Травматерапия с интегративной точки зрения

Мы увидели, что травматичный жизненный опыт вызывает как ду­шевные раны, так и изменения на молекулярном и биохимическом уров­не, и вместе с этим дисфункциональные обменные процессы, проявляю­щиеся на телесном уровне, могут способствовать болезни или вызывать заболевания. Так рассматриваются многочисленные телесные симптомы, их следует понимать как последствия психической травмы. То, что ранее в практике науки выступало как дуализм «либо — либо», теперь на этом уровне знаний должно смениться более мягкой позицией и подходом «и так, и так». Как говорится: само собой разумеется, что есть заболевания без предшествующей психической травмы. И все-таки многое указыва­ет на то, что психотравма также может прояснить телесные симптомы, которые, как до сих пор считалось, имеют органическое происхождение. Классическая парадигма состоит в том, что есть монокаузальное при­чинно-следственное отношение чисто на патофизиологической основе. В любом случае психосоматическая дисциплина как расширение медици­ны внутренних болезней признает определенную связь для ограниченно­го числа заболеваний и диагнозов с причиной психогенного характера. Здесь также ранее не было места для понятия психотравмы.

Ввиду того, что психические процессы нуждаются в материальной основе, мы не можем оставлять за бортом физический организм. Откры­тия молекулярной биологии, нейробиологии и эпигенетики указывают на уже описанный принцип комплементарности. Наш мозг контролирует, как центральный пункт управления, физиологические, эмоциональные и ментальные процессы. И нейротрансмиттеры, и нервные пути нуждаются в макро- и микроэлементах. Нервные клетки могут работать оптималь­но, только если они получают достаточно питательных веществ. Для об­разования новых синапсов в каждом месте соединения, которое делает возможным стыковку между разными аксонами (нервными отростками), требуются вещественно-материальные базовые элементы.

С некоторого времени известно, что наши нервные клетки не толь­ко изменяются, но также возможно возникновение новых нервных клеток. Этот процесс, называемый нейрогенезом, обеспечивает условия, которые необходимы для исцеления травмы в материальном плане. Образуются новые соединения, и возникают новые нейронные связи, появляющиеся в результате изменения ментального и эмоционального опыта в ходе тера­пии и исцеления. Посредством нового жизненного опыта, как в терапии, так и в повседневной жизни, возникают нейронные структуры, которые де­лают возможным изменение ментального и эмоционального содержания и форм переживаний. Было бы глупо, если бы организм не получал все стро­ительные материалы и вещества, которые необходимы для оптимального режима работы. Если мозгу не хватает необходимого количества веществ, тогда он не сможет работать на полную мощность, чтобы достичь требуе­мого максимального результата по интеграции травмы.

Если наш мозг уже при «нормальных» жизненных обстоятельст­вах нуждается в хорошем поступлении макро- и микроэлементов, тогда как это выглядит в случае экстренной ситуации и в фазе высокого пе­ренапряжения?

В трудных жизненных ситуациях нередко случается так, что еще не рожденные дети, младенцы и дети постарше находятся в ситуации нехватки микроэлементов, необходимых для оптимального функцио­нирования мозга. На эту связь в одном из интервью указал психиатр Гюнтер Зайдлер, когда сказал, что мозг детей, прожи­вающих на территориях, вовлеченных в военные конфликты, получает повреждения уже в пренатальном периоде.

В качестве расплаты за наше высокоиндустриальное общество мы получаем огромное количество вредных и токсичных веществ как дополнительный стрессовый фактор, который может существенно на­рушать или повреждать как процесс созревания мозга, так и функции нервных клеток. Травмированные люди, неважно какого возраста, нуждаются в обильном поступлении питательных и защитных веществ (антиоксидантов), и тем быстрее, чем тяжелее травматизация и чем на более ранних этапах жизни она случилась. Но из-за пищевых привычек к фастфуду и джанкфуду, растет недостаток поступления жиз­ненно важных веществ, таких как цинк, селен, витамины группы В и мно­гих других. Поэтому распространяется гемопирроллактомурия (HPU), отличительной чертой которой является существенный недостаток цин­ка и витаминов группы В. Среди других последствий этого состояния — повреждение воспоминаний о травме. Статистику нашего клинического опыта можно улучшить, создав предпосылку к успешным терапевтиче­ским интервенциям, обеспечив поступление цинка и витамина В₆.

