2020-06-29
108
Златоуст отвечает на этот вопрос достаточно просто, он предлагает искать ответы “ не на основании общих обычных рассуждений, а заимствуя решение недоумений из самого Священного Писания. Кто думает и рассуждает по собственному изволению, тот обольщает себя, а кто научается решению недоумений от Писания, тот имеет своим учителем саму истину ”.
То есть, в самом Писании сокрыты решения (ответы) всех недоумений, но для того чтобы научиться разрешать недоумения на основании Священного Писания,необходимо знать, по слову святителя, “ особенности божественного Писания”. Об одной особенности мы уже упоминали - это глубина или неисчерпаемость Священного Писания, но она не единственная...
Ничего лишнего
“В священных Писаниях нет ничего лишнего и ничего неважного, хотя бы то была одна йота, хотя бы одна черта, но и простое приветствие открывает нам великое море мыслей. Что я говорю: простое приветствие? Часто прибавление и одной буквы привносить целый ряд мыслей. Это можно видеть в имени Авраама… Не будем поэтому пренебрегать и теми мыслями Писаний, которые почитаются маловажными, потому что и они от благодати Духа; благодать же Духа никогда не бывает малой и скудной, а великой, удивительной и достойной щедроты Давшего” - наставляет Златоуст. Если же читатель будет “просто, поверхностно и невнимательно слушать сказанное в Писании, то не только произойдут несообразности, но и окажется много противоречий в словах Божественных” - предупреждает святитель.
Считая эту особенность весьма важной, святитель Иоанн, в “Двух беседах на слова “Приветствуйте Прискиллу и Акилу””, после подробных разъяснений, уточняет у слушателей: “Убедились ли вы, что не должно считать излишним ничего из находящегося в божественном Писании?.. Я думаю, что уже никто из трудолюбивых не позволит себе пропустить без внимания какие-нибудь слова, помещенные в Писаниях, будет ли то перечисление имен, или счет лет, или простое кому-нибудь приветствие”.
Точность слов
Следующая особенность, на которую указывает толкователь, тесно связана с предыдущей: “Не правду ли я говорил вначале, что в божественном Писании нельзя найти ничего, написанного просто и напрасно? Вот и теперь с какою точностью выразился этот блаженный пророк”. Далее, он призывает обращать внимание на точность выражений и слов Писания, уверяя, что “даже одного слога нельзя найти (в нем) без значения” и советует не пропускать “ни одного слова без рассмотрения” и разбирать “каждое слово со всею точностью”.
В беседе на книгу Бытия,вовремя замеченная точность, открывает тайну сотворения женщины: “Вы слышали недавно слова божественного Писания: “Адаму же не обретеся помощник, подобный ему”. Что значит это краткое речение: “Адаму же?” Зачем прибавлен союз (же)? Не довольно ли было сказать: “Адаму?”. Заметь точность божественного Писания. Сказавши: “Адаму же не обретеся помощник”, оно не остановилось на этом, но прибавило: «подобный ему», объясняя нам этим прибавлением причину, по которой оно употребило союз”.
Точность слов Священного Писания для Златоуста является “неизреченным человеколюбием Божиим” и в порыве восторга он восклицает: “Кто может достойно восхвалить точность божественного Писания?” Именно она (точность) открывает, для внимательного читателя, возможность неискаженного целостного понимания текста.
Целостность Священного Писания
Священное Писание состоит из 77 книг, период написания которых охватывает более чем тысячу лет и объединяет около 40 авторов. Несмотря на это, Библия воспринимается святителем, как целостное произведение, потому что за каждым автором стоит один и тот же вечный божественный Дух. Каждая книга, каждое слово имеют между собой внутренние связи, видение которых позволяют составлять “из этого как бы одну цепь, чтобы таким образом вышло целое тело Писаний ”.
По мнению Златоуста, “ и самые малые части в писаниях евангелистов ясно обнаруживают свое сродство с целым. Подобно тому, как если ты возьмешь, например, часть ребра, и в этой части найдешь все, из чего состоит целое животное - и нервы, и жилы, и кости, и артерии, и кровь, словом, все существенные части телесного состава, так точно и в Писании можно видеть то же самое: и здесь всякая часть написанного ясно показывает сродство с целым ”.
