Как и следовало ожидать, после Воронежского съезда спаянной работы не получилось: каждая фракция тянула в свою сторону. Нарушались условия о трате денежных средств в определенной пропорции на нужды деревни и террор, сохранились разногласия в редакторском деле несмотря на замену Плеханова Г. Преображенским и т. д. Поэтому еще до приезда Плеханова в Петербург 15 августа 1879 г. состоялось заседание в Лесном (так называемый Петербургский съезд), на котором террористы и деревенщики решили урегулировать разногласия путем составления договора («федеральной конституции»). Но и это существенным образом не помогло. После майских казней 1879 г. в августе в Одессе и Николаеве были приведены в исполнение еще пять смертных приговоров Среди повешенных был любимец землевольцев Д. А. Лизогуб. Это решило участь царя.
26 августа «политики» вынесли окончательный смертный приговор Александру II и приступили к его практическому осуществлению, требовавшему все больше средств и людей. Споры разгорелись с новой силой. «Характеризуя в немногих словах сущность споров, — писал Дейч, — следует сказать, что они сводились к вопросу, — надо ли продолжать «облаву на Сашку», как промеж себя мы величали Александра II... К деятельности же в народе некоторые сторонники цареубийства в это время относились не только вполне отрицательно,
|
|
116
несмотря на принятое на Воронежском съезде решение, по которому ей отводилось равное место с «облавой на Сашку»,— но прямо крайне враждебно, — как к дорогостоящей, пустой, никому не нужной забаве, как к переливанию из пустого в порожнее» 1.
Когда вскоре после составления договора («федеральной конституции») в Петербург с Кубани приехал Аптекман и застал раздел организации «осуществившимся», он предложил следующий. как он выражается, тактический компромисс: каждая из революционных фракций действуют самостоятельно в революционном отношении: мы, народники, — в народе, а террористы — в городе, мы организуем народ, а они — интеллигенцию; мы действуем на экономической базе, а они — на политической, таким образом мы одновременно, но разными путями — и снизу, и сверху будем тревожить правительственную организацию» 2. Кроме того, необходимо было решить вопросе выпуском печатного органа, который не выходил с апреля 1879 г. Аптекману удалось было уговорить товарищей не делить печатного органа, а вести его в духе решений, принятых на Воронежском съезде. Но когда собралась редакция в составе Н. Морозова и Л. Тихомирова от политиков» и Г. Преображенского и О. Аптекмана от деревенщиков, чтобы послушать руководящую статью, написанную Морозовым, стало ясно, что никакого соглашения быть |е может. «Статья была написана не только в строго террористическом направлении, террор не только возводился в систему борьбы, но политика поставлена во главу угла программы Мы, конечно, категорически отвергли эту статью: такого общего центрального органа нам, народникам, не нужно — и дальнейшие переговоры о каком-либо соглашении навсегда были прекращены. И мы пошли разными дорогами»3. В конце августа «политики» приступили к оборудованию своей типографии в Саперном переулке4.
|
|
Плеханов приехал в Петербург в конце августа, когда там собралось довольно много бывших деревенщиков. Л. Дейч, не видевший Плеханова несколько лет, вспоминал: «Со времени моей первой встречи с Георгием Валентиновичем, весной 1876 г., прошло более трех лет, что для той поры являлось чрезвычайно длинным промежутком. За истекшие годы он значительно возмужал, стал еще более серьезным и «солидным», чем каким выглядел, когда ему не было еще двадцати лет. Мы, конечно, встретились как старые товарищи, к тому же как единомышленники, — к большому его удовольствию, - чего он, ввиду дошедших до него сперва слухов,
117
совсем не ожидал, так как предполагал, что мы трое — Стефанович, Засулич и я - тоже примыкали к «политикам-террористам» 5.
Через две недели в Петербург нелегально приехала Розалия Марковна. Встретившись в тот же вечер и обсудив свое положение, они решили устроиться по семейному паспорту и поселиться вместе. Плеханов предложил сфабриковать паспорт на имя своих родственников -- дворян Семашко6. Расчет был таков: если на запрос III отделения, значатся ли проживающими в Тамбове А. С. и М. В. Семашко, последует положительный ответ, это позволит Плехановым некоторое время прожить в Петербурге как временно приехавшими из Тамбова.
Быстро был сфабрикован паспорт, с которым они заехали в одну из гостиниц и прописались там. «Мы спокойно прожили денька два, — писала Розалия Марковна, — пока нашли себе квартиру в Графском переулке, в доме № 6, у каких-то двух немок из Риги. Не откладывая дела в долгий ящик, мы переехали и устроились»7. Квартира в Графском (ныне Пролетарском) переулке была фактически последней, в которой жил Плеханов до отъезда за границу.
