2020-07-12
69
66
Целых пять тысяч ливийцев, которые были взяты в армию Агафокла, покинули греков и ушли ночью к варварам. Когда дозорные увидели людей, идущих к карфагенскому лагерю, решив, что греческая армия в полном составе движется в готовности к бою, они быстро сообщили о приближающихся отрядах своим соратникам. (2) Когда донесение стало известно всему войску, возникло смятение и ужас перед нападением противника. Каждый видел надежду на спасение в бегстве, а так как не было ни приказов от начальников, ни какого-либо строя, дезертиры бегали один от другого. Когда некоторые из них не признав своих друзей из-за темноты, а другие с перепуга, дрались друг против друга, как если бы они были врагами. (3) Произошла всеобщая резня, и в то время как недоразумение по-прежнему преобладало, некоторые из них были убиты в рукопашном бою, а другие, потеряв разум от внезапной паники, умчавшись безоружными и бежав через горы, упали со скал. Наконец, потеряв более пяти тысяч погибшими, остальные нашли спасение в Карфагене. (4) Но городские стражники, которые в это время также были обмануты сообщениями от своих собственных соотечественников, предположили, что они разбиты в бою, и что большая часть армии уничтожена. Поэтому в большой тревоге они открыли городские ворота и с шумом и волнением принимали солдат, опасаясь, чтобы за последними из них ворвется враг. Однако, когда рассвело, они узнали правду и с трудом избавились от ожиданий беды.
67
Однако, в это же самое время, Агафокл по причине заблуждений и ошибаясь в ожиданиях, встретился с подобными бедствиями. Ибо ливийцы, которые дезертировали, не решились идти дальше, после загорания лагеря и беспорядка, который там возник, но повернули назад и кто-то из греков, увидев их движение и полагая, что идет армия карфагенян, сообщил Агафоклу, что вражеские силы находятся рядом. (2) Правитель отдал приказ взяться за оружие, и солдаты бросились из лагеря с большим шумом. Так как в это самое пожар в карфагенский лагере пылал особенно сильно и стали слышны крики карфагенян, греки поверили, что варвары очень решительно ведут против них всю свою армию. (3) Поскольку страх препятствовал рассудку, паника охватила лагерь, и все начали бежать. Затем, когда ливийцы смешались с прочими, а темнота поощряла и увеличивали сомнения, те, кому довелось встретится, дрались друг с другом, как если бы они были врагами. (4) Они рассеялись по всей округе на протяжении ночи и пребывали во власти панического страха, в результате чего более четырех тысяч были убиты. Когда истина наконец-то обнаружилась, те, кто выжил вернулись в свой лагерь. Таким образом, обе армии встретились с описанными стихийными бедствиями, будучи обмануты, по пословице, пустыми тревогами войны.[60]
68
Так как после этого несчастья все ливийцы покинули его, и оставшееся армия была недостаточно сильна, чтобы вести борьбу против карфагенян, Агафокл решил покинуть Ливию. Но он не думал, что будет в состоянии перевезти своих солдат, так как он не подготовил какого-либо транспорта и карфагеняне никогда бы не допустили этого, пока они хозяйничали на море. (2) Он не ожидал, что варвары согласятся на перемирие, потому что их армия была значительно сильнее и они решили уничтожить тех, кто первый высадился (в Африке), чтобы других отвадить от нападения на Ливию. (3) Он решил, поэтому, сделать обратный путь в тайне с немногими людьми, и он взял на борт вместе с собой младшего из своих сыновей, Гераклида, ибо он был настроен против Архагата, чтобы через какое-то время этот сын, который был в близких отношениях со своей мачехой и смелый по своей природе, не составил бы заговора против него самого. Архагат, однако, подозревая его (такие) цели, наблюдая за отплытием с опаской, решил раскрыть заговор таких руководителей с целью предотвратить (их) попытки, ибо он думал, что это жестоко, что, хотя он охотно делил ратные труды и опасности вместе с отцом и братом, но он один должен быть лишен безопасного возвращения и оставлен в жертву врагам. (4) В этой связи он известил некоторых командиров, что Агафокл собирался отплыть ночью в тайне. Вместе они не только быстро предотвратить это, но также показали плутовство Агафокла рядовым, и солдаты, разъярившись от этого, схватили тирана, связали его и поместили его под стражу.
