Оккультизм, или Магия 6 страница

В конце концов, Истина восторжествует, и спиритуализм — новый завоеватель мира, возрожденный, как сказочная птица Феникс, из пепла своего прародителя оккультизма — объединит навсегда в одном Бессмертном Братстве все антагонистические расы; ибо этот новый св. Михаил навечно сокрушит главу дракона Смерти!

Несколько слов, прежде чем закончить. Признать, что кто-то может стать практическим каббалистом (или, можно сказать, — розенкрейцером, так как оба слова, похоже, стали синонимами), имея лишь твердую решимость «стать» и надеясь получить тайное знание изучением еврейской каббалы или любой другой, возникшей на пути, не будучи посвященным и, следовательно, «сделанным» тем, кто знает, так же глупо, как надеяться пройти знаменитый лабиринт без путеводной нити или открыть секретные замки искусных изобретателей средневековья без ключей. Если уж Новый Завет христиан — легчайшая и позднейшая изо всех известных нам каббал — явил столь чрезвычайные трудности стремящимся раскрыть его тайны и сокровенный смысл (который, будучи лишь однажды рассмотрен с позиций современного спиритуализма, открылся бы так же легко, как сундук в басне Эзопа), то как же тогда современ­ный оккультист, имеющий только лишь теоретиче­ские знания, может надеяться когда-либо достигнуть своей цели?

Оккультизм без практики всегда будет подобен статуе Пигмалиона, которую нельзя оживить, не вдохнув в нее искру священного Божественного Огня. Еврейская каббала, единственный авторитет для европейского оккультиста, целиком основывается на тайных значениях еврейских Писаний, которые, в свою очередь, указывают на ключи к ним знаками — тайными и непонятными для непосвященного. Ни один адепт не может разгадать их практическим путем. Седьмое правило розенкрейцера, «ставшего, но не сделанного», имеет свое тайное значение, подобно любой другой фразе, оставленной каббалистами потомкам. Слова: «Мертвая буква убивает», — цитируемые Хирафом, с большей справедливостью относятся к данному случаю, нежели к христианским учениям первых апостолов. Долгие годы розенкрейцер должен биться и трудиться в одиночку чтобы в результате этого тяжкого испытания, в предельном напряжении всех ментальных и физических сил, раскрыть некоторые начальные тай­ны — A, B, C Великой Каббалы. После этого, если его сочтут достойным, в последний раз, перед окончательным ритуалом этого тяжкого испытания, будет сказано: «Дерзай». Когда верховные жрецы храма Озириса, Сераписа и других подводили неофита к грозной богине Изиде, слово «дерзай» произносилось в последний раз; и тогда, если неофит мог выдержать эту окончательную мистерию, самую страшную и ужасную, не зная, что ему уготовано, и смело «поднимал покров Изиды», он становился посвященным, и ему уже нечего было бояться. Он прошел послед­нее испытание, и уже не страшился встретить лицом к лицу обитателей из областей «по ту сторону черной реки».

Единственная причина того ужаса и страха, которые мы испытываем в присутствии смерти, кроется в ее неразгаданной тайне. Христианин всегда будет бояться ее, в большей или меньшей степени; посвященный же в тайную науку, как и истинный спири­туалист — никогда; ибо они подняли покров Изиды и разрешили величайшую проблему, в теории и на практике.

Много тысяч лет назад мудрый царь Соломон заявил, что «ничто не ново под солнцем», и слова этого мудреца следует повторять до скончания времен. Нет ни одной науки, ни одного новейшего открытия в любой ее области, не известных каббалистам тысячелетия тому назад. Знаю, это может показаться смелым и нелепым утверждением, явно не подкрепленным ни одним авторитетом. Но я отвечу, что там, где истина смотрит прямо в глаза, не может быть никаких других авторитетов, кроме собственных чувств. Единственный авторитет, о котором мне известно, сокрыт, рассредоточенный по всему Востоку. К тому же, кто осмелится, кто рискнет объявить себя авторитетом в постоянно изменяющейся, постоян­но что-то открывающей Европе или юной Америке? Ученый, еще вчера слывший авторитетом, благодаря счастливой случайности, становится современным открывателем, уставшим от собственных гипотез. Как легко современные астрономы забывают, что вся их наука — не что иное, как крохи, оставленные халдейскими астрологами. Чего бы только современные врачи, практики своей слепой и хромой медицины, не отдали за частичку знаний по ботанике и растениям — я не скажу, халдеев — но даже позднейших ессеев. Простая история восточных народов, их привычек и обычаев, свидетельствует, что они не могли полностью забыть все, что когда-то знали. В то время как Европа двадцать раз поменя­ла свой облик, была перевернута вверх дном религиозными и политическими революциями и социальными катаклизмами, Азия не изменилась. Существовавшее там две тысячи лет назад, существует и поныне, с незначительными видоизменениями. Практические знания, ко­торыми обладали древние, не могли так быстро исчезнуть из памяти этого народа. Надежда найти хотя бы остатки той мудрости древней Азии должна подтолкнуть нашу тщеславную современную на­уку к исследованию ее территории.