Несмотря на то, что со времени Воронежского съезда Плеханов формально не состоял в организации, однако, прибыв в Петербург, он принял участие в дебатах и обсуждениях, происходивших у деревенщиков с политиками. Плехановым описаны его споры в Петербурге с А. Желябовым (см. т. 24, с. 138), неоднократно встречался он в словесных стычках с А. Михайловым и Л. Тихомировым. Свидетельницей острых столкновений между Плехановым и Желябовым поздней осенью 1879 г. была приехавшая тогда же в Петербург Е. Н. Ковальская 8. Вместе с горечью отчуждения, усиливавшей взаимные упреки и обвинения («Какой невозможный спорщик Жорж! Какой неприятный тон у него!» -- жаловались политики) 9, в спорах продолжал оттачиваться полемический талант Плеханова. «Он умел, — пишет Дейч, — как никто другой, разделаться с противником одними лишь удачными сопостав-лениями, сравнениями, примерами, вызывавшими общий хохот» 10.
Наконец был поставлен вопрос об организационном оформлении фракции «деревенщиков». Дейч отмечает, что до приезда в Петербург Плеханову «не приходило даже на мысль создать новую группу или кружок»11. По-видимому, это не совсем так. Если на Воронежском съезде Плеханов
118
вышел из организации, чтобы подтолкнуть колеблющихся решитель-нее выступить против террора, то, очевидно, не для того, чтобы вообще развалить «Землю и волю», а наоборот, — сплотить ее на старой основе. Но несомненно, что приезд из-за границы таких крупных организаторов, как Я. Стефанович и Л. Дейч, а с юга М. Р. Попова, значительно ускорил процесс оформления «Черного передела» 12.
|
|
Он произошел в октябре 1879 г. Переговоры о разделении от имени деревенщиков вели Я. В. Стефанович, М. Р. Попов и Г. П. Преображенский, которые согласились на передачу народовольцам типографии «Земли и воли» с набором шрифта и паспортного бюро с тем, однако, чтобы до создания своих временно пользоваться народовольческими 13. Свою типографию чернопередельцы завели несколько позже. Типографские принадлежности они получили из Смоленска от В. А. Переплетчикова и поместили их сначала на нелегальной квартире в Измайловском полку, нанятой для этого Е. Н. Ковальской и Н. П. Щедриным. Потом все по частям было перенесено на Васильевский Остров в дом № 23 по 14 линии в квартиру № 12, где хозяйкой была М. К. Крылова. Там и начала действовать первая чернопередельческая типография 14.
Что касается материальных средств, то их поделили поровну. В дальнейшем «Черный передел» существовал на средства, полученные из двух источников: деньги, предоставленные организации И. Н. Игнатовым, братом видного чернопередельца Василия Николаевича Игнатова, и капитал, переданный «Черному переделу» Е. Н. Дурново, вошедшей в московскую группу уже после провала в конце января 1880 г. типографии на Васильевском Острове 15.
В группу «Черный передел», судя по нескольким источникам, первоначально вошли Г. В. Плеханов, В. И. Засулич, Я. В. Стефанович, П. Б. Аксельрод, О. В. Аптекман, Л. Г. Дейч, М. Р. Попов, В. Н. Игнатов, Г. П. Преображенский, О. Е. Николаев, Л. Н. Гартман, Ю. М. Тищенко, Е. Н. Ковальская, Н. П. Щедрин, М. К. Крылова, Н. А. Короткевич, И. П. Пьянков, В. А. Переплетчиков, Е. Я. Рубанчик, Е. И Козлов, Е. Шевырева, П. В. Приходько-Тесленко, А. Я. Жарков 16. Вскоре, однако, Л. Гартман присоединился к «Народной воле». Кроме того, вначале обоим фракциям помогала С. Перовская, которая «все ждала, не построят ли чернопередельцы какого-либо поселения в деревне, куда она рвалась всей душой» 17. В «Народную волю» формально она вступила после покушения на царя 19 ноября 1879 г.18
|
|
119
По поводу названия Е. Ковальская писала, что организация назвала себя «Черный передел» не потому, что ставила своей целью передел начерно всей земли между крестьянами-общинниками. «Никакого передела начерно никогда не было в программе «Черного передела». На собрании этой группы долго не могли придумать название, Щедрин предложил «Черный передел» ввиду того, что в народе ждут какого-то «черного передела», - это сделает партию популярной в крестьянстве» 19.
«Черный передел» ставил в основном старые задачи: подготовлять в народе, крестьянстве прежде всего всеобщее выступление. Однако в способах воздействия на народ считали возможным прибегнуть к новым средствам - фабричному и аграрному террору. Несмотря на некоторые общие методы, к которым прибегали и народовольцы и чернопередельцы, основные различия двух фракций остались, и они все больше сосредоточивались не на политике, необходимость ведения которой вскоре в статье Аптекмана признал «Черный передел», а на роли и значении масс в социальной революции. «Народная воля», начавшая отчаянную и самоотверженную борьбу с самодержавием, готова была вести ее и без поддержки народа, в то время как «Черный передел» не представлял такую борьбу без участия трудовых масс.
Усилия чернопередельцев, пока народовольцы направляли свой удар на царя, сводились к тому, чтобы разъяснить массам значение этого акта и в момент наибольшей активности не оставить их одних без руководства. Иначе, полагали они, плодами борьбы народовольцев воспользуется буржуазия. Л. Дейч писал: «Без своевременного и соответствующего разъяснения народу мотивов, причин принятого террористами плана, -- рассуждали мы, — даже в случае его удачи, трудящиеся массы истолкуют его в самом превратном смысле»20. Для этого, по словам Дейча, чернопередельцы предполагали «заранее отпечатать соответствующие прокламации к разным слоям населения и заблаговременно разослать их в возможно большее количество пунктов, в каковых они могли безопасно храниться до наступления соответствующего момента» 21.
