Остатки разбитого в Синопе турецкого корабля

отменить приказание о движении бригады к Негоешти и предписать Данненбергу атаковать турок у Ольтеницы своими силами и сбросить их в Дунай. «Было большое волнение, и мы усердно молились», — заканчивает генерал Коцебу свою запись об этом новом распоряжении³⁶.

Таков в немногих словах был облик нравственного состояния руководства армии, такова была сбивчивость и неопределенность тех целей, которые ставились в основу задуманного предприятия против Ольтеницкого карантина. 22-го числа для выяснения обстановки из главной квартиры был послан к Ольтенице генерального штаба подполковник Эрнрот, который должен был заменить полковника Козлянинова в производстве «безопасной, но и безвредной для обеих сторон рекогносцировки»³⁷. К вечеру Эрнрот вернулся в главную квартиру и успокоил князя Горчакова тем, что карантин занят весьма слабо, что турецкие войска, в нем находящиеся, жалкий сброд, который он берется с двумя батальонами выбить не только из карантина, но и с острова³⁸.

Рассказ Эрнрота водворил спокойствие в доме командующего войсками, и атака Ольтеницы слабым отрядом Данненберга была на этот раз бесповоротно решена.

С полным спокойствием и даже с радостью встречались будущими исполнителями трудного дела ежеминутно прибывающие известия об увеличении турецких сил у карантина. Начиная от корпусного командира и кончая младшими офицерами все были настолько уверены в полной победе, что желали только одного — это увеличения числа турок на нашем берегу, чтобы большее число их потопить в Дунае. Узнав о движении улан на

310

рекогносцировку, генерал Павлов серьезно рассердился, доказывая, что это движение «только испугает турок и не даст им переправиться на свою погибель на наш берег»³⁹. В свою очередь нижние чины с полным восторгом думали о предстоящем бое. С музыкой и песнями, отказываясь от привала, войска потянулись к Ольтенице, ожидая боя после долгого и утомительного бездействия «как желанного пира, как радостного праздника»⁴⁰.

А между тем между рекогносцировкой Эрнрота и последовавшим боем прошли целые сутки, которыми умело воспользовались наши враги — ничтожные укрепления турецкого карантина и жалкий сброд, их защищавший, обратились в сильную преграду, занятую значительным отрядом в 8—10 тысяч человек.

Полем Ольтеницкого сражения служила несколько покатая к Дунаю равнина, ограниченная на севере с. Новая Ольтеница, на юге — течением Дуная, на западе — рекой Аржис и на востоке — отдельной рощей, находящейся в версте от Новой Ольтеницы. С севера на юг это пространство занимало около 2 верст и с запада на восток около 1 ¹/₂ версты. Кроме упомянутой выше небольшой рощи, окаймленной кустарниками и камышами и составлявшей восточную окраину поля сражения, был покрыт кустарником и левый берег реки Аржис, но кустарник этот, занимая полосу шириной около полуверсты, был до того густ и низок, что, не представляя прикрытия для войск, сильно затруднял их движение.

Вся равнина от Новой Ольтеницы до Дуная была болотиста, покрыта кочками и изрезана мелкими оврагами, наполняющимися почти в течение целого лета водой, остающейся в них от разлива Дуная и Аржиса. Два таких наиболее глубоких оврага прикрывали с севера каменный карантин, построенный на левом берегу Аржиса при впадении его в Дунай, и отстояли от него на расстоянии 60 и 100 саженей. Кочковатая илистая почва равнины, вообще неудобная для движения, сделалась очень трудно проходимой после дождей, которые предшествовали делу 23 октября.

Ширина Дуная ниже карантина не превосходила 240 саженей; выше карантина, как уже было сказано, имелся большой остров, занятый турками и отделенный от левого берега узким рукавом. Обрывистый правый берег реки возвышался над левым, также круто спускавшимся к воде и дававшим укрытие высаживавшимся здесь войскам. Река Аржис составляла надежное на всем протяжении прикрытие правого фланга наступающих с севера войск; для переправы через нее существовал брод у с. Старая Ольтеница и мост у устья реки, но он находился в районе расположения турок.

311

Омер-паша после занятия Ольтеницкого карантина принял целый ряд мер к обеспечению расположения своих войск в этом пункте, и надо отдать полную справедливость, что турки воспользовались с большим умением и энергией для усиления своего расположения на левом берегу Дуная теми тремя днями, в течение которых шла бесплодная переписка между князем Горчаковым и генералом Данненбергом, выразившаяся в конце концов в сосредоточении к месту действий около 6000 войск из пунктов квартирования, отстоявших не более _{Командир 4-го корпуса}        20 верст от Ольтеницы.

