Глава двадцать первая 45 страница

— Об Императрице. Она ведь была когда-то Главой Когтей. Жестокое могущество этой организации — плод её мыслей и воли. И все мы научились бояться этих чародеев-убийц. Зловещее происхождение, понимаешь? А потом, когда она уже стала Императрицей, в её армии служили великие полководцы. Дуджек Однорукий. Адмирал Нок. Кольтен. Сивогрив.

— Но сегодня ночью, вождь, мы не встретимся с ними.

— Верно. Нас ждёт адъюнктесса Тавора, которую лично избрала Императрица. Чтобы эта женщина стала её карающей десницей.

Корабб нахмурился, затем пожал плечами:

— Разве Императрица не избрала также и Первого Кулака Пормкваля? И Корболо Дэма? Разве не она разжаловала Бурдюка — самого опасного малазанца, с каким только сталкивались наши племена? И если есть хоть крупица правды в слухах, именно Императрица в ответе за убийство Дассема Ультора.

— Остры твои слова, Корабб. Верно. Она не избегла грубых… просчётов. Что ж, заставим её за них поплатиться.

Леом чуть повернулся и жестом приказал воинам выдвигаться.

Корабб Бхилан Тэну’алас ухмыльнулся. Может, сегодня духи будут к нему благосклонны. И я найду подходящий топор или булаву среди бесчисленных трупов малазанских солдат.

 

Взвод Борда расположился на небольшом холме. Солдаты ругались и проклинали богов, когда ползли на его скромную вершину, а затем начали рыть ямы и передвигать камни.

Холм, скорее всего, являлся старым круглым курганом — пригорки под ним располагались слишком упорядоченно, чтобы быть природными образованиями. Скрипач слышал, как в двадцати шагах возятся и перешёптываются морпехи шестого взвода, а их усилия то и дело прерываются нетерпеливым рычанием Борда. В пятидесяти шагах к западу ещё один взвод зарылся в другой холм, и сержант встревожился, не слишком ли долго они копались. Курганы ведь обычно представляют собой груду камней, присыпанную землёй только сверху, и закапываться в них — дело нелёгкое. Он слышал, как вынимают валуны, а железные лопаты скребут по твёрдому граниту. Несколько камней гулко прокатились вниз по склону через густой, но хрупкий кустарник.

Худов дух, а ещё громче возиться можно?

Когда Корабб уже собрался тоже двинуться вперёд, ему на плечо легла рука Леома. Воин замер.

И теперь сам услышал. В долине скрывались солдаты.

Леом подвинулся ближе.

— Внешние заставы, — еле слышно прошептал он. — На курганах. Похоже, она всё-таки послала нам дар, — добавил с улыбкой вождь. — Только послушай, как они возятся — слишком долго ждали, и теперь темнота их сбивает с толку.

Обнаружить позиции врагов было не трудно — все они решили устроиться на курганах и теперь шумно окапывались. И ещё Корабб понял, что они расположены слишком далеко друг от друга, чтобы рассчитывать на взаимную поддержку. Каждую позицию легко можно было окружить, отрезать от остальных и вырезать там всех до единого. Задолго до того, как подоспеет помощь из основного лагеря.

Корабб решил, что малазанцы, наверное, ожидали нападения перед самым рассветом, как и в прошлый раз. И адъюнктесса приказала выставить здесь караулы для упреждения. Но, как объяснял когда-то Кораббу Леом, все подразделения армии должны в поле следовать правилу взаимной поддержки — даже заставы, на которых произойдут первые стычки. Адъюнктесса же явно пренебрегла этой наипервейшей заповедью.

По мнению Корабба, это — и ещё неспособность удержать своих конников-сэтийцев — лишний раз доказывало некомпетентность Таворы.

Он опять перехватил тулвар, замер в пятнадцати шагах от ближайшего опорного пункта малазанцев. Воин уже мог разглядеть шлемы по меньшей мере двух солдат — они торчали над ямами, которые выкопали себе мезлы. Корабб усилием воли замедлил дыхание и стал ждать сигнала.

