Книга XVIII. Диадохи. 323-318 ВС. 17 страница

24
Последний, устроив великолепные похороны и положив тело в царскую гробницу, быстро явился затем в Гаргазу и здесь принял начальство над войском и царскую власть. Эвмел завел было через послов переговоры относительно части государства, но Притан не обратил на них внимания и, оставив в Гаргазе гарнизон, возвратился в Пантикапей, чтобы упрочить свою власть. В это самое время Эвмел при помощи варваров захватил Гаргазу и немало других городов и укреплений. (2) Притан выступил против него с войском, и Эвмел одержал победу над братом и, оттеснив его к перешейку[21] близ Меотийского озера, принудил сдаться на капитуляцию, в силу которой Притан передал ему войско и отказался от царской власти. Прибыв затем в Пантикапей, где была постоянная резиденция боспорских царей, Притан попытался было вернуть себе власть, но потерпел неудачу и бежал в так называемые Сады[22], где и был умерщвлен. (3) После смерти братьев Эвмел, желая упрочить свою власть, приказал умертвить друзей Сатира и Притана, а также их жен и детей. Удалось спастись от него одному только Парисаду, сыну Сатира, очень молодому человеку: бежав из города верхом на коне, он нашел убежище у скифского царя Агара.[23] (4) Так как граждане выражали негодование по поводу убийства царем своих родственников, то Эвмел, созвав народ на собрание, произнес речь в свою защиту и восстановил прежний образ правления; кроме того, он согласился на сохранение беспошлинности, которою пользовались жители Пантикапея при его предках, обещал освободить всех от податей и говорил еще о многом другом, желая расположить к себе народ. (5) Скоро возвратив благодеяниями прежнее расположение всех граждан, он во все остальное время царствования правил своими подданными согласно с законами и возбуждал к себе немалое удивление своими достоинствами.

25
Он постоянно оказывал услуги византийцам, синопейцам и большинству других эллинов, живших по берегам Понта. Так, когда каллатийцы, осажденные Лисимахом, очутились в бедственном положении вследствие недостатка продовольствия,[24] он принял к себе тысячу человек, удалившихся вследствие недостатка в пище, и не только дал им безопасное убежище, но даже город для поселения, а кроме того разделил на участки так называемую Псою (Psoancaëticê) и область.[25] (2) Для защиты плавающих по Понту он вступил в войну с варварскими народами, обыкновенно занимавшимися пиратством, - гениохами, таврами и ахеями, и очистил море от пиратов, за что и получил самый лучший плод благодеяния - похвалу не только в своем царстве, но почти по всей вселенной, так как торговые люди повсюду разнесли молву об его великодушии. (3) Он присоединил значительную часть соседних варварских земель и доставил своему царству гораздо большую (чем прежде) известность. Он задумал было вообще покорить все племена, окружающие Понт, и скоро привел бы в исполнение свой замысел, если бы скоропостижная смерть не пересекла его жизни. Пробыв на престоле пять лет и столько же месяцев, он скончался от несчастного случая: (4) возвращаясь из Синдики в свою землю и спеша к какому-то жертвоприношению, он ехал к дворцу на четверке лошадей; экипаж был четырехколесный и с крытым верхом; лошади чего-то испугались и понесли, а так как возница не смог удержать вожжей, то Эвмел, опасаясь быть сброшенным в обрыв, попытался спрыгнуть с колесницы, но при этом меч его попал в колесо,[26] он был увлечен движением и тут же испустил дух.