69
Следовательно, когда порядок исчез в лагере, наступило смятение и растерянность, и, так как наступила ночь, широко распространился слух, что враг рядом. Когда паника и страх охватили их, каждый вооружался и бросался прочь из лагеря, никто не отдавал приказы. (2) В это самое время те, кто охранял тирана, будучи напуганы, как и прочие, и, вообразив, что их кто-то вызывает, поспешно повели Агафокла закованного в цепи. (3) Когда простые солдаты увидели его, они прониклись жалостью и все кричали, требуя отпустить его. После освобождения, он поднялся на борт транспортного судна с несколькими последователями и тайно отплыл, хотя это было в зимой во время восхода Плеяд.[61] Этот человек, беспокоясь только о собственной безопасности, бросил своих сыновей, которых, между прочим, убили солдаты, когда узнали о его побеге,[62] и солдаты выбрали стратегов из своих рядов и заключили мир с карфагенянами на таких условиях: они должны были вернуть города, которые удерживали и получить триста талантов, те, кто выбрал службу карфагенянам, получили постоянное жалование, а прочие, когда они будут переправлены на Сицилию, получат Солах[63] для поселения. (4) В тот момент большинство солдат выполнили условия и получил то, что было оговорено, но все те, кто продолжает занимать города, потому что они все еще тщетно надеялись на Агафокла, подверглись нападению и были взяты штурмом. (5) Их вождей карфагеняне распяли; других они заковали в кандалы и заставили своим трудом, заново возделывать землю страны, которую они разорили во время войны.
Таким вот образом, карфагеняне восстановили свободу на четвертый год войны.
70
Кто-либо может заострить внимание как на почти невероятных слагаемых похода Агафокла в Ливию, так и на наказании, которое постигло его детей, как будто божественное провидение. Ибо, хотя в Сицилии он потерпел поражение и потерял большую часть своей армии, в Ливии с небольшой часть своих войск он победил тех, кем ранее был побит. (2) И после того как он потерял все города в Сицилии и был осажден в Сиракузах, в Ливии, став хозяином всех прочих городов, он удерживал карфагенян в осаде. Фортуна, как будто поставила цель показать свою необычную власть, когда обстановка стала безнадежной. (3) После того как он достиг такой превосходной позиции и убил Офеллу[64], хотя тот был другом и гостем, божественная сила явно указала, что она создана через его нечестивые деяния, направленные против Офеллы предзнаменованием того, что позднее постигло и его, ибо в том же месяце и в тот же день, когда он убил Офеллу и взял его армию, он вызвал гибель своих сыновей и потерял свою собственную армию. (4) И что всего необычнее, бог, как хороший законодатель востребовал двойное наказание с него, ибо, когда им был несправедливо убит один друг, он был лишен двух сыновей, те, кто был с Офеллой наложили суровые руки на юношей. Поэтому, пусть эти вещи будут сказаны как наш ответ тем, кто презирает такие материи.