При внимательном чтении толкований святителя, можно заметить, как он, разбирая одно место Писания, начинает “приводить сродные между собою мысли” из других мест, создавая, таким образом целостный текст, что позволяет ему безопасно проникать в глубины божественных смыслов. Потому что, “не достаточно сказать о чем-нибудь, что оно написано в Писаниях, и не должно прямо, выхватывая слова и отрывая члены от тела богодухновенных Писаний, брать их отдельно и без взаимной их связи и произвольно и безотчетно искажать их. Таким образом вошли в нашу жизнь многие неправые мнения, по действию диавола, который научает людей беспечных превратно толковать заключающееся в Писаниях и, прибавляя или убавляя, помрачать истину. Потому недостаточно сказать о чем-нибудь, что это написано в Писании, но должно читать в целой связи речи, потому что, если мы будем разрывать совокупность и связь изречений между собою, то произойдут многие дурные мнения. ”
Златоуст много времени уделяет тому, чтобы у его слушателей постепенно появлялось целостное восприятие всего текста, потому как даже последовательно идущие слова и выражения, вызывали у них ощущение разорванности текста. “Следующие же слова, если не вникнуть в их смысл, представляются как будто не имеющими связи с предыдущими. Какая в самом деле, говорят, последовательность – сначала сказать: "ядущий Мою Плоть пребывает во Мне", и затем продолжать: "как послал Меня живый Отец, и Я живу Отцем" (ст.57)? Однако же между этими словами есть большое соответствие ” - начинает связывать текст святитель.
Библейское повествование течет подобно реке, одна мысль вытекает из другой, меняется только окружающий ландшафт, обрамляющий русло реки, таким ландшафтом для текста является контекст, без понимания которого полнота мысли становится недоступной для читателя. “ Нам необходимо раскрыть заключающуюся в словах апостола мысль во всей ее полноте, вникнуть в ее развитие. При всяком сомнении относительно понимания Священного Писания нужно обращаться к контексту речи, к общему смыслу данного места. Когда известно, к кому обращена речь, о чем и с каким намерением говорится, - тогда не трудно уже бывает установить и точное, безошибочное понимание данного места” - в очередной раз говорит Златоуст об особенностях Священного Писания.
В и дение целостности появляется не сразу, а постепенно, как не сразу виден замысел художника, пишущего картину. В самом начале читателя обуревает ощущение хаоса и беспорядка, “но не смущайтесь при самом начале: когда я говорю что-нибудь подобное, подождите конца ”, и ткань в умелых руках ткача, сплетается из тонких нитей, не в одночасье. А “ объяснение Писаний есть золотая ткань, основа ее - золото, нить ее - золото; не примешиваю тканей паутинных ” - одним словом Златоуст говорит о толковании как об искусстве, которым слушатель должен постепенно овладеть в совершенстве, “ вся наша забота, все старание о том, чтобы все вы сделались вполне совершенными и не было для вас неизвестным ничто из содержащегося в божественном Писании”.
Выше мы говорили о том, что смысл текста сокрыт в словах Священного Писания, но слова можно понимать по-разному, например, буквально или иносказательно. Так как же правильно?
Буквально или иносказательно?
В Церкви существовали две основные школы толкования Священного Писания, Александрийская и Антиохийская. Первой был свойственен аллегорический способ толкования, второй - буквальный. Иоанн Златоуст принадлежал к Антиохийской школе. Но это вовсе не означает, что он строго придерживался буквального понимания и отвергал иносказание. Здесь он являет нам пример совершенного, гармоничного сочетания и своевременного применения двух способов толкования.
