Мы, дети войны, рано повзрослели

 

Филатова (Акифьева) Валентина Николаевна

1943 г.р., ур. д. Горки Калужской обл., проживает в г. Калуге

 

Родилась я, Акифьева Валентина, в 1943 году 7 января в самый разгар войны. Отец мой, Акифьев Николай Кузьмич, сразу как только началась война, попал в плен. Находился в плену в концлагере под Брянском. Бежал. Был схвачен и переведен в другой лагерь более усиленного режима, откуда также бежал, но более успешно. Отец очень не любил рассказывать о периоде войны, его угнетало, что он попал в начале войны в плен, и мы, его дети, как бы несли какую‑то ответственность за его неудачно сложившуюся жизнь. Отец был замечательным человеком, вырастил семерых детей, я самая старшая в семье, остальные дети моложе. Честный, порядочный и перед семьей и перед всеми, кто его окружал. Несмотря на то, что жизнь его была очень тяжелой, он никогда не ругал Советскую власть и нам, детям, говорил, что Советская власть дала народу много. При царе было намного хуже простому люду. Я дословно повторяю его слова. Отец после второго побега скрывался в брянских лесах, где и встретил мою мать, с которой прожил всю оставшуюся жизнь.

В августе 1943 года мне было 7 месяцев от роду, нас: мать, отца, бабушку, дедушку и тетю по материнской линии, угнали в Германию вместе с другими жителями этого района. Пригнали нас в город Дюссельфорф, концлагерь Эллер. Со слов родителей. Лагерь находился за колючей проволокой, охранялся круглосуточно. Жили в бараках, работать военнопленных возили за пределы лагеря. Где работали мои родители, не знаю, так как они никогда не рассказывали. В семье это была запретная тема. Из воспоминаний мамы знаю, что я едва не умерла, так как заболела эпидемическим паротитом, в простонародье «свинка». На шее был большой абсцесс, и уже мама меня похоронила, ждала со дня на день, когда все кончится, настолько я была слаба, но судьба есть у каждого человека, я начала поправляться. Абсцесс вскрылся, и вот я жива, на память остался шрам. Родителей своих я уже похоронила, папу в 1995 году, маму – в 1999.

В концлагере у мамы родилась еще одна девочка 18 ноября 1944 года. Назвали девочку Александра, они тоже жива, проживает в Брянске. В мае 1945 года, со слов родителей, нас освободили американские войска. Бомбили со всех сторон ежедневно, стоял гул от самолетов, дрожала земля.

Из рассказа мамы: во время бомбежки она схватила младшую Шуру, а меня – бабушка и побежали в бомбоубежище, когда грохот от разрыва бомб немного утих, мама обнаружила, что ребенка она держит ногами вверх, головой вниз. Еще из рассказов мамы: бомбили так, казалось, земля с минуты на минуту расколется. Они с отцом попали в самое пекло бомбежки, легли на землю ничком, и мама в этот момент увидела на небе в красном зареве лик Богородицы, как ей показалось. Когда все немного утихло, они с отцом обнаружили, что вокруг них все изрыто осколками, не было живого места, а они остались целы, вот, поди ж ты, после этого не поверь в судьбу.

Из воспоминаний отца: перед тем как их угнали в Германию, отец сорвал спину и ходил совсем согнувшись с полгода, а то и больше, и таким был угнан в Германию. Немец выстроил всех в шеренгу, подошел к отцу и велел выпрямиться, отец ему показывает, что не может, ему приставили к виску пистолет, и он резко выпрямился. В позвоночнике что‑то щелкнуло, с тех пор он ходил уже выпрямившись. Это ли не судьба – немец вылечил.

Из моих собственных воспоминаний: мне было три года, шел четвертый. Мы с бабушкой лежали в саду в деревне, мы уже вернулись из Германии, отца забрали в армию, мама поехала в Москву что‑либо раздобыть из еды, иначе бы мы умерли с голоду. Я очень хочу есть, плачу и прошу у бабушки хлеба. Она посылает меня к соседям и говорит: «Сходи, может они сжалятся и дадут кусок хлеба». Но мне в этом доме не дали, я это отлично помню. Бабушка посылает меня в другой дом, мне там тоже отказывают, и, наконец, в третьем доме мне дают ломоть хлеба, который и хлебом‑то назвать страшно, он черный, клейкий, липнет к зубам. С какой радостью я бежала к бабушке и кричала: «Бабушка, мне дали, дали». А хлеб был очень вкусный, и съела я его очень быстро. Этот момент в своей жизни я хорошо запомнила, хотя и была ребенком. Мы, дети войны, рано стали взрослыми, и после войны люди жили очень тяжело, и все‑таки благодаря Советской власти мы выучились и стали чувствовать себя людьми, хотя и тогда не все жили одинаково. Несмотря на то, что родители не любили вспоминать свои тяжелые годы, они никогда не скрывали, что были в плену, об этом знали и в школе, и на работе. Сейчас вроде все сочувствуют нам, вывезенным с родной земли, и я отлично помню негативное отношение к себе учителей и некоторых взрослых. А, кажется, чем виноват человек, которого угнали? Что можно было сделать против силы? Возвращаюсь к отцу. Он прожил долгую жизнь, не дожил до девяноста годов 2,5 месяца, но умер он неудовлетворенным. Незадолго до своей смерти у меня с ним состоялся разговор. Он приезжал в Калугу на операцию по поводу глаз, и мы долго беседовали. Он рассказывал про свою молодость, как раскулачили его отца, хотя все было нажито своим трудом, не воровали, не убивали, но, повторяю, это был просто рассказ без злобы на кого бы то ни было. Он переехал в город Калинин, ныне Тверь, откуда и был призван воевать, но он не был признан бойцом Советской Армии из‑за плена, и это его очень угнетало. Он говорил: разве я виновен в том, что после побега из лагеря он нашел партизан и просился к ним, рассказал им всю свою историю, просил помочь перейти линию фронта, а ему отказали – такова судьба.

