Синопский рейд после сражения 18 ноября 1853 года

здесь первому натиску турок. Ближайшие пехотные части стояли в Будешти, в 18 верстах от Ольтеницы. Справедливые опасения, высказанные по поводу такого расположения начальником 11-й пехотной дивизии генералом Павловым, вызвали со стороны генерала Данненберга приказание ждать личных распоряжений корпусного командира, который при первом выстреле в отряде Павлова прибудет к нему¹⁷. Сплошные туманы, которые в течение многих суток окутывали, не рассеиваясь, Дунай, со своей стороны много содействовали успеху и неожиданности наступательных действий.

В ночь с 19 на 20 октября часть турецких войск, находившихся в Туртукае, скрытно переправилась на остров, расположенный саженях в 300 выше впадения в Дунай р. Аржиса¹⁸, и стук топоров, доносившийся до Новой Ольтеницы, указал, что турки приступили там к работам. Утром 20-го числа неприятель, пользуясь сильным туманом, ввел свои лодки в рукав Дуная, отделявший остров от левого берега реки, и своим огнем заставил наши посты очистить берег р. Аржиса и каменный карантин, находившийся у устья этой реки. Рассеившийся около полудня туман позволил разглядеть насыпанную уже турками на восточном мысе острова батарею на 10 орудий и ряд ложементов для пехоты. Генерал Павлов поставил свой отряд, находившийся в Будеште, в 20 верстах от пункта переправы, в ружье, а сам поехал по направлению к Ольтенице. Сведения, полученные по дороге, успокоили начальника левого отряда, и к вечеру войска вновь расположились в своих лагерях¹⁹.

Между тем турки усиленно продолжали переправу на остров, а с него и на левый берег Дуная, где около 5 часов дня 21 октября

306

беспрепятственно заняли каменный карантин²⁰, выше которого, в 100—150 саженях, навели мост на судах через р. Аржис. При помощи согнанных с правого берега Дуная нескольких тысяч болгар они начали деятельно укреплять и вооружать карантин, в то время как турецкая конница неоднократно пыталась захватить и предать грабежу селения Новые и Старые Ольтеницы; эти попытки ее с успехом были отражены полковником Власовым с тремя сотнями казаков № 34 полка²¹. К утру 23-го числа у Ольтеницкого карантина находилось уже свыше 8000 турецких войск²², занимавших сильную и искусно укрепленную позицию.

Наступление турок по всей линии Дуная привело в сильное смущение князя Горчакова. Сознание большой лежащей на нем ответственности, невозможность своевременного получения точных инструкций и преувеличенные опасения насчет наступательных намерений Омера-паши, вообще все тревожное нравственное состояние престарелого князя отразилось в следующих словах его письма к товарищу юности князю Меншикову²³: «В Петербурге могут только ожидать событий; обстоятельства очень серьезны. Честь России и неприкосновенность ее границ в настоящее время покоятся лишь на двух головах: на вашей и на моей. Будем же действовать по собственному внушению и собственными силами, так как невозможно рассчитывать, чтобы подкрепления и инструкции прибыли бы к нам вовремя... Со дня на день я ожидаю, что 90 000 фанатиков кинутся на меня сначала из Гирсова и Видина, а потом из Рущука, Туртукая и Силистрии»²⁴.

Князь Меншиков более спокойно относился к положению Горчакова и рекомендовал военному министру как лучшее средство отбить у турок охоту от наступательных порывов сильную экспедицию на правый берег Дуная, хотя бы и без цели утвердиться на этом берегу²⁵. Совет князя, как шедший вразрез с нашими дипломатическими обещаниями, не был принят во внимание.

Как только было получено известие о переправе турок у Туртукая, нервность командующего войсками достигла наибольших пределов. Журжа и Ольтеница — это были два ближайших к Бухаресту пункта, наступление со стороны которых грозило немедленным началом серьезных боевых столкновений. Князь Горчаков был более склонен видеть в попытке против Ольтеницы лишь демонстрацию, ожидая главного наступления со стороны Журжи²⁶. Возможность соединения операций со стороны этого пункта с операциями от Калафата давали такому предположению некоторую реальную окраску.

Между командующим войсками и командиром 4-го корпуса началась деятельная переписка, которая не осталась без влияния и на исход Ольтеницкого сражения.

307

Генерал Данненберг еще 21-го числа сделал распоряжение о сосредоточении отряда генерала Павлова силой в 8 бат., 24 пеш. ор., 6 экс. и 2 кон. ор.²⁷ из Добрени и Негоешти на хорошей позиции у с. Митрени (Фундени), в расстоянии около 8 верст от Новой Ольтеницы, и о производстве кавалерией и конной артиллерией этого отряда совместно с тремя сотнями казаков Власова усиленной рекогносцировки расположения турок у Ольтеницкого карантина²⁸. При этом начальнику рекогносцирующего отряда полковнику Козлянинову вменялось в обязанность «не подвергать отряда по пустому урону», а стараться отступать и навести турок на нашу пехоту, занявшую удобную позицию; короче, предписывая полковнику Козлянинову определенный образ действий, его заблаговременно стесняли в средствах к лучшему достижению целей рекогносцировки. Генерал Данненберг не придавал особого значения попытке неприятеля у Ольтеницы, считая ее за демонстрацию, и выражал в письме к генералу Коцебу²⁹ полную уверенность отбить у турок желание оставаться на нашей стороне реки; это, впрочем, не мешало ему сожалеть об отсутствии в двинутом против Ольтеницы отряде большого количества войск.

Князь Горчаков 21 и 22-го числа отправил генералу Данненбергу целый ряд писем и инструкций, следовавших одно за другим положительно через несколько минут, с приказаниями разноречивыми и всегда неопределенными. Убежденный в том, что у Ольтеницы производится демонстрация, командующий войсками решил сосредоточить 12-ю дивизию у Крецешти, ближе к Журже, со стороны которой ожидал главного наступления турок, предоставив генералу Данненбергу справляться у Ольтеницы лишь с поименованными выше войсками. «Весьма было бы желательно, — писал он Данненбергу 21 октября³⁰, — воспрепятствовать неприятелю утвердиться на острове при Туртукае», и за сотню верст сообщал длинный и очень подробный рецепт, как это сделать³¹. «Старайтесь опрокинуть неприятеля у Ольтеницы, — сообщал он 22-го числа³², — при несчастии отступайте медленно в направлении на Крецешти». Через несколько минут князь Горчаков уже переменил свое мнение и находил, что «терпеть турок против Туртукая на нашем берегу никак не следует»³³, и вновь давал подробные указания, как действовать, ни разу не бывши лично на месте. В конце своего письма князь Горчаков «совершенно разделял» мнение генерала Данненберга, что попытка у Ольтеницы есть демонстрация, а потому решил не трогать с места ни 12-й дивизии, ни отряда графа Анрепа. Но не прошло и нескольких минут, как в Будешти летело новое приказание³⁴. Оно начиналось категорическим восклицанием: «Во что бы то ни стало надо выбить неприятеля с левого берега Дуная!» и обещанием личного прибытия к вечеру 23-го с 8 батальонами и 8 эскадронами³⁵ в Негоешти.

308

Схема № 15. План Ольтеницкого сражения

Но через две строчки предписания решимость уже покидает князя Горчакова, и он рекомендует генералу Данненбергу атаковать турок 23-го числа, если имеет верную надежду разбить неприятеля; в противном же случае предписывает не завязывать серьезного боя. Только что было отправлено это предписание, как ничего не значащее известие из Журжи заставило вновь князя Горчакова

309