Глава двадцать первая 31 страница

Эдуры на миг замерли перед Даристом, затем тот, что стоял посередине, прорычал фразу на неизвестном Резаку языке.

Сребровласый тисте анди не ответил — лишь пожал плечами.

Эдур выкрикнул что-то — явно какое-то требование. Затем они подняли клинки, перебросили щиты вперёд.

Резак увидел, что на тропе за воротами появились другие диковатые воины.

Трое выступили из-под арки, разошлись, чтобы образовать что-то вроде клешни — центральный эдур двигался на шаг впереди своих соратников.

— Они не знают, что ты будешь делать, — пробормотал Резак. — Они никогда не дрались с…

Боковые воины в унисон шагнули вперёд.

Меч Дариста взметнулся вверх, и с этим движением двор рассёк яростный порыв ветра, а воздух вокруг трёх эдуров наполнился листвой и пылью.

Резак видел, как бросился в атаку тисте анди. Клинок лёг в горизонтальную плоскость так, что остриё оказалось направлено на эдура справа, но истинный удар — навершием — пришёлся по воину слева. Молниеносный шаг к врагу, и навершие, врезавшись в наспех поднятый щит, раскололо его пополам. Левая рука Дариста соскользнула с рукояти, ладонью отбила в сторону меч воина, а сам тисте анди уже присел, разворачивая лезвие Скорби к груди противника.

Казалось, клинок даже не коснулся эдура, но кровь хлынула из раны, которая начиналась над левой ключицей и ровной линией шла до паха.

Из приседа Дарист одним движением отпрыгнул, приземлился в двух шагах позади, меч свистнул, чтобы отогнать двух остальных воинов. Оба в испуге отскочили.

Раненый эдур повалился в лужу собственной крови, и Резак увидел, что Скорбь рассекла ключицу и все рёбра с левой стороны.

Воины за аркой разразились боевыми кличами и хлынули в иссечённый ветрами двор.

Единственный шанс для них заключался в том, чтобы войти с Даристом в ближний бой, помешать размахивать свистящим клинком, и отваги эдурам было не занимать.

Резак увидел, как рухнул ещё один, затем третий получил удар навершием в боковую часть шлема — и бронза глубоко прогнулась. Когда воин повалился на камни, его руки и ноги ещё некоторое время судорожно подёргивались.

Оба боевых ножа даруджиец сжал в левой руке, а правой потянулся за метательным. Замахнувшись из-за левого плеча, он послал клинок в полёт — и увидел, как тот по рукоять вошёл в глаз одному из эдуров, и понял, что остриё обломилось о внутреннюю стенку черепа. Швырнул ещё один и выругался, когда нож вонзился в быстро поднятый щит.

В бурном вихре листвы меч Дариста казался вездесущим, отбивал удар за ударом, но затем один эдур бросился вперёд и сумел обхватить ноги тисте анди обеими руками.

Сверкнул скимитар. Кровь брызнула из правого плеча Дариста. Навершие прогнуло шлем воина у ног тисте анди, и тот безвольно повалился. Ещё один удар рассёк бедро старика, клинок отскочил от кости. Дарист зашатался.

Резак ринулся вперёд — навстречу оставшимся эдурам. Через вихрь листвы — в спокойный воздух в центре. Даруджиец уже давно понял, что прямое столкновение — не лучшая тактика для ножевого боя. Он выбрал одного эдура, который полностью сосредоточился на Даристе и потому слегка отвернулся, — но краем глаза заметил Резака и быстро отреагировал.

Обратный взмах скимитаром, затем удар щитом.

Резак перехватил саблю левым ножом на расстоянии трети клинка от острия. Одновременно вторым ножом остановил удар посередине предплечья — обоюдоострый клинок пробил кожаный наруч эдура и вошёл между костями. А затем эфес этого ножа столкнулся со скимитаром — и выбил оружие из ослабевшей руки.

Эдур громко заревел и выругался, но Резак, дёрнув нож, уже скользнул мимо него. Клинок не пожелал выходить и потащил за собой пробитую руку. Ноги воина запутались, он упал на одно колено.