Итак, все, что мы признаем, все, чем мы живем, пришло к нам от осмеянного и презираемого ок­культиз­ма Востока. Религия и наука, законы и обычаи — все они тесно связаны с оккультизмом и являются всего лишь его порождениями, его непосредственными продуктами, замаскированными ру­кою времени и преподнесенными нам под новыми псевдонимами. Если меня попросят привести доказательства — я отвечу, что в мою обязанность не входит учить других тому, чему они сами, без особого труда, могут научиться, при условии, что будут читать и задумываться над тем, что читают. Кроме того, близится время, когда все закоренелые предрассудки и ошибки веков сметутся ураганом Истины. Подобно пророку Магомету, осознавшему, что гора к нему не пойдет и устремившемуся к ней навстречу, перед скептическим миром неожиданно явился с Востока современный спиритуализм — дабы в недалеком будущем положить конец небытию, в которое канула древняя тайная мудрость.

Спиритуализм сегодня — лишь младенец, непрошеный гость, которого общественное мнение, словно мачеха, пытается сжить со свету. Но он растет, и в один прекрасный день тот же самый Восток может послать несколько опытных, умных нянек, дабы позаботиться о нем. Угроза трагедий Салима миновала. Рочестерские стуки[61], какими бы негромкими они ни были, разбудили несколько бдительных друзей, которые, в свою очередь, подняли тысячи и миллионы ревностных защитников истинного Дела. Самая трудная часть работы выполнена, дверь приоткрылась. Она останется приоткрытой для тех, кого Хираф призывает помочь серьезным искателям истины найти ключ, который откроет врата и позволит им переступить порог, отделяющий этот мир от потустороннего, «не разбудив ужасных часовых, невидимых по сю сторону стены». Потребуется точное знание оккультиста, чтобы объяснить и изменить многое, что кажется «отталкивающим» в спиритуализме для слишком хрупких ортодоксальных душ. Они могут возражать против феноменов спиритуализма, с которыми каббалистика тесно связана в своей основе. Они начнут доказывать, что оккультизм, если он действительно существует, есть запрещенная «черная магия» — колдовство, за которое не так давно сжигали на кострах. В таком случае я робко замечу, что все в природе имеет две стороны. Оккультизм, конечно, не является исключением из этого правила и состоит из белой и черной магии. Так же, как и ортодоксальная религия. Если оккультист истинный розенкрейцер — он в тысячу раз чище, благороднее и божественнее, нежели самый святой из ортодоксальных священников; и когда последний отдается во власть необузданному демону своих низмен­ных страстей, тем самым пробуждая всех дьяво­лов — они ликуют от радости, видя подобное извра­щение. Чем же, скажите на милость, этот ортодоксальный священник лучше самых черных колдовских делишек с элементарным «обитателем» или же с «диака» Э.Дж.Дэвиса? Воистину, есть черное и белое христианство, равно как черная и белая магия.

О вы, истинно ортодоксальные священники и духовенство различных верований и рангов, вы, столь нетерпимые к спиритуализму, этому чистейшему из всех детищей древней магии! Можете ли вы мне сказать, почему, в таком случае, вы ежедневно практикуете самые известные обряды магии в своих церк­вях и следуете прототипам самих ритуалов оккультизма? Можете ли вы, к примеру, зажечь тонкую восковую свечу или осветить свой алтарь кольцами восковых свеч, не повторяя ритуалов магии? Что есть ваш алтарь с вертикально горящими свечами, как не современная имитация первоначального магического монолита с языками пламени Ваала? Разве вы не знаете, что практикуя это, вы следуете прямо по стопам древних огнепоклонников, персидских языческих геберов? А сверкающая митра вашего папы римского — что она, как не прямой потомок митраистской Жертвы — символический убор, изобретенный для верховных жрецов этого самого оккультизма в Халдее? Пройдя серию многочисленных трансформаций, сегодня он покоится в своем послед­нем (?) ортодоксальном виде на почтенной голове вашего последователя св. Петра. Вряд ли на­божная паства Ватикана подозревает, взирая в немом обожании на голову своего Бога на Земле, папу римского, что предмет их восхищения — всего лишь жалкое подобие головного убора в стиле шлема амазо­нок... Афины Паллады, языческой богини Минервы! По правде говоря, вряд ли в христианской церкви существует хотя бы один обряд или ритуал, не заимствованный у оккультизма.