Некоторые из народовольцев сочувственно отнеслись к описанному выше плану и оказали содействие в напечатании в своей типографии воззваний к крестьянам, казакам, солдатам, с которыми чернопередельцы предполагали отправиться на юг страны. В ноябре 1879 г., например, в типографии на-
120
родовольцев был отпечатан «Манифест тайного братства «Черный передел», автором которого считается Плеханов22. «Манифест» был написан в связи с появлением в июле 1879 г. циркуляра министра внутренних дел Л. С. Макова, в котором опровергались слухи, ходившие в народе о всеобщем передеде земли. В циркуляре официально заявлялось, что они являются ложными и распространяются злоумышленниками. Однако циркуляр министра вызвал обратную реакцию: слухи о всеобщем переделе только усилились, крестьяне по-прежнему ожидали передела земли от царя.
. Решив этим воспользоваться, чернопередельцы составили «Манифест», в котором от имени тайного братства «Черный передел» они призывали крестьян добиваться земли и воли и обещали поддержку со стороны братства, которое за эти требования выступает уже много лет. «Манифест» предлагал крестьянам выносить на сходах приговоры и посылать своих ходоков к наследнику, а покуда отказываться от военной службы и уплаты налогов. В случае принуждения со стороны властей предлагалась обычная землевольческая тактика: учинять сговор села с селом, волости с волостью и отражать насилие единодушной силой.
Но воспользоваться «Манифестом» чернопередельцам практически не пришлось, так как ко времени раздела «Земли и воли» и оформления «Черного передела» поселений в деревнях уже не было. Приходилось все начинать сначала. Я. Стефанович сделал попытку организовать Чигиринских крестьян, с которыми оп и его товарищи были связаны с 1877 г., но в этот раз подступиться к ним было трудно из-за военного положения, введенного после покушения А. Соловьева в Киевской и ряде других губерний России 23. Осенью Стефанович уехал в Одессу, где вместе с П. Аксельродом занимался с рабочими. Дейч с группой товарищей побывал в нескольких в прошлом крупных центрах деревенской деятельности, но убедился, что усилия вновь склонить к народничеству революционную молодежь остаются безуспешными 24. После этого он также направился в Одессу. На Кубани и Нижнем Дону попытался продолжить деревенскую деятельность Аптекман, куда он по совету товарищей отправился из Петербурга вскоре после Воронежского съезда. На Кубани он установил связи с местной народнической группой, информировал товарищей о Решениях Воронежского съезда, вызвал одобрительное отношение к взглядам, отстаивавшимся деревенщиками на съезде.
Но оживить работу, придать ей большой размах он, естест-
121
венно, не мог, так как для этого нужны были новые континенты поселенцев в сельскую местность. Кубанцы жаловались ему на недостаток людей для работы среди сектантов («шелапутов») и горцев Чеченской области. Пробыв с месяц на Кубани, он возвратился в Петербург25. Приблизительно такие же результаты дал объезд после Воронежского съезда восточных и южных губерний России М. Поповым 26.
Осенью 1879 г. прекратило существование и Тамбовское поселение. 28 августа был арестован Н. П. Мощенко, который так и не вошел в «Черный передел»; еще раньше, 14 июля, бежал из деревни Л. Гартман 27.
Работа фактически сосредоточивалась в городе и проходила в пропаганде народнических идей устно и печатно среди интеллигенции и рабочих. Часто на сходках молодежи и студентов выступали и народовольцы, и чернопередельцы; и тех и других слушали и даже, как отмечает Аптекман, с большим интересом. Но шли в основном за народовольцами. «Не потому, — писал Аптекман, — чтобы молодежь считала народовольческую идеологию более истинной, чем «чернопередельче-скую» — нет! В то, по крайней мере, время, т. е. в конце 1879 г., молодежь еще не успела разобраться вполне в идеологических построениях обеих революционных фракций: теоретические и программные разногласия не захватывали тогда еще ее. Настроение молодежи было тогда сильнее ее мышления...» 28.
Таким образом, предприятия конца лета — осени 1879г. не удались деревенщикам главным образом из-за отсутствия связей с народом и слабым притоком молодежи в ряды чернопередельческой организации.
Тем временем перед «политиками», все больше втягивавшимися в террористическую борьбу, вставала задача теоретически обосновать необходимость ее ведения. Нужно было соединить крестьянский социализм, в который они продолжали верить, с борьбой за политические свободы и конституцию, которую они фактически развернули, начав единоборство с царем. Программа «Народной воли» составлялась в сентябре — октябре 1879 г., но из-за разногласий по поводу задач политической борьбы, а также ввиду обсуждения ее местными кружками, была опубликована только в третьем номере «Народной воли» (январь 1880 г.).
В свою очередь образование «Народной воли» со своей программой потребовало со стороны чернопередельцев более четко определить свое отношение к политике. Если весной.