Эдур поднял щит, но клинок Резака метнулся поверх него и пробил горло.

Кромка щита тяжело врезалась в запястье вытянутой руки даруджийца, так что тот чуть не выронил оружие.

Ещё рывок — и второй клинок выскользнул из раны на предплечье эдура.

Щит слева с такой силой ударил Резака в корпус, что мокасины его оторвались от земли. Даруджиец извернулся, широким взмахом попытался достать нападавшего, но промахнулся. От столкновения со щитом вся левая часть тела налилась болью. Резак упал на каменные плиты и свернулся клубком.

Что-то гулко стукнулось о землю, покатилось следом за ним, и когда даруджиец вскочил на ноги, отрубленная голова эдура ударилась о его правую лодыжку.

Мучительная боль от этого — как ни абсурдно — пересилила всё остальное. Резак завопил, выругался и отпрыгнул назад на одной ноге.

На даруджийца бросился другой эдур.

С губ Резака сорвалось словцо покрепче. Он метнул нож левой рукой. Навстречу клинку взметнулся щит, а воин пригнулся и скрылся из виду.

Скривившись, Резак ринулся следом за ножом — пока эдур ничего не видел — и нанёс удар сверху, над щитом. Клинок вошёл в тело за левой ключицей, а когда даруджиец выдернул оружие, следом взметнулся гейзер крови.

Двор наполнился криками — вдруг оказалось, что бой кипит повсюду. Резак отступил на шаг и увидел, что подоспели другие тисте анди, а среди них — Апсалара.

Позади неё на земле уже извивались в крови и желчи трое эдуров.

Оставшиеся — те, кого не убили Апсалара, Резак и Дарист, — отступали обратно за арку.

Апсалара и её спутники, тисте анди, преследовали врагов лишь до ворот.

Вихрь медленно улёгся, истрёпанная листва осыпалась на землю, точно пепел.

Резак бросил взгляд через плечо, увидел, что Дарист по-прежнему стоит, хотя и прислонился к боковой стене. Его худое, вытянутое тело было покрыто кровью, шлем пропал, спутанные, мокрые волосы упали на лицо. Меч по имени Скорбь старик по-прежнему сжимал обеими руками, но остриё вновь упёрлось в каменные плиты двора.

Одна из новоприбывших тисте анди подошла к шумно умиравшим эдурам и без особых церемоний перерезала им глотки. Закончив, она подняла глаза на Апсалару и смерила девушку долгим, изучающим взглядом.

Резак заметил, что все родичи Дариста беловолосы, хотя никто не был так стар, — более того, все они казались очень юными, по виду — не старше самого даруджийца. Доспехи и вооружение у них были разношёрстные, и ни один не держал своё оружие с заметной уверенностью или привычкой. Тисте анди бросали быстрые, тревожные взгляды на ворота, а затем — на Дариста.

Вложив в ножны свои ножи-кеттры, Апсалара шагнула к Резаку:

— Прости, что мы запоздали.

Юноша моргнул, затем пожал плечами:

— Я думал, ты утонула.

— Нет, я довольно легко выбралась на берег, — но всё остальное пошло под воду вместе с тобой. Потом кто-то начал чародейский поиск, от которого я уклонилась. — Девушка кивнула в сторону молодых тисте анди. — Нашла их на приличном расстоянии в глубине острова. Они там… прятались.

— Прятались. Но Дарист сказал…

— Ага, так это и есть Дарист. Андарист, если точнее. — Она обратила на старого тисте анди задумчивый взгляд. — Прятались по его приказу. Он не хотел, чтобы они оказались здесь… ибо, как мне кажется, считал, что здесь они наверняка погибнут.

— Так и будет, — проворчал Дарист, поднимая голову, чтобы встретить её взгляд. — Ты обрекла на смерть всех их, ибо теперь эдуры будут на них охотиться всерьёз — прежняя ненависть вспыхнула вновь.

