2020-07-12
118
Уже в ходе революционных событий 1917-1918 гг. и гражданской войны произошли, вначале небольшие, а затем более серьезные изменения в административном устройстве. Все началось с изменения границ волостей по просьбе крестьян. 26 июня 1918 г. Кукарский райисполком постановил объявить Кукарку, бывшую тогда в составе Яранского уезда, уездным городом. Вятский губисполком 9 августа 1918 г. утвердил решение Кукарского райисполкома и образовал Советский уезд (Кукарка вскоре была переименована в Советск. - Ю. Т.) в составе 8 волостей. В 1924 г. уезд в соответствии с декретом ВЦИК от 19 мая был ликвидирован.
27 мая 1920 г. был издан декрет о создании Татарской автономной республики. К ней отошло ряд волостей Малмыжского, Сарапульского и Елабужского уездов, значительную часть населения которых составляли татары. Часть Сарапульского уезда отошла к Пермской губернии.
4 ноября того же года был опубликован декрет об образовании Марийской и Вотской (Удмуртской) автономных областей. Поскольку в декрете об образовании МАО не были определены многие вопросы административно-территориального характера 25 ноября 1920 г. ВЦИК и СНК должны были вновь издать декрет. В соответствии с ним в состав МАО включались Краснококшайский уезд Вятской губернии (кроме двух волостей), 9 волостей Уржумского и 3 волости Яранского уезда Вятской губернии площадью 10 582 кв. км; в состав ВАО – часть Глазовского, Сарапульского, Елабужского и Малмыжского уездов. Из оставшихся в губернии частей Слободского и Глазовского уездов в соответствии с декретом ВЦИК от 5 января 1921 г. был образован Омутнинский уезд. В 1921 г. часть Орловского уезда вошла в состав Коми автономной области.
Таким образом, в начале 1920-х гг. губерния делилась на 10 уездов: Вятский, Котельничский, Малмыжский, Нолинский, Омутнинский, Слободской, Советский, Уржумский, Орловский (Декретом ВЦИК от 10 сентября 1923 г. г. Орлов был переименован в г. Халтурин, а Орловский уезд – в Халтуринский) и Яранский.
Социальная структура не претерпела принципиальных изменений: как и прежде абсолютное большинство населения составляли крестьяне, в основном крестьяне-середняки, небольшая часть населения жила в городах.
Зато серьезные изменения произошли в экономическом развитии региона. На развитие сельского хозяйства влияли как внесоциальные факторы, так и последствия революционных потрясений. Крестьянство губернии почти не знало крепостного права и власти помещиков. Поэтому, как отмечалось в отчете Котельничского укома в начале 20-х гг., крестьяне были «маловосприимчивы к революционной борьбе и лишь наличие демобилизованных красноармейцев являет собой более прогрессивный элемент».
Низкая урожайность, зависимость результатов труда от погодных условий, слабость развития товарно-денежных отношений обусловили чрезвычайную устойчивость в вятской деревне общины, которая являлась определенным гарантом выживаемости основной массы населения. Поэтому не случайно земельные переделы и крестьянская взаимопомощь сохранялись в крае и после революции вплоть до коллективизации.
В деревне продолжался распад большой патриархальной семьи. Как только в ходе революционных событий 1917-1918 гг. крестьяне освободились от власти чиновников, они в большинстве поделили имущество патриархальных семей и стали жить отдельными дворами. С точки зрения производительности труда этот процесс, безусловно, следует считать регрессивным. Крестьяне это понимали, но не желали жить под одной крышей с родней.
У вятского крестьянина имелась в среднем 1 лошадь, 1-2 коровы, пашни - от 4 до 8 дес., в зависимости от состава семьи. До половины домохозяев нанимало рабочую силу, прежде всего в период уборки урожая, а также весенней вспашки. К найму пахарей прибегали те, в чьих хозяйствах не было мужчин. Что касается уборки урожая, то, например, в одной из деревень средней величины, где было 23 крестьянских двора, было нанято 384 (!) чел. Подобная картина характерна и для других деревень. Понятно, что здесь речь идет скорее всего о помочах. Военное лихолетье 1914-1920 гг. по сути приостановило процесс расслоения крестьянства. Более того, революционная смута 1917-1918 гг. привела к тому, что абсолютное большинство крестьян стало середняками.