В толковании на книгу Бытия он выступает против бездумного иносказания: “Да постыдятся толкующие историю иносказательно, утверждающие, что рай был на небе, что он был духовным. Для чего на небе смоковница? Но пусть будет рай на небе. Откуда в таком случае, выходят реки? Не из земли? Если рай на небе, очевидно, что и реки текут на небе. Разве Писание сказало: река спускается из Едема? Видишь ложь. Пусть над нами смеются аллегористы. ” «И сделал, - говорится, - Господь Бог Адаму и жене его одежды кожаные и одел их» (Быт.3:21). Значит ли это, что Бог заколол волов или овец, сам первый указал выделку кож и занимался кожевенным искусством? Мы ответим на это: Бог произвел всех животных без соединения, без совокупления. Он сотворил то, что не существовало, а части существующего не мог сотворить? Но Бог, возражают далее, никогда не творил части животного, Бог не творил ничего несовершенного. Возражатель слышит о коже, и спрашивает: откуда она? Но и я и точно также слышу о крови в Египте, и спрашиваю: каким образом Бог претворил Нильскую воду в кровь, каких заколол Он животных? Река стала кровью, и не было убито ни одного животного. Явились две кожи, и спрашивают: от каких животных они взяты? И здесь кожа явилась помимо животного”.
Но, в таком случае, “должны ли мы следовать изречению буквально? Должны ли рабствовать букве выражения?” - спрашивает Златоуст. Конечно же нет, во многих “случаях нужно сообразоваться с мыслью, а не привязываться к словам… ведь если мы захотим принимать слова в буквальном значении, а не будем понимать сообщаемого богоприлично, то не покажется ли тогда многое странным?”
И в “Слово о змее, повешенном на кресте Моисеем в пустыне, и о божественной Троице” показывает пример богоприличного понимания слов пророка: “Драконом называет пророк дьявола и змеем лукавым самого начальника демонов. Так и Спаситель сказал: “се, даю вам власть наступать на змей и скорпионов”, а чтобы ты не понял это в буквальном смысле и не отнес к упоминаемым животным, прибавил: “и на всю силу вражью””.
Язык Священного Писания — это во многом язык образов, Спаситель, выражая тайну Царства Бога, использовал этот язык, понимать его буквально не представляется возможным. Златоуст на примере притчи о горчичном зерне, предлагает способ толкования образа. Образом Царства Небесного в данном случае является горчичное зерно.
“"Подобно Царство Небесное зерну горчичному". Смысл этого сравнения мы можем уразуметь не иначе, как уяснив себе сначала существо, цвет и величину горчичного зерна. Зерно горчицы по величине незначительно, будучи же посеяно, оно своим развитием превосходит рост всех других огородных растений и по высоте, и по силе разветвления ветвей, и по обилию листьев, так что дает тень, и птицы, летающие могут садиться и отдыхать на его ветвях. На вкус оно очень приятно, обладает свойством согревать и имеет целебную силу при приеме внутрь. Ни птицы, ни кто-либо другой не употребляют его в пищу, кроме человека. Снаружи оно красно, внутри же оказывается белым. Таковы свойства этого растения и особенности семени. Теперь, если мы вникнем в этот предмет со всей тщательностью, мы найдем, что притчу эту можно применить к самому Спасителю. Ведь и Он был ничтожен на вид; и Он недолговечен в мире нашем и велик на небе; Он - и Сын человеческий, и Бог, Сын Божий; Он - неисчетный, вечный; Он - невидимый, небесный, доступный вкушению одних лишь верных; Он был сокрушен и по страдании сделался белым как молоко; Он величием превосходит всякое другое растение; Он – неразлучное с Отцом Слово; Он - Тот, на котором обитают птицы небесные, т. е. пророки, апостолы и все избранные; Он Своей собственной теплотой очищает страдания души, Он освежает нас водой крещения, и под Его сенью мы укрываемся от мирского зноя; Он по смерти своей был посеян в землю и, там явив плодоносную силу, тридневно восставил святых из гробов мертвых; Он воскресением Своим показал себя больше всякого пророка; Он спасает всех силой Отчей; Он от земли процвел до небес; Он, будучи посеян на собственном поле, в мире, верующих в Него приводит к Отцу. О, семя жизни, посеянное Богом Отцом на земле! О, росток бессмертия, питающихся от Тебя примиряющий с Богом! О, дерево высокое, насажденное одним лишь Отцом! Это дерево произросло из отчего сердца; это растение в небесах имеет свой корень, но явившись в мире, служит пищей для людей. О, насаждение, утвержденное на земле и процветшее до неба! О, семя, малое по виду, но перед Отцом большее чего бы то ни было! Это-то растение произросло и для мертвых в аду; плодом Его явилось воскресение людей; Оно поразило смерть смертоносной стрелой; перед Ним преклонились стены преисподней, согнув с трудом сгибаемые колена; Его ветви осенили весь мир; Оно обвевается Святым Духом; Оно не боится зноя; под этим растением радуйся и веселись вместе с ангелами”.