Эти слова её не тронули.

— Трон необходимо защитить.

Дарист обнажил тронутые кровью зубы, глаза его сверкнули в полутени.

— Если он так уж хочет защитить Трон, то мог бы сам явиться и заняться этим.

Апсалара нахмурилась:

— Кто?

Ответил Резак:

— Его брат, разумеется. Аномандер Рейк.

 

Это была догадка, но выражение лица Дариста полностью её подтвердило. Младший брат Аномандера Рейка. В его жилах нет ни капли драконьей крови — в отличие от Сына Тьмы. И в руках он держит меч, который его создатель счёл слишком слабым в сравнении с Драгнипуром. Но само это знание прозвучало лишь тихим шёпотом — извилистая, тёмная буря, что бушевала между братьями, стала бы великим эпосом, который, впрочем, вряд ли кто-нибудь когда-нибудь произнесёт вслух. Так, во всяком случае, подозревал Резак.[7]

Паутина горьких обид оказалась даже сложнее, чем изначально воображал даруджиец, ибо вскоре выяснилось, что все молодые тисте анди — близкие родичи Аномандера, его внуки. Их родители, все до одного, поддались пороку своего прародителя — острому желанию странствовать, исчезать во мгле, создавать личные миры в забытых, удалённых местах. «В поисках верности и чести», — с насмешкой проговорил Дарист, пока Фэйд — девушка, которая оказала последнюю милость жертвам Апсалары, — перевязывала его раны.

Занятие это было не быстрое. Дарист — Андарист — получил по меньшей мере дюжину ран, и каждый раз тяжёлый скимитар рассекал кольчугу, а затем тело — до кости. То, что старик продолжал стоять на ногах, да ещё 7 И был прав лишь отчасти: история двух братьев изложена в романе Стивена Эриксона «Кузница Тьмы» (2012), первом в трилогии-приквеле о древних временах этого мира. — Прим. ред.

и драться, казалось ярким свидетельством ложности его собственных слов о том, что его воля недостаточно чиста для меча по имени Скорбь. Однако теперь, когда стычка прервалась, сила, которая наполняла старика, растворилась. Правой рукой он уже не мог пользоваться; рана на бедре заставила его опуститься на камни — и старик не смог встать без посторонней помощи.

На земле лежали девять мёртвых тисте эдур. Отступление было вызвано скорее желанием перегруппироваться, чем необходимостью.

Хуже того, это ведь был лишь передовой отряд. Два корабля у берега были огромны: на каждом легко могли разместиться две сотни воинов. Так, во всяком случае, рассудила Апсалара, пробравшаяся в узкую бухту, где эти суда бросили якорь.

— В воде полно обломков, — добавила девушка, — и оба эдурских корабля, похоже, побывали в бою…

— С тремя малазанскими боевыми дромонами, — сказал Резак. — Случайная встреча. Дарист говорит, что малазанцы хорошо себя показали.

Они сидели на упавших камнях в дюжине шагов от тисте анди, которые смотрели, как девушка возится с Даристом. Левый бок Резака ныл, и ему не нужно было заглядывать под одежду, чтобы понять, что под кожей уже расплываются синяки. Юноша пытался не обращать внимания и продолжал смотреть на тисте анди.

— Они вовсе не такие, как я ожидал, — тихо проговорил он. — Даже искусству войны не обучены…

— Верно. Желание Дариста защитить, оградить их оказалось на поверку роковой ошибкой.

— Теперь, когда эдуры узнали об их существовании. Дарист этого не планировал.

Апсалара пожала плечами:

— У них есть задача.

Юноша замолчал, обдумывая это бестактное заявление. Он-то всегда считал, что исключительная способность нести смерть порождает определённую мудрость, даёт осознание хрупкости духа, его смертности, как это было в случае с Ралликом Номом, с которым Резак лично общался в Даруджистане. Но Апсалара не выказывала подобной мудрости; её суждения всегда звучали категорично, часто — попросту презрительно. Она избрала себе цель и сделала её оружием… возможно, для самозащиты.

