Состояние общественно-церковной жизни в России в период межпатриаршества (до 1619 года)

Осуждение и ссылка Святейшего Патриарха Никона в XVII веке, основанные на его вымышленных нарушениях канонов, осуществленные на основании суда восточных патриархов, лишенных своих кафедр на момент его проведения, организованные митрополитом Газским Паисием Лигаридом по поручению царя Алексея Михайловича, не могут быть поняты без рассмотрения вопроса о состоянии православия при первом царе из династии Романовых Михаиле Федоровиче Романове, а особенно при патриаршестве Филарета.

На рубеже 16-17 веков, когда поляки оккупировали почти всю России и уже сидели в Кремле, царила Смута в полном значении этого слова: голод, разбой, унижения от захватчиков, Троице-Сергиева Лавра во главе с архимандритом Дионисием, делала все возможное, чтобы облегчить людям жизнь.

Старец Дорофей, келейник преосвященного Дионисия, днем и ночью разносил от него больным и раненым платье, полотенца, деньги. Такое пособие страждущим оказывала обитель во все то время, около полутора года, пока Москва боролась с поляками[126].

«Наконец, когда уже все казалось погибшим, истощены были последние силы государства и разрознены все его части, внезапно рукою Божию оно воздвиглось, и стряхнув с себя пепел сел и городов, процвело в новой силе. Лавра Троицкая согрела, своею пламенною любовно к Отечеству, ocтывшие, омертвшие его члены: Святой архимандрит Дионисий бодрствовал, призирал бегущий из столицы народ, обратил всю обитель в богадельню для страждущих, вооружил слуг монастырских, рассылал грамоты в тревожную Казань к Митрополиту Ефрему, чтобы присоединились к общему восстанию, и в понизовские земли и на север, и вместе с тем нужные запасы и снаряды к осаждающим Москву воеводам.. По тайному видению очистительный пост наложен был на всю Русскую землю, и в Нижнем вспыхнула искра чистого самоотвержения, в сердце гражданина Минина, который нашел себе отголосок в целом народе; там сосредоточилась воинская сила, долженствовавшая освободить отечество, под руководством воскресшего от одра болезни, Пожарского»[127].

Именно архимандрит Дионисий вместе с келарем и Авраамием Палицыным уговорили князя Дмитрия Пожарского пренебречь опасностью, какая угрожала ему под Москвою, и двинуться из Ярославля, где долго собирался, для совершения великого дела. Преподобный Дионисий благословил нижегородское ополчение на спасение Отечества.

Широко известен и стал легендарным другой эпизод освобождения от поляков:

Поляки крепко засели в Кремле; возникли новые возмущения между казаками, которые жалуясь на нищету свою и богатство вождей, хотели разойтись; но архимандрит Дионисий и келарь послали в их табор последние сокровища Лавры, ризы жемчужные, со слезным молением не покидать родину, и тронутые поклялись переносить все лишения[128].

И вот этих героев сопротивления польской оккупации стали преследовать, едва царем был избран Михаил Федорович, а особенно при Патриархе Филарете, когда он возвратился из «плена».

Как известно, Федор Никитич Романов, будущий Патриарх Филарет, впервые стал известен при царе Иоанне Васильевиче Грозном, когда Царь женился на родственнице Федора Никитича Анастасии.

При Борисе Годунове Федора Никитича постригли в монахи против его воли под именем Филарета в монастыре Антония Сицкого. В вину ему было поставлена попытка отравления Бориса Годунова[129].

Если сложить в единую мозаику разрозненные факты биографии Патриарха Филарета, то оценка его деятельности будет неоднозначной и вызывает множество вопросов.

Так, известно, что Лжедмитрий I -настоящий либо Григорий Отрепьев (это мы вряд ли когда-нибудь узнаем), но, кто бы он не был, воспитывался он при дворе боярина Федора Никитича Романова[130]. Его дядя Смирнов-Отрепьев служил у Бориса Годунова[131]. Затем Григорий стал монахом в Чудовом монастыре в Москве и даже помощником (писцом) Патриарха Иова[132].

Видимо, именно поэтому первое, что Лжедмитрий I сделал при вступлении в пределы России- издал приказ о ссылке Патриарха Иова[133].

Ходили слухи в то время, что царевич Дмитрий был подменен другим ребенком и вырос при дворе Романовых, затем бежал в Литву [134].

По-иному говоря, Федор Никитич Романов участвовал в воспитании либо царевича Димитрия, либо самозванца, а затем с помощью Речи Посполитой попытался утвердить его на русском престоле. Что касается до степени церковной учености Филарета, то современники говорят, что он только отчасти разумел Священное Писание[135]..

В то же время Лжедмитрий был достаточно хорошо образован, знал европейские языки, неоднократно писал письма Папе Римскому, в частности, о союзе против турок[136] Взгляды на религию у него были широкие (возможно, слишком широкие, за что он и поплатился). Так, он разрешил строить римско-католические храмы [137] и упрекал русских в том, что их вера основана на догмах.

