Третий ключ: безымянный святой

О, я лично знаю случай, полностью соответствующий такому описанию. Это один мой друг. Мы с ним вместе учились и делили студенческую скамью: он сразу сел рядом со мной, с чего и началась наша дружба. Учился он отлично, особенно хорошо ему давалась философия. Через несколько лет жизнь нас разлучила. Я поступил в семинарию при Католическом институте в Париже и стал изучать богословие, но продолжал время от времени с ним общаться. Именно тогда у него и начались проблемы с поведением. В его семье к тому времени уже с лихвой хватало самых разных проблем. Его мать стала одной из первых пациенток, кому прописали ларгактиль: он должен был заменить устаревшее лечение электрошоком. Моего друга, обычно очень мягкого и деликатного, стали одолевать приступы бесконтрольной ярости. Вскоре ему пришлось поселиться с бабушкой, она одна еще могла его выносить. Но иногда и бабушка в испуге звонила мне и просила приехать и помочь. Однажды мне пришлось вызвать бригаду и отправить его в психиатрическую клинику, да еще и сообщить об этом его родителям.

Потом мне пришлось уехать из Парижа. Мне стало труднее следить за его жизнью. Я очень хорошо помню нашу последнюю встречу. Это было в кафе, я теперь всегда узнаю это кафе, этот столик. Там он мне объяснил, что ему поставили диагноз и что его болезнь неизлечима. Он знал, что его разум, который сейчас в полном порядке, через несколько лет тоже будет затронут болезнью. Борясь, он мог лишь отодвинуть неизбежное слабоумие, но избежать этого было невозможно. Он хотел выяснить у меня, не будет ли позволительно, в такой ситуации, наложить на себя руки.

Вот тогда‑то я не просто понял, а до конца осознал то, что так прекрасно выразил отец Бейрнаерт. Когда каких‑то качеств уже не хватает, то верность воле Бога «выразится только в постоянной борьбе с постоянными поражениями. Не удается при этом не освящение по существу, а его проникновение в психику, его эмпирическое проявление в добродетелях, по крайней мере, в добродетелях в их расцвете»[294].

Святость предполагает, что мы сделали все возможное с тем, что у нас есть. И тут лишь Бог нам судья. В пределе своем даже преступник может быть святым, хотя с точки зрения добродетели он может быть грешником. Все те, кому довелось испытать на себе опыт временной смерти и выхода за пределы жизни, повторяли то же, чему нас все время учит Евангелие: мы не вправе никого судить.

Если некоторые так цепляются за мысль о возможности после смерти снова вернуться на землю, чтобы стать святыми, то это отчасти еще и потому, что они так и не поняли разницу между святостью и совершенством. Конечно, понятно, что большинству из нас одной жизни точно не хватит на то, чтобы стать совершенными. Но это не совсем то, чего ждет от нас Бог. Бог ждет, что мы так устремимся к совершенству, что в самом этом стремлении станем святыми.

Зло – это когда мы предпочитаем другим себя

Конечно, в этом вопросе сходятся все психологи: чтобы суметь полюбить другого, нужно сначала научиться любить самого себя; учиться познавать самого себя, а затем принимать себя такими, какие мы есть. Так что бороться нужно не с этим. Я слишком хорошо знаю, как извращенный моральный идеал может привести человека к нездоровому и разрушительному чувству вины. Мы все дети Божии, сотворенные по любви. И раз Бог нас любит, то верность Его воле предполагает и то, что и мы сами тоже должны себя любить. Майстер Экхарт так развивает эту мысль:

«Если ты любишь самого себя, то ты и всех людей любишь, как самого себя. А если есть хоть один человек, которого ты любишь меньше, чем себя, значит и себя ты по‑настоящему не любил»[295].

В другой проповеди он говорит о единении с Богом, то есть об участии в Божественной природе и жизни в Боге. Для этого нужна связь с любовью, которую мы должны питать к своим братьям, а это, отмечает он, все та же, одна‑единственная любовь:

«Скажу еще следующее, и это уже потруднее. Чтобы суметь без посредников удержаться в обнажении этой природы[296], нужно выйти за пределы всего того, что мы называем собственной личностью, вплоть до того, чтобы желать одинаково блага и тому, кто находится от нас за тридевять земель и кого мы никогда не видели собственными глазами, и тому, кто рядом с нами, кто наш самый близкий и сокровенный друг. Если же ты хочешь больше благ себе, чем любому никогда не виданному тобой человеку, значит ты как бы и не существуешь в абсолютном и полном смысле, и значит, ты даже на миг не заглядывал в эту абсолютно простую глубину»[297].

Такие тексты вызывают головокружение, после них немного не по себе. Сразу становится понятно, насколько мы сами еще далеки от такого идеала. Нужно научиться любить так, как любит сам Бог. Конечно, сразу мы такой степени не достигнем. Чтобы подняться до таких высот нам нужна, осмелюсь сказать, целая вечность. Но игра стоит свеч.