Счастливая встреча. — Шпион? — В «официальном» городе Саудовской Аравии. — Молитва на магнитофонной ленте. — Бренные останки. — Купальный сезон

 

 

Еще до того как я сел в самолет аравийской авиакомпании, чтобы лететь изАдена в Джидду, у меня появилась твердая уверенность в том, что подороге я узнаю немало интересного об этом важнейшем районе СаудовскойАравии. Перед посадкой я тщательно изучил список пассажиров и занялместо возле одного из видных деятелей современной Аравии. Это был КамальНури — близкий друг наследного принца Фейсала, а принц Фейсал, браткороля Сауда, сделал более, чем кто бы то ни было, для скорейшегоразвития Саудовской Аравии.

Между прочим, летать на аравийских самолетах не так-то просто, как можетпоказаться на первый взгляд. Когда в аденском аэропорту я спросил, вкотором часу самолет прибудет в Джидду, мне ответили, что сколько-нибудьточными сведениями на этот счет администрация не располагает. Дело втом, что в Саудовской Аравии существует свое собственное исчислениевремени. Это единственная страна на земном шаре, которая живет посолнечным часам!

Допустим, вам известно, что ваш самолет улетает завтра в восемь часовутра, однако за сутки ночь может стать на несколько минут короче, и есливы слишком полагаетесь на точность своих часов, то рискуете опоздать.Поэтому постепенно вы привыкаете приезжать в аэропорт заблаговременно. Аесли вздумаете наводить справки об отлете самолета за неделю вперед, вамбудет еще труднее определить, что такое восемь часов утра по аравийскомувремени.

Но это еще не все. В Саудовской Аравии восход солнца означает, чтосейчас двенадцать часов, и, таким образом, разница между двенадцатьючасами в Саудовской Аравии и двенадцатью часами в Адене становится ещебольше. Тем не менее с помощью сложных математических расчетов мнеудалось довольно точно определить время вылета и не опоздать в аэропорт.Но самолет задержался с вылетом на целых два часа.

Надежды, которые я возлагал на соседство с Камалем Нури, полностьюоправдались и в будущем не раз.

Камаль Нури родился не в Саудовской Аравии, а в Египте. Но он так пылколюбит Саудовскую Аравию, что всю свою жизнь посвятил здесь делународного образования, решительно порвав с традициями минувших времен.Хотя Камалю Нури и покровительствует сам наследный принц Фейсал, емуприходится вести ожесточенную борьбу за осуществление своих замыслов иидей. Реакционные круги изо всех сил мешают ему, ставят на его путибесчисленные преграды, но он упорно и настойчиво идет к намеченной цели.

Камаль Нури красноречиво защищает Саудовскую Аравию от любых нападок. Онсоглашается с тем, что во многих отношениях страна находится еще насредневековом уровне развития, но именно поэтому не следует требовать отнее чудес. Между тем прогресс, который достигнут в Саудовской Аравии запоследние десятилетия, он называет чудом, даже чем-то вроде революции.

— Больше всего нам сейчас нужны терпение и терпимость, — говорит он, — аэтого нам как раз и недостает.

Саудовская Аравия нетерпима к фотографам. В страну категорическизапрещается привозить фотоаппараты и кинокамеры, если на это нетспециального правительственного разрешения. А если вам все-такиразрешили взять с собой фотоаппарат, то его не следует выставлятьнапоказ, чтобы вас, чего доброго, не арестовали, несмотря на разрешение,или не изувечили мусульманские фанатики, которые считают, что пророкзапретил воссоздавать образы людей, так как предвидел изобретение фото-и киноаппаратов.

Самое надежное — обратиться в министерство информации, котороеспециально поручит сопровождать вас кому-нибудь из своих сотрудников.Этот сотрудник непременно принесет с собой портфель и попросит васспрятать туда вашу камеру: по-видимому, он не хочет рисковать своимздоровьем и добрым именем, появляясь на улице с бесстыдным фотографом инарушителем заветов Корана. Потом он ведет вас к самым современнымзданиям города, а здесь вы можете фотографировать сколько душе угодно! Вдальнейшем министерство информации выражает пожелание, чтобы вы в своихже собственных интересах спрятали фотоаппарат у себя в номере и невыносили его оттуда до самого отъезда или — самый лучший выход изположения — сдали его на хранение в аэропорт.

— Тот, кто попытается тайком провезти фотоаппарат, рискует головой.