Она не собиралась дарить своим жертвам-эдурам быструю смерть. Но, похоже, не получала от этого никакого удовольствия, как это делал бы обычный садист. Скорее всё выглядит так, будто её просто так научили… обучили на пыточных дел мастера. Но Котиллион — Танцор — не был мучителем. Он был профессиональным убийцей. Так откуда же эта нотка жестокости? Неужели — часть её собственной натуры? Неприятная, тревожная мысль.

Он осторожно приподнял левую руку и поморщился. Следующая схватка, скорее всего, не затянется, даже при учёте того, что на их стороне будет Апсалара.

— Драться ты не сможешь, — заметила она.

— Дарист тоже, — парировал Резак.

— Его понесёт меч. А ты станешь слабым звеном. Я не хочу отвлекаться на то, чтобы тебя защищать.

— И что предлагаешь? Покончить с собой, чтобы не путаться у тебя под ногами?

Девушка покачала головой — словно это предложение по сути было вполне рациональным, просто она задумала другое — и тихо сказала:

— На острове есть другие. Они хорошо прячутся, но не настолько хорошо, чтобы я не заметила. Я хочу, чтобы ты пошёл к ним. И заставил нам помочь.

— А кто они?

— Ты же их сам опознал, Резак. Малазанцы. Выжившая команда тех трёх дромонов, следует полагать. И среди них есть один, обладающий большой силой.

Резак бросил быстрый взгляд на Дариста. Молодые тисте анди перенесли старика — тот сидел теперь, привалившись спиной к стене у дверного проёма напротив ворот. Старик уронил голову на грудь, и только по едва заметному движению груди можно было понять, что он ещё жив.

— Ладно. Где их искать?

 

Лес был усыпан развалинами: древними, укрытыми мхом, часто — просто заросшими буграми. Шагая по узкой, едва заметной тропе, которую указала Апсалара, Резак понял, что лес поднялся в самом сердце мёртвого города — огромного города, который мог похвастаться высокими, массивными строениями. Тут и там валялись обломки разбитых статуй, гигантские фигуры, сработанные из секций, скреплённых какой-то стеклянистой субстанцией, которую даруджиец не опознал. Хотя изваяния по большей части укрывал ковёр мха, он подозревал, что фигуры принадлежали эдурам.

Всё под покровом леса окутывал угнетающий сумрак. На некоторых деревьях виднелись места, где чёрная кора оторвалась, открыв гладкую, влажную древесину цвета крови. Рухнувшие стволы подсказывали, что в смерти она тоже чернела. Раненые, но выстоявшие деревья напомнили Резаку Дариста — чёрную кожу тисте анди и тёмно-красные раны на ней.

Влажный воздух заставил даруджийца дрожать на бегу. Левая рука окончательно вышла из строя, и хотя он забрал свои ножи — в том числе тот, на котором отломился кончик лезвия, — Резак сомневался, что сумеет драться, если возникнет такая необходимость.

Он уже видел впереди свою цель. Курган из развалин, очень большой, напоминавший по форме пирамиду. Такой высокий, что вершина купалась в солнечных лучах. На склонах росли деревья, но по большей части мёртвые — в удушающих объятьях лиан. В ближнем склоне зияло отверстие, залитое непроглядной тьмой.

Резак замедлил шаг, а в двадцати шагах от пещеры и вовсе остановился. То, что он собирался сделать, было юноше положительно не по нутру.

— Малазанцы! — закричал он, а затем сам поморщился от того, как громко получилось.

Но эдуры сходятся к Трону — никого нет рядом, никто меня не услышит. Наверное.

— Я знаю, что вы внутри! Я хочу поговорить!

У входа в пещеру возникли фигуры — по две с каждой стороны — и направили на Резака взведённые арбалеты. Затем появились ещё три — две женщины и мужчина. Женщина слева поманила его и сказала:

— Иди сюда, руки вытяни в стороны.

Резак замешкался, затем выставил правую руку.