26
Относительно смерти братьев Эвмела и Сатира существуют прорицания, правда, несколько наивные, но тем не менее принимаемые на веру туземцами. Именно, рассказывают, что оракул посоветовал Сатиру остерегаться мыши, чтобы она его когда-нибудь не убила. Поэтому Сатир никому из своих подданных, ни рабу, ни свободному, не позволял носить такое имя, кроме того, он боялся и домашних и полевых мышей, постоянно приказывал своим рабам убивать их и замазывать их норы. Таким образом, принимая по возможности все меры, которыми он думал предотвратить свой рок, он погиб от раны, нанесенной в <* "мышь" *>.[27] (2) А Эвмелу было предсказано остерегаться <* движущегося дома *>;[28] поэтому он никогда не входил в дом сразу, пока его рабы не исследовали прочности крыши и фундамента. А когда он погиб от крытого экипажа, везомого четверкой, то каждый стал думать, что предсказание сбылось.
(3) Сказанного о событиях на Боспоре будет достаточно
В Италии римские консулы с армией вторглась во вражеские земли[29] и победили самнитов в сражении при месте, называемом Талиум. Когда побежденные заняли место под названием Святая гора, римляне на ночь отступили в свой лагерь, а на следующий день произошла вторая битва, в которой многие из самнитов были убиты и более 2200 были взяты в плен. (4) После таких успехов, завоеванных римлянами, консулы с тех пор господствовали на открытой местности с безнаказанностью и захватывали непокорные города. Взяв Катаракту и Керавнилы осадой, они ввели гарнизоны в них, но некоторые другие города они завоевали убеждением.[30]

27
Когда Димитрий Фалерский был архонтом в Афинах, в Риме Квинт Фабий получил консульство во второй раз и Гай Марций в первый.[31] Пока они исполняли должность, Птолемей, царь Египта, услышав, что его собственные полководцы потеряли города Киликии, отплыл с армией в Фаселис и взял этот город. Затем, перейдя в Ликию, он взял штурмом Ксанф, в который был гарнизон Антигона. (2) Далее он отправился в Кавны (Caunus)[32] и завладел городом, и с ожесточением атаковал крепости, удерживаемые гарнизонами, он штурмовал Гераклею (Heracleum), но получил во владение Персикий (Persicum), когда находящиеся там солдаты сдали его. После этого он отплыл на Кос (3) и послал за Птолемем, который, хотя и был племянник Антигона и был поставлен во главе армии, покинул своего дядю и предлагал свои услуги Птолемею.[33] Когда Птолемей отплыл из Халкиды и прибыл на Кос, Птолемей сначала принял его любезно, а затем, узнав, что он стал самонадеянным и пытался привлечь на свою сторону начальников, беседуя с ними и одаривая их, опасаясь, как бы он не составил какой-либо заговор, он предупредил это, арестовав его и заставив выпить болиголов. Что касается солдат, которые следовали за Птолемем, после того как Птолемей привлек их на свою сторону обещаниями, он распределил их среди воинов своей собственной армии.

28
Между тем Полиперхонт, который собрал сильную армию, привел в царство своего отца Геракла, сына Александра и Барсины;[34] но, когда он стал лагерем в месте, называемом Стимфей (Stymphaeum),[35] Кассандр прибыл со своим войском. Так как лагеря были не далеки друг от друга, и македонцы относились к восстановлению царя не без одобрения, Кассандр, так как он боялся, как бы македонцы, будучи по природе склонные легко переходить со стороны на сторону, когда-нибудь покинут его ради Геракла, послал посольство к Полиперхону. (2) В отношении царя, Кассандр пытался показать Полиперхонту, что если восстановление произойдет, тогда он будет делать то, что прикажут другие, но, он давал слово, что если Полиперхонт объединится с ним и убьет юношу, он сразу получит все то, что ранее принадлежало ему по всей Македонии, а затем, получив армию, он будет назначен стратегом Пелопоннеса и будет соправителем государства вместе с Кассандром, будучи в наивысшем почете. Наконец он завоевал Полиперхонта многими великолепными обещаниями, сделанными в тайне только ему, и подговорил его на убийство царя.[36] (3) Когда Полиперхонт убил юношу и открыто сотрудничал с Кассандром, он вернул владения в Македонии, а также, в соответствии с соглашением, получил четыре тысячи македонских пехотинцев и пятьсот фессалийские всадников. (4) Приняв на службу также всех желающих, он попытался провести их через Беотию в Пелопоннес, но, когда ему воспрепятствовали беотийцы и пелопоннесцы, он повернул в сторону, двинувшись в Локры, где провел зиму.[37]