Другие нарушения обмена веществ, например генетические от­клонения гена СОМТ (Катехол-0-метилтрансфераза), влияют на сни­жение гормонов острого стресса. Как следствие, еще в течение долго­го времени после стрессовой ситуации автономная нервная система оказывается в состоянии повышенной тревожной готовности. Эта ре­акция обмена веществ обуславливает чрезвычайно увеличивающуюся потребность в жизненно важных веществах и является предпосылкой для возникновения более частых случаев истощения или так называ­емой ситуации выгорания. Описана взаимосвязь между полиформиз- мом СОМТ, с одной стороны, и травматизацией в детском возрасте, с другой стороны, так же как и диагностикой посттравматического стрес­сового расстройства и депрессии.

Интересным также является вопрос о том, может ли вышеука­занный HPU или полиморфизм СОМТ быть результатом травмы. Пред­полагается, что вследствие ранних травматичных событий происхо­дят изменения в обмене веществ, которые имеют физиологические последствия на протяжении всей жизни. Многочисленные исследова­ния показали, что биологическая система тем здоровее, чем слажен­нее функционируют клетки. В медицинском контексте мы говорим о согласованности, когда кровяное давление, сердцебиение и дыхание синхронизированы и таким образом сонастроены. В нашем аспекте со­гласованность предполагает, что тело и душа, вещественное и невеще­ственное, составляют единство, и так создается основа для здоровья и благополучия человека. Когда отдельные системы в таком большом це­лом, как человеческий организм, рассогласованы друг с другом, нельзя ожидать оптимального функционирования.

Исследование нейротрофического фактора мозга в крови показывает, что травматичные со­бытия, так же как и генетические влияния, через полиморфизм воздей­ствуют на взаимосвязи мозговых структур. У носителей специфическо­го генного проявления этого фактора, который отвечает за защиту и охрану нейронов, повреждающие и стрессовые события детства приве­ли к сокращению ареалов в префронтальной коре.

Тяжелые металлы, такие как, например, ртуть, которая пред­ставляет собой одну из самых токсичных субстанций для живых су­ществ и в значительном количестве входит в состав амальгамных пломб, блокируют энзимы, крайне губительно сказываются на обмен­ных процессах, поддерживают состояние стресса в клетках, препятст­вуют выработке энергии в митохондриях — маленьких энергостанци­ях, которые находятся в каждой клетке. Показательно исследование, которое засвидетельствовало предполагаемую связь между тяжелы­ми металлами и голубым пятном (locus coeruleus) — ядром, располо­женным в стволе мозга. Оно отвечает за производство нейротранс­миттера норадреналина, который готовит тело к реакции борьбы или бегства, а также играет важную роль в цикле стрессовой активности. Нарушения в этой области обязательно имеют влияние с точки зре­ния реакции на стресс и его адекватную обработку.

Уже столько раз упоминавшийся гиппокамп крайне подвержен стрессовой реакции на многочисленные токсичные вещества окружаю­щей среды, он имеет господствующую роль в переработке травматич­ных событий. Когда эта зона повреждается из-за токсичного воздей­ствия окружающей среды, травматичный опыт может привести к его дальнейшему функциональному уменьшению и таким образом негатив­но повлиять на собственные задачи этого отдела мозга. Психотерапев­тические интервенции будут иметь недостаточное воздействие, если нейронные структуры, которые необходимы для процессов выздоровле­ния, сами функционально или структурно повреждены или испытывают негативное влияние.

Ганс-Ульрих Хилл категорично указывает на то, что разделение психических и органических болезней изжило себя и, воз­можно, все проявления деменции имеют общие причинные факторы,

которые наряду с генетикой в большинстве случаев надо искать в окру­жающей среде. К ним относятся хронический и травматичный стресс, токсичные вещества окружающей среды, аллергенные и аутоиммунные реакции, а также хронические вирусные и бактериальные инфекции. Эти факторы способствуют возникновению воспалительных процессов в мозге, который может погрузиться в прогрессирующий дегенера­тивный процесс. Предполагается совместное влияние этих уже рас­смотренных факторов, которое объясняет увеличение нейродегенеративных заболеваний, особенно болезни Альцгеймера. В практической работе в личностно-ориентированной психотерапии травмы мы нере­дко признаем, что психическое расщепление укоренилось настолько глубоко, что пациенты предпочитают уходить в полное забвение, не­жели еще раз безопасно представить себе болезненное травматичное прошлое. Одновременно увеличивается перманентное загрязнение большим количеством вредоносных веществ в окружающей среде. Этот нездоровый альянс психических и соматических стрессовых факторов приводит к вышеописанным механизмам и, в конечном счете, к рас­стройствам, которые мы называем болезнями и которые проявляются, прежде всего, в подверженной влиянию стресса нервной системе и мозге.