— Левая не поднимается, извините.

— Подходи.

Он приблизился.

Женщина была высокой, мускулистой. Длинные рыжеватые волосы спадали на доспех из дублёной кожи. Длинный меч в ножнах у бедра. Кожа отливала бронзой. Резак решил, что она лет на десять, а то и больше старше его, и почувствовал, как по телу пробежала дрожь, когда встретил взгляд раскосых, золотистых глаз.

Другая женщина — постарше — была безоружна. Всю правую часть тела — голову, лицо, торс и ногу — покрывал ужасный сплошной ожог: плоть сплавилась с обрывками одежды, вспучилась и почернела в жестоком пламени чародейской атаки. Удивительно, что она не то что стояла на ногах — вообще выжила.

В шаге от этих двоих держался мужчина. Резак подумал, что, судя по смуглой коже и коротко остриженным, курчавым, чёрным с проседью волосам, он, наверное, далхонец. Глаза, правда, у него были почему-то тёмно-синие. Лицо с правильными чертами, но расчерчено шрамами. На мужчине позвякивал видавший виды хауберк, на поясе висел простой длинный меч, а выражение лица было настолько угрюмым, будто тот приходился старшим братом Апсалары.

По сторонам от них замерли морпехи в полном боевом облачении и шлемах с опущенными забралами.

— Только вы выжили? — спросил Резак.

Первая женщина нахмурилась.

— У меня мало времени, — продолжил даруджиец. — Нам нужна ваша помощь. Эдуры атакуют…

— Эдуры?

Резак моргнул, затем кивнул.

— Мореходы, с которыми вы сражались. Тисте эдур. Они ищут что-то на этом острове, источник великого могущества — и мы бы не хотели, чтобы он попал к ним в руки. Почему вы должны нам помогать? Потому что если они завладеют этим предметом, Малазанской империи, верней всего, наступит конец. Как, впрочем, и всему остальному человечеству…

Обожжённая женщина хихикнула, сорвалась в приступ кашля, от которого на губах у неё запузырилась алая пена. Оправилась она не сразу.

— Ох, молодость-молодость! Говоришь, всё человечество? А почему ж не весь мир?

— Трон Тени здесь, на этом острове, — сказал Резак.

При этих словах далхонец чуть вздрогнул.

Обожжённая женщина часто закивала:

— Да-да-да, истинные слова. И является понимание — потопом! Тисте эдур, тисте эдур, вышел флот на поиски, флот издалека, и вот нашли. Амманаса и Котиллиона вот-вот поставят на колени, но что с того? Трон Тени — мы бились с эдурами из-за него? Ах, какая потеря — наши корабли, морпехи — сама моя жизнь: за Трон Тени?

Она вновь забилась в приступе кашля.

— Это не наша битва, — прорычала вторая женщина. — Мы и не хотели сражаться, но эти глупцы даже не думали вести переговоры, обменяться послами, — видит Худ, это не наш остров, он не принадлежит Малазанской империи. Ищи помощи у других…

— Нет, — пророкотал далхонец.

Женщина удивлённо обернулась:

— Мы же ясно высказали свою благодарность за то, что ты спас нам жизнь, Путник. Но это никак не даёт тебе права приказывать…

— Нельзя отдавать Трон эдурам, — заявил человек по имени Путник. — Я не хочу претендовать на ваши права, капитан, но парень не преувеличивает, когда описывает риски… для Империи и всего человечества. Нравится вам это или нет, но Путь Тени ныне аспектирован людьми… — добавил далхонец и криво усмехнулся. — И нашей природе он вполне созвучен. — Усмешка исчезла. — Эта битва — наша, вступим ли мы в неё сейчас или потом.

— Ты утверждаешь, что эта битва идёт во имя Малазанской империи? — спросила капитан.

— Куда больше, чем можно вообразить, — отозвался Путник.

Капитан взмахом руки подозвала одного из своих морпехов.

— Гентур, выводи сюда остальных, но Вруна оставь с ранеными. Взводам — пересчитать стрелы. Хочу знать, что у нас осталось.