122
летом и даже в начале осени 1879 г. разногласия вращались вокруг вопроса о цареубийстве, то с выработкой программы Исполнительного комитета «Народной воли» вопрос принял принципиальный характер.
Конечно, за спорами о цареубийстве с самого начала скрывалось различное отношение к политической борьбе. Необходимо, однако, иметь в виду, что если бы переход к политике у землевольцев происходил не через террор, а в иных формах, разногласий могло бы не быть или, если бы они были, то лежали в иной плоскости. Переход же к политике был возможен в различных формах: интеллигент, не связанный с рабочим движением, переходил к политике через террор, рабочий — через стачки, через пропаганду и агитацию, через осознание своих классовых интересов, крестьянин — по мере расслоения — или становясь на позиции рабочего или через буржуазный либерализм. Таким образом, форма, через которую в конкретных исторических условиях 70-х гг. XIX в. происходил переход к политической борьбе, играла немаловажную роль. И говоря о причинах, по которым последовательные землевольцы были против «политики», надо отметить: во-первых, потому, что политическая борьба не совмещалась с основными программными установками «Земли и воли», политика противоречила крестьянскому поземельному социализму, осуществление которого мыслилось без вмешательства государства; а во-вторых, политическая борьба в форме терроризма казалась им нецелесообразной. Пример Плеханова показывает, что они видели ее узость и ограниченность.
Мы уже отмечали, что в целом к началу 1879 г. землевольцы — и «политики», и деревенщики — хорошо осознавали значение политических (гражданских) свобод и необходимость их получения. Л. Дейч писал, что «совершенно ошибочен взгляд» будто лишь под влиянием народовольцев чернопередельцы также «перестали отрицательно относиться к конституционной форме правления. К концу 70-х гг., если не все, то, во всяком случае, большинство народников отказались от взгляда, распространенного Бакуниным, что политическая свобода безразлична, если не вредна для дела полного освобождения трудящихся масс»29.
Различие заключалось в том, что, признав значение политических свобод, чернопередельцы не считали борьбу за них своей первой и непосредственной задачей. Они полагали, что борьбу за политические свободы должны вести прежде
123
всего либералы-конституционалисты; что касается социалистов-народ-ников, то они ее могут только поддержать, не отдавая этой борьбе все свои силы. Народовольцы же считали завоевание политических свобод своей главной и, по существу, всепоглощающей задачей, за выполнение которой они брались, не имея не только поддержки масс, но и содействия со стороны «общества», и вынуждены были отдать ей все свои силы.
Другой отличительной чертой была та, что с появлением теории «заговора» и «захвата власти» народовольцы становились государственниками, по крайней мере, на период революционных преобразований. Это означало, что они окончательно отходили от анархизма и становились последовательными политиками. Этого нельзя сказать о чернопередельцах, так как они не только не доходили до признания государственной власти необходимым инструментом в деле преобразования социально-экономических отношений, но продолжали настаивать на ее разрушении и выступали лишь за федерацию общин.
Однако надо иметь в виду, во-первых, что в понимании политической борьбы народовольцы никогда не смогли преодолеть различий, которые у них наблюдались с самого начала перехода к террору; во-вторых, что политическую борьбу они не смогли сделать классовой, причем не только на практике, но и в теории, сведя ее к заговору узкой группы лиц; в-третьих, они так и не сумели правильно решить вопрос о соотношении политики и социализма.
Поэтому нельзя согласиться, например, с мнением Г. С. Жуйкова, что на съезде в Воронеже «будущий руководитель «Черного передела» при определении новых задач русского революционного движения оказался на голову ниже таких выдающихся деятелей народнического движения, как А. И. Желябов, С. Л. Перовская и др. В то время как последние, хотя и противоречивым путем, глубоко заблуждаясь, шли к признанию необходимости ведения политической борьбы, к признанию роли демократического государства в борьбе за социализм, «деревенщики» во главе с Г. В. Плехановым тянули если не назад, то, безусловно, в сторону от этой намечавшейся линии» 30.
На Воронежском съезде, как известно, Желябов (Перовская здесь ни при чем, так как ее взгляды к тому времени не определились) призывал временно отойти от классовой борьбы и переключиться на борьбу за политическую свобод)
124
ввиду недееспособности либералов. Когда на это деревенщики ему заметили, что в таком случае придется отказаться от поддержки стачечников, так как стачка, несомненно, - форма классовой борьбы рабочих, Желябов с завидной проницательностыо ответил, что стачка в России - явление политическое, так как рабочим приходится вести борьбу не только с предпринимателями, но также с полицейским государством. Поэтому стачечников, говорил он, можно поддержать как обывателей, ведущих борьбу с полицией и жандармами.
Из слов Желябова видно, что он подметил связь классовой борьбы с политикой и в данном случае в понимании политической борьбы оказался выше не только деревенщиков, но и многих других «политиков». Но, рекомендуя деревенщикам временно отказаться от классовой борьбы, он по-прежнему противопоставлял политику социализму, и в этом заключалась слабость его позиции. Деревенщики также противопоставляли социализм политике и поэтому выступали против политики во имя социализма.