генерал Данненберг                     Каменное здание каранти-

на было приведено в оборонительное состояние и окружено с трех сторон рядом полевых укреплений, батарей и ложементов, охватывающих пространство около 300 саженей по фронту и около 150 саженей в глубину. Высота брустверов этих укреплений доходила до 4 футов, ширина — до 10—12 футов и глубина рвов — до 7 футов. Орудия стреляли через амбразуры, одетые турами и фашинами. Шагах в 20 перед фронтом укреплений было заложено три ряда фугасов⁴¹.

Всего в описанных выше укреплениях турки к началу боя сосредоточили свыше 8000 человек, преимущественно пехоты и артиллерии с несколькими эскадронами кавалерии⁴². Всей операцией руководил Омер-паша, имея под своим начальством еще четырех пашей: Мустафу, Измаила, Неджи и Алида⁴³. 13 орудий заняли батареи, устроенные к северу от карантина и в правом исходящем углу, 7 орудий расположились левее карантина для действия вдоль левого берега Аржиса. Кроме того, на правом берегу Дуная, ниже Туртукая, было выстроено, для обстреливания наших наступающих войск, а также и для обеспечения отступления своих войск, несколько укреплений и батарей, вооруженных 40 орудиями большого калибра и расположенных в три яруса; между ними находились и мортиры для навесной стрельбы; в полуверсте ниже карантина для той же цели стояло несколько лодок, вооруженных 6 орудиями. Наконец, на восточном мысе острова, в 380 саженях от карантина, были построены две батареи всего на 14 орудий

312

большого калибра, предназначенные для действия по карантину в случае занятия его нашими войсками и для содействия обратной переправе турецких войск.

Все расположение турок было прикрыто двойным рядом цепей — пешей застрельщичьей и конной, выдвинутых перед линией укреплений.

Таким образом, турки сумели подготовить себе сильную, трудно доступную позицию, находившуюся под покровительством могущественной артиллерии противоположного берега, обеспечили себе, по возможности, беспрепятственное отступление и сделали крайне затруднительным наше пребывание в карантине, даже если бы нам и удалось им овладеть. Существенный недостаток турецкой позиции заключался в том, что она не соответствовала величине отряда и заставляла держать сосредоточенными на 300-саженном пространстве большую массу войск.

В распоряжении генерала Данненберга для атаки Ольтеницкого карантина находились полки Якутский и Селенгинский, рота 5-го саперного батальона, батарейная № 3 и легкая № 5 батареи 11-й артиллерийской бригады, шесть эскадронов ольвиопольских улан, три сотни Донского казачьего № 34 полка и два орудия донской казачьей № 9 батареи, всего 8 ¹/₂ бат., 6 эск., 3 сот., 24 пеш. и 2 конн. орудий численностью около 6 ¹/₂ тысячи человек. Отряд этот сосредоточился у с. Старая Ольтеница после небольшого перехода лишь к полудню 23 октября и тотчас же был направлен в бой. Ближайшие пехотные части (12-я пехотная дивизия с двумя батареями) находились в это время у с. Крецешти, на расстоянии одного усиленного перехода от Ольтеницы (около 45 верст), но князь Горчаков, как известно, успокоенный рекогносцировкой подполковника Эрнрота и обеспокоенный вестями из Турции, решил этих войск не трогать. Кроме того, близ Будешти, на расстоянии небольшого перехода от Ольтеницы, находилось три батальона Камчатского егерского полка с батареей.

Атака турок была предрешена на основании поверхностной рекогносцировки упомянутого выше офицера, результаты которой были доложены генералу Данненбергу на самом поле будущего сражения в присутствии генералов Павлова и Мартинау (начальника штаба корпуса) в полдень 22-го числа, т. е. ровно за сутки до ее начала. Правда, на рассвете 23-го числа было приказано Генерального штаба капитану Феоктистову с несколькими казаками «обозреть правый берег Аржиса доколе будет возможно»⁴⁴. Это обозрение могло надлежащим образом выяснить корпусному командиру и силу турецких укреплений, и количество их войск, но в действительности оно ни к чему не привело. Феоктистов в 9 часов утра в день боя доложил корпусному командиру результат своей рекогносцировки, который, однако, не изменил намерения

313

генерала Данненберга. Не исполнил ли Феоктистов своего поручения в должном виде или же корпусный командир не обратил внимания на его донесение, остается вопросом открытым⁴⁵.

Когда войска сосредоточились на позиции за Старой Ольтеницей, то им была передана диспозиция для предстоящего боя⁴⁶. Она отличалась всеми характерными особенностями боевых распоряжений того времени. В диспозиции подробно говорилось, в какой колонне двигаться, когда и в какую колонну перестроиться, где остановиться и прочие мелочи, совершенно стеснявшие самостоятельность частных начальников, но зато она почти не касалась цели действий и совершенно не указывала частных задач начальникам участков. Кроме того, в этом интересном документе совсем не говорилось об атаке неприятеля, а лишь делались распоряжения о расхождении в боевой порядок и об открытии артиллерийского огня.