Узнавание и преобразование находятся в первом ряду процес­сов осознания, которые можно поддержать при помощи внимательного восприятия и понимания. Однако для каждого из нас это значит, что не­обходимо признать странное разделение и связанный с ним суженный и неполный взгляд на мир и быть готовыми постепенно отказаться от него. Чем раньше и чем в более полном объеме осуществятся предпо­сылки для внутренней работы, тем шире этот процесс может проявиться также на внешнем уровне. Внешнее и внутреннее — это не отделенные друг от друга области. Они внутренне связаны и должны оцениваться и рассматриваться вместе, чтобы действовать слаженно друг с другом. Таким образом, они создают основу для того, что мы называем интег­рацией, а именно здоровья и исцеления тела, психики и сознания.

Признать соматические заболевания как следствия психотрав­мы — это настоящая смена парадигмы в медицине. Когда речь идет о поиске причин и симптомов болезни, с точки зрения врача, безуслов­но, необходимо рассматривать психотравму и самые разные проявле­ния ее внешних признаков. Нередко травматический опыт случается еще у нерожденных детей, а также у матерей во время родов. Данный феномен почти не обсуждается публично, причиной этого предполо­жительно является повсеместное распространение в современном акушерстве таких мероприятий, как кесарево сечение, эпизиотомия, стимуляция родов, которые могут стать началом травмы, влияющей на всю последующую жизнь.

Для внесения ясности в обозначение травматичного опыта поясним, что понятие «травматичный» предполагает переживание токсичного стресса. Травматичный стресс может быть причиной клеточного стресса. В свою очередь клеточный стресс посредством измененной экспрессии генов активирует последовательность эпи­генетических модификаций, и, таким образом, возникает зародыш многочисленных дисфункциональных процессов обмена, которые со временем перетекают в серьезные заболевания, соответствующие тяжести и интенсивности травматизации. Сначала всегда распозна­ется самое слабое звено в цепочке. Следовательно, нецелесообраз­но цепляться к какому-то одному диагнозу или ориентироваться на симптомы, потому что такие состояния, как болезни системы крово­обращения, аутоиммунные или онкологические заболевания, на со­матическом уровне могут быть в некоторой степени конечной фазой развития застарелого заболевания и дисфункционального измене­ния, которые возникли как скрытый результат психической травмы. Поэтому, если мы заинтересованы в здоровье и исцелении на глу­бинном уровне, иногда необходимо обратиться к начальному звену цепочки. Все другие способы зачастую вызовут только подавление симптомов или отсрочку их проявления. Само собой разумеется, необходимо учитывать и лечить все без исключения сопутствующие факторы - всё, что усиливает этот процесс или является его сопут­ствующей причиной. Такой порядок действий достоин обозначения «интегративной» терапии.

Для терапевтов это означает уделять внимание двум сферам: телу и психике. Студенты медицинских ВУЗов после шести лет обуче­ния до сих пор почти ничего не знают о психотравме, а у психотера­певтов зачастую очень неглубокие познания о физическом организме. Обе группы должны обратиться к другой стороне вопроса и к работаю­щим с ней специалистам.

Когда у людей возникают жалобы на физические симптомы, и за­тем они проходят чисто медицинские процедуры диагностики органов, они обычно быстро понимают, что целесообразно назвать лежащие на поверхности симптомы, чтобы их вообще выслушали. С другой стороны, мой многолетний клинический опыт в качестве врача говорит о том, что нередко необъяснимые и лежащие на поверхности соматические симптомы пациентов, которые не поддаются классификации по учеб­никам, поспешно зачисляют в разряд психосоматических и предлагают лечить их только с помощью психологически ориентированной терапии. В этом случае специфическая травматичная основа заболевания зача­стую все же остается без внимания. Хотя ориентированные на дейст­вие терапевтические интервенции иногда могут уменьшить проявление симптомов, исцеление на глубинном уровне все равно невозможно, по­тому что причины остаются скрытыми.