 

Гэмет натянул поводья и остановился на краю опустевшего лагеря морпехов. Тихий приказ прокатится сейчас по всей армии, разбудит лекарей и целителей. На всякий случай, конечно, ведь невозможно уверенно предсказать, что налётчики нанесут удар именно с того направления, которое выбрала адъюнктесса. Если учесть, что со всех других сторон им помешают либо естественные преграды, либо легко обороняемые позиции, предводитель пустынных воинов может испугаться такого откровенного приглашения. Кулак ждал и начал уже думать, что ничего не выйдет из этого гамбита, — по крайней мере, сегодня ночью. И какова вероятность, что дневной переход вовремя приведёт армию снова в такое идеально подходящее место?

Он откинулся в седле. Странная, липкая апатия, окутавшая его разум, усугубилась. Стало, кажется, ещё темнее, звёзды едва пробивались сквозь вуаль мелкого песка в воздухе.

Плащовока пролетела прямо перед лицом Гэмета, так что Кулак невольно отшатнулся. Предзнаменование? Он встряхнулся и снова выпрямился. До рассвета осталось три колокола. Но отменять операцию нельзя, так что придётся морпехам завтра по очереди спать в фургонах во время перехода. И мне тоже, если уж нам предстоит это всё повторить…

 

Дрожащий волчий вой разорвал ночную тишь. И хотя Корабб ждал его, всё равно невольно замер на миг. С обеих сторон от него воины встали из укрытий и побежали к курганам. Свистнули стрелы, с явным хрустом впились в шлемы на вершине. Корабб заметил, как один из них перевернулся и покатился прочь — понял, что солдатской головы под шлемом не было.

Тревожное предчувствие…

Воздух наполнился боевыми кличами. Фигуры в тяжёлых доспехах поднялись на курганах, опуская арбалеты. Из которых вылетели какие-то мелкие снаряды. Один из них ударился о землю в пяти шагах справа от Корабба.

Взрыв ножом врезался в уши. Волна отбросила его в сторону, воин зашатался и рухнул в колючий кустарник.

Множество взрывов — языки пламени осветили всё поле боя…

 

Когда волк завыл, Скрипач плотнее вжался в яму под своим плащом из песка и кустарника — и вовремя, потому что по спине сапёра тут же пробежали мокасины одного из налётчиков.

Курганы своё дело сделали — заманили нападавших к вроде бы изолированным позициям. Один из трёх взводов показал лицо врагу; оставшиеся два выдвинулись на колокол раньше и укрылись среди курганов.

А теперь ловушка захлопнулась.

Сержант поднял голову и увидел дюжину спин между собой и опорным пунктом Борда. Атака смешалась, когда трое врагов упали, пронзённые арбалетными стрелами.

— Встаём! — прошипел Скрипач.

Солдаты поднялись вокруг него, сбрасывая грязный песок и ветки.

Низко пригнувшись, сжимая в руках заряженный «руганью» арбалет, сержант двинулся вперёд — прочь от позиции Борда. Морпехов Геслера вполне хватит, чтобы поддержать взвод на кургане. Скрипач заметил массу налётчиков на гребне за долиной — всего около двух сотен — и подозревал, что их отправили, чтобы ударить по засаде с фланга. Им предстоит протиснуться в узкий коридор, но если враги сметут выставленные там пехотные заставы — смогут ударить в самое сердце лагеря снабжения.

Скрипач ухмыльнулся, услышав за спиной взрывы «шрапнелей» и смертоносное шипение «огневиков», пламя которых окрасило долину багровыми отсветами. Налёт остановили, враги были в смятении. Скрипач и остальные пять морпехов пригибались достаточно низко, чтобы пламя не высветило их спины, пока не оказались у подножия.

Они поднялись до половины склона гряды, а затем Скрипач вскинул сжатый кулак.

К нему подобрался Каракатица:

— Тут уж даже на землю падать не придётся, — проворчал сапёр.