Производительные силы крестьянской деревни подверглись разрушению. Огромный урон сельскому хозяйству нанесла политика продразверстки, когда очень часто конфисковывался семенной материал, повсеместно сокращались посевные площади, падала урожайность, усиливался голод.
Революционные события мало изменили «земельный строй» губернии: преобладающим осталось крестьянское трудовое землепользование. После революции прежние крестьянские наделы в большинстве случаев остались не нарушенными. Произошли изменения во внутриобщинном землепользовании, которые выразились в ликвидации всех прав и преимуществ отдельных домохозяев и в уравнении всех членов общины. Хуторов по всей губернии осталось только 155. В этом ярко отразились общинные традиции российского крестьянства.
Что касается коллективных хозяйств, то по материалам губернской партийной комиссии по работе в деревне, их в начале 20-х гг. приходилось «буквально разыскивать».
Вятские города, в особенности Яранск, Уржум, Нолинск, Орлов, находившиеся вдали от железнодорожных путей, сохраняли облик глубокой патриархальности и являлись по сути дела административными и торгово-ремесленными центрами. Вот, например, каким предстал г. Орлов заведующему организационным отделом губкома партии Г. А. Кровицкому в начале 20-х гг.: «Орлов создает картину тихого старинного местечка патриархальной России. На улицах обыкновенно народа меньше, чем в большой деревне. Нет театра, нет клуба, а спектакли, которые изредка ставятся учащимися, посещаются неохотно. Даже нэп не чувствуется: в городе совершенно отсутствует живая торговля... Город великолепно сохранился... Благоустройство города, относительная чистота - вот положительная сторона Орлова. Вся эта мещанская обстановка наложила соответствующий отпечаток на партийную организацию и ее работу: у одного приехала теща и надо с ней побеседовать, у другого пекутся блины, а потому необходимо как можно скорее кончать собрание или же на него вообще не ходить».
Одна из главных причин замедленности процесса развития фабрично-заводской промышленности в крае коренилась в крестьянском менталитете: «... крестьянин смотрел на торговлю и промышленность как на естественный источник побочного заработка, а не как прибыльное дело. Деловая психология вятского мужика в большинстве своем не выходила за пределы мелкого предпринимательства и торговли».
Ко времени революции 1917 г. Вятская губерния сохраняла черты аграрно-сырьевого придатка центра страны. Фабричная промышленность, продолжавшая играть незначительную роль, была сосредоточена в городах и рабочих поселках Вятского, Слободского, Сарапульского и Елабужского уездов, через которые проходили основные торговые и производственные связи.
Материалы профессиональной переписи 1918 г. показывают, что из зарегистрированных в 1918 г. 14912 рабочих 4848 (32,5%) имели свою землю и вели хозяйство с помощью своих семей. Для 58,1% рабочих основным источником существования уже была работа на предприятии. Правда в 1919-1921 гг. картина резко изменилась: политика «военного коммунизма» способствовала уходу части рабочих к своим родственникам в деревню для того, чтобы просто выжить. Так осенью 1921 г. во время партийной чистки в одном из городских районов Вятки выяснилось, что из находившихся там около 1 тыс. рабочих 99% - крестьяне. Ответственный инструктор ЦК партии Д. И. Шорохов, побывавший на кожевенных заводах в начале 20-х гг., назвал их «мешаниной: не то рабочие, не то крестьяне».
Это были, судя по воспоминаниям самих рабочих, «забитые, в большей части неграмотные и полуграмотные рабочие-полукрестьяне, кожевенники и меховщики».
Первая мировая война и последующие затем революционные события не дализавершиться промышленному перевороту. Об этом свидетельствуют низкие технико-экономические показатели, несформированность рабочего класса, преобладание мелкой и средней промышленности. Подлинная индустриализация началась лишь в советское время.
В 1920 г. многие уезды губернии охватила засуха, повлекшая за собой гибель урожая, не выполнение плана продразверстки, голод, главным образом в северной части края.