71
Когда со всей поспешностью Агафокл переправился из Ливии на Сицилию, он вызвал часть своей армии и отправился в город Сегесты, который был союзником. Поскольку он нуждался в деньгах, он заставил состоятельных горожан отдать ему большую часть своего имущества. Город в то время населяло около десяти тысяч человек. (2) Так как многие из них негодовали на это и провели совещание, он обвинил народ Сегесты в заговоре против него и покарал город ужасными бедствиями. Для начала, беднейших из народа он привел на место за пределами города на берегу реки Скамандер и убил их; но тех, кто, как он полагал, обладали собственностью, он допрашивал под пытками, и каждый был вынужден рассказать ему, как много имущества у него было; и некоторых из них он колесовал, других он приковывал к катапультам и стрелял, а к некоторым с ожесточением применяя игру в бабки, причинял тяжелые страдания.[65] (3) Он также изобрел другую пытку, похожую на быка Фалариса: иначе говоря, он подготовил бронзовую кровать, которая имела форму человеческого тела и была окружена со всех сторон полосами металла, на этом он помещал тех, кого он подвергал пыткам и зажаривал их живыми, приспособление имело преимущество над быком в том отношении, что муки погибающих были видны. (4) Так некоторых богатых женщин он пытал дробя им лодыжки железными клещами, другим отрезал груди, и, размещая кирпичи на нижней части спины беременных, он вынуждал исторжение плода от тяжести. Пока тиран таким образом стремился выпытать все богатства, большой страх владел всем городом, некоторые сами сжигали себя вместе со своими домами, и другие покончили собой повесившись. (5) Так Сегеста, встретив черный день, потеряла всех своих молодых мужчин. Агафокл взял девушек и детей, переправил в Италию и продал их бруттиям, не оставив даже имя города, но он изменил название на Дикеополис (Dicaeopolis) и отдал его в качестве жилья перебежчикам.[66]
72
Узнав об убийстве своих сыновей, Агафокл пришел в ярость на всех тех, кто остался в Ливии, и послал нескольких своих друзей в Сиракузы, чтобы передать Антандеру, своему брату, приказ казнить всех родственников тех, кто принимал участие в походе против Карфагена.[67] (2) Когда Антандер точно выполнил приказ, произошла наиболее тщательно разработанная бойня из всех, что имели место до этого времени, ибо они потащили на смерть не только братьев, отцов и сыновей, бывших в расцвете сил мужественности, но и дедов, и даже отцов их, если такие были живы, мужчин, задержавшихся в глубокой старости и уже лишенных всех своих чувств от течения времени, и даже маленьких детей, не способных носить оружия и вообще не осознающих участи, которая настигла их. Они также повели всех женщины, которые были связаны браком или родством, и в итоге, каждый наказанный должен был причинить горе тем, кто остался в Ливии. (3) Когда толпа, большая и состоящая из разных людей, была загнана в море для наказания и, когда палачи заняли свои места рядом с ними, возникшие плач, молитвы и вопли смешались вместе, так как некоторые из них были безжалостно убиты, а другие, ошеломленные несчастьем своих соседей и из-за неизбежности своей судьбы, было не лучшем душевном состоянии, чем только что казненные. (4) И что было самым жестоким из всего, когда многие были убиты, и их тела были разбросаны вдоль берега, ни родственники, ни друзья не оказали последнюю услугу хоть кому-нибудь, опасаясь, как бы таким образом не выдать в себе того, кто состоял в близких отношениях с мертвыми. (5) Море стало кровавым на большом протяжении из-за множества тех, кто был убит рядом с его волнами, далеко разнеся (свидетельство) непревзойденной свирепости этого преступления.[68]
[1] Анаксикрат был архонтом в 307/6 до н.э. В Фастах консулами на 307 г. до н.э. являются Ап. Клавдий Кес (Caecus) и Л. Волумний Фламмий Волен (Volumnius Flamma Violens); см. Ливий, 9.42.2. Повествование продолжается с главы. 37.6.
[2] Об этой кампании см. Плутарх, Димитрий, 8–9.
[3] Если мы принимаем предложенное дополнение Фишера, мы должны добавить, «что Димитрий является освободителем Афин».
[4] т.е. Афин.
[5] См. Диоген Лаэртский, 5.78; Страбон, 9.1.20 (p398).
[6] Плутарх, Димитрий, 9, помещает захват Мегары (см. глава 46.3) между капитуляцией Афин и взятием Мунихий.
