производящего и мотивирующего не всегда имеет место полная аналогия процесса образования и отношения синхронной мотивации (присоединение аффикса ~ наличие в основе лишнего аффикса). Так, синхронные связи слов ничего не говорят о возможном калькировании, сопровождавшем процесс образования слова. При тождестве мотивирующего и производящего могут быть не идентичны синхронная структура и диахронический способ образования, например, наречия типа зимой образовались посредством адвербиализации формы тв. падежа мотивирующего зима; с синхронной же точки зрения они рассматриваются как суффиксальные слова с суффиксами, омонимичными флексиям мотивирующего слова (Рус. гр., 1980, I, с.400).
При наличии у слова нескольких (чаще всего двух) производящих иногда может сохраниться мотивация лишь одним из них. Ср. сохранение у слова шиворот мотивации лишь словом ворот (если принимать объяснение этого слова из * шия, ср. шея, жестокошивый + ворот (Преображенский, 1910–1914, I, с.77; Фасмер, 1964–1973, IV, с.436).
1.2. Среди слов второй подгруппы различаются слова, у которых смена мотивирующего не сопровождалась изменением фонемного состава (раздел 1.2.1.), – не считая, естественно, закономерных фонематических изменений, свойственных всей системе языка, и слова, у которых изменение фонемного состава имело место (раздел 1.2.2.).
1.2.1. Смена мотивирующего без изменения фонемного состава может быть обусловлена следующими причинами: а) первоначальное мотивирующее (=производящее) утрачивает значение, в котором оно являлось мотивирующим (раздел 1.2.1.1.); б) первоначальное мотивирующее (=производящее) изменяет сферу своего употребления, переходит в пассивный запас и благодаря этому в современном языке воспринимается как мотивированное по отношению к тому слову, для которого оно было мотивирующим (раздел 1.2.1.2.); в) мотивированное изменяет свое значение и начинает семантически соотноситься с другим словом, которое принимает на себя функцию мотивирующего (раздел 1.2.1.3.).
1.2.1.1. Первый из названных процессов имел место, например, в цепочках типа горький – горчить – перегорчить, погорчить; кислый – кислить – окислить, перекислить, подкислить, раскислить. Приведенные глаголы с префиксами были образованы от глаголов горчить и кислить в значениях «делать горьким», «делать кислым» (эти значения есть еще у Даля). С утратой этих значений глаголы с префиксами стали мотивироваться прилагательными горький, кислый, а глаголы горчить, кислить, употребляясь в значении «иметь горький (кислый) вкус», перестали быть мотивирующими для перегорчить, перекислить и т.п. Смена мотивирующих привела к изменению способа словообразования: префиксальное слово стало префиксально-суффиксальным (форманты пере- + -и-, по- + -и-, о- + -и- и т.п.).
1.2.1.2. Слова второй из групп, названных в п.1.2.1., входят в словообразовательные пары, в которых имела место взаимозамена мотивирующего и мотивированного: мотивирующее (оно же производящее) стало мотивированным и, наоборот, мотивированное (оно же производное) превратилось в мотивирующее. Причина этого изменения состоит в возникновении стилистического различия между членами пары: бывшее мотивирующее (производящее) становится более маркированным стилистически, чем бывшее мотивированное. Используя стилистический критерий установления отношений мотивации (Рус. гр., 1980, I, с.133), в парах данного типа устанавливаются синхронные мотивационные отношения, обратные направлению производности. При этом производящее (бывшее мотивирующее) слово в свою очередь было производным, т.е. имело производящее.
Так, слова воззвать (устар.), уныть (устар.), казистый (прост., устар.), моститься (прост.) являются производящими по отношению к более употребительным в современном языке (стилистически немаркированным или менее маркированным) взывать, унывать, неказистый, примоститься. С синхронной точки зрения стилистически более маркированные производящие слова выступают в качестве мотивированных, т.е. мотивационные отношения выглядят следующим образом: взывать – воззвать, унывать – уныть, неказистый – казистый, примоститься – моститься и относятся к обратному словообразованию (редеривации).
Таким образом, слова данной группы имеют в современном языке как производящее, так и мотивирующее. В зависимости от наличия/отсутствия синхронных связей с производящими слова данной группы делятся на две подгруппы.
1.2.1.2.1. К первой подгруппе относятся слова типа воззвать и уныть, сохранившие в современном языке семантические связи с производящими звать и ныть. Синхронные отношения в рассматриваемых цепочках выглядят следующим образом: звать – взывать – воззвать, ныть – унывать – уныть.
1.2.1.2.2. Ко второй подгруппе относятся слова типа казистый, моститься, утратившие в современном языке семантические связи с производящими казать, мост; значение слова казистый «видный, красивый» уже не включает компонентов «годный для показа», значение слова моститься «устраиваться, помещаться, располагаться» связано, видимо, с утраченным значением слова мост «пол, помост, настил или перекрытие в постройке» (СлРЯ XI–XVII, 1975-, 9, с.273).