Он хорошо знал Священное писание, опирался на него в текущих делах. Но считал, что у Церкви только обряды, а смысл их укрыт: «только в том понимаете благочестие, что посты соблюдаете, иконы чествуете, мощам поклоняетесь, а никакого понятия не имеете о существе веры, не знаете догматов, называете себя Новым Израилем, а живете не по-христиански»[138].

Доподлинно известно, что Федор Никитич был в составе делегации, призвавшей поляков в Москву, затем он возглавил делегацию в Польшу приглашать на царство царевича Владислава[139]. Как сложно было романовским историкам как-то оправдать такие поступки, но, по их «воле», Филарет «8 лет томился в варшавских застенках»[140].

При этом будущий Патриарх жил в доме у канцлера Речи Посполитой Льва Сапеги, который застенками назвать сложно[141].

Однако, еще в 1605 году, когда борьба Бориса с самозванцем была во всем разгаре, Филарет вдруг изменился и смело отгонял от себя палкою монахов, которые приходили следить за ним. Воейков доносил на него в таких словах: «Живет старец Филарет не по монастырскому чину, неведомо чему смеется, все говорит про птиц ловчих, да про собак, как он в мире живал. Старцев бранит и бить хочет и говорит им: Увидите, каков я вперед буду»[142].

И действительно, практически сразу после воцарения Лжедмитрия I Филарет был возведен в сан ростовского митрополита[143]. Так сбылось его «предвидение».

Все эти факты убедительно свидетельствуют о том, что налицо был сговор между поляками в лице верховной власти, Филаретом и Лжедмитрием.

Конечно, по простой логике избрание 16-летнего Михаила Федоровича русским царем без участия его отца было бы совершенно невозможно, так как он не успел еще себя проявить. Но какой ценой это было достигнуто?

По странному стечению обстоятельств именно после избрания царем Михаила Федоровича обширные земли в южных областях России, включая Смоленск, отошли Речи Посполитой.

Несмотря на то, что по церковным правилам необходимо было избирать Патриарха на соборе русских святителей, кроме того, жив был Патриарх Иов, Лжедмитрий I сам назначил патриархом Игнатия, архиепископа рязанского. Это был грек, прежде служивший на острове Кипр, но бежавший от преследований турок[144].

Вскоре после смерти Лжедмитрия патриарх Игнатий за то, что, не крестив Марину Мнишек по православному обряду, допустил ее к таинству причащения и к таинству брака, низвергнут был собором иерархов от своего престола и, в качестве простого черноризца, отослан в Чудов монастырь. При этом не упоминалось, что он был избран неправильно[145].

 «Желая еще сильнее подействовать на народ, чтобы развеялись иллюзии относительно Лжедмитрия I, царь Василий Иванович, по совещании со святителями и боярами, решился перенести в Москву тело царевича Дмитрия и послал для этого в Углич ростовского митрополита Филарета Никитича Романова и астраханского архиепископа Феодосия, с двумя архимандритами и четырьмя боярами, а сам поспешил короноваться на царство. Это коронование совершено было новгородским митрополитом Исидором.

Делегация открыла в Угличе неповрежденные мощи царевича Дмитрия.

А так как при мощах царевича совершались многие чудеса, то святители постановили признать его новоявленным угодником Божиим и учредить ему празднества, в день его рождения, кончины и перенесения мощей[146].

Таким образом, будущий Патриарх Филарет сначала поклонялся Лжедмитрию I, затем так же убежденно стал его обличать и доказывать, что он самозванец.

Когда царь Василий Шуйский созвал совещание бояр, то Мстиславский прочел длинный обвинительный акт, а Голицыны, Романовы, Нагие, Татищевы и др. горячо его поддержали.

Как пишет по этому поводу Пирлинг П.О.: «Еще вчера они пресмыкались у ног Дмитрия. Теперь они подняли головы и выступали обвинителями против бывшего своего государя. Этот переход был так резок и неожидан, что казался каким-то сном»[147].

Затем царь Василий Шуйский озаботился избранием нового патриарха.

Еще жив был в своем заточении патриарх Иов, но он лишился зрения и уже не мог править церковью. Выбор пал на казанского митрополита Гермогена. Гермоген прежде был донским казаком, затем священником в городе Казани. Вскоре после того, как была обретена икона Казанской Божией Матери, он стал митрополитом казанским[148].

Лжедмитрий II вопреки правилам Церкви нарек ростовского митрополита Филарета Патриархом[149]. Действительно, резкие и неожиданные повороты судьбы, свидетельствующие как минимум, об отсутствии какой-либо единой линии у будущего Патриарха Филарета. Некоторые авторы прямо указывают на масонские связи Филарета Романова[150].

Известно также, что он, как и его внук Алексей Михайлович, увлекались алхимией и астрологией[151]. Это никак не сочетается с благочестивостью.