29
Пока происходили эти события Лисимах основал город Херсонес, назвав его Лисимахия в свою честь.[38] Клеомен, царь лакедемонян, умер после того, как правил шестьдесят лет и десять месяцев,[39] и Арей, внук Клеомена и сын Акротата,[40] вступил на престол и правил в течение сорока четырех лет.
(2) Примерно в это время Гамилькар,[41] начальник войск в Сицилии, овладев оставшимися аванпостами, выдвинулся со своим войском против Сиракуз, также намереваясь взять этот город штурмом. (3) Он препятствовал ввозу зерна, так как владел морем в течение длительного времени; и затем уничтожил посевы в стране, предприняв это сразу после того как захватил район вокруг Олимпеума,[42] который расположен перед городом. Сразу же по прибытии, однако, он также решил атаковать стены, так как гадатель по внутренностям жертв сказал ему, то на следующий день он, непременно, будет обедать в Сиракузах. (4) Но горожане, распознав намерения врага, послали ночью около трех тысяч пехотинцев и около четырех сотен всадников, приказав им занять Еврилий (Euryelus).[43] (5) Они быстро выполняли приказ; однако карфагеняне выдвигались вперед в течение ночи, полагая, что они не обнаружены врагом. Сейчас Гамилькар был во главе тех, кто постоянно сражался рядом с ним, и он следовал за Дейнократом,[44] которому поручил конницу. (6) Основная часть пехотинцев была разделена на две фаланги, одна состояла из варваров, и другая из греческих союзников. Не соблюдая строя всякий сброд также следовал за ними ради добычи, люди бесполезные в войске, но являются источником шума и бестолковой путаницы, от которых часто возникают самые чрезвычайные опасности. (7) И на этот раз, так как дороги были узкими и ухабистыми, обозные и некоторая часть нестроевых устроили толкотню, борясь за право проезда, а так как толпа была зажата в узком пространстве, то по этой причине некоторые оказались втянуты в драки и многие старались помочь каждой из сторон, большое замешательство и смятение преобладали в армии.
(8) В этот момент сиракузяне, занимавшие Еврилий, видя, что противник продвигается в беспорядке, в то время как сами они занимали более высокую позицию, атаковали противника.[45] (9) Некоторые из них стояли на высотах и посылали стрелы на идущих вверх, некоторые, заняв выгодные позиции, вынуждали бегущих солдат бросаться вниз со скалы, ибо из-за темноты и отсутствия точных сведений о враге, они думали, что сиракузяне атакуют крупными силами. (10) Карфагеняне, оказавшись в невыгодном положении, отчасти из-за путаницы в своих собственных рядах, а отчасти из-за внезапного появления врага, и в частности понесшие потери из-за незнания местности и тесноты позиции, были обращены в бегство. Но так как на местности не было широкого прохода, некоторые из них были потоптаны собственными всадниками, которых было очень много, и другие дрались между собой, как будто враги, вследствие господствующего из-за темноты неведения. (11) Гамилькар сначала стойко сдерживал врага и призывал стоящих рядом с ним поддержать его в бою; но когда солдаты покинули его из-за смятения и паники, и он, оставшись один, был яростно атакован сиракузянами.

30
Кто-то может не без основания отметит непостоянство судьбы и странный образ действий, которыми человеческие деяния оборачиваются вопреки ожиданиям. Так Агафокл, человек выдающегося мужества, который имел большую армию, сражающуюся в его интересах, не только был безоговорочно разбит варварами на реке Гимера, но он даже потерял сильнейшую и большую часть своей армии,[46] в то время как гарнизон, оставленный в Сиракузах, и только небольшая часть тех, кто был ранее побежден, не только взяли верх над карфагенский армией, осаждающей их, но даже захватили живым Гамилькара, самого известного из граждан Карфагена. И что самое удивительное, 120 тысяч пехотинцев и пять тысяч всадников были разбиты в битве небольшим по численности врагом, который привлек хитрость и местность на свою сторону; так что говорят правду, что на войне много пустых тревог.[47]
(2) После разгрома карфагеняне, рассеянные повсеместно, с трудом собрали на следующий день; а сиракузяне, возвратясь в город с большой добычей, предоставили Гамилькара тем, кто хотел бы отомстить ему. Они напомнили также слова прорицателя, который сказал, что Гамилькар вступит Сиракузы и пообедает там на следующий день, которыми божество открыло скрытую истину. Родственники убитых, проведя Гамилькара по городу в оковах, учинили ужасные пытки над ним, чтобы убить его с величайшими унижениями. Затем правители города отрубили ему голову и отправили людей, доставить ее в Ливию Агафоклу и доложить ему о достигнутом успехе.