[7] Об отличиях возложенных на Димитрия и Антигона см. Плутарх, Димитрий, 10–12. Стратокл, старый политический союзник Гиперида, который выступал в качестве обвинителя в деле Гарпала и играл важную роль в Афинах во время Ламийской войны, см. Плутарх, Димитрий, 11–12. Ряд указов, которые он представил в Народном собрании в этот период, сохранились, например, IG, 2.240, 247.
[8] См. Книга 18.18.
[9] Но см. примечание к главе 45.7.
[10] Около 230000 бушелей.
[11] См. глава 27.
[12] Таков текст, но в гл. 50.1–3 мы находим, что Димитрий, оставив 10 квинквирем при Саламине, имел 10 квинквирем, 10 шестирядных и 7 семирядных (кораблей) только лишь на своем левом крыле. Это представляется очевидным, поэтому, что βαρύτεραι στρατιώτιδες это не транспорт (что является обычным значением этого выражения), но тяжелые корабли (квинквиремы и более) с вооруженными командами, а также с гребцами. Такие корабли сражаются посредством абордажа, а не тарана (см. Тарн, Hellenistic Military and Naval Developments, 144). Вполне определенно также, что среди ταχυναυτοῦσαι ναῦς присутствуют квадриремы упомянутые в сражении (глава 50,3), τριήρεις в тексте, ошибка либо переписчиков, либо самого Диодора. Об этом пассаже. Beloch, Griechische Geschichte2, 4.1.154, примечание 1.
[13] На северном побережье Кипра, в оконечности мыса, вытянутого на северо–восток.
[14] Точное положение этого города неизвестно.
[15] См. глава 21.1.
[16] Около 4 1/2 мили.
[17] Около 8 миль.
[18] Или, чтение ταῖς ἀπ Αἰγύπτου στρατείας, «и экспедиций из Египта», или опять–таки, чтение τοῖς περὶ Αἰγύπτου πράγμασι, «и дела в Египте».
[19] Так в тексте, но город на самом деле назывался Антиохия, в честь отца Селевка. Ошибка, вероятно, Диодора, а не переписчика. Антигония не была полностью покинута, по крайней мере, она упоминается как будто все еще существует в 51 г. до н.э. (Дион Кассий, 40.29.1. См. также Benziger, in Pauly–Wissowa, s.v. Antiocheia (1) and Antigoneia (1).
[20] Ссылку на дальнейшее нельзя найти в сохранившихся частях истории.
[21] Об этой кампании см. Плутарх, Димитрий, 15–17.
[22] Буквально, «берущая города». См. глава 91. Если используется стандартный аттический локоть, равный примерно 1 1/2 фута, приведенные размеры составляют 68 футов каждая сторона и 135 футов высота, с колесами 12 футов в диаметре, но македонский локоть короче, возможно, около одного фута длиной. (Tarn, Hellenistic Military and Naval Developments, 15–16).
[23] Около 180 фунтов.
[24] Поражение описано в гл. 47.3.
[25] Около 23 миль, что примерно правильно для расстояния по суше, но расстояние по морю вокруг мыса Педалий (Pedalium), по крайней мере вдвое больше.
[26] Плутарх, Димитрий, 16.1, указывает численность как 150.
[27] Около 21 дюймов. Об этой битве см. Плутарх, Димитрий, 16; Полиен, 4.7.7.
[28] Число, вероятно, испорчено; Плутарх (Димитрий, 16) дает в сумме 180, Polyaenus (4.7.7) - 170. Если мы были правы в отношении στρατιώτιδες βαρύτεραι (см. глава 47.1, и примечание), Димитрий по подсчетам Диодора должен был иметь в этой битве 110 триер и квадрирем и 43 тяжелых кораблей (10 осталось при Саламине) плюс некоторое количество из захваченных портов.
[29] Это утверждение также представляется ложным.