Морпех по имени Гентур ослабил тетиву и скрылся в пещере. Вскоре появились новые солдаты — всего шестнадцать человек, если считать тех, что уже были снаружи.

Резак подошёл к капитану.

— Среди вас есть носитель великой силы, — прошептал он, бросив взгляд на обожжённую женщину — та как раз склонилась и сплёвывала мутную кровь. — Она чародейка?

Капитан проследила за его взглядом и нахмурилась.

— Да, но она умирает. Сила, о которой…

По воздуху разнёсся далёкий грохот. Резак волчком крутанулся на месте.

— Снова напали! На этот раз с магией! За мной!

Не оборачиваясь, даруджиец припустил назад по тропе. Позади он услышал тихую ругань, а потом капитан принялась выкрикивать приказы.

Тропа вела прямо на двор, и по следовавшим один за другим чародейским взрывам Резак заключил, что малазанский отряд без особого труда найдёт место битвы — ждать их он не станет. Там Апсалара. И Дарист. И ещё горстка необученных, юных тисте анди — у них нет защиты от чародейства.

А у Резака — есть.

Он опрометью мчался в сумраке под деревьями, стараясь правой рукой удерживать на месте левую, но всё равно каждый шаг болью пронзал плечо и грудь.

Впереди показалась ближняя стена двора. В воздухе плясали разноцветные вспышки, врезались в стволы со всех сторон — багровые и пурпурные. Череда взрывов возросла — доносились они из двора.

У арки эдуров не было — дурной знак.

Резак устремился внутрь. Движение справа привлекло его внимание, и даруджиец увидел ещё один отряд эдуров, который поднимался по береговой тропе, — в шести десятках шагов от него. С этими придётся разбираться малазанцам… и храни их Королева Грёз. Оказавшись в воротах, юноша впервые увидел, что происходит внутри.

Четверо эдуров стояли спиной к нему в центре двора. Справа и слева от них ждали ещё две дюжины воинов со скимитарами наготове. Волны чародейства катились от четверых, пульсировали, становились всё сильнее — и каждая мчалась рокочущей грозовой тучей над каменными плитами, чтобы врезаться в Дариста.

Который стоял в одиночестве, а у ног его лежала мёртвая или бесчувственная Апсалара. За ним же — россыпью бездыханные тела, внуки Аномандера Рейка. Каким-то чудом Дарист всё ещё держал меч прямо — хотя в чудовищной ране на его груди виднелись окровавленные кости. Он стоял под рокочущими волнами, но не делал ни шага назад, хотя чары буквально рвали его на куски. Меч по имени Скорбь раскалился добела, металл пел, тянул ужасную, воющую ноту, которая становилась всё громче, всё пронзительнее с каждым мгновением.

— Слепая! — прошипел Резак. — Ты мне нужна! Сейчас же!

Тени взметнулись вокруг даруджийца, затем на камни двора приземлились четыре тяжёлые лапы, и внезапно он почувствовал рядом огромную Гончую.

Один из эдуров резко развернулся. Нечеловеческие глаза округлились, когда увидели Слепая, затем чародей приказал что-то резким тоном.

Слепая уже было рванулась вперёд, но вдруг затормозила, заскрежетала когтями по камням.

И Гончая вдруг съёжилась.

— Храни нас Беру! — вскрикнул Резак и потянулся за ножом…

Внезапно двор заполонили тени, воздух разорвал странный щёлкающий звук…

И среди четырёх эдуров возникла пятая фигура: мужчина в сером, в перчатках, лицо скрыто глубоким капюшоном. В его руках змеилась, точно живая, длинная узловатая верёвка. Резак увидел, как она ужалила одного из чародеев точно в глаз, а когда верёвка отдёрнулась, следом хлестнула кровь с кусочками мозгов. Магия чародея погасла, и эдур повалился на землю.