Сержант вскинул арбалет, упёр металлический приклад в плечо и прицелился по-над гребнем. Набрал в лёгкие воздуха, задержал дыхание и медленно нажал на спусковой рычаг.

Железные плечи щёлкнули, и болт с «руганью» взлетел вверх, описал элегантную кривую, нырнул за гряду… и скрылся из виду.

Взрыв подбросил к небу тела, воздух разорвали вопли.

— Арбалеты, — рявкнул Каракатица, — к бою — на случай, если они перелезут через…

На гребне небо вдруг заслонили воины.

— Назад! — закричал Скрипач, продолжая перезаряжать арбалет. — Все назад!

 

Корабб выбрался из колючего кустарника, осыпая всё вокруг проклятьями, и поднялся на ноги. Повсюду валялись тела его соратников, сражённых тяжёлыми арбалетными болтами или ужасной морантской взрывчаткой. Между курганами скрывались морпехи, а теперь он услышал позади них топот коней, всадники помчались к гряде — хундрилы, — эти ублюдки надели лишь лёгкие доспехи и стояли наготове всё это время.

Корабб оглянулся в поисках Леома, но не увидел его среди воинов, которых высветили языки пламени от огненных гранат малазанцев, — и мало кто из них ещё стоял на ногах. Он решил, что самое время отступить.

Корабб подобрал свой тулвар с земли, затем развернулся и побежал к гряде.

И наткнулся на целый взвод морпехов.

Раздались резкие крики.

Дюжий солдат в сэтийском уборе ударил обтянутым кожей щитом в лицо Кораббу. Пустынный воин отшатнулся, из носа и изо рта хлынула кровь. Он наугад взмахнул тяжёлой саблей. Клинок тулвара с треском врезался во что-то — и обломился у самой крестовины.

Корабб тяжело грохнулся на землю.

Мимо пробежал солдат и уронил что-то ему на колени.

Где-то на гряде ночь вспорол ещё один взрыв — намного громче, чем все предыдущие.

Оглушённый, Корабб сморгнул слёзы и увидел, как к самой его промежности подкатился круглый глиняный шар.

От него поднимался дымок — шипящая кислота пробивалась внутрь.

Всхлипнув, Корабб перекатился набок — и нащупал брошенный кем-то шлем. Воин схватил его и метнулся обратно к «шрапнели», накрыл её бронзовой каской.

И зажмурился.

 

Взвод продолжал быстро отступать — склон позади был весь усыпан телами, жертвами второй «ругани» Скрипача — а с фланга в оставшихся врагов уже врезались «Выжженные слёзы». Каракатица ухватил сержанта за плечо и развернул к себе.

— Вот сейчас ублюдок, которого Корик повалил, удивится, Скрип.

Скрипач взглянул на фигуру, которая только что села на земле.

— Оставил ему в подарок горячую «шрапнельку», — добавил Каракатица.

Оба сапёра остановились, чтобы посмотреть:

— Четыре…

Воин обнаружил взрывчатку и откатился в сторону.

— Три…

А затем метнулся обратно к «шрапнели».

— Два…

И накрыл её шлемом.

— Один.

Несчастный ублюдок взлетел в воздух на столбе огня высотой с человека.

Но продолжал держаться за шлем, хотя тот уносил его всё выше и выше. А затем, бешено суча ногами, он рухнул обратно на землю, подняв тучу дыма и пыли.

— Ну, вот такого…

Но закончить Каракатица не успел, и оба сапёра ошеломлённо уставились на пустынного воина, который поднялся на ноги, оглянулся, подобрал брошенное кем-то копьё и побежал вверх по склону.

 

Гэмет ударил пятками в бока коня. Скакун влетел в долину с западной стороны, а хундрилы въехали с восточной.

Три группы пустынных воинов сумели вынести арбалетный обстрел со взрывами и теперь взялись штурмовать один из опорных пунктов. Два взвода прикрытия они тоже отогнали на курган, и Кулак заметил, как морпехи оттаскивают в траншеи раненых товарищей. Из всех трёх взводов бой продолжало меньше десятка солдат, которые отчаянно пытались удержать налётчиков.