31
Когда карфагенская армия после случившейся катастрофы, узнала причину своего несчастья, она с трудом освободилась от своих страхов. Не имея авторитетных командиров, варвары отделились от греков. (2) Тогда изгнанники вместе с другими греками избрали полководцем Дейнократа, а карфагеняне передали начальство тем, кто был вторым по значимости после Гамилькара.
Примерно в это время акрагантяне, увидели, что ситуация в Сицилии была наиболее благоприятна для того, чтобы попытаться добиться главенства над всем островом; (3) ибо они считали, что карфагеняне вряд ли выдержат войну против Агафокла, что Дейнократа будет легко победить, так как он собрал армию изгнанников, что народ Сиракуз подавлен голодом и не будет даже пытаться оспаривать первенство, и, что самое главное, что если они выйдут в поле для обеспечения независимости городов, все бы с радостью откликнулись на зов и из ненависти к варварам и из желания самостоятельности, которое коренится во всех людях. (4) Поэтому они выбрали Ксенодика[48] полководцем, дали ему войско, соответствующее его предприятию, и послали его на войну. Он тотчас выступил против Гелы, ночью был допущен (в город) некоторыми из своих личных друзей, и стал хозяином города вместе с сильной армией и его богатствами. (5) Народ Гелы, будучи таким образом освобожден, присоединился к походу очень охотно и единогласно, и приступил к освобождению городов. Как только новость о предприятии акрагантцев распространилась по всему острову, в городах проявил себя порыв к свободе. И в первым делом народ Энны послал к акрагантянам и представил им свой город; и когда акрагантяне освободили Энну, они пошли на Эрбесс (Erbessus), несмотря на гарнизон, стоящий в городе. После ожесточенного боя, в котором граждане помогали акрагантянам, гарнизон был взят в плен и, хотя многие из варваров погибли, по меньшей мере пять сотен из них сложили оружие и сдались.

32
Пока акрагантяне действовали таким образом, некоторые из солдат, которые были оставлены Агафоклом в Сиракузах, после захвата Эхетлы (Echetla),[49] разграбили Леонтины и Камарину. (2) Пока города страдали от разграбления их полей и уничтожение посевов, Ксенодик вошел в эту область и освободил народы Леонтины и Камарины от войны, и после взятия городских стен Эхетлы осадой, он восстановил демократию для ее граждан и вселил страх в сиракузян, и, в целом, преуспел в освобождении крепостей и городов от карфагенского господства.
(3) Между тем сиракузяне, стесненные голодом и прознав, что корабли с зерном собирались плыть в Сиракузы, снарядили двадцать триер и, наблюдая за варварами, которые обычно стояли на якоре у порта, чтобы застать их врасплох, отплыли незамеченными и шли вместе до Мегары, где они ожидали подхода торговых судов. (4) Затем, однако, когда карфагеняне выплыли против них на тридцати кораблях, они сначала пытались сразиться на море, но были быстро вытеснены на берег и бросились из своих судов в какой-то храм Геры. (5) Затем сражение произошло на кораблях, и карфагеняне, бросая железные крючья на триремы с превосходящей силой стаскивали их с берега, захватив десять[50] из них, но другие были спасены людьми, пришедшими на помощь из города.
Таково было состояние дел в Сицилии.