Культурное развитие края носило противоречивый характер: с одной стороны наметились позитивные тенденции, вызванные стремлением власти приобщить крестьянство к грамоте, с другой - сохранялись прежние стереотипы и традиции.
По переписи 1920 г. более 69% населения губернии было неграмотным и прежде всего это относилось к крестьянам. После революции началась реорганизация существовавших начальных и средних учебных заведений и создание новых, появились детские сады и ясли, которых раньше не было. Резко увеличилось количество культурно-просветительных учреждений. В 1920 г. свет знаний в массы несли 699 библиотек, почти 2 тысячи изб-читален, клубов, народных домов, театров, 24 музея.
Активно шел процесс насаждения идеологии правящей партии во всех слоях общества. Использовались как учебные заведения, так и различные кружки при пролетарских и партийных клубах, совпартшколы и т.д. Губернская парторганизация очень нуждалась в активистах, поэтому для способной молодежи путь «наверх» был открыт весьма широко.
Но темнота и невежество в деревне еще сохранялись. Вот типичный пример из жизни Ракаловской волости Слободского уезда начала 20-х гг.: «...Единственная библиотека волости в с. Всесвятском закрыта... Газеты - большая редкость. Может быть их и получают в волисполкоме, но, должно быть, расходятся по рукам его сотрудников. Во всяком случае до деревни газеты не доходят. Зато самогону - море разливное, благо с налогами крестьяне управились легко. Считается обыкновенным делом видеть на улице пьяного. О суевериях, темных слухах и толках про Советскую власть и говорить не приходится. Одним словом - непроглядная темнота и невежество». В деревнях часто газеты использовали для курения.
На Песковком заводе в начале 20-х гг. «пьянство царило вовсю. Особенно резко это проявилось в пасхальную неделю. Почти все рабочие, старые и молодые, всю неделю в дневное время были пьяными, а ночью учиняли ужасные драки между собой. По улицам завода нельзя было днем пройти трезвому человеку, особенно в первые 3 дня пасхи, кидались драться без разбора... Драки носили воинственный характер, каждый вооружался чем попало, начиная от кола и кончая косой. Такое явление в Песковке наблюдается каждый большой праздник... Подобное пьянство царило и на других заводах Омутнинского уезда, только не в таком размере».
Аналогичная картина была и на других заводах Северо-Вятского горного округа.
Таким образом, за время революционных событий 1917-1918 гг., последовавшей затем политики «военного коммунизма» радикальные изменения произошли главным образом в политической, идеологической и социальной сферах, в области управления народным хозяйством. В меньшей степени это коснулось поземельных отношений, социокультурного облика местных рабочих и городских слоев. Чрезвычайный революционный налог и политика продовольственной разверстки способствовали расколу в деревне, созданию пусть зыбкой, но все же опоры новой власти. Все же социально-политическая база режима в целом была слабой и неустойчивой. Поэтому чтобы сохранить стабильность, предотвратить анархию, приходилось рассчитывать главным образом на партийно-советский аппарат и ЧК.
2. Кризис 1920 - 1922 гг.
В 1920 - 1922 гг. Советская Россия оказалась в состоянии глубокого общественно-политического и экономического кризиса, который мог завершиться национальной катастрофой. Главная причина кризиса - политика и практика «военного коммунизма», проводимая большевиками. Она привела не только к массовым восстаниям и волнениям различных слоев общества, но в значительной мере обусловила голод начала 20-х гг.
Окончание военных действий на территории Вятского края и изгнание войск Колчака летом 1919 г. не привело к изменению социально- экономического курса. Более того, вводилась обязательная трудовая повинность, увеличилась повинность по заготовке леса и его транспортировке, красноармейские части переводились на положение трудовых армий, продовольственная разверстка возрастала из года в год. Прекратили легальную деятельность оппозиционные силы (анархисты, максималисты, революционные коммунисты и другие). Сформировалась однопартийная система, включавшая РКП(б), и зависимые от нее комсомол, профсоюзы и различные общественные организации.