Гэмет обнажил меч и погнал коня прямо к осаждённой позиции. Пока скакал, увидел, как ещё два морпеха упали под ударами одной из групп нападавших — и курган заполонили враги.

Всё вокруг снова смешалось, Гэмет принялся беспорядочно дёргать поводья — ошеломлённый, сбитый с толку рёвом вокруг.

— Кулак!

Он поднял меч, а конь будто по своей воле устремился к кургану.

— Кулак Гэмет! Отходите оттуда!

Слишком много голосов. Крики умирающих. Пламя — угасает. Тьма сгущается. Мои солдаты гибнут. Повсюду. Провалился… весь план провалился…

На него бросилась дюжина налётчиков. Движение справа — ещё взвод морпехов, будто они шли на помощь осаждённому кургану, но теперь помчались к нему.

Не понимаю. Не сюда — в другую сторону! Туда бегите, спасайте моих солдат!..

Он увидел, как из руки одного из морпехов вырвалось что-то большое, упало среди напавших на него воинов.

— Кулак!

В него метнулись два метательных копья.

А потом ночь взорвалась.

Гэмет почувствовал, как коня подбросило, так что его самого прижало к задней луке седла. Голова скакуна вскинулась невозможным образом, а всё тело продолжало выгибаться назад, потом рухнуло за миг до того, как он, оставив сапоги в стременах, покатился через круп животного.

И упал в кровавый, зернистый туман.

Гэмет моргнул, открыл глаза, увидел, что лежит в мокрой грязи среди тел и кусков тел внутри небольшого кратера. Шлем куда-то пропал. Меч исчез из руки.

Я ведь… был на коне…

Кто-то съехал по скату и остановился рядом с ним. Гэмет попытался выбраться, но крепкие руки стащили его обратно вниз.

— Кулак Гэмет, сэр! Я — сержант Геслер. Из девятой капитана Кенеба. Вы меня слышите?

— Д-да… я подумал, ты…

— Да, Кулак. Но мы их хлопнули, и теперь остальные ребята из моего взвода и Бордова помогают морпехам третьей роты. Нужно вас доставить к целителю, сэр.

— Нет, всё в порядке. — Он попытался сесть, но с ногами что-то случилось — они не слушались. — Занимайся солдатами на кургане, сержант…

— Занимаемся, сэр. Пелла! Давай сюда, помоги мне поднять Кулака.

Возник ещё один морпех — помоложе. О, нет! Он слишком молод для этого всего. Попрошу адъюнктессу отправить его домой. К отцу и матери, да. Негоже ему тут умирать…

— Ты не должен умирать.

— Сэр?

— Только конь его прикрыл от «ругани», — пояснил Геслер. — Контузило его, Пелла. Давай-ка под руки…

Контузило? Нет, мой разум ясен. Совершенно ясен. Наконец-то. Они все слишком молоды для этого всего. Это война Ласэны — вот пусть сама и воюет. Тавора… она ведь была когда-то ребёнком. Но потом Императрица убила этого ребёнка. Убила её. Нужно сказать адъюнктессе…

Скрипач устало опустился на землю рядом с потухшим костром. Положил рядом арбалет и вытер с глаз пот и грязь. Рядом плюхнулся Каракатица.

— Голова у Корика ещё гудит, — сообщил сапёр, — но, похоже, ничего нового он себе там не сломал.

— Не считая шлема, — ответил Скрипач.

— Ага, не считая шлема. Единственная настоящая стычка для нашего взвода за всю ночь — кроме того, что дюжину стрел выпустили. И мы даже не убили этого ублюдка.

— Ты с ним слишком нежно обошёлся, Каракатица.

Тот вздохнул:

— И то правда. Старею, должно быть.

— Я так и понял. В следующий раз просто воткни в ублюдка «свинокол».

— Да я и так поверить не могу, что он выжил.