Боевая часть, согласно диспозиции, подразделялась на два участка.

Правый, силой в 2 батальона и 4 орудия⁴⁷, под начальством генерал-майора Охтерлоне; ему было приказано развернуться в кустах у левого берега Аржиса на высоте с. Новая Ольтеница и составить правый фланг «наступательного боевого порядка», выслав штуцерных, поддержанных одним батальоном, возможно ближе к неприятелю, дабы беспокоить его артиллерийскую прислугу. Кроме того, на участок генерала Охтерлоне было возложено наблюдение за правым берегом р. Аржис.

Левый участок, силой в 2 батальона и 12 орудий⁴⁸, под начальством: пехота — генерала Павлова и артиллерия — генерала Сикстеля, располагался западнее дороги из Новой Ольтеницы к карантину, имея батальоны уступом за левым флангом батареи.

Резерв в 4 ј батальона и 8 пеших орудий⁴⁹ первоначально располагался у дороги между Старой и Новой Ольтеницей.

Кавалерия, 6 эскадронов и 2 конных орудия⁵⁰, под начальством полковника Козлянинова, располагалась «в обыкновенном боевом порядке» влево от с. Новая Ольтеница так, чтобы сначала стоять «вне выстрелов неприятельской артиллерии».

Казаки полковника Власова сосредоточивались на флангах боевого порядка.

Пехоте было приказано по занятии указанных мест перестроиться в колонны к атаке. Корпусный командир, оставив за собой руководство боем, назначил местом своего пребывания с. Новая Ольтеница, которую и не покидал до окончания сражения.

Генералу Сикстелю после выстраивания войсками боевого порядка предписывалось пододвинуть батарейную батарею на 400 саженей к неприятельской позиции и открыть огонь по войскам, расположенным около Ольтеницкого карантина.

314

Ровно в полдень войскам, стоявшим на привале за Старой Ольтеницей, была передана приведенная выше диспозиция. Весть о движении вперед была принята с величайшим восторгом. В одно мгновение ранцы были накинуты, ружья разобраны, и войска пошли с таким желанием скорее встретить неприятеля, что начальникам стоило много труда сдерживать шаг, чтобы их не утомить преждевременно. Миновали Новую Ольтеницу, вышли на поле предстоящих

действий, и с тех пор каждый     Начальник 11-й пехотной

шаг наших войск был виден       дивизии генерал Павлов

туркам как на ладони. Через

полчаса боевой порядок занял предписанное ему первоначальное положение, и генерал Сикстель во главе тяжелой батареи на полных рысях понесся под прикрытием казачьей цепи к неприятельской позиции до дистанции 400 саженей. Его примеру последовали 4 орудия участка генерала Охтерлоне; пехота усиленным шагом догоняла артиллерию. Тотчас же началась сильная канонада с обеих сторон; турки направили свой огонь как из карантина, так и с того берега Дуная по нашим батареям, которые в свою очередь били сосредоточенным огнем карантин и прилегающую к нему батарею. На правом фланге генерал Павлов выдвинулся со штуцерными Селенгинского полка вперед, чтобы ружейным огнем поражать неприятельскую артиллерийскую прислугу. Якутский полк и артиллерия резерва были переведены за 3-й и 4-й батальоны Селенгинского полка. Кавалерия также продвинулась вперед, заняла рощу и выдвинула два конных орудия на позицию для обстреливания турецких лодок с дистанции около 500 саженей. Генерал Данненберг оставался под прикрытием саперной роты и жандармской команды в Новой Ольтенице.

После получасовой перестрелки наша артиллерия быстро взялась на передки и подъехала на дистанцию первоначально в 350, 300, а потом и на 250 саженей, с которой открыла сильный картечный огонь. Действие нашей артиллерии наносило туркам самое ужасное поражение. Два зарядных ящика у карантина были взорваны, многие орудия сбиты, и сосредоточенная на узком пространстве масса турецких войск поражалась сильным перекрестным огнем. Смело можно сказать, что ни один наш снаряд не

315

пропадал даром. Но и наши потери были значительны, хотя частые переезды артиллерии с позиции на позицию и уменьшали их.

Когда огонь неприятельской артиллерии начал ослабевать, генерал Данненберг направил на позицию восемь орудий из резерва для окончательной подготовки атаки на карантин и двинул вперед Якутский полк. Быстро и стройно, как на учении, понеслись легкие орудия на помощь своим товарищам и снялись с передков перед исходящим углом карантина. Четыре из них открыли огонь по карантину, а остальные четыре — по турецким судам у пристани, из которых одно двухмачтовое вскоре загорелось.