[30] В соответствии со Свидой он был сводным братом Антигона. Он написал историю Македонии в 10 книгах, об истории Аттики в 12 книгах, и труд об образовании Александра.
[31] Люди, которые задавали темп для гребцов.
[32] Около 1/2 мили.
[33] Птолемей принял предположенную диадему в год 305/4 согласно паросскому мрамору, FGrH, 239 B 23.
[34] Продолжение в гл. 73.
[35] См. Элиан, вар. Hist. 11,4. По аналогичной причине Юлий Цезарь приветствовал право носить лавровый венок (Светоний, 45,2).
[36] Но, по словам Полибия, 1.82.8, Утика и Гиппакрит (Hippu Acra) (ср. глава 55,3) были единственными городами, которые остались верны Карфагену.
[37] Вероятно, подвижные башни, как «гелепола» гл. 48,2.
[38] Буквально, "Цитадель лошади" или "Мыс лошади", идентифицированный с Гиппоc Диаррритус (Hippos Diarrhytus), современный Бисерт (Bisertê); cм. Beloch, Griechische Geschichte2, 4.1.195, примечание 2. Здесь Агафокл собрал материал для строительства своего флота, Аппиан, Африканские войны, 110.
[39] Флот был построен в Гиппакрите, cм. Appian, Африканские войны, 110.
[40] Обычно называемый Архагаттом, cм. глава 11.1, и примечание.
[41] Ср. глава 31.4.
[42] Название означает «похожий на асфодел».
[43] Не осталось ничего об этом событии в книге 3; хронологически оно принадлежит книге 7, от которой сохранились только фрагменты; см. Т. III, pp358–359.
[44] См. глава 55.3.
[45] Ни один из городов или народов, упомянутых в настоящем пункте, не может быть идентифицирован с уверенностью.
[46] Около 23 миль.
[47] Или «ласки».
[48]«Обезьяньи–города», см. νῆσοι Πιθηκοῦσαι, «Обезьяньи острова», у берегов Кампании (глава 44.7).
[49] См. Книга 1, гл. 83.1.
[50] Следует отличать от Ганнона из глав 10.1 и 12.3, который к этому времени умер. Ничего более не известно о данном Ганноне.
[51] Около 57 миль.
[52] Около 11 1/2 миль.
[53] Около 4 1/2 миль.
[54] δόλων — это либо легкий рангоут, который мог быть оснасткой на носу военного корабля, направленный вперед, как высокий бушприт, либо четырехугольный парус, висящий на поперечине в конце такого рангоута. Мы знаем что это устанавливалось только на финикийских и римских судах. Так как его можно было поднять быстрее, чем обычные мачты, которые перед боем складывались, видимо, часто употреблялись как здесь. См. Ливия, 36.44.3, 45,1; 37.30.7; Полибий, 16.15.2.
[55] См. глава 56.2.
[56] См. Цицерон, Тускуланские беседы, 5.20.58.
[57] См. Книга 19.2.7.
[58] См. Плутарх, Apophthegmata, p176. О характере Агафокла см. Книга 19.9; Полибий, 9.23.2; 15,35.
[59] О втором Ливийском походе см. Юстин, 22.8.4–15.
[60] См. глава 30.1 и примечание.
[61] Примерно 1 ноября 307 г. до н.э.
[62] См. Полибий, 7.2.4.
[63] Карфагенский город на северном побережье Сицилии, примерно в 12 милях к востоку от Панорма.
[64] См. глава 42.
[65] Вполне возможно, что ἀστράγαλοι являются кнутом, шипованным кусочками кости. Ср. Лукиан, Ослы, 38; Плутарх, Моралии, 1127C.
[66] Название (букв. «Просто город») не найдено в другом месте. Сегеста конечно, восстановила свое название и снова стала карфагенским союзником (Книга 22.10.2), вероятно, в 306 до н.э., когда все города, ранее принадлежавшие Карфагену были возвращены Агафоклом (глава 79.5).