33
В Ливии, когда те, кто везли голову Гамилькара прибыли в порт, Агафокл взял голову и, подъехав верхом к вражескому лагерю в пределы слышимости, показал ее врагам и указал им на поражение их экспедиции. (2) Карфагеняне, глубоко опечалились и пали ниц на землю в обычае варваров, считающих смерть царя своим собственным несчастьем, и они впали в глубокое отчаяние в отношении всей войны. А Агафокл, который уже был в восторге от своих успехов в Ливии, когда ныне прибавились такие удары судьбы, породил возвышенные надежды, считая себя свободным от всяких опасностей. (3) Фортуна, не смотря ни на что, не позволяет успеху долго оставаться на одной и той же стороне, но привела величайшую опасность для правителя от его собственных солдат. Ибо Ликиск, один из тех, кто был поставлен в командиры, приглашенный на обед Агафоклом, напился и оскорбил правителя. (4) Тотчас Агафокл, который ценил человека за его военные заслуги, обернул все в сторону с шутки, которая была произнесена излишне резко, но его сын, Архагаф,[51] рассердившись, порицал и угрожал Ликиску. (5) Когда пир был закончен и люди расходились по своим жилищам, Ликиск высмеивал Архагафа по поводу его прелюбодеяния со своей мачехой, ибо он обладал Алкией, таково было имя женщины, без ведома отца. (6) Архагаф впал в непреодолимый гнев, схватил копье одного из стражей и пронзил грудь Ликиска. Тотчас тот сразу умер и был унесен в свою палатку, теми, кому это было поручено; однако на рассвете друзья убитого собрались вместе, и многие другие солдаты поспешили присоединиться к ним, и все они были возмущены тем, что произошло, и заполнили лагерь шумом. (7) Также, многие из тех, кто были наделены командными должностями, так как они также подвергались обвинениям и боялись за себя, повернули опасность на свою пользу и подстрекали к не малому мятежу. Когда вся армия была полна негодования, некоторые воины надели доспехи, чтобы наказать убийцу; и, наконец толпа составила общее мнение, что Архагаф должен быть предан смерти, и что, если Агафокл не выдаст своего сына, он сам должен заплатить штраф на месте. (8) И они также выдвинули требование заплатить причитающееся им (жалование), и избрали стратегов вести армию, и, наконец, некоторые из них захватили стены Туниса и окружили правителей и их охранников со всех сторон.

34
Карфагеняне, узнав о раздоре в стане врага, послали людей, призывая их перейти на другую сторону, и обещая дать им большую плату и достойную премию.[52] И действительно, многие руководители согласились передать армию в подчинение (карфагенянам); (2) но Агафокл, видя, что его спасение висит на волоске, и опасаясь, что, если он будет передан врагу, он закончит свою жизнь недостойным образом, решил, что лучше умереть от рук своих людей, чем подвергнуться пыткам. (3) Посему, отложив в сторону пурпур и надев скромную одежду частного лица, он вышел в середину толпы. Наступило молчание, потому что его поступок был неожиданным, и, когда толпа сбежалась вместе, он выступил с речью подходящей для опасного положения. Напомнив свои прежние успехи, он сказал, что готов умереть, если это кажется наилучшим его соратникам; (4) ибо он никогда, сдерживаемый малодушием, не согласится терпеть какие-либо унижения через любовь к жизни. И заявив, что они сами будут свидетелями этого, он обнажил свой меч, чтобы убить себя. Когда он был готов нанести смертельный удар, армия закричала, требуя остановиться, и со всех сторон раздались голоса, очищающие его от обвинений. (5) И когда толпа потребовала от него вернуть себе царское одеяние, он надел платье своего звания, плача и благодаря людей, толпа между тем приветствовала его возвращение стуча оружием. Поскольку карфагеняне пристально ожидали, что греки очень скоро придут к ним, Агафокл, не упустить возможность, и повел свое войско против них. (6) Варвары, полагая, что их противники переходят к ним, понятия не имели, что на самом деле произошло, и когда Агафокл приблизился к врагу, он вдруг приказал дать сигнал к битве, обрушился на них, и создал большой беспорядок. Карфагеняне, ошеломленной внезапной переменой, потеряли многих своих солдат и бежали в лагерь. (7) Так Агафокл, после того, как попал в самую крайнюю опасность из-за своего сына, посредством своего выдающегося мастерства не только нашел выход из трудной ситуации, но и победил врага. Те же, кто были главными ответственными за призыв к мятежу и некоторые другие, которые были враждебны к правителю, более двухсот человек, нашли в себе мужество покинуть карфагенян.
Теперь, когда мы завершили изложение событий в Ливии и Сицилии,[53] мы должны рассказать о том, что произошло в Италии.