Погоня увела хундрилов далеко за гряду, и то, что начиналось как налёт на лагерь малазанцев, превратилось в племенную войну. До рассвета оставалось два колокола. Пехота вышла в долину, чтобы собрать раненых, уцелевшие стрелы и снять обмундирование с трупов малазанцев — ничего не оставить врагу. Мрачное, жуткое завершение всякой битвы — на счастье, укрытое сейчас тьмой.

Из мрака вынырнул сержант Геслер и тоже уселся у холодного кострища. Стащил рукавицы и бросил их в пыль, затем потёр лицо.

Каракатица сказал:

— Говорят, один курган захватили.

— Ага. Всё у нас было в руках — поначалу, во всяком случае. Мы туда рванули на полной скорости. Большинство этих несчастных ублюдков могли бы на своих ногах уйти оттуда. А так — только четверо.

Скрипач поднял глаза:

— Из трёх взводов?

Геслер кивнул, затем сплюнул в пепел.

Молчание.

Затем Каракатица крякнул:

— Всегда что-то да пойдёт не так.

Геслер вздохнул, подобрал перчатки и поднялся.

— Могло быть и хуже.

Скрипач и Каракатица некоторое время смотрели ему вслед.

— Что случилось, как по-твоему?

Скрипач пожал плечами:

— Думаю, скоро узнаем. А сейчас найди-ка капрала Битума, и пускай соберёт остальных. Буду объяснять, что и как мы сегодня сделали неправильно.

— Начиная с того, что ты нас всех потащил вверх по склону?

Скрипач поморщился:

— Ага, с этого и начну.

— Только учти, если бы не потащил, — задумчиво протянул Каракатица, — ещё больше этих подонков добрались бы до кургана. «Ругань» твоя кстати пришлась, отвлекла их. До тех пор, пока не подоспели хундрилы, а уж те их заняли и развлекли.

— Пусть так, — согласился сержант. — Но если бы мы остались с Геслером, может, могли бы спасти ещё нескольких морпехов.

— Или всё только испортили бы, Скрип. Ты-то уж знаешь, что нельзя так думать.

— Ты прав, наверное. А теперь собирай их.

— Есть.

 

Гэмет поднял глаза, когда адъюнктесса вошла в шатёр лекарей. Она была бледна — недостаток сна наверняка — и сняла шлем, так что показались коротко остриженные мышиного цвета волосы.

— Возражать не буду, — сказал Гэмет, когда целитель наконец отступил в сторону.

— Против чего? — поинтересовалась адъюнктесса, поворачивая голову, чтобы осмотреть койки, на которых лежали другие раненые солдаты.

— Против того, что меня снимут с должности, — ответил Гэмет.

Тавора снова посмотрела на него:

— Вы проявили неосмотрительность, Кулак, когда поставили себя под угрозу. Но это уж никак не повод лишать вас звания.

— Моё присутствие отвлекло морпехов, которые спешили на помощь своим товарищам, адъюнктесса. Моё присутствие привело к потерям.

Она некоторое время молчала, затем шагнула ближе.

— Любая схватка приводит к потерям, Гэмет. Таково бремя командования. Ты думал, что эту войну мы выиграем, не пролив ни капли крови?

Он отвёл взгляд, поморщился от волн глухой боли, которую оставило по себе насильственное исцеление. Хирурги вытащили у него из ног дюжину глиняных осколков, которые изодрали мускулы. Но всё равно он понимал, что сама Госпожа даровала ему удачу сегодня ночью. Чего не скажешь про несчастного коня.

— Я был когда-то солдатом, адъюнктесса, — прохрипел он. — Но больше я не солдат. Это я узнал сегодня ночью. Что до того, чтобы быть Кулаком: командовать домашней стражей — вот точное отражение моего уровня компетентности. Целый легион? Нет. Мне очень жаль, адъюнктесса…

Тавора некоторое время пристально смотрела на него, затем кивнула:

— Некоторое время потребуется на то, чтобы вы полностью оправились от ран. Которого из капитанов вы рекомендуете на пост временно исполняющего обязанности Кулака?

Да, вот так всё и должно быть. Хорошо.

— Капитана Кенеба, адъюнктесса.