Говорите и думайте, что хотите, но вы не можете изменить того, что было, есть и будет, а именно — прямого сообщения между двумя мирами. Мы на­зываем это взаимодействие современным спиритуализмом, столь же правомерно и с тою же логикой, как и когда говорим «Новый Свет», имея в виду Америку.

В заключение, я, возможно, удивлю даже ортодоксальных спиритуалистов, засвидетельствовав, что каждый, кто когда-либо видел наши подлинные материализации духо-форм, невольно стал посвященным неофитом древних мистерий; ибо все и каждая из них разрешили проблему смерти, «подняв покров Изиды».

 

 

ОККУЛЬТИЗМ ПРОТИВ ОККУЛЬТНЫХ ИСКУССТВ

Я часто слышал,

Но до сих пор не верил,

Что люди есть, чья магия способна

Природу подчинять их черным целям.

Мильтон

 

Судя по некоторым письмам, опубликованная в прошлом месяце статья «Практический оккуль­тизм» произвела на некоторые умы большое впе­чатление. Из этих писем следуют два логических вывода:

а) людей, верящих в существование оккуль­тизма и магии (двух вещей, существенно отлича­ющихся друг от друга), причем людей образован­ных и мыслящих, на самом деле значительно больше, чем это кажется современным материа­листам; и

б) многие из тех, кто верит (включая сюда и большое число теософов), не имеют четкого пред­ставления о природе оккультизма и часто смеши­вают его с оккультными науками в целом, вклю­чающими и «черное искусство».

Но их представления о назначении тех способ­ностей, которыми оккультизм и магия наделяют человека, и о способах их приобретения столь же различны, как и причудливы. Одни убеждены, что вполне достаточно получить необходимые указа­ния от знатока в области оккультного искусства, чтобы стать кем-то вроде Занони. Другие — что необходимо лишь пересечь Суэцкий канал и сту­пить на землю Индии, как они немедленно станут в один ряд с Роджером Бэконом или даже Сен-Жерменом. Многие полагают своим идеалом Маргрейва с его способностью оставаться вечно моло­дым, нимало не беспокоясь о том, что платой за это будет собственная душа. Немало и таких, кто, принимая яв­ное «аэндорское колдовство» за оккультизм, «вызывают из мрака преисподней чрез разверзающуюся землю на свет божий блед­ного призрака» и желают, чтобы наградой за этот подвиг было признание их полными адептами. «Церемониальная магия» — как она с определен­ной долей издевки отображена в правилах, изло­женных Элифасом Леви, — воспринимается как alter ego древней философии Архатов. Короче го­воря, призмы, сквозь которые смотрят на оккуль­тизм люди, неискушенные в философии, настолько же многоцветны и разнообразны, насколько мно­гоцветна и разнообразна сама человеческая фан­тазия.

Если всем этим претендентам на мудрость и си­лу выдать истину такой, какая она есть на самом деле, не воспримут ли они это как страш­ное оскор­бление в свой адрес? Как бы то ни было, не только полезно, но и крайне необходимо раз­веять за­блуж­дения большинства из них, пока еще не слишком поздно. Эта истина может быть вы­ражена в нескольких словах.

Среди сотен пылких энтузиастов-западников, мнящих себя «оккультистами», не сыщется и пол­дю­жины таких, кто хотя бы приблизительно пра­вильно представлял себе природу той науки, ко­торой они стремятся овладеть. За редкими исклю­чениями, все они идут прямехонькой дорогой к колдовству. И прежде чем бросаться оспаривать это наше заявление, пусть они сладят сперва с тем невообразимым хаосом, что царит в их умах. Пусть они сперва уяснят себе истинное различие между оккультными науками и оккультизмом, а потом уж пылают праведным гневом, если, конеч­но, они по-прежнему будут считать, что истина на их стороне. А пока что — да узнают они это! — оккультизм отличается от магии и прочих тай­ных наук так же, как могущественнейшее Солнце отличается от мерцающего огонька свечи, и так же, как неизменный и бессмертный Дух челове­ка — отражение абсолютного, беспричинного и не­познавае­мого Всего — отличается от бренной оболочки, человеческого тела.