Последнюю фразу Камаль Нури произнес таким тоном, будто расстаться сжизнью из-за подобной безделицы для меня раз плюнуть. Я даже вспотел отволнения. У меня не было разрешения ни на один фотоаппарат, а в моемчемодане лежало целых пять! Это были мои самые верные спутники, и ни зачто на свете я не согласился бы ехать в Саудовскую Аравию без них. Но сомной часто случалось так, что самые трудные проблемы вдруг решалисьсловно по мановению волшебного жезла сами собой. И я надеялся налучшее…

Камаль Нури рассказал, что жизнь в Саудовской Аравии довольно дорогая.Номера в отелях тоже дорогие, заметил он и предложил мне свою помощь натот случай, если я останусь без денег.

Я поблагодарил его за готовность помочь мне с обменом валюты.

— Вы не поняли меня, — сказал он, сопровождая свои слова протестующимжестом. — Вам незачем обменивать валюту. Вы просто придете ко мне ивозьмете столько денег, сколько вам нужно.

— Так же точно как у арабов принято оказывать чужеземцу гостеприимство,у европейцев принято обходиться своими собственными средствами, —ответил я, увидев, что его оскорбил мой отказ принять деньги.

 

* * *

 

В обществе Камаля Нури часы летели как минуты. Казалось, мы только чтосели в самолет, и вот уже почти 1200 километров остались позади. Подкрылом Джидда — важнейший портовый город Саудовской Аравии на побережьеКрасного моря. Большие белые здания стоят, словно светлые шахматныефигуры на серой глиняной доске.

Камаль Нури любезно предложил мне свою помощь при оформлении необходимыхдокументов в аэропорту, и я с радостью принял это предложение, так какчувствовал, что без его поддержки мне будет трудно обойтись, особенно втаможне.

Выйдя из самолета, я увидел, что меня встречают начальник полиции,начальник аэропорта и два каких-то шейха… Впрочем, встречали они неменя, а Камаля Нури, вместе с которым я спустился по трапу. Они поочереди целовали ему руку. Решив, что здесь такой обычай, я тожепротянул руку для поцелуя. Однако мне пришлось удовлетворитьсярукопожатием, и хорошо еще, что дело не дошло до рукоприкладства…

В сопровождении этих почтенных господ, ловко орудующих локтями иплечами, мы быстро прошли сквозь огромную толпу, которая стояла нааэродроме и перед зданием аэропорта. Так же быстро мы миновали пунктпроверки паспортов. Ждать совсем не пришлось. Просто отдали паспорта, инам сказали, что принесут их прямо в машину, когда мы пройдем таможенныйдосмотр.

Таможенный досмотр?

Я весь покрылся холодным потом.

В таможне тоже стояла длинная очередь. Но и здесь нас пропустили внеочереди.

Мой саквояж оказался на столе перед таможенниками.

— Есть ли у вас вещи, облагаемые пошлиной? — спросил чиновник, одетый вмундир.

— Нет, — выдавил я из себя (и это было чистой правдой, ибо фото- икиноаппараты пошлиной не облагаются. Они просто подлежат конфискации).

— Фотоаппараты? — инквизиторски спросил чиновник.

Благодаря моему загару никто не заметил, что при этих словах я густопокраснел. Сердце отбивало какую-то диковинную дробь, но у меня все-такихватило сил сказать «нет». Другого пути не было, так как еще в самолетеКамаль Нури помог мне написать по-арабски в таможенной декларации, чтоникаких запрещенных к провозу вещей я не имею.

Но когда чиновник взялся за молнию моего саквояжа и резким движениемраскрыл ее, я уже не мог сказать ни слова. Сейчас он начнет рыться всаквояже, увидит все мои фотоаппараты, и тогда… Что тогда?

Сверху лежало несколько журналов, которые я в самый последний моментзасунул в саквояж. Таможенник захотел вынуть их. Послышалось шуршаниебумаги, которое свидетельствовало о том, что один лист в чем-то застрял.Потом бумага порвалась.

«Ну вот, теперь все кончено, — подумал я. — Через пару секунд тебяизобличат, и из почетного гостя, которого встречали с поклонами ирукопожатиями, ты мгновенно превратишься в злоумышленника и будешьброшен в тюрьму по обвинению в контрабандном провозе фотоаппаратуры дляпроизводства противозаконных снимков, наносящих ущерб безопасностистраны. Это деяние квалифицируется как шпионаж, а шпионаж карается здесьсмертной казнью через отсечение головы».

Все эти мысли вихрем пронеслись у меня в голове, но тут я заметил, какчья-то рука легла на руку таможенника. Прозвучало несколько слов,произнесенных по-арабски, и молния саквояжа была снова закрыта. Этовмешался Камаль Нури.