— Согласна. А теперь я должна вас покинуть. Хундрилы возвращаются.

— С трофеями, смею надеяться?

Тавора кивнула.

Гэмет сумел улыбнуться:

— Это хорошо.

 

Солнце стояло в зените, когда Корабб Бхилан Тэну’алас натянул поводья и остановил взмыленного коня рядом с Леомом. Постоянно прибывали другие воины, но несколько дней может уйти на то, чтобы рассыпавшиеся по одхану части отряда снова собрались вместе. Оставшись в лёгкой броне, хундрилы могли поддерживать постоянный контакт с конниками Рараку и показали себя отважными и умелыми бойцами.

Засада обратилась против них, и смысл послания донесли точно и внятно. Они недооценили адъюнктессу.

— Твоё первое подозрение оправдалось, — прорычал Корабб, ёрзая в седле дрожащего коня. — Императрица не ошиблась с выбором.

Правую щёку Леома рассекла арбалетная стрела, так что осталась коричневая засохшая полоса, которая иногда поблёскивала под слоем пыли. Услышав замечание Корабба, вождь поморщился, наклонился в сторону и сплюнул.

— Худ бы побрал этих треклятых морпехов, — продолжил Корабб. — Если бы не их штурмовые арбалеты и гранаты, мы бы всех перебили. Хотел бы я найти один из таких арбалетов — взводной механизм, наверное…

— Тихо, Корабб! — буркнул Леом. — У меня есть для тебя приказ. Выбери надёжного посланца. Дай ему трёх сменных коней. Пусть скачет к Ша’ик так быстро, как только может. Пусть скажет, что я буду продолжать налёты, чтобы выявить излюбленные тактические ходы адъюнктессы, и вернусь к Избранной за три дня до прихода армии малазанцев. Ещё: я больше не верю ни в стратегию, ни в тактику, которые Корболо Дэм избрал для дня битвы, — да, Корабб, эти слова она не захочет услышать, но их следует произнести, чтобы услышали свидетели. Ты меня понял?

— Да, Леом Молотильщик, и я выберу среди воинов лучшего наездника.

— Иди же.

Глава двадцатая

Тень вечно в осаде, ибо такова её природа. Так же, как тьма — поглощает, а свет — крадёт. Потому мы видим, как тень вечно отступает в места тайные и скрытые, но лишь чтобы вернуться в разгар войны между светом и тьмой.

Инсаллан Энура. Наблюдения о Путях

Верёвка побывал и на эдурских кораблях. Повсюду на палубе лежали уже разлагающиеся трупы. В воздухе не смолкали крики бранящихся друг с другом чаек и ворон. Резак стоял на носу корабля, молча глядя на то, как Апсалара ходит между трупов, останавливаясь то тут, то там, чтобы рассмотреть разные детали. От её сдержанности и спокойствия даруджийца бросало в дрожь.

Они оставили шлюпку у борта корабля, и Резак отчётливо слышал: по мере того как утренний прохладный ветерок усиливается, она всё чаще бъётся о корпус. Несмотря на освежающую погоду, и Резак, и Апсалара чувствовали себя вяло. Им нужно было отчаливать, но вот куда именно, бог — Покровитель убийц не объяснил. Где-то там их ожидала встреча с ещё одним прислужником Тени.

Он снова опробовал свою левую руку, вытягивая её вбок и вверх. Плечо ещё пульсировало болью, но не так сильно, как вчера. Драться на ножах — дело хорошее, пока ты не окажешься лицом к лицу с закованным в броню мечником — в таком случае недостатки коротких клинков, требующих близкой дистанции, слишком очевидны.

Резак решил, что пора учиться стрелять из лука.

А уж потом, когда он слегка усовершенствует навыки, возможно, стоит взяться за длинный нож — оружие родом из Семи Городов, сочетавшее в себе преимущества ножа и клинок длиной в три четверти длинного меча. Ему почему-то не нравилась мысль использовать настоящий длинный меч. Возможно, дело было в том, что меч — оружие солдат, лучше всего сочетающееся со щитом или баклером. Что было бы бездарным использованием левой руки, учитывая его таланты. Вздыхая, Резак перевёл взгляд на палубу и, стараясь побороть отвращение, начал разглядывать трупы, над которыми толклись птицы.