Атака была признана достаточно подготовленной, и генерал Павлов в 3 часа дня двинул Селенгинский полк вперед к турецким укреплениям. К этому времени и пехота несла уже значительные потери от неприятельского огня, а потому солдаты с нетерпением ожидали заветного приказания двинуться вперед. Радостный вестник был встречен громовым криком «ура!», и батальоны, равняясь, как на учении, размашистым шагом кинулись вперед, оставаясь все в тех же густых колоннах к атаке. Замолкший было неприятельский огонь разразился с новой силой. Артиллерия карантина, наполовину подбитая, наполовину снимаемая с позиций для своевременного отвоза ее на противоположный берег реки, почти прекратила огонь. Но зато все укрепления левого берега покрылись густыми цепями стрелков, и неумолкаемая ружейная трескотня встретила наших храбрецов. Островная батарея продольно поражала наступающих картечными гранатами, «турецкий берег казался вулканом, изрыгавшим железо».

Наступление нашей пехоты производилось так быстро, что верховые должны были поспевать за ней рысью. Губительный огонь, вырывавший целыми кучами людей из наших густых колонн, вызывал новые взрывы «ура!», и, смыкая ряды, селенгинцы, а за ними якутцы продолжали литься грозной лавиной вперед, имея перед собой всех старших начальников.

Батарея центра под командой подполковника Шейдемана и два орудия правого фланга под командой подпоручика Врончевского вновь взялись на передки и подскакали на 120 саженей к неприятельской позиции. По беспорядочному движению в карантине заметно было усиленное приготовление турок к отступлению. Еще несколько минут безостановочного движения, и карантин был бы в наших руках. Но нашим измученным войскам предстояли еще неожиданные и пагубные для них препятствия.

Батальоны генерала Охтерлоне в своем наступательном порыве несколько опередили батальоны левого фланга и по выходе из кустов оказались в самом близком расстоянии от левого фланга турецкой позиции, который имел первостепенную важность для неприятеля, так как за ним находился мост через Аржис и

316

единственный удобный для турок путь отступления. Это заставило обороняющегося обратить особое внимание на наш правый фланг. Сильнейший картечный и ружейный огонь с фронта и с фланга встретил наступающих селенгинцев, задержанных переправой через вязкую низину, но десятками падающие начальники и товарищи не остановили молодцов, которые, преодолев препятствие, продолжали катиться по направлению к турецким укреплениям.

Однако через несколько десятков шагов измученные батальоны встретили новую, еще более топкую низину, которая задержала их под губительным огнем турок на несколько минут. Люди вязли выше колена, офицеры и солдаты падали десятками; произошло замешательство, и батальоны, продолжая кричать «ура!», открыли стрельбу. Личный пример офицеров не послужил уже достаточным импульсом для движения вперед; свежих частей, чтобы дать толчок вперед, не было, и батальоны продолжали стоять, стрелять и таять от неприятельского огня.

Между тем в центре вел в атаку 3-й и 4-й батальоны селенгинцев командир полка полковник Сабашинский. Видя, что в колоннах к атаке батальоны несут большие потери, он постепенно перестроил их в ротные колонны, которые относительно легко преодолели первую преграду. Между тем якутцы быстро настигали, перестраиваясь в свою очередь в ротные колонны, селенгинцев, и этот натиск сзади придавал еще более нравственной мощи передовым частям. При преодолении второй преграды более свежие якутцы успели обогнать селенгинцев, и наши батальоны стройно приближались к неприятельским укреплениям. Охотники, имея во главе поручика Зиненко (Селенгинского полка) и прапорщика Раздиришина (Якутского полка), достигли рва турецких укреплений. Неприятельская артиллерия, кавалерия и часть пехоты спешно покидали его, чтобы открыть простор для действия артиллерии с правого берега и с острова.

С нашей стороны вся пехота уже была введена в бой; оставались свежими только корпусный командир с саперной ротой в Новой Ольтенице и ольвиопольские уланы в роще на левом фланге; поддержки ждать было неоткуда, но чувствовалось, что шесть батальонов селенгинцев и якутов, у которых выбыли в это время из строя почти все штаб-офицеры и все офицеры знаменитых рот, имеют еще достаточно физической и нравственной мощи, чтобы через несколько мгновений быть на валах турецких укреплений. В это время, однако, было получено приказание корпусного командира начать отступление⁵¹, которое он мотивировал в своем донесении князю Горчакову⁵² «не только невозможностью без жестокого урона завладеть занимаемой неприятелем местностью, но и тщетностью такого предприятия».

317