Однако я еще отнюдь не чувствовал себя в безопасности. Быть может, менясобираются отвести к какому-нибудь более высокому начальству? Или простопрепроводить в тюрьму?

Мы вышли в небольшой двор. Часовые сделали винтовками «на караул»… Абыть может, это самые обычные меры предосторожности, чтобы я не сбежал?Потом словно из-под земли появился какой-то шейх.

Я уже приготовился к самому худшему, но он лишь распахнул передо мнойдверцу темно-красного «кадиллака». Когда я сел в машину, он схватил моюруку и почтительно поцеловал. Следом за мной в машину сел Камаль Нури, имы тронулись в путь.

Через четверть часа я уже прощался с Камалем Нури перед отелем «ДворецКрасного моря». Он пригласил меня наведаться как-нибудь к нему домой иосмотреть его школу. А напоследок сказал, слегка улыбаясь:

— И постарайтесь более осторожно обращаться со своими фотоаппаратами…

Он, словно добрый дух из волшебных сказок Аладдина, перенес меня насвоих крыльях из душного аэропорта в уютный отель с кондиционированнымвоздухом.

 

* * *

 

В отношении стоимости гостиничных номеров Камаль Нури тоже оказалсяправ. Самый дешевый номер (в котором дверная ручка моментальноотваливается, если вы слишком сильно дернете за нее) стоит 110 крон вдень. Но дороги не только номера. Я разменял египетский фунт, который уменя был с собой, и решил купить кое-какую мелочь: кусок мыла и ремень.Но от ремня пришлось отказаться. Он стоил 46 крон.

Зато нигде я не видел такого разнообразия товаров, как в Джидде. И всетовары наивысшего качества! Здесь и роскошные позолоченные кресла по 2тысячи крон за штуку, и золотые тарелки, и прекрасные часы, и шелк,привезенный прямо из Китая, и тончайшие заморские пуховые платки (вкоторые местные торговцы еще добавляют золотые нити), и электрическиевелосипедные гудки. В магазинах игрушек вы найдете такой богатый выборзаводных автомобилей, электрических поездов и кукол, умеющих говоритьпо-арабски «мама» и «папа», какого нет даже в крупнейших магазинах США.

По улицам движется непрерывный поток великолепных машин, лишь у таксинемного обшарпанный вид, но вы не увидите ни одной модели более чемдвухлетней давности.

Чтобы перейти улицу, приходится ждать пять, а то и десять минут. Обгонздесь запрещен, движение одностороннее, и поэтому машины движутсяровными и плотными рядами.

В Саудовской Аравии любят роскошь и комфорт. Почти все машиныоборудованы кондиционерами. Даже пожилые люди ездят на разноцветных, какпопугаи, велосипедах с золочеными рулями, тремя звонками и двумяпозолоченными электрическими гудками. Щегольское седло обшито бахромой,словно оно не на обычном велосипеде, а на ковбойской лошади изГолливуда, сумка под седлом сделана из кожи, раскрашенной в пятьразличных цветов. На переднем щитке укреплены два боковых зеркала. Крометого, велосипеды снабжены множеством всяких флажков и дюжиной пивныхэтикеток между спицами переднего колеса, которые поставляют для рекламысвоих предприятий пивные компании. (Коран строжайшим образом запрещаетправоверным потребление спиртных напитков, и, откуда здесь взялосьстолько пивных заводов, известно только аллаху.)

Старые дома, которые в результате многовекового чужеземного владычествапочти все носят отпечаток древнетюркского стиля, теперь быстро уступаютместо новым железобетонным зданиям, причем роскошь и монументальностьстараются в какой-то мере восполнить однообразие и отсутствиенационального колорита. Конечно, предпринимаются попытки украсить этиздания арками и стрельчатыми окнами в древнетюркском стиле, но выглядитвсе это как жалкое подражание чужим образцам и по существу противоречиткак традиционному национальному стилю, так и современномуфункционализму. Но старая часть города по-прежнему состоит изживописных, как театральные кулисы, домов с закрытыми балконами, именнотакими, по нашим представлениям, должны быть дома в Саудовской Аравии.

 

* * *

 

Официальной столицей Саудовской Аравии является Эр-Рияд, которыйрасположен в восьмистах километрах от Джидды, в самом сердце пустыни. Нопоскольку Джидда находится на побережье Красного моря и гораздо лучшесвязана с внешним миром, в нее постоянно перебирается все больше ибольше государственных учреждений. Здесь стоит и огромное зданиеминистерства иностранных дел, потому что иностранные дипломаты инемногие иностранные предприниматели, приехавшие в Саудовскую Аравию,живут в Джидде.