Но были среди его слушателей и те, кто настаивал на буквальном понимании слов Писания, таким Златоуст терпеливо объяснял: “Конечно, если ты при чтении слов будешь рабски следовать букве, то ты несомненно, как мы часто раньше говорили, во многом будешь нам противоречить и признаешь несогласным с разумом то, что прекрасно написано, а (только) худо понято; если же ты усвоишь мысль правильным образом, то твое умственное око, будучи направляемо к точному уразумению самим Святым Духом, нигде не заметит противоречия”.
Для других, уклонение от буквального понимания, казалось неуместным и произвольным со стороны толкователя, так что ему приходилось тут же вставать на защиту своего понимания: “И что, братья, это не умозрение и не искусственная аллегория, и что действительно эта история заключала в себе таинственный смысл, и чтобы не показалось кому-нибудь, что я насильственно навязываю объясняемым словам аллегорический смысл, я спешу подтвердить свое понимание свидетельством Священного Писания”.
Свое понимание
Златоуст хорошо знал толкования на книги священного Писания своих предшественников и современников, но при этом в своих беседах он машинально не повторяет их мыслей, а самостоятельно погружаясь в глубины текста, извлекает из них новые смыслы. Для него поиск смысла — это всегда творческий процесс, полная открытость для действия благодати Святого Духа.
”Подобно тому, как нашим предшественникам не служили помехою писания их предшественников, так точно и нам не служат препятствием писания живших раньше нас, потому что и последним, и их предшественникам, и нам дарует силу одна и та же благодать Святого Духа. «Все же сие, - говорится, - производит один и тот же Дух, разделяя каждому особо, как Ему угодно” (1Кор.12:11). Сказанное отцами, следовательно, не отвергается; наше служит последнему только дополнением. Пусть их труды велики, а наши ничтожны; они все же служат, как и те, общему делу домостроительства” - объясняет свою позицию святитель.
Толкования отцов никак не ограничивают его свободного плавания по беспредельному морю Божественного Слова: “Знаю, что многие святые отцы изъясняли повествование о творении и, насколько уделила им благодать Святого Духа, сказали много великого и славного. Но хотя уже и сказано много великого и чудного, ничто не мешает, однако и нам сказать свое, насколько дарует благодать Духа Святого”.
Не отвергая святоотеческого опыта, святитель открывает для паствы новые просторы для понимания: “ Не отвергнем этого толкования: возможен и иной смысл этого выражения… если желаете, я наперед предложу оправдания, придуманные другими, а потом попытаюсь предложить и свое собственное слово, предоставляя вам выбор из сказанного. Я принимаю и прежние толкования, как благочестивые, но и свое говорю, поскольку нахожу истинным ”.
Трудности перевода
Священное Писание — это Слово Божие, написанное на человеческом языке. Ветхий Завет первоначально написан на еврейском языке, Новый Завет - на греческом. Впоследствии Библия была переведена на языки других народов. Чтение книги не на языке оригинала вызывает определенные трудности для понимания. Иоанн Златоуст акцентирует на этом особое внимание при толковании книг Ветхого Завета: “ Нужно сказать о причине, которая делает Ветхий Завет не темным и не непонятным, а более трудным для нас, - ведь иное дело - вовсе не понимать ничего из предлагаемого и видеть лежащее покрывало, а иное - постигать говоримое, но только постигать с трудом.