В языках нашего высокоцивилизованного За­пада, как, впрочем, и во всех других языках, по­стоянно шел процесс словообразования: появля­лись все новые и новые слова, отражая все более расширяющийся круг идей и понятий. Но чем более материа­листическими по своей сути стано­вились эти идеи и понятия в мертвяще холодной атмосфере западного эгоцентризма и безудержной погони за материальными благами мира сего, тем меньше западный мир испытывал нужду в духов­ном слово­творчестве — в производстве новых тер­минов, обозначавших идеи и понятия, негласно относимые к устаревшим и отброшенные за не­надобностью как «суеверия». Ведь подобные тер­мины отражали бы мысли, которым решительно не могло быть места в голове «культурного чело­века». «Магия» — непременный атрибут трюкачества, «колдовство» — эквивалент вопиющего невежества, а «оккультизм» — досадный пережиток, оставший­ся нам в наследство от средневековых полоумных философов огня, всех этих Якобов Бёмэ и Сен-Мартенов. И этих трех понятий, как считалось, более чем достаточно для обозначения любого «профессионального шарлатанства». Термины эти превратились в ругательные и применяются те­перь обычно по отношению к пережиткам мрач­ной эпохи средневековья и предшествовавших ей долгих веков язычества. Потому-то в английском языке и нет терминов, способных передать все оттенки при описании экстраординарных способ­ностей и наук, способствующих овладению ими. Гораздо лучше с этой задачей справляются вос­точные языки и в особенности санскрит. Что подразумевают под словами «чудо» и «волшебст­во» (слова в сути своей идентичные, так как оба обозначают одно и то же — не­обыкновенные дей­ствия, производимые посредством нарушения зако­нов природы (!!), согласно общепринятому истолкованию их) те, кто слышит или произносит их? Христианин, нимало не задумываясь о нарушении «законов природы», будет верить в чудеса, потому что они произведены Богом через Моисея, и в то же время будет либо отвергать волшебство, про­изводимое магами фараона, либо припишет его дьяволу. Именно последнего связывают наши на­божные противники с оккультизмом, в то время как их безбожные противники-атеисты смеются и над Моисеем, и над колдунами, и над оккультистами, даже не давая себе труда серьезно заду­маться обо всех этих «суевериях». А все потому, что нет точного термина, способного указать на раз­ницу между ними; отсутствует тер­минология, которая была бы в состоянии передать все оттенки и провести разграни­чительную линию между истинным и возвышен­ным с одной сторо­ны, и абсурдным и смеш­ным — с другой. К последнему следует отнести и теологические интерпретации, которые учат «нарушению законов природы» человеком, Богом или дьяволом; однако научные «чудеса» и превра­щения, произведенные в соответствии с законами природы как Моисеем, так и колдунами, изучались и изучаются во всех Святилищах Мудрости, на­зывавшихся в те дни «Королевскими Об­щества­ми», а также и в истинном оккультизме. Последний термин, пожалуй, только вводит людей в заблуждение, когда его трактовку ограничивают переводом составного санскритского слова Гупта-видья, что означает «Тайное Знание». Но сразу же возникает вопрос: знание чего? Ответ на этот вопрос мы найдем в некоторых санскритских терминах.

Даже в экзотерических пуранах приводятся че­ты­ре наименования различных видов эзотериче­ского знания, или наук, хотя на самом деле их гораздо больше. А именно:

1. Яджна-видья [62] — знание оккультных сил, про­буждаемых в природе выполнением определен­ных религиозных обрядов и церемоний.

2. Маха-видья — «великое знание», магия каббалистов и тантрического культа, зачастую — кол­довство наихудшего толка.

3. Гухья-видья — знание мистических сил, за­ключенных в звуке (эфире), отсюда — применение мантр (произнесение нараспев молитв или закли­наний), имеющих определенный ритм и мелодию; другими словами, это магическое действо, осно­ванное на знании сил природы и их взаимосвязи.