Недовольство политикой Советской власти в течение 1920 г. нарастало. На заседании губкома 27 апреля 1920 г. Павел Шиханов выступил с заявлением о настроениях в Яранском и Нолинском уездах и предложил ускорить перевод роты губернской комиссии по борьбе с дезертирами в Яранск. В итоге решили выделить из состава батальона ВОХРа 100 надежных человек, направив их в Советск, а в Яранске организовать конную вооруженную команду.
7 мая 1920 г. губком, обсудив информацию губЧК об «участившихся крестьянских восстаниях и грабежах ссыпных пунктов», «признал необходимым ввести военное положение на всей территории губернии».
Противодействие власти приобрело организованные формы на юго-востоке края. В конце 1919 г., когда большевики ликвидировали коллегиальные органы управления предприятиями в Ижевске и Воткинске, и массовые общественные организации стали попадать под контроль партии, продразверстка больно ударила по жителям города, ужесточилась карательная политика властей. В этой связи возникла подпольная организация, поставившая цель свергнуть Советскую власть в Ижевске, Воткинске, Сарапуле. Восставшие планировали «поголовное убийство» коммунистов и ответственных советских работников. Выступлению помешал донос одного из активных заговорщиков. В конце августа - в начале сентября 1920 г. чекисты арестовали до 30 активистов, ликвидировали вооруженный отряд численностью в 200 человек. В октябре заговорщики были отданы под суд ревтрибунала.
В конце 1920 – начале 1921 гг. общественно-политическая ситуация в губернии резко обострилась. Причин обострения ситуации можно указать несколько. Произвол и насилия большевиков по отношению к различным слоям общества достигли небывалых размеров. Большевики надеялись, что созданный ими аппарат принуждения и пропаганды и дальше будет работать безотказно. Но они просчитались: чаша народного терпения переполнилась. Крестьяне терпели, пока у них был хлеб. Но его к началу 20-х большевики почти весь отобрали. Несмотря на «совершенное обнищание» крестьянства, продовольственные органы с помощью ЧК продолжали «заготовку» хлеба, обрекая людей на голодную смерть. Продовольственные отряды вели себя как «хищные звери». По сообщению Вятской губЧК за 16 – 31 января 1921 г. в Яранском уезде «ввиду неравномерности раскладки продразверстки продотряды силой отбирают у крестьян последний хлеб...». Такие же сведения поступали из других уездов. При этом власти не церемонились с «контрой» т.е. с крестьянами, которые не хотели или не могли выполнить продразверстку. Крестьян таким образом вынуждали сокращать посевные площади, прятать хлеб, покидать родные места.
Объявление большевиков о введении новой экономической политики первоначально никак не отразилось на положении населения. Из Малмыжа сообщали (в губ ЧК) 7 апреля: «Продовольственное положение уезда ухудшилось... На почве голода настроение рабочих, крестьян и служащих почти враждебное...». Когда известие о введении нэпа дошло до крестьян, то они положительно к нему отнеслись. Правда, не все. Крестьяне резонно заявляли властям: «Сначала взяли весь хлеб, а потом объявили вольную торговлю».
Отношение большинства крестьянства и значительной части горожан к Советской власти и большевистской партии весной 1921 г. все более ухудшалось. Как сообщалось во многих сводках губернской ЧК, «враждебность и сильное недовольство крестьянства замечается повсюду в губернии. Ропот на власть слышен в Яранском, Малмыжском и Уржумском уездах... Отношение к РКП(б) – враждебное...». В некоторых волостях юга края «крестьяне готовы активно выступить против Советской власти». Там «заготовка» хлеба проводится «исключительно с помощью реальной силы». Предзабастовочное состояние сложилось на ряде предприятий и учреждений губернии.
Среди красноармейцев также зрело недовольство: они знали, что творится в деревне. В марте 1921 г. в 17-ом стрелковом полку, расквартированном в Вятке, возник антибольшевистский заговор. Его руководители красноармейцы Григорий Бушмаков и Николай Буров, установившие связь с восставшими матросами Кронштадта, проводили активную агитацию среди солдат гарнизона и готовили вооруженное восстание. Губернской ЧК удалось арестовать руководителей заговора и предотвратить восстание. В числе арестованных оказались балтийский матрос А. Сапоржилли, сотрудник управления по снабжению ВМФ С. Луневский и бывший командир 17-го полка Федоров, «вышибавший из полка все коммунистические силы».