1.2.1.3. Третий процесс отражен, например, в истории слова использовать, ранее означавшего «издержать на лечение» и образованного префиксальным способом от глагола пользовать (устар.) «лечить». С изменением значения глагола использовать мотивация перешла к слову польза [ср. использовать «воспользоваться кем-чем-н., употребить (употреблять) с пользой»] (ср. ЭСРЯ, 1963–, II, 7, с.126, 127), и слово стало префиксально-суффиксальным (формант ис- + -ова-).
Прилагательное бесталанный, известное в литературном языке с XVIII в. в значении «неудачливый, обездоленный; несчастный» (Сл. XVIII в., 1985–),. образованное от талан «счастье, добыча» (Фасмер, 1964–1973, I, с.161; ЭСРЯ, 1963–, I, 2, с.109), в дальнейшем было соотнесено с талант и получило значение «не имеющий таланта» (Шанский, 1968, с.245). Формант остался без изменения.
Смена мотивирующего и образование нового форманта (- ком) имели место у наречия силком, образованного от силъкъ «петля» и соотнесенного затем с сила (Шанский, 1968, с.246).
«Старое» мотивирующее (производящее), как видно из приведенных примеров, может быть как генетически родственным, так и неродственным «новому».
1.2.2. Смена мотивирующего с изменением фонемного состава имела место также в результате семантических изменений у мотивированного слова. Известный пример: сущ. свидетель, по происхождению связанное с в † д † ти, образованное от съв † д † ти (КЭС, 1961, с.297) и означавшее знающего человека, в дальнейшем было связано с вид † ти и стало означать видевшего человека, хотя «его общая номинативная функция в целом остается прежней» (Шмелев, 1977, с.229).Аналогичный процесс с той же меной † à и отмечен и у слова смиренный: связанное по происхождению с м † ра, съм † ритися, оно стало мотивироваться словом мир (Шмелев, 1977, с.229); ср. также (Фасмер, 1964–1973, III, с.688–689). Диалектное налистники «род блинов, которые пекутся на капустных листьях» было, по-видимому, образовано от л † са «жаровня» и позднее сближено с лист (Фасмер, 1964–1973, III, с.40).
Все рассмотренные в разд. 1 отношения между производящим (П) и мотивирующим (М) могут быть суммированы следующим образом (цифры соответствуют номерам разделов):
1. Слова, имеющие П и М.
1.1. Слова, у которых П и М совпадают (столик).
1.2. Слова, у которых П и М не совпадают.
1.2.1. Слова, у которых смена М не сопровождалась
изменением фонемного состава.
1.2.1.1. Слова, у которых П утрачивает то значение,
в котором оно было М (перегорчить).
1.2.1.2. Слова, перешедшие в пассивный запас и ставшие
мотивированными по отношению к тем словам, которые
от них образованы.
1.2.1.2.1. Слова, сохранившие связь с П (воззвать).
1.2.1.2.2. Слова, утратившие связь с П (моститься).
1.2.1.3. Слова, которые изменили свое значение и стали
соотноситься с другим М (использовать).
1.2.2. Слова, у которых смена М сопровождалась изменением
фонемного состава (свидетель).
2. Мотивированные слова, не имеющие в современном русском языке производящего, можно разделить на две группы. Первую из них (раздел 2.1.) образуют слова, имевшие в прошлом в русском языке производящее, но утратившие его; вторую (раздел 2.2.) – слова, не имевшие производящего.
2.1. Слова, имевшие производящее, в свою очередь делятся на три подгруппы: слова, у которых мотивирующее и производящее были связаны отношениями производности (раздел 2.1.1.); слова, у которых мотивирующее и производящее не были связаны этими отношениями (раздел 2.1.2.); слова, являвшиеся производящими по отношению к тому слову, которым они мотивируются в современном языке, т.е. ставшие мотивированными по отношению к тому слову, которое от них было образовано (раздел 2.1.3.).
2.1.1. Слова, у которых мотивирующее и производящее были связаны отношениями производности, делятся на два разряда: слова, у которых производящее образовано от мотивирующего (раздел 2.1.1.1.), и слова, у которых мотивирующее образовано от производящего (раздел 2.1.1.2.).
2.1.1.1. Слова первого из названных разрядов были образованы от несуществующего в современном литературном языке слова, а синхронно мотивируются тем словом, от которого было образовано это отсутствующее в настоящее время производящее слово. Так, сущ. валежник «сухие сучья, деревья, упавшие на землю» было образовано, по-видимому, от имеющегося лишь в диалектах слова валеж «лес, подрубленный с весны» (ЭСРЯ, 1963, I, 3, с.10), а мотивируется глаголами валить, валиться, от которых было образовано и производящее валеж. Аналогично глагол обогатить был образован от утраченного в 30–40-е годы XIX в. (см. Очерки, 1964, с.14) глагола богатить и синхронно мотивируется прилагательным богатый, от которого было образовано и производящее богатить. Сущ. всезнайка было образовано от утраченного знайка (ЭСРЯ, 1963, I, 3, с.197) и в настоящее время мотивируется глаголом знать. Сущ. приживал образовано от глагола приживать [4], а мотивируется в современном языке глаголом жить. Сущ. общение и уважение, образованные, по мнению Л.Г.Свердлова (Свердлов, 1963, с.112-114), от глаголов общиться и уважить – видовых коррелятов к общаться, уважать, в современном языке мотивируется этими глаголами на - ать. Слово выродок образовано с помощью суффикса - ок от утраченного сущ. вырод, образованного в свою очередь с помощью нулевой суффиксации от глагола выродить(ся), которое стало мотивирующим для выродок (ЭСРЯ, 1963, I, 3, с.231).