4. Атма-видья — термин, переводимый просто как «Знание Душой», но имеющий гораздо более широкое значение; трактуется востоковедами как истинная Мудрость.

И именно этот последний вид знания как раз и является единственной разновидностью оккультизма, к которой должен стремиться теософ, же­лающий стать мудрым и бескорыстным и стре­мящийся к Свету на Пути. Все прочее следует отнести к различным разновидностям «оккульт­ных наук», то есть к искусствам, основанным на зна­нии исходной сущности всех вещей, принадлежащих к царству природы: мине­ралов, растений и животных, то есть всего, что относится к царству ма­териальной природы, ка­кой бы невидимой эта сущность ни была и как бы ни ускользала она до сих пор от науки. Алхимия, астрология, оккультная физиология, хиромантия — все, действи­тельно, существуют в природе. И точные науки — названные так, возможно, потому что рождены они в этом веке парадоксальных философий, не существующих в природе, — уже раскрыли немало секретов вышеупомянутых искусств. Но ясновиде­ние, образно называемое в Индии «Глазом Ши­вы», а в Японии — «Безграничным Видением» — это не гипнотизм, незаконный сын месмеризма, и его нельзя достичь при помощи этих искусств. Всеми этими оккультными искусствами можно овладеть и добиться при этом результатов — по­ло­жительных, отрицательных или нейтральных; но с точки зрения Атма-видьи, цена им невысока, ибо Атма-видья включает в себя все эти искусства и даже время от времени пользуется ими (осво­бодив от ненужной окружающей их шелухи) исключительно для благих целей, предварительно очистив их даже от намека на эгоисти­ческое начало. Поясним: любой человек, будь то мужчина или женщина, может приступить к изу­чению одного из описанных выше «оккультных искусств» или даже всех сразу без всякой предва­рительной подготовки, не меняя при этом своего привычного образа жизни. Более того, для них не возникнет даже необходимости подчинять себя каким-то возвышенным нормам морали. И десять к одному, что в конечном счете такой ученик превратится в весьма искусного колдуна, с головой погрузившись в трясину черной магии. Но к чему это приведет? Вуду и дугпа едят, пьют и веселят­ся, нимало не тревожась о судьбе многочисленных жертв своего дьявольского искусства. То же самое делают и симпатичные джентльмены вивисекторы и дипломированные «гипнотизеры» с медицинским образованием; единственная разница между ними состоит в том, что вуду и дугпа прекрасно отдают себе отчет в том, что они колдуны, и занимаются своим черным ремеслом совершенно сознательно, а компания Шарко-Рише, увлеченно практикуя ту же скверну, даже не подозревает о том, что их деятельность — то же колдовство, только бессозна­тельное. Следовательно, коль скоро и тем и дру­гим неизбежно предстоит пожинать плоды своих тру­дов на ниве черных искусств, за­падные экспериментаторы, так гордящиеся своей репутацией, выгодами и удовольствиями, получа­емыми от своей деятельно­сти, также не избегнут наказания и справедливой оценки своих деяний. Снова повторим: гипнотизм и вивисекция, практи­куемые этими господами, есть явное и неприкры­тое колдовство минус те знания, которыми обла­дают вуду и дугпа и которые никакому Шарко-Ри­ше не удастся приобрести даже и за 50 лет кро­потливого изучения и экспериментальных иссле­до­ваний. Так пусть же те, кто по-дилетански за­нима­ется магией, осознавая в полной мере ее приро­ду или не осознавая, и кто находит предпи­санные серьезным ученикам правила чересчур тя­желыми (и потому обходит стороной Атма-видью или оккультизм) и впредь обходятся без этих знаний. Пусть любыми путями рвутся занять свое место в ряду колдунов, а то, что они тем самым превращаются в вуду и дугпа на добрый десяток своих последующих воплощений, то, как говорит­ся, вольному — воля.

Но, судя по всему, наших читателей инте­ресуют главным образом не они, а судьба тех, в ком — невзирая на полное неведение природы предмета, к изучению которого они стре­мятся, и наличие полного набора страстей, в чьей власти они находятся, не говоря уж о том, чтобы избавиться от своекорыстия, — живет непреодоли­мое влечение к «оккультному».