Он увидел лук. Тетива была разрезана, а стрелы вывалились из колчана, привязанного к бедру эдура, и рассыпались вокруг. Резак подошёл к трупу и наклонился. Круто изогнутый и укреплённый рогом лук был тяжелее, чем казался на вид. По длине он был где-то между длинным луком и тем, что используют конные воины, — для эдуров, наверное, просто короткий лук. Без натянутой тетивы он был Резаку по плечо.

Убийца начал собирать стрелы, после чего, отогнав чаек и ворон от тела, стащил с убитого привязанный к поясу колчан. Рядом он нашёл небольшой кожаный мешочек, а в нём — полдюжины пропитанных воском тетив, запасные оперения для стрел, пару кусочков сосновой смолы, тонкое железное лезвие и три зазубренных наконечника для стрел.

Выбрав одну тетиву, Резак выпрямился. Он закинул петлю тетивы на то плечо лука, что было ближе к земле, закрепил оружие наружной частью своей правой ноги и надавил на верхнее плечо.

Сложнее, чем он думал. Напряжённый лук дрожал в руках, пока убийца пытался прокинуть вторую петлю в свободную зарубку.

Чтобы лучше оценить проделанную работу, Резак поднял лук и натянул тетиву. От попытки удержать оружие в натянутом состоянии у него со свистом свело дыхание. Наконец, отпустив тетиву, он пришёл к выводу, что это будет та ещё задача.

Ощутив на себе взгляд, он повернулся.

Апсалара стояла рядом с главной мачтой, предплечья её были покрыты пятнами и каплями засохшей крови.

— Что это ты делала? — спросил он.

Она пожала плечами:

— Осматривалась.

Внутри чьей-то грудной клетки?

— Нам пора.

— Ты уже решил куда?

— Уверен, мы скоро узнаем ответ, — сказал он, наклоняясь, чтобы подобрать стрелы, пояс с колчаном и сумку с принадлежностями.

— Здесь витает странное… колдовство.

Он резко вскинул голову:

— Что ты имеешь в виду?

— Не уверена. Моё знакомство с Путями… оно заимствованное, не моё.

Я знаю.

— Но, — продолжила она, — если это Куральд Эмурланн, то он здесь… запятнан. Некромантией. Магия жизни и смерти врезана в саму древесину этого корабля. Будто колдуны и поплечницы провели освящение.

Резак нахмурился:

— Освящение? Ты говоришь так, будто этот корабль — какой-то храм.

— Он и был храмом. И продолжает им быть. Кровопролитие никак не осквернило это место, что меня и смутило. Возможно, даже Пути могут погружаться в варварство.

— Тогда выходит, что те, кто использует Пути, могут влиять на их природу. Мой покойный дядюшка счёл бы эту идею увлекательной. Если это не осквернение, то тогда, значит, очернение.

Она медленно осмотрелась вокруг.

— Рашан. Меанас. Тюр.

Он уловил её мысль.

— Хочешь сказать, что все Тропы, доступные людям, по сути, являются очернёнными Старшими Путями?

Затем она подняла руки:

— Даже кровь угасает.

Резак нахмурился сильнее. Он не совсем понял, что она имела в виду, но уточнить желания не возникло. Куда проще и безопаснее просто хмыкнуть и пойти к планширю.

— Этот ветер нам на руку. Если ты тут закончила.

Вместо ответа она направилась к борту корабля и перебралась через планширь.

Резак наблюдал за тем, как Апсалара спустилась вниз, к своему судну, и заняла место у руля. Напоследок он решил осмотреться. И застыл.

На далёком берегу Плавучего Авалю стояла одинокая фигура, опираясь на двуручный меч.

Путник.