35
Когда этруски[54] выступили в поход против города Ситрий (Sutrium), римской колонии, консулы, вышли к нему на помощь с сильной армией, разбили их в бою и загнали в лагерь; (2) но самниты в то время, когда римская армия была далеко, с безнаказанностью грабили япигов, которые поддерживали римлян. Консулы, следовательно, были вынуждены разделить свои армии; Фабий остался в Этрурии, а Марций выступил против самнитов, взял штурмом город Аллифы (Allifae) и освободил от опасности осажденных союзников. Фабий, однако, пока этруски в больших количествах собирались против Ситрия, прошел в тайне от врага через пограничную местность[55] в верхнюю Этрурию, которая не подвергалась грабежам в течение длительного времени. (3) Напав на нее неожиданно, он разорил большую часть страны; и при победе над местными жителями, выступившими против него, он убил многих из них и захватил не малое число пленных. (4) Затем, победив этрусков во втором бою под местом, называемым Перузия, и уничтожив многих из них, он внушил страх нации, так как он был первым из римлян, вторгшимся в эту область с армией. (5) Он также заключил перемирие с народами Арретия и Кротона,[56] точно также с Перузией и, взяв осадой город, называемый Кастола,[57] он вынуждил этрусков снять осаду Ситрия.

36
В Риме в этом году были избраны цензоры,[58] и один из них Аппий Клавдий, который имел на своего коллегу, Луция Плавтия, полное влияние, изменил многие отеческие законы; потому что он следовал образу действий приятному народу, считая, что Сенат не имеет значения. В первую очередь он построил в Рим так называемый Аппиаев водопровод протяженностью восемьдесят стадий[59], и потратил немалую сумму казенных денег на это строительство без одобрения Сената. (2) Далее он проложил из твердого камня от Рима до Капуи большую часть Аппиевой дороги, которую назвали в его честь, протяженностью чуть больше, чем тысяча стадий.[60] А так как он копал через повышенные места и выравнивал выдающиеся холмы и засыпал овраги и долины, он израсходовал весь доход государства, но оставил после себя бессмертный памятник самому себе, будучи честолюбивым в общественных интересах. (3) Он также перемешал Сенат, зачислив не только людей благородного происхождения и высокого ранга, как это было принято, но и в том числе многих сыновей свободорожденных.[61] По этой причине разгневаны были те, кто хвастался своей знатностью. (4) Кроме того, он дал каждому гражданину право на зачисление в любую трибу, какую пожелает, и быть зачисленным по цензу в класс, который он предпочтет.[62] Короче говоря, видя ненависть к себе выдающихся людей, дороживших привилегиями, он избегал наносить обиды какому то ни было гражданину, обеспечивая противовес против враждебности знати доброжелательность большинства. (5) При инспекции всадников он не лишил ни одного человека его коня, и в составлении состава Сената он не удалил ни одного из недостойных сенаторов, что цензорам позволял делать обычай. Тогда консулы, потому что ненавидели его и желали порадовать самых выдающихся людей, созвали сенат, но не по списку, составленному ним, но составом, утвержденным предыдущими цензорами, (6) а народ из противостояния к знати и в поддержку Аппия, желая также надежно обеспечить содействие своему классу, избрал курульным эдилом сына вольноотпущенника, Гнея Флавия, который был первым римлянином, чей отец был рабом, получившим эту должность.[63] Когда у Аппия закончился срок полномочий, в качестве меры предосторожности против гнева Сената, он объявил, что ослеп и оставался в своем доме.[64]