Так что же ожидает этих несчастных, чьи души буквально раздираются надвое прямо противопо­ложными силами? Но ведь уже не раз мы отве­чали на этот вопрос, и для любого, даже сторон­него наблюдателя, совершенно очевидно, что раз в сердце человека пробудилось истинное стремле­ние к ок­культизму, мир и покой для него потерян навсегда, и на всем белом свете не найдется такого места, где бы он вновь сумел обрести утраченное. И превратившись в пожизненного скитальца, он будет гоним в самые глухие и таинственные глу­бины жизни, терза­емый чувством вечной неудов­летво­ренности, подавить которую он не в силах. Его сердце переполнено страстями и эгоистическими устремлениями, чтобы позволить ему пройти через Золотые Врата, а обычная жизнь навсегда утратила свою былую привлекательность. Так не­ужели он теперь неминуемо обречен погрязнуть в колдовстве и черной магии, накапливая в череде бесконечных воплощений чудовищную карму? Су­ществует ли для такого иной путь? — спросят нас.

Да, существует, — ответим мы. Пусть только он не замахивается на большее, чем способен достичь. Пусть он не взваливает на себя бремя, которое не способен будет нести. Безусловно, ни «Махатмой», ни Буддой, ни Великим Святым он не станет, но изучение философии и «науки ду­ши» позволит ему, без каких-либо «сверхчелове­ческих» возможностей, стать одним из скромных благодетелей человечества. Сиддхи (или способно­сти Архата) необходимы только то­му, кто спосо­бен быть «водителем жизни», что требует вели­чайшего и буквально полного самопожертвования. Пусть он узнает и запомнит навсегда, что истин­ный оккультизм или теософия — это «великое забвение себя», безусловное и абсолютное, и в мыс­лях, и в поступках. Это — альтруизм, и тот, кто отва­живается исповедовать его практически, полностью выводит себя из круга прочих людей, живущих обычной полуживотной жизнью. «Не для себя, но для мира живет он» — когда решается посвятить себя это­му делу. Первые го­ды считаются испытательными, и многое прощается решившемуся. Но пока все личност­ное не будет им изжито, он не будет «принят». Когда же по­следнее свершается, он должен стать лишь благотворной силой в Природе. После этого для него только два полюса, только два пути, и ни одной ти­хой гавани между ними. Он должен либо под­няться на самый верх, одолевая ступеньку за сту­пенькой, по этой золотой лестнице, позволяющей достичь уровня Махатмы (состояния Архата или Бодхисатвы), за­частую на протяжении многих воплощений (без отды­ха в дэвакхане в промежут­ках между ними), или же, при первом ложном шаге, рухнуть и катиться вниз, до самого конца, где ему уготована роль дугпа...

Обо всем этом либо не знают, либо просто не желают задумываться. И в самом деле, имей кто-либо возможность проследить за скрытой от по­сто­роннего взора эволюцией изначальных побуж­дений кандидатов в ученики, он обнаружил бы, что зачастую их ум подпадает под влияние стран­ных идей. Есть, к примеру, люди, чье мышление настолько подвержено посторонним влияниям, что они полагают, будто животные страсти можно очи­стить и усовершенствовать настолько, что вся их ярость, сила и весь их огонь окажутся, так сказать, направленными вовнутрь, что их можно, как пробкой бутылку, как бы закупорить в груди ученика, чтобы их энергия не прорывалась во внешний мир, а накапливалась и сохранялась для более высоких и священных целей, а именно: чтобы сконцент­рированная таким образом и ни на что не расходуемая энергия позволила бы своему владельцу проникнуть в истинное Святилище Души и встретиться там со своим Учителем — Высшим Я! Ради достижения этой цели, следуя этим ошибочным чужеродным влияниям, они не собираются ни обуздывать, ни подавлять свои страсти. Они поступают просто: сильным напря­жением воли укрощают всепожи­рающее пламя, загоняя его внутрь собственной натуры, позволяя притаившемуся огню тлеть под тонким слоем пеп­ла. Они с радостью отдаются этим пыткам, подо­бно спартанскому мальчику, позволившему лисен­ку прогрызть его живот до самых внутренностей, лишь бы не лишиться зверька, мужественно при­знав правду. О бедные слепые мечтатели!