[67] См. глава 4.3.
[68] Продолжение в гл. 77.
20.73-90 Провал египетского похода Антигона; осада Родоса Димитрием, в конечном итоге снятая.
73
Когда прошел этот год, Корэб (Coroebus) стал архонтом в Афинах, а в Риме Квинт Марций и Публий Корнелий стали консулами.[1] Пока они занимали должность, царь Антигон, чей сын Феникс[2] умер в этом году, похоронив сына с царскими почестями, и отозвав Димитрия с Кипра, собрал свои войска в Антигонии.[3] Он решил совершить поход против Египта. (2) На себя он взял командование сухопутной армией и прошел через Келесирию имея более чем восьмидесят тысяч пехотинцев, около восьми тысяч всадников, и восемьдесят три слона. Предоставив флот Димитрию, он приказал ему следовать вдоль побережья, поддерживая связь с армией по мере ее продвижения. Всего было подготовлено сто пятьдесят боевых кораблей и сто транспортов, в которых перевозился большой запас военных грузов и снаряжения. (3) Когда кормчие сочли необходимым отнестись со вниманием к восходу Плеяд[4], который ожидался через восемь дней, Антигон осудил их как трусов; но сам он, так как он расположился станом в Газе, и хотел бы предупредить подготовку Птолемея, приказал своим солдатам обеспечить себя пайком на десять дней, и погрузив на верблюдов, которые были собраны у арабов, 130000 мер зерна и хороший запас кормов для животных; и, везя боезапасы в повозках, он двинулся через пустыню с большими трудностями, потому что многие места в области были болотистыми, особенно рядом с местом, называемым Баратра (Barathra).[5]
74
Когда Димитрий отплыл из Газы около полуночи, покуда погода в течение первых нескольких дней было спокойной, он буксировал свои транспорты быстрыми кораблями, когда же восход Плеяд застал их врасплох и поднялся северный ветер, так что многие из квадрирем были отброшены опасной бурей в Рафии,[6] город, который не имеет якорной стоянки и окружен отмелями. (2) Из судов, которые везли грузы, некоторые были разбиты бурей и уничтожены, а другие ушли обратно в Газу; но упорно двигаясь на мощнейшем из своих судов, он держал свой курс на Касий (Casium).[7] (3) Это место не очень далеко от Нила, но оно не имеет гавани и в сезон штормов здесь невозможно причалить к берегу. Поэтому они были вынуждены бросить якорь и качаться на волнах на расстоянии около двух стадий[8] от земли, где их подстерегали сразу многие опасности; поскольку прибой трепал довольно сильно, была опасность, что корабли пойдут ко дну вместе с их экипажами, а так как берег был негостеприимный и в руках противника, корабли не могли безопасно приблизиться, люди не могли сплавать на берег, и что хуже всего, выдачу питьевой воды пришлось уменьшить до такой нужды, что, если бы буря продолжилась еще один день, все погибли бы от жажды. (4) Когда все были в отчаянии и уже ожидали смерти, ветер утих, и подошла армия Антигона и разбила лагерь возле флота. (5) Поэтому они покинули корабли и отдыхали в лагере в ожидании отделившихся судов. От воздействия волн три квинкверемы были потеряны, но часть людей с них выплыли к берегу. Затем Антигон повел свое войско ближе к Нилу и остановился на расстоянии двух стадий от реки.