Кроме того, не следует забывать слова Плеханова о том, что хотя «вопрос о значении политической свободы - великий вопрос», но им не исчерпывались все «социально-политические задачи» того времени (см. т. 24, с. 134). Это значит, что при оценке задач «русского революционного движения» нельзя ограничиваться оценкой отношения той или иной части революционного лагеря только к политике. Прав И. Д. Ковальченко, который пишет: «Однако кроме отношения к политической борьбе были в революционном движении того времени и другие важные вопросы. Главным из них был вопрос о роли народных масс в борьбе за общественные преобразования, как ближайшие, так и конечные. Здесь воззрения чернопередельцев были несравненно более правильными, чем у народовольцев. Чернопередельцы сохранили то рациональное зерно, которое было в программно-тактических воззрениях их предшественников. Они последовательно отстаивали принцип: «Все для народа, все собственными, сознанными усилиями самого народа»31.
И наконец, последнее. При рассмотрении программы Исполнитель-ного Комитета «Народной воли» бросается в глаза отсутствие экономи-ческого обоснования социализма. Правда, известно, что «Народная воля» по-прежнему считала крестьянскую общину экономической базой социализма, в этом «е взгляды ни в чем не изменились по сравнению с землевольческим периодом. Но если программные документы «Земли и
125
воли», а также других народнических организаций 70-х гг., как правило, начинались с указания на формы хозяйственной жизни народа и вытекающие из них народные традиции и идеалы, которые делают возможной и осуществимой ту или иную программу действий, то у народовольцев они отсутствовали 32. И это не было случайностью, так как уяснить правильное соотношение между политикой и экономикой они не могли.
Позже П. Б. Аксельрод следующим образом объяснял причины несогласованности различных элементов политической программы народовольцев: «Мысль о необходимости политической борьбы созрела в их головах не путем критической оценки обращавшегося в революционной среде запаса социалистических идей с точки зрения какой-нибудь новой последовательной системы социально-политических воззрений. Она явилась как невольный результат правительственного произвола, как простой эмпирический вывод, сделанный помимо всяких теоретических соображений, непосредственно под влиянием бесчисленных препятствий со стороны абсолютизма социалистической пропаганде и агитации». И далее «...Новая программа действий явилась как бы временной и случайной пристройкой к теоретическому зданию господствовавшего в социалистической среде народничества» 33.
После создания «Черного передела» на Плеханова легли обязанности редактировать печатный орган и работать среди петербургских рабочих. Но увидав вскоре, что не только молодежь, но даже опытные рабочие поворачиваются в сторону народовольцев (так, в частности, поступил С. Халтурин, который раньше отрицательно относился к террору) Плеханов вынужден был передать дело сношения с рабочими другим, а сам почти исключительно отдался редакторской работе.
О своем намерении издавать печатный орган чернопередельцы заявили еще до организации своей типографии в первом номере «Народной воли» в объявлении, написанном Плехановым. Позже была создана редакция в составе: Плеханова, Аксельрода, Стефановича и Дейча. Но так как Аксельрода в то время в Петербурге не было, в редакцию включили Аптекмана. Фактически же первый номер «Черного передела» в руководящих статьях был составлен Плехановым и Аптекманом.
Статьи Плеханова имели программный характер. В статье «От редакции» заявлялось о расколе народно-револю-
126
ционной партии и говорилось о приверженности вновь созданной организации старому девизу «Земля и воля», как наиболее полно выражающему «народные потребности, стремления и идеалы» (т. 1, с. 108). Да-лее говорилось, что в качестве принципа политической организации освободившегося народа. Признается федерация свободных общин снизу вверх (см. там же) 34. «Черный передел» объявлялся органом социалистов-федералистов. В заключение говорилось, что «критерием при венке различных сторон и форм народной жизни» должны являться выводы современного социализма, т. е. выражалась приверженность принципам социализма, выработанным европейской наукой.
В статье «Черный передел» Плеханов следующим образом сформулировал программные установки организации: «Свободное общинное самоустройство и самоуправление; предоставление всем членам общины сначала права свободного занятия земли «куда топор, коса и соха ходит», потом, с увеличением народонаселения, равных земельных участков с единственною обязанностью участвовать в «общественных разметах и разрубах»; труд, как единственный источник права собственности на движимость; равное для всех право на участие в обсуждении общественных вопросов и свободное, реальными потребностями народа определяемое соединение общин в более крупные единицы, «земли»...» (там же, с. 111 — 112).
Как видим, экономическая программа осталась без каких-либо изменений. Новой Дейч называет только «мысль о федеральном принципе» в организации общин35, но, пожалуй, более определенно она выражена в названной выше •статье Плеханова.