Такие воспоминания есть у каждого из нас, и пишу я их лишь потому, что наша председатель БМУ Ермолюк Людмила Ивановна, большой души человек, хочет, чтобы мы оставили для своих потомков воспоминания, чтобы наши дети, внуки и правнуки могли сравнить свою жизнь и нашу жизнь. Я хочу, чтобы никогда не было войны, чтобы люди не испытывали всего того кошмара, что испытали наши родители, а также и мы. Ведь многим из нас было по 8‑10‑12 и т. д. лет, такие малолетние узники могут сами уже рассказать многое о тех годах жизни. Забыть это просто невозможно. Если учесть, что взрослые люди уже после войны (1953 год) (из моих воспоминаний) при виде самолетов в небе приказывали детям ложиться. Это же о чем‑то говорит?

А было это так: летом 1953 года мне было 10 лет, мы с мамой и другой женщиной и несколькими детьми пошли в лес за ягодами. Вдруг на небе услышали гул и увидели три летящих самолет. Наша мама побледнела как мел, схватила нас и заставила лечь на землю ничком вниз, когда я спросила у нее, зачем она это сделала (самолеты уже улетели и мы поднялись с земли), мама смущенно сказала: «А вдруг опять бомбить будут?» Отлично помню, что мы засмеялись, а сейчас, вспоминая этот эпизод, хочется плакать.

Все, заканчиваю. С уважением ко всем людям, пережившим эту страшную войну, Филатова Валентина Николаевна, г. Калуга, ул. Московская, 120, кв. 25.

 

Воспоминания о войне

 

Четверикова (Соколова) Елена Петровна

1938 г.р. ур. г. Жиздра, прож. в Калуге

 

Я, Четверикова (Соколова) Елена Петровна, родилась в г. Жиздра 16 февраля 1938 г. В семье была шестым ребенком. Когда началась война, в семье осталось четыре человека: мама Александра Григорьевна 1892 г.р., брат Евгений 1924 г.р., сестра Людмила 1927 г.р. и я. Отец был репрессированным по оговору в 1937 г.

Из маминых записей: «5 ноября 1941 г. Жиздра был оккупирована немцами. 2 августа 1943 г. забирают молодежь 14 лет, угоняют на рытье окопов в Петровку. Оттуда сын Евгений старается перебраться к своим, но был пойман, избит и закрыт в сарай под стражу. Их было трое. Но из сарая они подрыли землю и ушли. Трое суток, голодные и измученные, добирались до своих. 6 августа 1943 г. немцы начали жечь город. Нас, жителей города, карательный жандармский отряд погнал до Улемля, где были лагеря под открытым небом за проволочным заграждением. Там мы пробыли до 14 августа».  

Из этого отрезка времени я помню картину широкой дороги, по которой идут люди, а по бокам немцы с автоматами. Я выронила узелок, который мне дала нести мама, и немец отбросил его в сторону. Я попыталась его поднять, немец замахнулся на меня, мама схватила меня, я очень испугалась, плакала от страха, а больше, наверное, от того, что в узле была моя кукла. Потом на стоянке мама сделала мне куклу из цветка мальвы.

Снова из маминых записей: «14 августа нас снова погнали через Дятьково, Бежицу. Всех погрузили на открытые платформы и повезли через Ковно – Вильно – Алита в лагерь для заключенных, где мы находились. Кормили нас мучной затиркой один раз в день».  

Из этого периода запомнила, как нас, детей, на этих открытых платформах старались посадить пониже между узлами, так как было очень холодно, а когда налетали самолеты, поезд останавливался и все бежали в поле, ложились на землю и мама закрывала меня шалью. Шаль до сих пор у меня, как память о маме.

Еще помню из жизни лагеря. В барак приходила немка. Говорили, что она выбирала детей. Меня в этот момент прятали под нары. Я запомнила огромные (как мне казалось) сапоги, которые шли по проходу. Мама тяжело заболела тифом, и нас отселили в другой барак. Мама бредила, кричала, а я от страха забивалась под нары. Было жутко. Сестру гоняли на работу на поле, и она иногда приносила мне какой‑нибудь овощ (свеклу, морковку). Это был праздник.

И снова из маминых записей: «8 июля 1944 г. нас освободили наша Красная Армия. 15 июля мы тронулись обратно в путь на Родину. 27 июля приехали и... нет ничего, все сожжено. И меня известили, что Женя погиб в январе 1944 г.»   25 августа мы перебрались в Калугу. Нас приютила мамина сестра. Мама умерла в 1955 году.

 

Фашизм – это страшно