О работе в губернской канцелярии

“Канцелярия была без всякого сравнения хуже тюрьмы. Не материальная работа была велика, а удушающий, как в собачьем гроте, воздух этой затхлой среды и страшная, глупая потеря времени, – вот что делало канцелярию невыносимой… В канцелярии было человек двадцать писцов. Большей частью люди без малейшего образования и без всякого нравственного понятия – дети писцов и секретарей, с колыбели привыкнувшие считать службу средством приобретения, а крестьян – почвой, приносящей доход, они продавали справки, брали двугривенные и четвертаки, обманывали за стакан вина, унижались, делали всякое подлости…”

О вятских друзьях

“В этом грязном захолустье вятской ссылки, я этой грязной среде чиновников, в этой печальной дали, разлученный со всем дорогим, без защиты отданный во власть губернатора, я провел много чудных, святых минут, встретил много горячих сердец и дружеских рук.

Где вы? Что с вами, подснежные друзья мои? Двадцать лет мы не видались… Жива ли у вас память об наших смелых беседах, живы ли те струны, которые так сильно сотрясались любовью и негодованием?”

 

Из письма Генрика Каменьского сестре.

“6 мая 1850 года. Общее впечатление, которое я увожу из Вятки, это благодарность и уважение к русскому гостеприимству, не банальному, ограничивающемуся только тем, чтобы накормить и народить. Это гостеприимство является сердечным и бескорыстным, честным и простым… Оно исходит от доброго сердца, от чистой совести”.

Г. Каменькский - участник польского восстания 1830-1831 годов. Соктября 1846 по май 1850 годов отбывал ссылку в Вятке.

 

О численности участников Крымской войны, проживающих в Вятской губернии. Вятские губернские ведомости. 1872. № 22. 15 марта.

“Считаем небезынтересными следующие сведения о числе военных чинов, участвовавших в кампании 1853-1856 гг. и проживающих ныне в Вятской губернии. Общее число этих чинов по всей губернии простирается до 500 чел., которые распределяются по всем уездам, за исключением Малмыжского… Из общего числа участвовавших большинство, 289 чел., служили в войсках, действовавших на Крымском полуострове и при защите Севастополя, 91 чел. участвовали в сражениях при Балтийском море, 16 находились в войсках, действовавших в Азиатской Турции и Амурской экспедиции, об остальных 104 чел, не имеется сведений, в каких именно походах участвовали. В числе всех означенных чинов считается штабс- и обер-офицеров – 18, а нижних чинов – 482 человека“.

 

Из воспоминаний вятского врача Ионы Ивановича Михайлова (1824-1899), служившего батальонным лекарем во время Крымской войны.

“Через два дня, по вступлении нашего полка на батареи Малахова кургана, мы 5 июня выдержали страшную бомбардировку, вследствие которой поступило на наш перевязочный пункт более 2 000 человек раненых, которых я, по обязанности дежурного в тот день, должен был записывать в книгу и, по перевязке, размещать в больших палатах морских казарм, которые в течение суток пять раз наполнялись ранеными и столько же опоражнивались, при чем раненые выносились под моим наблюдением, укладывались на шаланды и перевозились на северную сторону, в сопровождении фельдшера. Все это делалось при страшных звуках от разрыва бомб и гранат, лопавшихся над нашими головами, так что раненые солдаты не были безопасны и на перевязочном пункте…”

 

Из книги П. В. Алабина “Походные записки в войну 1853, 1854, 1855 и 1856 годов”. Часть I, II. Вятка, 1861.

“Ни одной черты я не решился убавить или прибавить к строкам моего дневника… не решился коснуться их вновь очиненным пером, для меня они святыня...

…Пойдите по скатам Малахова кургана, облепленным домиками матросов... Видите, хозяйка соседней избушки подошла к окну супротивного домика... “Дунька, а Дунька! Жива ль ты? – Жива... только ночью, слышь, осколком крышу провалило. – Хорошо, что не голову. – Вестимо, хорошо, – отвечает тот же голос внутри. – Пойдем за водой. – Пойдем, голубка”… На перевязочный пункт пришла старушка и с нею две женщины. “Пожалуйста, батюшка, мне человек десять или двенадцать на дом, я за ними сама присмотрю и перевяжу и раны обмою и покормлю немножко.

…Нахимова матросы любят, как отца иль старшего брата, и надеются на него, как на каменную гору, говоря, что пока жив “Нахименко”, не иметь неприятелю в своих руках Севастополя!

…Во время общего бомбардирования женщины таскали беспрестанно воду на бастионы…

…Из-под самых батарей, несмотря на огонь неприятельский, целые артели мальчишек таскали ядра: кто не силен тащить, катит ядро; другие вдвоем везут одно, два, три ядра на маленькой тележке; глядишь, запряглась в эту тележку, между прочими, девчонка, сама немножко больше ядра.

Мальчик таскал ядра от Рогатки до Камчатского люнета с платою по копейке за ядро. Около полуверсты под огнем неприятельским. – Много ли ты стащил сегодня ядер? – спрашивает его генерал. – Тридцать, Ваше Превосходительство! – Ну, отчего же ты босой? – Да чтобы легче было назад бежать, как отнесешь ядро”.

…Храбрейшему из своего круга мальчики дают славное имя Нахимова”.

 

М. Е. Салтыков-Щедрин. “Губернские очерки”.

“…Мне отрадно и весело шататься по городским улицам, особливо в базарный день, когда они кипят народом, когда все площади завалены всяким разным хламом: сундуками, бураками, ведерками и проч. Мне мил этот общий говор толпы…

Взгляните на эти загорелые лица: они дышат умом и сметкою и вместе с тем каким-то неподдельным простодушием, которое, к сожалению, исчезает все больше и больше… Вы видите, вы чувствуете, что здесь человек доволен и счастлив, что он простодушен и открыт, именно потому, что не для чего ему притворяться и лукавить… Иногда только он вздохнет да промолвит: “Господи! Кабы не было блох да становых, что бы это за рай, а не жизнь была!” – вздохнет и смирится пред рукой промысла…”

(Становой – полицейский чиновник, ведающий станом, административно-полицейским подразделением уезда. Промысел – здесь то же, что и провидение – высшая сила, направляющая судьбы людей).