Верёвка металась так быстро, что невозможно было за ней уследить. Мужчина в сером плавно двигался среди оставшихся трёх магов, но под её свист голова покатилась с плеч, внутренности посыпались из вспоротого живота, а последнего чародея коснулась так, что никаких видимых ран не осталось, но всё равно эдур умер прежде, чем упал на каменные плиты.

Воины закричали, бросились со всех сторон. И тогда послышались крики. В правой руке Котиллиона металась и жалила верёвка, в левой возник длинный нож, который лишь лизал и поглаживал всех, с кем рядом оказывался бог, но результаты оставлял губительные. Воздух вокруг Покровителя убийц заполнился кровавой мглой, и прежде чем Резак вздохнул в четвёртый раз с начала битвы, она закончилась, и вокруг Котиллиона остались одни трупы.

Последним щелчком верёвка стряхнула кровь на стену, затем бог откинул свой капюшон и повернулся к Слепой. Открыл было рот, чтобы что-то сказать, но вновь закрыл. Раздражённый жест, и тени встали, окутали дрожащую Гончую. Когда они рассеялись миг спустя, Слепой уже не было.

Где-то за пределами двора слышались звуки боя. Резак повернулся.

— Малазанцам нужна помощь! — крикнул он Котиллиону.

— Нет. Не нужна, — прорычал бог.

Оба обернулись на громкий звон, увидели, что Дарист неподвижно лежит рядом с Апсаларой, а рядом валяется меч — раскалённый настолько, что листья, на которые он приземлился, тлели и вспыхивали.

Лицо Котиллиона осунулось, точно от внезапной, глубокой скорби.

— Когда он там закончит, — сказал бог Резаку, — приведи его к этому мечу. И назови имена клинка.

— Его?

В следующий миг, оглядев ещё раз бойню, которую сам учинил, Котиллион исчез.

Резак бросился к Апсалар. Упал на колени рядом с ней.

Одежда девушки обуглилась, тонкие струйки дыма поднимались от неё в неподвижном теперь воздухе. Огонь опалил волосы Апсалары, но лишь по краю, — осталось ещё довольно много; лицо не пострадало, но длинный вздувшийся ожог протянулся по диагонали через шею. Руки и ноги девушки легонько подёргивались — последствия чародейского удара. Однако она была жива.

Резак попытался привести Апсалару в чувство, только ничего не вышло. В следующий миг он поднял голову, прислушался. Звуки боя стихли. Теперь ко двору медленно приближалась, поскрипывая землёй, одна пара сапог.

Резак медленно поднялся и повернулся к арке.

В ворота шагнул Путник. В одной руке он сжимал меч с отломленным на четверть длины клинком. Хотя далхонца покрывала кровь, сам он, казалось, не был ранен. Мужчина остановился, чтобы осмотреть картину боя во дворе.

Резак без слов понял, что в живых остался только он один. Но всё равно подошёл и выглянул из-под арки. Все малазанцы лежали неподвижно. Вокруг них валялось полсотни, а то и больше тисте эдур. Ещё несколько густо утыканных арбалетными стрелами тел виднелись на тропе, ведущей к прогалине.

Я позвал этих малазанцев на смерть. Капитан… У неё были такие красивые глаза… Резак вернулся во двор, где Путник расхаживал среди павших тисте анди. Вопрос вырвался из сжавшегося горла:

— Ты сказал правду, Путник?

Далхонец поднял глаза.

— Эта битва, — пояснил Резак, — правда была малазанской?

Путник пожал плечами так, что даруджиец похолодел.

— Некоторые из этих ещё живы, — заметил далхонец, указывая на тисте анди.

— А в пещере остались раненые, — добавил Резак.

Путник подошёл туда, где лежали на каменных плитах Апсалара и Дарист.

— Она — друг, — сказал Резак.

Путник хмыкнул, затем отбросил сломанный меч и перешагнул через Дариста. Наклонился за мечом.

— Осторожно…

Но тот уже сомкнул руку в перчатке на рукояти и поднял оружие.