В Джидде находится резиденция короля Сауда — целый комплекс дворцов,окруженный километровой стеной. Кроме королевского дворца здесь высятсядворцы некоторых его жен.

У наследного принца Фейсала в Джидде есть очень большая вилла, которая,правда, имеет почти спартанский вид по сравнению с дворцами городскихбогачей.

 

* * *

 

По прибытии в Джидду я прежде всего добился разрешения фотографировать.Я хитро намекнул, что хочу пойти в город и купить новый фотоаппарат.Кроме того, мне удалось завоевать благосклонность занимавшегося мнойчиновника тем, что я подарил ему несколько своих книг, и он, увидевпомещенные там фотографии, сразу понял, что я хочу поведать всему миру оновой Аравии. О том, что мне хочется рассказать и о старой, яблагоразумно умолчал.

Однако в министерстве информации мне не повезло, ибо, как я ипредполагал, ко мне приставили чиновника, который разрешил сниматьтолько новую и в общем наименее интересную часть города.

Многие арабы сейчас стыдятся «древних сундуков», как они называют старыедома, и не понимают восторга иностранцев, любующихся многочисленнымизакрытыми балконами, словно приклеенными к стенам зданий. На балконахсидят женщины, которые щебечут, словно попугаи, и смотрят черезмаленькие оконца на улицу, куда их самих выпускают крайне редко.

Конечно, эти дома гораздо менее прочные, чем современные здания изжелезобетона. Как и в других городах Саудовской Аравии, их строят извысушенной солнцем глины. И хотя осадки здесь выпадают очень редко, дажесамые крепкие дома часто размокают под дождем и разваливаются каккарточный домик.

Когда я был в Джидде, там как раз прошел ливень. Хотя каждый обитательДжидды знает, что рано или поздно все равно будет дождь, он цепенеет,словно парализованный, когда первые капли начинают барабанить по земле.А в следующий миг он срывается с места и бежит домой, потому что дождьможет быть сильным и тут уж лучше не спускать глаз со своих глиняныхпостроек.

В Джидде нет канализации, и поскольку дороги здесь в основном немощеные(как реверанс современности есть несколько улиц с неровным асфальтовымпокрытием), то сухая пыль пропитывается водой и смешивается с глиной,образуя совершенно невообразимое месиво из грязи и нечистот. Пройдет неменее трех-четырех дней, прежде чем вода впитается в землю. Но и потомдолго еще будет везде непролазная грязь. Солнцу очень медленно удаетсясправиться с нею, и лишь тогда земля затягивается твердой неровнойкоркой.

 

* * *

 

В Джидде всюду кипит пестрая цветастая жизнь, но особенно пестрая она внебольших лавчонках, разбросанных по всему городу. Заглянуть в такуюлавчонку — это все равно что бросить взгляд в черную пасть огромногочудовища. Впечатление будет еще более жуткое, если сами вы освещены вэто время яркими солнечными лучами, отражающимися от белых фасадовдомов.

В одной черной пасти сверкают при слабом свете свечи чьи-то глаза, икажется, будто они существуют независимо от всего остального мира, а подними на столе лежит кастрюля, которую сейчас будут лудить.

Из другой пасти доносится громкий смех, но никого не видно, словнохохочет сам дом.

А третья пасть еще страшнее: в кромешной темноте зловеще оскалила зубычья-то белая искусственная челюсть. Как потом оказалось, она принадлежитторговцу древесным углем, кожа которого почти такая же черная, как и еготовар.

И куда ни бросишь взгляд, в разноцветной мозаике людской толпы всюдумелькают зеленые чалмы мусульманской полиции. Главная задача полиции —следить за тем, чтобы правоверные возносили молитвы пять раз в день,когда с высоты минарета раздается крик муэдзина. Но ведь и Джидду неминовал технический прогресс, и муэдзин нередко приглашает мусульман кмолитве, предварительно записав свой пламенный призыв на магнитофоннуюленту. Порой техника отказывает, и тогда громкоговоритель путает часымолитвы или вдруг обрушивает на правоверных брань и проклятия, которыесовсем недавно изрыгал мастер по ремонту магнитофонов. Афанатики-полицейские бегают взад и вперед и вопят: «На молитву, намолитву!» Владельцам лавчонок и их посетителям следует, не теряявремени, бежать в мечеть, если же они замешкаются, им придетсяпознакомиться с дубинками, которыми снабжены полицейские.