В связи с ростом нестабильности губернские власти приняли повышенные меры безопасности. 14 марта был опубликован оперативный приказ по войскам вятского гарнизона, в котором речь шла о действиях войск в случае антибольшевистских восстаний и волнений. В октябре военные власти выработали оперативный план действий на случай аналогичных событий в уездах губернии.
Под влиянием кронштадтских событий по заводам и фабрикам Вятки прокатилась волна забастовок, возглавляемая, как уверяли большевики, меньшевиками и эсерами. Восстание в Кронштадте оказало воздействие и на настроение части крестьянства. По сообщению Уржумского политического бюро (бывшая ЧК), настроение крестьян «крайне неспокойное... Распространяются слухи о свержении советской власти в крупных городах страны».
На волне народного недовольства активизировались подпольные антибольшевистские силы. В первой половине февраля Ижевское политбюро арестовало участника антибольшевистского заговора осени 1920 г. Трофимова-Шацинского, руководившего организацией, численностью 100 человек, и имевшей на вооружении пулемет, 2 тысячи винтовок и револьверов. Заговорщики «хорошо снабжались местными крестьянами продовольствием» и были связаны с подпольными группами Глазова, Сарапула, Елабужского уезда. В докладной записке председателя Вятской губернской ЧК А. Запольского от 8 февраля указывалось: враждебные большевикам силы, в особенности эсеры, проявляют «кипучую деятельность, ведут большую организационную работу, сплачиваются». Часть правых и левых эсеров «сблокировались для вооруженного выступления против советской власти». По мысли руководителя губЧК, «богатую почву для каверзных замыслов эсеров дают голод, разверстка и неумение провести трудовую повинность, бюрократизм в советских учреждениях». Он предложил председателю губисполкома ряд мер по пресечению опасных тенденций.
По информации губЧК, в Сарапуле в феврале 1921 г. на общем фоне враждебного отношения к коммунистической партии «заметно выявилась меньшевистская тенденция и один из меньшевиков прошел в члены президиума беспартийной конференции». В том же городе чекисты вели наблюдение за деятельностью группы анархистов, у которых им удалось изъять программу и копию резолюции общего собрания матросов мятежного Кронштадта, датированную 1 марта 1921 г. Эсеровская организация, вероятно, существовала в Орлове, о чем свидетельствует поездка двух ее представителей на съезд в Москву.
Симптомы надвигающегося кризиса уловили в губкоме партии еще в самом начале марта 1921 г., но были еще уверены, что «ни восстания, ни забастовки губернии не угрожают». В частности, губком рекомендовал вести партийную работу «в тесном контакте с политбюро, быть как можно тактичнее, маскировать аресты эсеров и других врагов Советской власти, действовать во всех случаях спокойно, не создавая паники. Сделайте отдушины, куда бы мужик вылил свое недовольство, придайте важное значение организации бюро по приему жалоб и организации беспартийных конференций. С особой тщательностью следите за подозрительными местами. Обратите особое внимание на поведение советских и партийных работников, не допускайте злоупотреблений, сильно расстраивающих массу. Следите за правильностью выполнения приказов и распоряжений органами власти на местах. Делайте все, чтобы не дать повода для открытого возмущения, как можно шире разверните агитацию по хозяйственному строительству и т.д.». Партийные комитеты не смогли в полной мере воспользоваться этими, политически очень правильными рекомендациями. Примечательна лексика: «маскируйте действия», «сделайте отдушины», «тщательно следите» - она указывает на понимание того, что надвигающийся кризис нельзя будет преодолеть только грубым насилием.
Секретариат губкома обращал внимание парткомов на «самое внимательное и бережное отношение к крестьянам - ходокам, к каждому мужику в отдельности... Но такая внимательность не должна превращаться в слезливость, чрезмерную уступчивость... просителю, который часто усугубляет свое положение умышленно...». Прежде такое внимание к крестьянину было невозможно, хотя и сейчас оно было продиктовано политической конъюнктурой.