75
Птолемей, который занимал наиболее важные стратегические позиции надежными гарнизонами, послал людей в маленькой лодке, приказав им подойти к пристани и объявить, что он заплатит всякому, кто покинет Антингона: две мины каждому рядовому и один талант каждому командиру. (2) Когда объявление на этот счет было сделано, призыв перейти на другую сторону достиг наемников Антигона, и выяснилось, что даже многие начальники были склонны по тем или иным причинам перейти (к Птолемею). (3) Но, когда многие ушли к Птолемею, Антигон, расставил лучников, пращников, и большую часть из своих катапульт на берегу реки, гнал обратно приближающиеся лодки; и захватив некоторых из дезертиров, жестоко пытал их, желая запугать всякого, кто задумал такое же покушение как это. (4) После добавления к своим войскам кораблей, прибывших с опозданием, он отправился в место, называемое Псевдостомон,[9] полагая, что он сможет высадиться некоторую часть солдат. Но когда он нашел в этом месте сильный гарнизон и был обстрелян баллистами и другими метательными снарядами, он отплыл ввиду приближения ночи. (5) Затем отдав приказ кормчим следовать за главным кораблем, наблюдая за огнями на нем, он отправился в устье Нила, называемое Фатнитикий (Phatniticum), но когда наступил день, так как многие корабли сбились с курса, он был вынужден ждать, пока посланные быстроходные суда найдут их.
76
Поскольку это вызвало значительные задержки, Птолемей, узнав о прибытии врагов, быстро пришел, чтобы подкрепить своих людей и выстроил свою армию, расположив ее вдоль берега; Димитрий, к тому же не сумел сделать высадку и услышав, что прилегающее побережье самой природой укреплено болотами и топями, возвратился тем же путем со всем флотом. (2) Затем сильный порыв северного ветра (налетел) на них и высоко поднял на волне, и три его квадриремы и, таким же образом, некоторые из транспортов, были жестко выброшены на землю и оказались во власти Птолемея, но другие корабли, чьи экипажи изо всех сил удержали их подальше от берега, благополучно достигли лагеря Антигона. (3) Однако Птолемей уже занял все пристани вдоль реки сильными отрядами, и так как множество речных судов были приготовлены им, и так как все они были снабжены припасами всякого рода и людьми, чтобы использовать их, Антигон был в немалом затруднении; (4) ибо его флот был бесполезен для него пока Пелузийское устье Нила было занято наступающим врагом, а его сухопутные силы нашли свое продвижение сорванным, поскольку они были остановлены шириной реки, и то, что наиболее важно, так как прошло много дней, провизия для людей и корм для животных заканчивались. (5) Так как из-за этого его войска были по этим причинам разочарованы, Антигон собрал армию и ее руководителей и поставил перед ними вопрос о том, что лучше: остаться и продолжать войну или вернуться сейчас в Сирию, а затем совершить поход с более всесторонней подготовкой и в то время, когда уровень воды в Ниле будет ниже. (6) Когда все высказались за скорейшее отступление, он приказал солдатам снять лагерь и быстро вернулся в Сирию, флот в полном составе плыл вдоль берега рядом. После ухода врага Птолемей весьма обрадовался; а когда он совершил благодарственные жертвы богам, он щедро угостил своих друзей. (7) Он также написал Селевку, Лисимаху и Кассандру о своих успехах и о большом числе людей, которые перешли к нему, и он сам, закончив вторую войну за Египет[10] и уверовал, что страна - его военная добыча, вернулся в Александрию.[11]
77
Когда происходили эти события, Дионисий, тиран Гераклеи Понтийской, умер после того, как правил в течение тридцати двух лет,[12] и его сыновья, Оксафр и Клеарх, унаследовав тиранию, правили в течение семнадцати лет.
В Сицилии[13] Агафокл посетил города, на которые распространялась его власть, укрепляя их гарнизонами и требуя у них деньги, потому что он принимал крайние меры предосторожности, чтобы из-за несчастий, которые случились с ним, сицилийские греки не прилагали бы усилий для обеспечения своей независимости. (2) В самом деле, в это самое время стратег Пасифил, услышав об убийстве сыновей Агафокла и его неудачах в Ливии, отнесся к тирану с презрением, и перешел к Дейнократу, и установив дружбу с ним, он, как надежно удерживал вверенные ему города, так и соблазнял умы своих солдат надеждой на отложение их от тирана. (3) Агафокл, теперь, когда его надежды сокращались со всех сторон, настолько пал духом, что он послал посольство к Дейнократу и предложил ему заключить договор на таких условиях: что, с одной стороны, он складывает с себя полномочия тирана и возвращает Сиракузы ее гражданам, а Дейнократ больше не будет в изгнании, и что, с другой стороны, следует выделить Агафоклу две определенные крепости, Термы и Кефаледию (Cephaloedium), вместе с их землями.