Присмотревшись, Резак увидел вокруг него ещё полдюжины рассевшихся на корточках малазанских солдат. Среди деревьев за ними стоял сребровласый, похожий на привидение, тисте анди. Эта картина пылала в его глазах, точно касание — такое холодное, что обжигало огнём. Он вздрогнул, с трудом отведя взгляд, и быстро присоединился к Апсаларе в шлюпке, прихватив с собой швартовой канат.

Он вставил вёсла в уключины и оттолкнул посудину от чёрного корпуса корабля.

— Думаю, они собираются захватить этот эдурский дромон, — сказала Апсалара.

— А как же Трон?

— На острове сейчас демоны Тени. Твой бог-покровитель явно решил принять более активное участие в защите этой тайны.

«Твой бог-покровитель». Ну, спасибо, Апсалара. А чью душу он сжимал в своих руках? В руках убийцы.

— Почему бы просто не забрать его обратно во Владения Тени?

— Я не сомневаюсь, что он бы так и поступил, будь у него такая возможность, — ответила девушка. — Но когда Аномандер Рейк привёл свой род защищать эту тайну, он также оплёл Трон чарами. И Трон не сдвинется с места.

Резак опустил вёсла в воду и начал поднимать парус.

— Значит, Амманасу нужно просто прийти сюда и усадить свою костлявую задницу на трон?

Ему не понравилось, с какой улыбкой она ответила:

— Чтобы никто другой больше не смог претендовать на его силу или на место Короля Высокого дома Тени. Если, конечно, не убить прежде самого Амманаса. Какой-нибудь отважный и обладающий безграничным могуществом бог мог бы усадить свою костлявую задницу на Трон и навсегда прекратить любые притязания. Но Амманас уже однажды сделал это под именем Императора Келланведа.

— Правда?

— Он присвоил себе Первый Трон. Трон т’лан имассов.

Ого.

— К счастью, — продолжила Апсалара, — как Амманас он не проявил особого желания воспользоваться своим положением Императора т’лан имассов.

— Ну, тогда и переживать не стоит. Если он займёт Трон, никто больше не найдёт и не присвоит его, но в первую очередь важно то, что, пока Амманас не использует его силу, никто и не узнает, что Трон — у него. Боги, я уже говорю как Крюпп! В любом случае это кажется мне умным, а не трусливым решением.

Некоторое время она молча разглядывала его:

— Я об этом не подумала. Конечно! Ты прав. В конце концов, использование силы ведёт к схождениям. Кажется, Амманас вынес урок из пребывания в Мёртвом доме. Возможно, даже сделал это лучше, чем сам Котиллион.

— Ну, да, такова ведь тактика Азатов, верно? Отказ от силы предотвращает её выплеск. Представься такая возможность, он захватит все Троны, до которых доберётся, и ничего не будет делать с обретённой силой. Вообще ничего.

Её глаза медленно округлились.

Выражение лица Апсалары заставило Резака нахмуриться. И вдруг его сердце стало биться сильнее. Нет. Я ведь пошутил. Это не просто амбиции, это — безумие! Он никогда не смог бы такое провернуть… а если всё же смог бы?

— Все игры богов…

— Могут серьёзно… сократиться. Крокус, неужели ты нащупал истину? Только что постиг грандиозный замысел Амманаса? Его удивительный гамбит в надежде заполучить абсолютную власть?

— Только если он и впрямь безумен, Апсалара, — ответил даруджиец, качая головой. — Это невозможно. Он никогда не преуспеет. Даже близко не подберётся.

Как только парус развернулся, Апсалара облокотилась на румпель, и шлюпка рванулась вперёд.

— На два года, — сказала она, — Танцор и Император пропали. Оставили Империю в руках Угрюмой. Краденая память о том времени ещё расплывчата, но я точно знаю: то, что случилось с ними за эти два года, навсегда изменило обоих. И дело не в одном лишь мире Тени, который, без сомнения, был их основной целью. Произошли другие вещи… они узнали правду, проникли в тайны. И одно, Крокус, я знаю точно — почти два года Танцор и Келланвед были не в этом мире.