Далее в статье «Черный передел» указывается, что практические задачи партии «составляются из двух слагаемых: общих указаний науки и специальных условий русской истории и современной действительности. Мы признаем социализм последним словом науки о человеческом обществе и в силу этого считаем торжество коллективизма в области владения труда альфой и омегой прогресса в экономическом строе общества» (там же, с. 114). Прилагая же эти общие указания науки к условиям русской действительности, пишет Плеханов, мы превращаемся в революционеров-народников. Только в формах русской народной жизни находим мы здесь Задатки для развития полного коллективизма в отношениях производителей к орудиям труда, только отстаивая эти фор-
12 7
мы, мы можем найти незыблемую опору в крестьянской массе...» (т. 1, с. 115). Но для того чтобы формы народной жизни могли получить полное развитие, необходимо разрушение существующего в России государственного строя, так как экономический принцип современного государства противоречит экономическому принципу народной жизни. А экономическим принципом любого государства (здесь он не делает различия между Западной Европой и Россией) он считает принцип индивидуалистический. По-видимому, он не считает даже возможным существование государства на ином принципе.
Таким образом, борьба народа с государством сводится у Плеханова к борьбе двух экономических принципов. В свете сказанного становятся понятными следующие слова: «Так как экономические отношения в обществе признаются нами основанием всех остальных, коренною причиною не только всех явлений политической жизни, но и умственного и нравственного склада его членов, то радикализм прежде всего должен стать, по нашему мнению, радикализмом экономическим» (там же, с. 114). Отсюда следует, что все пути, которые «предполагают не только сохранение государства, но и действие с его помощью» (здесь несомненный намек на использование государства народовольцами) «как бы ни казались они радикальными, как бы много не сулили они народу, будут ретроградны по своему существу» (там же, с. 117).
Эта была программа в старом землевольческом духе. Но был в ней один новый момент. Он заключался в том, что кроме экономической признавалась программа «политических реформ». Плеханов писал, что «экономическая поземельная революция неизбежно поведет за собою переворот во всех других общественных отношениях. В знаменитом девизе крупных народных движений «воля» так же неотделима от «земли», как сила неотделима от материи, как следствие неотделимо от причины» (там же, с. 116). Только «политические реформы в России» мыслились как следствие устранения враждебных влияний и расчистки пути для правильного развития экономических форм. Другими словами, политические реформы в России, под которыми подразумевались, по-видимому, прежде всего гражданские и политические свободы, должны были явиться побочным продуктом экономического освобождения народа.
Более определенно по вопросам политической борьбы высказался О. В. Аптекман в статье «Письмо к бывшим товарищам». Аптекману, настроенному примирительно, было удоб-
128
лей писать о политике от имени чернопередельцев, нежели Плеханову, учитывая резкость стычек его на этой почве с народовольцами. Указывая на главную причину раскола «Земли и воли», он писал: «Одна часть ударилась исключительно в борьбу с правительством, считая ее злобою дня, другая, напротив, в силу естественной в таком случае реакции, стала вовсе отрицать необходимость в данный момент непосредственной борьбы с правительством и убеждала сосредоточить свои силы в народе. Таким образом, разногласия о приемах борьбы перешли в разногласия принципиальные: вы предлагали политическую борьбу на первом плане, мы — экономическую» 36.
Предостерегая от увлечения политической борьбой и уверенности в возможности политического переворота в данный момент, Аптекман пишет: «Но не думайте, пожалуйста, товарищи, что я вообще против конституции, против политической свободы. Я слишком уважаю человеческую личность, всех честных и искренних людей, чтобы быть против политической свободы»37. «Мы восстаем против политической борьбы не безусловно, а ставим ее в зависимость от революционной работы в народе»38.
Он не считает препятствия, поставленные правительственным гнетом на пути революционной деятельности в народе, непреодолимыми. Революционер, пишет он, «всегда и при всяком правительстве найдет поле для своей деятельности — это тайная, подпольная агитация... Нам кажется, товарищи, что вы слишком уж мрачно смотрите на деревенскую деятельность, слишком мало верите в способность народа к революционной организации» 30.
Несмотря, таким образом, на слабость своей собственной позиции, заключавшейся в потере влияния на революционную молодежь и в защите взглядов революционного землевольчества, постепенно сходившего с исторической арены, чернопередельцы умели подметить ошибочные стороны народовольческой программы и тактики. Нельзя не согласиться с Ш. М. Левиным, который писал, что критические выступления чернопередельцев против «терроризма и заговорщичества, с неизменным подчеркиванием принципа «освобождение народа — дело самого народа» составляли относительно сильную сторону чернопередельчества» 40.
Короткий период жительства Плеханова в Графском переулке был, по словам Розалии Марковны, «одним из наиболее интенсивных и плодотворных»41. Дневное время он посвя-
129
щал чтению, анализу прочитанного и написанию статей для «Черного передела». Только по вечерам, тщательно выбрив бороду и усы, что делало его неузнаваемым с точки зрения жандармских описаний его внешности, Плеханов на короткое время оставлял свою квартиру, чтобы передать товарищам материал для готовившегося первого номера газеты, услышать новости, обменяться мнениями.
Редакторская работа, однако, не поглощала целиком энергии Плеханова. Писал он, по воспоминаниям современников, быстро, без всякого напряжения, творческих сил было достаточно, поэтому он, несмотря на неустроенность нелегальной жизни, занялся изучением работы М. М. Ковалевского «Общинное землевладение, причины, ход и последствия его разложения». О влиянии книги Ковалевского на развитие своих взглядов Плеханов писал: «Это была очень серьезная книга, лично мне оказавшая огромную услугу, так как она впервые и очень сильно поколебала мои народнические воззрения, хотя я и спорил еще против ее выводов» (т. 3, с. 197). Тогда же он начал изучать еще одну работу о крестьянском общинном землевладении - книгу статистика В. И. Орлова «Формы крестьянского землевладения в Московской губернии».