Нетрудно заметить, что у служащих мусульманской полиции часто синеет налбу какое-то странное пятно.

Но если вы приглядитесь, то поймете, что это не татуировка, как вамсначала показалось, а здоровый синяк, который получился в результатемногочисленных поклонов. Они и подобные им жертвы религиозного фанатизмаприобретают эти синие знаки благочестия, отбивая земные поклоны во славуаллаха более усердно, чем их остальные единоверцы.

Прежде чем идти на молитву, мусульмане совершают омовение поопределенному ритуалу. Поэтому у каждого всегда есть маленькаяконсервная банка, а у людей более состоятельных и чайник с водой.Сначала они смачивают себе затылок, потом лицо, потом ноги и под конецполощут рот.

Во время полуденной молитвы мечеть забита до отказа. Собравшиеся молятсяхором, но в перерывах между молитвами можно услышать обрывки весьмалюбопытных споров, правда не имеющих ничего общего с религией:

— Десять с половиной?

— Нет, одиннадцать с четвертью.

— Тогда десять и три четверти.

— Нет, одиннадцать с четвертью.

— Ну ладно, даю одиннадцать и ни гроша больше!

Мечеть — это еще и биржа, где вечно занятые торговцы заключают сделки иузнают последние валютные курсы.

 

* * *

 

В порту Джидды есть только один мол, и, когда корабли из всех странмира, кроме тех, что включены в черный список, прибывают сюда, они чащевсего бросают якорь на рейде, а разгрузку и погрузку осуществляют спомощью лихтеров, которые перевозят товары на мол или доставляют их накорабль. Большую часть года в порту довольно пусто, но картина резкоменяется, когда наступает пора паломничества. В Джидду один за другимплывут всевозможные корабли, битком набитые паломниками.

Перед входом в порт чернеют остовы нескольких кораблей. Некоторые из нихвезли паломников и были уничтожены пожаром. На переполненных людьмисудах началась паника, и многие погибли — в пламени, в волнах, анекоторые были съедены акулами.

Остовы этих кораблей так и остались на рейде Джидды. И никто не пытаетсяих убрать. Не трогают даже катер, сидящий на рифах, два года назад егопреследовала полиция порта, когда контрабандисты пытались ввезти встрану большую партию спиртных напитков.

Любителей купания здесь мало: уже само существование акул вызывает уместных жителей и туристов самые острые формы водобоязни, хотя к берегуакулы подплывают крайне редко. Мешают морскому купанию и некоторыесоображения морально-этического порядка: мусульмане не любят купаться,когда на них смотрят чужеземцы. Особенно трудно пришлось бы на открытомпляже женщинам в их длинном до земли одеянии с чадрой.

Но если вы все-таки окунетесь в Красное море, то на берег выйдете весьпокрытый соляной глазурью, и после этого нужно непременно ополоснутьсяпресной водой.

У жителей Джидды не очень принято ездить за город на пикники, но, когданаступает вечер, возле песчаных дюн в пустыне все же появляютсянемногочисленные машины, а их пассажиры наслаждаются дыней или солнечнымзакатом, кому что нравится.

В первые дни своего пребывания в Джидде я главным образом осматривалгород и устанавливал необходимые контакты в министерствах и другихправительственных учреждениях, чтобы как-то облегчить свою дальнейшуюработу.

Меня всюду принимали очень любезно, но кое-где скорее корректно, чемсердечно. Фасады правительственных зданий, равно как и их внутреннееубранство, производят ошеломляющее впечатление. Приемные больше всегонапоминают огромные стойла, но кабинеты начальников устланы коврами иобставлены самыми современными кабинетными гарнитурами с такимиглубокими креслами, что в них можно утонуть.

В результате своих официальных визитов я получил возможность осмотретьмножество современных зданий, а также несколько радиостанций,расположенных в пустыне. Я прилежно записывал, на каких волнах онивещают, и задавал полагающиеся в таких случаях вопросы. Но когда васвозят от одной радиостанции к другой, а вы, несмотря на страшную жару,обязаны, согласно требованиям этикета, напяливать на себя пиджачную паруи галстук, тут вам уже не до вопросов. Все эти радиостанции почти неотличались друг от друга, но, чтобы не прослыть невеждой, я выпаливалодин за другим свои вопросы и получал хотя бы маленькое удовольствие,когда узнавал, что один служащий, к сожалению, ушел разыскиватьудравшего от него верблюда, а другой уехал навестить достопочтенныхродителей своей жены. Эти сообщения казались мне оазисами чего-точеловеческого в суровой пустынетехницизма.

 

В современной школе