Итак, в чем состоит причина, по которой Ветхий Завет труднее Нового? Ветхий Завет, который мы имеем, написан не на нашем природном наречии: он написан на одном языке, а мы читаем его на другом; вначале он был написан на языке еврейском, а мы приняли его на языке греческом. Но когда с одного языка переводят на другой, тогда встречают много трудностей. Сведущие во многих языках хорошо знают, до какой степени невозможно передавать со всею ясностью речь природного своего языка при переводе на другой язык”.
Сам святитель не знал еврейского языка, поэтому он часто ссылается на тех, кто знаком с языком оригинала: “ Книги Ветхого Завета написаны не на нашем языке, а на еврейском. Хорошо знакомые с этим языком говорят, что слово "небо" у евреев употребляется во множественном числе; согласно с этим показывают и знающие сирский язык. Никто, говорят, на их языке не скажет: "небо", но - "небеса". Вот почему и блаженный Давид сказал так: "небеса небес", не потому, будто много небес, - этого не преподал нам блаженный Моисей, - а потому, что в еврейском языке часто имя одного предмета употребляется во множественном числе”.
Также “непонимание многих мест Священного Писания по большей части происходит оттого именно, что не знают идиотизмов языка, их толкований”, то есть выражений, которые понятны только носителям языка или тем, кто хорошо с ним знаком.
Для того, чтобы обезопасить себя от неправильного толкования, Златоуст использует разные переводы, например, Акилы, Феодотиона, Симмаха и других, особенно это видно в толкованиях на псалмы Давида.
Яркий пример тому, толкование на псалом 7: "Пробудись для меня на суд, который Ты заповедал" (ст. 7). Другой переводчик, упоминаемый у Оригена в Экзаплах говорит: судом (χρίματι). "Сонм людей станет вокруг Тебя" (ст. 8). Другой (Симмах): да обыдет (χυχλώσατω) тя. "Над ним поднимись на высоту". Другой переводчик (Феодотион) говорит: и над (έπάγω) тем на высоту обратися. Третий, Акила: и на (έπί) тот на высоту обратися; в еврейском: о том (уалеа)”.
Границы понимания
Златоуст в своих размышлениях пытается дойти до самых глубин понимания Божественного Слова, преодолевая ограничения человеческой природы, но в конце концов он вынужден признать, что “мы иного и не разумеем, потому что мы не можем знать всего в точности, и хотя пытаемся, сколько можем, излагать причины некоторых (сказаний Писания), однако и затем много еще остается в нем сокровенного, сокровищ, скрытых от нас и неисследимых”. И этому не надо удивляться, потому как “ речь у нас о Боге, о Котором невозможно достойным образом ни говорить, ни мыслить ”. Мы не должны выступать “ за пределы нашей природы, и испытывать того, что выше нас ”. “Поймем, братие, мудрость, сокрытую в словах Духа, исследуя ее сообразно с нашей силой, не какова она есть, но в какой мере она постижима нам. Те, которые проводят свою жизнь на море, спускаясь в самую пучину, приносят для находящихся на земле многоценные камни; мы же, исследуя море божественных Писаний, кинемся в самую пучину духовной мудрости, чтобы принести вам совершенное сокровище” - еще раз, святитель, акцентирует наше внимание на ограниченных возможностях человеческого понимания и в то же время пишет о предельных усилиях (насколько это для нас возможно), которые должен приложить искатель Божественной мудрости.
«“В год смерти царя Озии», - говорит пророк, - видел я Господа, сидящего на престоле высоком и превознесенном». Как он видел, я не знаю; о том, что он видел, он сказал; а как видел, о том умолчал; я принимаю сказанное, но не любопытствую знать умолчанное; разумею открытое, но не исследую сокрытого; для того оно и сокрыто... Знаю слабость моих мыслей. «Не передвигай, - говорит Премудрый, - межи давней, которую провели отцы твои» (Притч.22:28). Переставлять пределы небезопасно; и как мы переставим то, что назначил нам Бог?” - признаться в слабости своих мыслей перед паствой для Златоуста не является чем - то зазорным или недостойным учителя.