37
Когда Харин был архонтом в Афинах, римляне предоставили консульство Публию Децию и Квинту Фабию;[65] и в Элиях (Elis) отмечались олимпийские игр в сто восемнадцатый раз, на праздновании которых Аполлонид из Тегеи выиграл состязание в беге. В это время,[66] пока Птолемей плыл из Минды с сильным флотом через острова, он освободил Андрос, когда проходил мимо и изгнал гарнизон. Переходя Истм, он отобрал Сикион и Коринф у Кратесиполиды. Поскольку причины, объясняющие как она стала правительницей известных городов, были ясно изложены в предыдущей книге,[67] мы должны воздерживаться от нового обсуждения этой темы. (2) Немедля Птолемея планировал освободить другие греческие города, думая, что доброе отношение греков даст большой выигрыш ему в его собственном предприятии, но когда пелопоннесцы, согласившись внести свой вклад продовольствием и деньгами, не внесли ничего из того, что обещали, правитель в гневе заключили мир с Кассандром, по условиям которого каждый должен был оставаться хозяином тех городов, которые он удерживал, и после обеспечения Сикиона и Коринфа гарнизонами, Птолемей отправился в Египет.
(3) Тем временем Клеопатра поссорилась с Антигоном и, предпочитая связать свой жребий с Птолемеем, она бежала из Сард для того, чтобы перебраться к нему. Она была сестрой Александра завоевателя Персии и дочь Филиппа, сына Аминты, и были женой того Александра, который совершил поход в Италию.[68] (4) Из-за знатности ее происхождения Кассандр и Лисимах, а также Антигон и Птолемей и вообще все наиболее выдающиеся руководители, после смерти Александра добивались ее руки, ибо каждый из них, надеясь, что македонцы последуют примеру этого брака, искали союза с царским домом, чтобы таким образом получить верховную власть для себя. (5) Наместник Сард, который получил приказ от Антигона присматривать за Клеопатрой, предотвратил ее отъезд, но позже, по приказу правителя, он предательски довел ее до смерти, через посредство некоторых женщин. (6) Но Антигон, не желая чтобы убийство было связано с его домом, наказал несколько женщин за заговор против нее, и позаботился, чтобы похороны прошли с царским достоинством. Таким образом Клеопатра, после того, как побывала призом в состязании среди наиболее выдающихся вождей, встретила такую судьбу до замужества, к которому стремилась.
(7) Теперь, когда мы связали события в Азии и Греции, мы должны обратить наше повествование на другие части населенного мира.[69]

38
В Ливии,[70] когда карфагеняне послали армию вернуть кочевников, которые дезертировали, Агафокл оставил сына Архагата перед Тунисом с частью армии, а сам он, отобрав самых крепких бойцов - восемь тысяч пехотинцев, восемьсот всадников, и пятьдесят ливийских колесниц - последовал за противником на полной скорости. (2) Когда карфагеняне прибыли к племени кочевников, называемых зуфоны (Zuphones), они склонили на свою сторону многих жителей и вернули некоторых дезертиров к былому союзу, но, узнав, что враг рядом, они разбили лагерь на каком-тот холме, который был окружен потоками, глубокими и труднопроходимыми. (3) Их они использовали как преграду от неожиданных атак противника, но они приказали наиболее приспособленным кочевникам следовать за греками на близком расстоянии и беспокоить их, чтобы воспрепятствовать их продвижению. Когда те сделал так, как им было указано, Агафокл послал против них своих пращников и лучников, но он сам с остальным войском выступил против лагеря врага. (4) Карфагеняне, распознав его намерение, вывели свою армию из лагеря, выстроились и заняли позиции, приготовившись к бою. Но когда они увидели, что Агафокл уже переходил реку, они атаковали строем, и в потоке, который трудно было перейти вброд, они убили многих из своих противников. (5) Однако, так как Агафокл продвигался вперед, греки превосходили доблестью, а варвары имели численный перевес. Потом, покуда армии храбро сражались в течение некоторого времени, кочевники по обе стороны вышли из боя и ждали исхода борьбы, намереваясь грабить обоз побежденных. (6) Но Агафокл, который имел при себе своих лучших людей, сначала оттеснил противостоящих ему, и их разгромом он вызвал бегство остальных варваров. Из кавалерии только греки во главе с Клиноном, оказывали помощь карфагенянам, сопротивлявшимся наступающим тяжеловооруженным бойцам Агафокла. Хотя они бились блестяще, большинство из этих греков были убиты, доблестно сражаясь, и те, кто выжил, спаслись случайно.