Волна недовольств прокатилась и в апреле 1921 г. В Слободском уезде «среди рабочих винного завода отмечалось массовое пьянство. В сводном батальоне замечается антисоветская агитация. В уезде местами замечается недовольство на почве голода. Особенно резки возмущения среди трудармейцев лесосплава...». Из-за тяжелого финансово-экономического положения вспыхнула забастовка трудармейцев на Омутнинском заводе, 3 мая прекратили работу служащие Уржумского уисполкома. Возобновились грабежи в Шарангском районе Яранского уезда. Действия бандитов там известны с лета 1920 г., когда разграблением ссыпных пунктов руководил полковник Иванов. Осенью банде был нанесен удар, но, так как она состояла из местных жителей, то ее деятельность возобновилась. По сообщению ЧК, бандиты «укрываются крестьянами».
Общее политическое положение в губернии в мае ухудшилось: «Настроение рабочих, крестьян – ниже среднего, отношение масс к коммунистам – в большинстве враждебное». В информационной сводке ОГПУ за 15-18 мая отмечается рост оппозиционных настроений. В Слободском уездный съезд профсоюзов по кооперативному вопросу «имел эсеровское суждение». В Орловском уезде съезд уполномоченных кооперативов «в большинстве состоял из кулацкого элемента». В их правление «вошли неблагонадежные элементы с левоэсеровскими взглядами». «Несколько анархистов, которые предполагают создать свою организацию» было зарегистрировано в Омутнинске. В Котельничском уезде число дезертиров не только увеличилось, но они уже начинали группироваться.
В Уржумском и Малмыжском уездах в конце весны отмечались «признаки голодных бунтов». Крестьяне толпами осаждали волостные исполкомы, требуя хлеба и грозя разбить ссыпные пункты. Раздаются угрозы перебить всех советских работников». Так, толпа крестьян в 300 человек в Малмыжском уезде пыталась разграбить ссыпной пункт. В Кузнецовской волости Уржумского уезда из толпы раздавались возгласы: «Давай нам царя». Власти Уржума были вынуждены реагировать: «... по волостям был послан отряд конной милиции из 19 человек с целью демонстрации силы и ареста бунтовщиков и подстрекателей». В устье р. Кильмези толпа в 800 человек пыталась арестовать членов сельских Советов. В Уржуме также были «обнаружены материалы, указывающие на существование подпольной организации, руководимой эсером Отмаховым...».
В июне 1921 г. появились симптомы надвигающегося массового голода. В Сердежской волости Уржумского уезда толпа крестьян в 400 человек разгромила амбары с хлебом и угрожала расправиться с большевистской властью. Такие же волнения произошли и в Буйской волости. В информационной сводке Вятской губернской ЧК за 13 - 16 июня отмечалось, что крестьяне Уржумского уезда «поголовно отказываются от выполнения нарядов и трудовой повинности...». Крестьяне говорили: «Сколько бы мы не работали, все равно наша жизнь не улучшится, а улучшится только для малочисленной кучки коммунистов. Советская власть есть не что иное как крепостное право».
В начале лета начались волнения в Воткинске, где не было продовольствия. 16 июня Воткинский район был объявлен на военном положении. В июле ситуация еще более обострилась: «... неизвестные лица расклеивают по городу прокламации с призывом к восстанию и избиению коммунистов; население угрожает советским работникам». 18 июня завод был остановлен.
В Советском уезде крестьяне «ежедневно продолжают ходить в волисполкомы и просить хлеба, угрожают избить членов волисполкома и местных ячеек. Такие случаи уже были. На почве голода вспыхивают волнения. Так, 21 июня крестьяне напали на Колянурский волисполком, избили его членов и разогнали, отобрали хлеб».
В июле 1921 г. забастовали служащие казначейства в Советске «в связи с голодом». Она, по мнению представителя политбюро Митягина, кем-то «умело направляется».