Вопросы, связанные с существованием и разложением крестьянской общины, все пристальнее привлекали его внимание. От этого зависело его бытие в качестве народника-чернопередельца. «Община занимала самый почетный, передний угол в моем народническом мировоззрении», — писал Плеханов (там же, с. 198). Результатом изучения этих работ явилась его статья «Поземельная община и ее вероятное будущее», напечатанная в январском и февральском номерах журнала «Русское богатство» за 1880 г. Написана она была в конце 1879 г. одновременно с программными статьями для «Черного передела».
Напомним, что годом раньше в работе «Закон экономического развития общества и задачи социализма в России» Плеханов не задавался вопросом специально выяснить причины распада поземельной общины. Он только констатировал различие ее судеб на западе и востоке Европы и отсюда выводил различие задач, стоявших перед социалистами Россиии стран Западной Европы.
В данной статье его интересует вопрос, в каком случае разрушение общины является следствием действия внутренних, присущих самому хозяйству, законов общественного раз-
130
вития («самопроизвольных» причин) и в каком случае оно вызывается причинами внешними по отношению общины?
Прежде, чем принять или отвергнуть выводы Ковалевского, он под-робно на нескольких страницах излагает их содержание. Выводы Ковалевского он резюмирует следующим образом. По мнению Ковалевского, пишет Плеханов, «процесс разложения аграрной общины идет по равноденствию двух сил: «самопроизвольных», лежащих в самой организации первобытного общества причин и внешних на него воздействий. Первая из слагаемых является, выражаясь математическим языком, величиной постоянной, вторая в значительной степени носит на себе местный, случайный характер переменной величины.
Каждая из этих сил действует по одному направлению, и результатом их совместных влияний является полное торжество индивидуализма в отношении — мы не говорим уже движимой, но и недвижимой собственности» (т. 1, с. 82).
Не оспаривая приводимые факты, Плеханов вместе с тем отмечает, что описывая «самопроизвольный процесс индивидуализации движимой собственности», Ковалевский не объясняет еще причин возникновения в первобытном обществе частной собственности на движимость. Плеханов указывает, что в качестве такой причины могут выступать только свойства первобытных орудий, требовавших индивидуального применения, и обусловливаемая ими организация труда. А оно в свою очередь явилось в дальнейшем основной внутренней причиной разрушения поземельной общины.
Признав внутренние причины распадения поземельной общины (напомним, что в работе «Закон экономического развития общества и задачи социализма в России» он признавал существование только внешних причин и только в родовой общине), Плеханов вместе с тем считает, что сама по себе поземельная община могла бы еще долго существовать, если бы на нее разрушительным образом не действовала целая ком-бинация внешних отрицательных влияний, среди которых завоевания, государственное законодательство, налоговая политика и т. п. Указывая на множество внешних причин, оказывающих роль в разрушении поземельной общины, Плеханов пишет: «...Мы не можем считать разрушение общины неизбежным историческим явлением. При известной комби-нации отрицательных явлений это разрушение действительно неизбежно. Именно такие комбинации и обусловили собою разрушение общины почти во всех известных нам культурных
131
странах. Но из этого еще не следует, что невозможна другая комбинация условий, при которых община, напротив стала бы расти и развиваться» (т. 3, с. 103). Под благоприятной комбинацией условий он прежде всего имеет в виду «сознательно-положительное отношение» к общине «крестьянской массы и интеллигенции», способной в значительной степени нейтрализовать действие враждебных ей влияний (там же, с. 106). В этом случае община сможет продержаться до «употребления таких орудий и способов труда, которые потребуют общинной эксплуатации общинного поля. Свойства орудий труда, состояние земледельческой техники, эти единственные самопроизвольные причины неустойчивости первобытного коллективизма, станут с тех пор могучими стимулами его роста и развития. Коллективизм труда и владения его орудиями сделается экономически необходимым, а потому и неизбежным, и будущее общины получит твердую, реальную основу» (там же, с. 106—107).
Изучение взгляда Плеханова на общину показывает, что связанные с ней надежды ставятся в зависимость от раскрытия закономерностей ее развития. Плеханов никогда не считал общину крепкой, устойчивой единицей, которая представляла бы прочное основание для социализма вне зависимости с одной стороны от разрушения самодержавного государства, а с другой - от состояния земледельческой техники. Его всегда интересовали причины ее разрушения. Вопрос для него сводился к убедительности, научной обоснованности этих причин. В изучаемых до отъезда за границу работах по истории общины он не находил веских доказательств «самопроизвольности» ее разрушения. «Напротив, — писал он в статье «Черный передел»,— даже с предвзятой мыслью предпринятые исследования приводят лишь новые доказательства в пользу того мнения, что исчезновение коллективизма обусловливалось неблагоприятным стечением исторических условий. Они не только не носят в самих себе элементов разложения, но, напротив, при благоприятном стечении обстоятельств прогрессируют и совершенствуются, налагая свою печать на все предприятия общинников» (т. 3, с. 121). Но это была непрочная основа для оптимизма. И хотя в своих статьях в «Черном переделе» Плеханов оставался бакунистом-народником, с зимы 1879—1880 г., как отмечал Дейч, «начал точить его червь сомнения»42.