Как видим, в приведенных случаях опосредствованно мотивирующее слово превращается в непосредственно мотивирующее в связи с выпадением из словообразовательной цепочки непосредственно мотивирующего слова:
валить(ся) → валеж → валежник,
 |
богатый → богатить → обогатить,
знать → знайка → всезнайка,
 |
жить → приживать → приживал.
Отметим ряд аналогичных примеров (от существенных хронологических различий между явлениями в разных цепочках в данном случае отвлекаемся; некоторые из обозначенных процессов относятся, по-видимому, к праславянской эпохе):
бег → бегота → беготня (ЭСРЯ, 1963–, I, 2, с.68)
с † сти → с † дало → седалище (Варбот, 1969, с.104)
культя → култыга → култышка (ЭСРЯ, 1963–, II, 8, с.439–449)
сугубый → сугубить → усугубить (Очерки, 1964, с.14)
|
скверный → сквернить → осквернить (Очерки, 1964, с.14),
добрый → добрить → задобрить (ЭСРЯ, 1963–, II, 6, с.28)
 |
искать → заискать → заискивать (ЭСРЯ, 1963–, II, 6, с. 34)
покой → беспокой → беспокоить (ЭСРЯ, 1963–, I, 2, с.105)
гость → гостиная (комната) (прил.) → гостиная (сущ.)
(ЭСРЯ, 1963–, I, 4, с.148, 149)
плавать → плавь → вплавь (ЭСРЯ, 1963–, I, 3, с.184)
В результате этих процессов в слове обычно возникают новые словообразовательные форманты: сложный суффикс (например, - ежник) – в том случае, если оба словообразовательных акта (валить(ся) – валеж и валеж – валежник) осуществлялись с помощью суффиксации, или смешанные форманты: а) префиксально-суффиксальный (например, о- +
-и-) – в том случае, если один словообразовательный акт осуществляется с помощью суффиксации (богатый – богатить), а другой – с помощью префиксации (богатить – обогатить); б) сложно-суффиксальный формант – в том случае, если образование происходит с помощью суффиксации (знать – знайка) и сложения (знайка – всезнайка); в) в редких случаях – префиксально-суффиксально-суффиксальный (префиксация + суффиксация в жить – приживать в знач. «жить из милости в чужом богатом доме» и суффиксация в приживать – приживал).
В том случае, если возникает новый «несмешанный» формант (суффикс), имеет место переразложение в морфемном составе слова, но способ словообразования не меняется (остается суффиксальным). В том случае, если возникает новый смешанный формант, изменяется способ словообразования (слово чистого способа словообразования переходит в разряд смешанных способов). Если в мотивированном не сохраняются формальные и семантические различия между мотивирующим и производящим, то формант и способ словообразования остаются неизменными; так, в слове уважение нейтрализованы формальные и семантические различия между мотивирующим уважать и производящим уважить. В слове выродок не сохраняются различия между производящим вырод и мотивирующим выродить(ся).
В случае возникновения нового чистого форманта морфемный состав слова меняется (переразложение), в остальных рассмотренных случаях он остается неизменным, но изменяется соотношение между морфемами и их функциями (декорреляция)[5].
Утраченное производящее может быть заимствованным словом, находившимся в отношениях мотивации с заимствованным же исходным словом: вагон – вагонет – вагонетка, ср. фр. wagon – wagonnet (ЭСРЯ, 1963–, I, 3, с.4).
В качестве производящего может выступать утраченная форма исходного слова; с ее утратой мотивирующим становится слово во всей совокупности своих форм. Так, слово болячка, синхронно мотивированное глаголом болеть, восходит, по мнению Ж.Ж.Варбот, к основе утраченной формы действ. прич. ж.р. этого глагола – bolęc (Варбот, 1969, с.99); иное мнение – в (ЭСРЯ, 1963–, I, 2, с.161); боль, боля – болякъ – болячка. Может иметь место и образование от одной из форм утраченного производящего: босой – босиком (тв. п. от босик) – босиком (ЭСРЯ, 1963–, I, 2, с.175).
Производящее слово, производное от исходного – второй член описываемых цепочек – во многих из них (при незафиксированности в источниках) может быть реконструировано с большой степенью вероятности. Так, по мнению М.Фасмера, слово побратим, мотивированное словом брат, является производным от незафиксированного * pobratiti (Фасмер, 1964–1973, III, с.293).
2.1.1.2. Слова второго из названных в п. 2.1.1. разрядов, подобно словам первого разряда, были образованы от не существующего в современном литературном языке слова, но в отличие от слов первой группы синхронно мотивируются тем словом, которое было образовано от этого утраченного производящего слова. Утраченное слово, таким образом, является производящим как для мотивирующего, так и для мотивирован<