По информации местного ОГПУ, в июне «правые эсеры организуются, устанавливают связи, распространяют листовки, вербуют новых членов, создают оргструктуры». Ссыльные меньшевики «черезчур обнаглели»: устанавливают связи, ведут пропаганду, выступают на рабочих конференциях и пытаются проводить свои решения. В общем, «они пользуются авторитетом и если дать им волю, то, несомненно, их поддержит множество людей». Губотдел ходатайствовал о высылке наиболее активных и популярных меньшевиков - Ежова, Певзнера, Зусмановича и Давыдова в Архангельскую губернию.
Меньшевики из правления губернского отдела советских работников созвали конференцию месткомов под руководством секретаря губотдела Шляпникова и вынесли резолюцию о прекращении работы с требованием уравнять советских работников с «работниками молота».
В июле - августе крестьяне многих волостей, и ранее отрицательно относившихся к выполнению трудовой повинности, «категорически отказались от выполнения всякой повинности и требуют хлеба и фуража». Как сообщается сводках губЧК, в Орловском, Уржумском, Нолинском и Яранском уездах «отмечается повсеместное обострение продовольственного кризиса: население употребляет в пищу суррогаты... Собранный в конце лета хлеб крестьяне южной части губернии уже съели».
В Орловском уезде «настроение населения ухудшается. Рабочие и служащие не получают продовольственного пайка и выражают полное недовольство; крестьянство недовольно продналогом. Отношение населения к Советской власти и компартии недоброжелательное и местами враждебное... За последнее время в уезде начинают появляться бандиты, которые занимаются мелкими грабежами, вооружены». В Нолинском уезде и в «ижевских лесах» так же «замечается усиление деятельности бандитов...».
В июле отмечался «глухой ропот и недовольство крестьян … в громадных размерах... Крестьяне категорически отказываются от всякой трудповинности...».
В августе «банды» действовали в Омутнинском, Орловском (20 человек), Яранском (12 человек) и Нолинском (50 человек). Конечно, в «бандах» состояли сознательные или несознательные противники большевистской власти.
Осенью напряженность сохранялась. Власти, несмотря на начавшийся голод, продолжали выколачивать продовольственный налог. Крестьянство Слободского уезда «приписывает голод и создавшееся тяжелое положение деятельности партии коммунистов. К Советской власти относятся с ненавистью...». В Нолинском уезде «крестьянство относится к коммунистической партии и Советской власти недоброжелательно и это отношение с каждым днем обостряется. Репрессивные меры по отношению к неплательщикам налога только обостряют» общее положение.
В сентябре ответственный секретарь губкома, «в связи с переживаемым тяжелым моментом» обратился в губвоенкомат с просьбой «срочно установить у входа в здание губкома ночной и дневной военный патруль...».
В первой половине 1922 г. социально-политическая ситуация принципиально не изменилась. В секретном информационном докладе Уржумского укома 8 апреля 1922 г. общее политическое состояние уезда оценивалось как «чрезвычайно тревожное. Отношение к РКП(б) и Советской власти самое оппозиционное». Население обвиняло власть в провоцировании голода. По сообщению начальника губернского отдела ОГПУ А. И. Ремишевского 10 июня, существовало «озлобление крестьянских масс по отношению к Советской власти. Причина – налог, который для большинства крестьянства является тяжелым и непосильным». Летом и осенью 1922 г. отношение к большевикам крестьянства Вятского, Слободского, Орловского, Котельничского и Омутнинского уездов продолжало оставаться враждебным. Вот что писал слободской крестьянин: «... Настроение мужиков у нас всюду враждебное к Советской власти. Такой злобы еще не было никогда. Половина волости форменно голодает, пятая часть бросает все на произвол судьбы и бежит куда глаза глядят. Поля у нас у редкого засеяны».
Общественно-политический кризис 1920-1922 гг. не привел к свержению большевистской диктатуры, но ускорил крах политики «военного коммунизма». Большевики оказались перед выбором: изменить политический курс или потерять власть. Новый курс, взятый ими в марте 1921 г., в политическом плане означал укрепление большевистской диктатуры, строительство партийного и советского аппарата, усиление роли и влияния карательных органов, окончательный разгром демократических и независимых от власти политических и общественных организаций, подавление инакомыслия.