Кроме изучения работ по общине, как сообщает Аптекман, в начале зимы 1879—1880 г. Плеханов пользовался его
132
заслугами в устном переводе на русский язык работы К. Маркса «К критике политической экономии» и только что появившейся брошюры А. Г. Шеффле «Сущность социализма». У Аптекмана имеется указание, хотя и не вполне достоверное, что незадолго до отъезда за границу Пле-ханов написал и послал в редакцию журнала «Устои» сначала статью о книге Орлова, а затем по просьбе редакции рецензию на брошюру Шеффле 43.
Между тем для ветеранов «Земли и воли», вошедших в «Черный передел», а также для пополнения, прибывшего из-за границы, все более очевидным становился кризис, переживаемый организацией. Оценивая положение дел, сложившихся в конце 1879 г., Плеханов позже писал: «Старое революционное народничество было осуждено на смерть самой жизнью, попытка «чернопередельцев» привлечь к нему новые силы окончилась полнейшей неудачей» (т. 9, с. 19). Необходимо было выяснить причины неудачи, критически проанализировать теоретическую и практическую программу деятельности «Земли и воли». Нужно было обратиться к книге, почерпнуть новые знания. «Нам необходимо поучиться, — говорил Ю. М. Тищенко, — мы хотим других вести куда-то, а сами многого еще не знаем, не понимаем!»44. Но не было ни времени, ни возможности это сделать, находясь в России. Приходилось прятаться, меняя паспорта, скрываться, меняя квартиры, не доедать и не досыпать. Спасало то, что все были молоды и готовы были перенести любые лишения.
К тому же по необъяснимой причине среди разыскиваемых полицией по делу о террористических актах и покушениях на царя значились видные чернопередельцы Стефанович, Дейч, Засулич, а также Плеханов, которых царское правительство считало одними из главных вдохновителей террора. Одной из причин была та, что в некоторых случаях при раскрытии лабораторий и хранилищ со взрывчатыми вещества ми среди лиц, причастных к их устройству, встречались названные выше фамилии. Так, в одном из материалов департамента полиции говорилось, что, возвратившись в Россию поселившись в Петербурге, «Стефанович привез с собою типографские принадлежности, хрустальные бомбы и другие снаряды для взрыва» 45.
Поэтому получалось, что таким руководителям «Черного передела», как Плеханов, Засулич, Дейч, Стефанович грозил арест и отдача под суд за дела и предприятия, ответственности за которые они не только не несли, но против которых
133
выступали в качестве чернопередельцев. Это значило гибнуть не за свое дело. Если вначале мысль о выезде из России казалась им совершенно неприемлемой, то постепенно она перестала их пугать. Правда, как указывает Дейч, решающими оказались многочисленные настаивания товарищей по организации О. В. Аптекмана, В. Н. Игнатова и Ю. М. Тищенко о необходимости хотя бы на время всем четверым уехать за границу. Одно из последних совещаний состоялось в конце декабря 1879 г. на главной квартире. После нескольких обсуждений, бывших до этого, оно приняло, наконец, решение о выезде за границу четырех руководителей «Черного передела». Менее всех возражал Плеханов. «Нет, лучше поедем за границу учиться!» — говорил он особенно упиравшемуся Дейчу 46.
Под новый год, 31 декабря 1879 г., Плехановы, у которых в конце декабря родилась дочь Вера, разъезжаются из Графского переулка: Георгий Валентинович - на конспиративную квартиру, Розалия Марковна — на квартиру к писателю Н. Н. Златовратскому, а Т. В. Полляк с ребенком перебирается к кормилице на Пески 47.
3 января (15 января по н. ст.) 1880 г. Плеханов нелегально покинул Петербург с тем, чтобы перебраться за границу. Долгое время считалось, что, как и при первой эмиграции, Плеханов перешел прусскую границу. Однако В. Гросул, основываясь на материалах румынских историков Г. Хаупта и Г. Безвеконного, согласно которым в январе 1880 г. Плеханов прожил несколько недель в Добрудже в русской коммуне близ Тульчи и только затем продолжил свою поездку на Запад48, высказал предположение, что Плеханов выехал за границу другим путем - через Бессарабию и Румынию 49. При этом он ссылался на слова В. Иохельсона, что лично он (Иохельсон) до границы сопровождал только больную В. И. Засулич. «Это было тогда, — пишет Иохельсон, - когда все основатели «Черного передела» - Плеханов, Стефанович, Дейч и Аксельрод, - решили покинуть Россию. Но они это устроили другими путями. Для В. И. они хотели более спокойной и надежной переправы» 50. Хотя слова «другими путями» не обязательно означают другими дорогами (они могут значить, например, что Плеханова, Дейча и Стефановича не требовалось кому-либо лично сопровождать до границы), тем не менее предположение В. Гросула, на наш взгляд, заслуживает внимания.
134
Часть II