Да с таким же успехом можно рассчитывать на то, что компания подвыпивших трубочистов, раз­горя­ченная и вся в саже после работы, будучи запертой внутри Святилища, сплошь выстланного белоснежной тканью, не замарает и не превратит ее в груду грязных лохмотьев, а напротив — став жрецами этой священной Обители, трубочисты, в конце концов, выйдут из нее столь же безукориз­ненно чистыми, как и само Святилище. Почему бы тогда не согласиться, что дюжина скунсов, запертая на какое-то время в чистой атмосфе­ре мона­стыря Дгон-па, выйдет оттуда, источая ароматы всех благовоний, воскуряемых там?.. Нет предела гри­масам логики человеческой! Да возможно ли такое вообще? Позвольте нам возразить.

«Учителем» в Святилище нашей души являет­ся «Высшее Я» — божественный дух, сознание которого (по крайней мере, на протяжении земной жизни человека, являющегося его обладателем) опирается и целиком определяется разумом, кото­рый мы условились именовать человеческой душой (в то время как «духовная душа» является про­водником ду­ха). В свою очередь, личная или че­ловеческая душа в своем высшем аспекте состоит из духовного устремления, воли и божественной любви, в своем низшем аспекте — из животных желаний и земных страстей, воспринятых ею от своего носителя, являющегося вместилищем всех этих желаний и страстей. Таким образом, она выполняет роль своего рода посредника между живот­ной природой человека (которую стремится подчинить своему влиянию ее высший разум) и его божественной духовной природой, к которой она приближается всякий раз, когда ей удается одержать верх над животным внутри человека. Последнее есть инстинктивная «жи­вотная душа», являющаяся рассадником тех стра­стей, которые, как мы только что говорили, многие предпочита­ют усмирять, вместо того чтобы полностью иско­ренять, а некоторые недалекие эн­тузиасты стре­мятся запереть их внутри самих себя. Неужели они и впрямь надеются превратить таким образом мутный поток животных нечистот в родниковые воды жизни? Но где же, скажите на милость, найти такое нейтральное место в человеке, чтобы запертые в нем страсти не оказывали бы на по­следнего никакого влияния! Бурные страсти любви и вожделения живы по-прежнему, и им все так же позволено пребывать в месте своего рождения — все в той же животной душе, ибо как в высший, так и в низший аспекты «человеческой души», или разума, путь им закрыт. Но все же подобная близость не может не сказываться отрицательно на «че­ловеческой душе». «Высшее Я», или дух, не может ассимилировать подобные эмоции, как не может вода растворить в себе масло или рас­плавленный жир. Таким образом, от их воздейст­вия страдает только разум (единственный посред­ник между земным человеком и его высшим Я); по этой причине разум постоянно пребывает в опасности быть увлеченным вниз этими страстя­ми (способ­ными пробудиться в любой момент) и быть поглощенным бездной материи. Да и как же сможет этот разум настроить себя на восприятие божественной гармонии высочайшего Принципа, если гармонию эту разрушает уже само присутст­вие в пока еще не до­веденном до совершенства Святилище этих животных страстей? Как же гар­мония сможет восторжествовать, если душа посто­янно сбивается с пути шквалом страстей и земных желаний, вызываемых земными чувствами или даже самим «астральным человеком»?

Ибо этот «астрал» — «двойник-тень» (свойст­вен­ный как животной, так и человеческой при­роде) никак не связан с божественным Эго, он спутник только земного тела. Он выполняет фун­кцию посредника между личным «я», низшим со­знанием манаса и телом, это носитель пре­ходящей, а не вечной жизни. Подобно тени, отбра­сываемой человече­ским телом, он повторяет каж­дое его внешнее и внутреннее движение — рабски и автоматически, и потому, тяготея к материи, никогда не восходит к Духу.

И только когда стра­сти будут совершенно истреблены, когда они будут сломлены и уничтожены непреклонной волей, когда не только все желания и вожделения плоти будут преодолены, но и ощущение своего личного, низшего «я» будет полностью подавлено и влияние «астрала» будет сведено к ну­лю — только тогда сможет установиться Единство с высшим Я. Толь­ко когда «астрал» будет являть собой все еще живую, но уже ничего не желающую низшую лич­ность, побежденную человеком, тогда сияющий Авгоэйд, божественное Я, сможет вибрировать осоз­нанно и в полной гармонии с обоими полюсами человеческого существа — и в очистившемся, на­конец-то, материальном человеке, и в вечно чис­той духовной душе — и сможет, наконец, пред­стать перед своим Всеведущим Я, Христом гнос­тиков-мистов, соединиться, слиться и полно­стью раствориться в Нем [63].