Резак вздохнул, надолго закрыл глаза, а когда вновь открыл, сказал:

— Имя этого клинка Отмщенье… или Скорбь. Выбирай сам, какое тебе больше подходит.

Путник перехватил взгляд Резака.

— Себе ты его забрать не хочешь?

Даруджиец покачал головой:

— Он требует, чтобы его хозяин обладал нерушимой волей. Я не гожусь для этого меча и, наверное, никогда не сгожусь.

Путник разглядывал клинок в своей руке.

— Отмщенье, — прошептал он, затем кивнул и присел на корточки, чтобы снять ножны с тела Дариста. — Этот старик… кем он был?

Резак пожал плечами:

— Хранителем. Стражем. Его звали Андарист. И вот его не стало, и Трон теперь без защитника…

Путник выпрямился.

— Я тут задержусь на некоторое время. Ты сам сказал, нужно помочь раненым… и похоронить мёртвых.

— Я помогу…

— Нет нужды. Бог, который являлся здесь, уже заглянул на корабли эдуров — на них есть шлюпки и припасы. Забирай свою женщину и увози с этого острова. Если сюда снова нагрянут эдуры, твоё присутствие будет мне только мешать.

— И сколько времени ты собираешься провести здесь, исполняя роль Андариста?

— Довольно, чтобы почтить его память.

Апсалара застонала, и Резак кинулся к ней. Девушка начала биться, словно в лихорадке.

— Уноси её отсюда, — сказал Путник. — Чары здесь ещё не полностью развеялись.

Юноша поднял взгляд, заглянул ему в глаза — и увидел в них скорбь, первое чувство, которое проявил этот скрытный человек.

— Я помогу тебе похоронить…

— Мне не нужна помощь. Не в первый раз мне придётся хоронить спутников. Иди. И забирай её отсюда.

Даруджиец поднял девушку на руки. Подёргивания прекратились, и она вздохнула, точно погружаясь в глубокий, мирный сон. Потом Резак ещё некоторое время разглядывал Путника.

Тот отвернулся.

— Передай своему богу благодарность, смертный, — проворчал он, по-прежнему стоя спиной к даруджийцу, — за этот меч…

 

Вытянутый каменный настил обрушился в чёрную, быструю воду подземной реки. Поперёк провала уложили охапку копий, которую обвязали верёвкой, доходившей до самой воды, так что она всё время дрожала под напором течения. Воздух внутри вырубленного в скале зала был влажным и холодным.

Калам присел на корточки у дыры в полу и долго разглядывал бурлившую внизу воду.

— Это колодец, — сообщил сержант Шнур.

Убийца хмыкнул, затем спросил:

— А какого Худа капитан и лейтенант вообще решили туда спускаться?

— Если тут все факелы потушить и присмотреться, увидишь мерцание. Что-то там на дне лежит — на глубине, наверное, в два человеческих роста.

— Что-то?

— Вроде похож на человека… весь в доспехах. Лежит, руки раскинув.

— Так потуши факелы. Хочу на него посмотреть.

— Ты что-то сказал, капрал? Твой дружок-демон исчез, ты не забыл? Пропал.

Калам вздохнул:

— Так уж у демонов заведено. И в данном случае тебе бы этому радоваться. Сейчас, сержант, я думаю, что вы все слишком долго проторчали внутри этой горы. Думаю, может, вы все свихнулись. К тому же я поразмыслил над твоими словами о моём месте в твоей роте и принял следующее решение. — Убийца повернул голову и уставился прямо в глаза Шнуру. — Я не в твоей роте, Шнур. Я «сжигатель мостов». А вы — Ашокский полк. Но если тебе этого мало, то я, пожалуй, воскрешу свой прежний чин… Когтя, предводителя пятерни. В этом качестве в полевых условиях старше меня по званию только Глава Когтей, Шик, а также адъюнктесса и сама Императрица. А теперь унеси отсюда эти треклятые факелы!

Шнур вдруг улыбнулся:

— Хочешь покомандовать этой ротой? Хорошо, забирай. Только с Ирризом мы разберёмся по-свойски.