39
Агафокл, отказавшись от преследования кавалерии, напал на варваров, которые нашли убежище в лагере, и, поскольку он наступал на местности крутой и труднопроходимой, он понес потери не менее крупные, чем сам нанес карфагенянам. Тем не менее, он не ослаблял своего рвения, а, скорее, сделавшись самоуверенным от своей победы, усиливал нажим, рассчитывая взять лагерь штурмом. (2) При этом кочевники, которые ожидали исхода битвы, будучи не в состоянии напасть на обоз карфагенян, поскольку обе армии сражались вблизи лагеря, совершили нападение на лагерь греков, зная, что Агафокл отошел на большое расстояние. Так как лагерь не имел защитников, способных отразить их, они с легкостью произвели нападение, убив немногих сопротивлявшихся, и овладели большим числом пленных, а также добычей. (3) Услышав это, Агафокл быстро повел свое войско обратно и отбил часть добычи, однако большую часть кочевники удержали в своем распоряжении, и, так как наступила ночь, они отошли на расстояние. (4) Правитель, после сбора трофеев, разделить добычу среди солдат так, что никто не мог жаловаться на свои потери; а захваченных греков, которые воевали на стороне карфагенян, он поместил в одну из крепостей. (5) Тогда эти люди, боясь наказания от правителя, ночью напали на (охрану) крепости и, хотя потерпели поражение в бою, заняли сильную позиции, будучи численностью не менее тысячи человек, из которых более пятисот были сиракузяне. (6) Однако, когда Агафокл узнал, что произошло, он пришел со своей армией, вынудив их покинуть свои позиции по перемирию, и убил всех, кто участвовал в нападении.

40
После того как он завершил эту битву, Агафокл, рассматривая в уме всевозможные планы подчинения карфагенян, направил Ортона из Сиракуз послом в Кирены к Офелле.[71] Последний был одним из "друзей", участвовал в походе с Александром; теперь, владыка города Кирены и сильной армии, он имел амбиции на большие территории. (2) И вот к человеку такого склада ума, прибыл посол от Агафокла, приглашая его присоединиться к делу покорения карфагенян.[72] В обмен на эту услугу Ортон обещал Офелле, что Агафокл позволит ему управлять Ливией. (3) Ибо, сказал он, Агафоклу достаточно Сицилии, если только будет возможно для него освободиться от угрозы из Карфагена, чтобы господствовать над всем островом без страха. Кроме того, Италия находится под рукой для того чтобы (за счет нее) увеличить свои владений, если он решится затем на достижение более великих дел. (4) Потому что Ливия, отделена широким и опасным морем, его не устраивала вовсе, на землю которой он сейчас прибыл не по желанию, но из необходимости. (5) Офелл, теперь, когда его долго вынашиваемые планы приобрели реальные очертания, с радостью согласился и отправил к афинянам посланника обсудить брачный союз Офелла и Эвфидики,[73] дочери Мильтиада, который вел свою родословную от того, кто командовал победоносными войсками при Марафоне. (6) За счет этого брака и других знаков расположения, которые он обычно оказывал их городу, очень многие из афиняне охотно приняли участие к походе. Также немалое число других греков поспешили присоединиться к предприятию, где они надеялись получив надел, колонизировать самую плодородная часть Ливии и принять участие в грабеже богатств Карфагена. (7) Ибо условия (жизни) по всей Греции, из-за непрерывных войн и взаимного соперничества правителей, стали нестабильными и скудными, и они ожидали не только получить много улучшений, но и избавиться от своих нынешних бед.