78
Можно было бы с полным основанием выразить удивление, что в этот момент Агафокл, который показал себя человеком решительным, и в любой другой ситуации никогда не терял уверенности в себе, даже когда его виды на будущее были самые неблагоприятные, в это время струсил и без борьбы отдал своим врагам тиранию, ради которой он ранее сражался во многих крупных битвах, и что самым необъяснимым из всего было то, что, хотя он был хозяином Сиракуз и других городов и владел кораблями, и богатствами, и армией, соразмерной с этим, он утратил способность оценивать шансы, напоминая не один случай (из жизни) тирана Дионисия. (2) Например, когда тиран был загнан в положение, по общем признанию отчаянное и когда, из-за величины грозящей ему опасности, он потерял надежду на сохранение своего трона и уже собирался покинуть Сиракузы в добровольном изгнании, Гелорис, старейший из его друзей, противостоя его порыву, сказал: "Дионисий, тирания - это хороший саван". (3) И точно так же его зять (муж сестры), Мегакл, взывая к разуму Дионисия, говорил, что человек, которого лишают тирании, должен делать свой уход едва волоча ноги и не уклоняясь от своего свободного выбора.[14] Воодушевленный этими увещеваниями, Дионисий твердо встретил все трудности, которые, казались грозными, и не только укрепил свою власть, но, когда состарился среди всеобщего благословения, он оставил своим сыновьям величайшую державу Европы.
79
Агафокл, однако, не имея поддержки в виде таких соображений и неспособный на практике проверить свои смертельные надежды, был на грани отказа от своей державы, во всем ее величии, на этих условиях. Но так случилось, что договор так и не вступил в силу, утвержденный на самом деле политикой Агафокла, но не принятый из-за честолюбия Дейнократа. (2) Последний, приняв своим сердцем единоправие, враждебно относился к демократии в Сиракузах и был очень доволен положением руководителя, каковым он был сам; ибо он командовал более чем двадцатью тысячами пехотинцев, тремя тысячами всадников, и многими большими городами, так что, хотя он назывался полководцем изгнанников, он в действительности обладал полномочиями царя, его власть была абсолютной. (3) Но если бы он вернулся в Сиракузы, тогда он неизбежно стал бы одним из многих частных лиц, поскольку независимость любит равенство; а на выборах он мог быть побежден каким-нибудь случайным демагогом, так как толпа выступает против людей, чье превосходство неоспоримо. Таким образом Агафокл мог со всей справедливостью сказать, что покинул свою должность как тиран, а Дейнократа можно рассматриваться как ответственного за последующие успехи правителя. (4) Ибо Дейнократ, когда Агафокл отправил посольство, чтобы обсудить условия мира, и просил его предоставить две крепости, в которых он мог бы жить до конца своих дней, всегда выдумывал благовидные оправдания, которыми он разрушил всякую надежду на договор, то настаивая, чтобы Агафокл покинул Сицилию, то требуя его детей в заложники. (5) Когда Агафокл раскрыл его замыслы, он послал к изгнанникам и обвинил Дейнократа в том, что он препятствует им в получении независимости, и к карфагенянам он отправил послов и заключил мир с ними на условиях, что финикийцы должны вернуть себе все города, которые ранее принадлежали им, а в обмен на них он получил от карфагенян серебра на сумму равноценную тремстам талантов золота (или, как говорит Тимей, сто пятьдесят), и двести тысяч мер зерна.[15]
Так обстояли дела в Сицилии.