Из вышесказанного становится ясно, что травматический опыт может вызывать серьезные поражения нашего тела и становиться причиной многочисленных заболеваний. С другой стороны, это же тело является связующим звеном в процессе исцеления травмы. Так происходит, прежде всего, из-за соответствующих висцераль­ных ощущений, возникающих в наших внутренностях, в сердце или в шее. Там в материальном выражении хранятся пережитые истории и весь невысказанный опыт. И там у нас есть возможность снова воссоздать связь между расщепленными событиями и фатальными последствиями в истории всего нашего бытия в мире. Только тогда мы можем прийти к покою, когда эти телесные ощущения сигнализи­руют, что опасности больше нет. И так как мы принципиально явля­емся телесными существами, то любая форма терапии или интервен­ции должна полноценно принимать в расчет тело как чувствующий и знающий орган.

Самый ранний жизненный опыт человека мы выводим на телес­ный и сенсорный уровень. Во многих формах терапии телесный контакт является табу, особенно если речь идет о лечении травматичных переживаний на сексуальной почве. Однако непосредст­венно через уважительное обращение к телу, с учетом индивидуальных особенностей пациента и в соответствии с потребностью в безопасно­сти, может открыться возможность возникновения или возобновления контакта, который в течение долгого времени был запрещен или силь­но ограничен. Через касание мы осознаем себя, осознаем, что у нас есть не только тело, мы телесно воплощены и у нашего организма есть собственные и жизненно важные потребности. Из своего клинического опыта в качестве мануального терапевта я также могу утверждать, что у многих пациентов на соматическом уровне есть буквально тоска по контакту и прикосновению. Это заключение тем значимее, чем реже в нашей современной высокотехнологичной медицинской работе врач действительно касается пациента. Один из моих ранних профессоров медицины шутливо сказал нашему ассистенту врача, когда речь зашла о формулировке диагноза: «Нежно пощупайте и осмотрите пациента».

Телесная терапия, основанная на осознанности, может помочь вывести на уровень сознания удерживаемую и замороженную энер­гию травматического опыта, довериться ей, чтобы, наконец, выпу­стить ее, а в наилучшем случае дать возможность найти разрешение. Согласно Питеру Левину, посттравматическое состоя­ние и его разнообразные симптомы возникают также через удержи­ваемую и не полностью израсходованную энергию. Он говорит о том, что травма удерживается в нервной системе.

Теломеры имеют решающее влияние на здоровье и продолжи­тельность жизни. Мы узнали, что вследствие травматичного жизнен­ного опыта они могут основательно повреждаться. Многочисленные научные открытия указывают также на то, что есть возможность положительно влиять на релевантные защитные факторы при помощи телесного движения, определенной формы питания и медитации осоз­нанности.

В практическом плане это значит, что мы в своей работе повы­шаем у пациентов общий уровень жизненно важных веществ и вос­полняем те макроэлементы, на которые указывают результаты лабо­раторных исследований. Одновременно скрининговое исследование выявляет возможное загрязнение организма вредными веществами, и в случае его обнаружения проводится детоксикация. Параллельно мы стимулируем пациентов регулярно заниматься телесными практи­ками, консультируем их по вопросам питания, а также поддерживаем процессы регенерации и исцеления на физиологическом и психиче­ском уровне.

В качестве важного аспекта мы предлагаем пациентам — по­сле соответствующего прояснения анамнеза — проявление и прора­ботку их симптоматики и лежащих в ее основе причин методом терапии психотравмы. Опираясь на ранее упомянутые открытия, мы поощряем пациентов к внимательному, принимающему и сочувствующему отно­шению к себе и своей ситуации, предлагая им инструкции к упражне­ниям на осознанность. Таким образом, как показывает наш опыт, уси­ливается мотивация и развивается навык исследовать собственную травматизацию. Для этого мы разработали программу, которую назва­ли Концепция 4-А. 4-А означают в этом контексте Насыщение, Исключение, Расстановку, Осознанность.

Подводя итог, мы можем утверждать, что психическая травма на­рушает необходимую для телесного и душевного комфорта и здорового развития связь тела и сознания. Вследствие пережитого мозг и тело пе­реполнены гормонами стресса. В результате первоначальное психиче­ское осложнение принимает материальную форму. В свою очередь это имеет колоссальные последствия для биохимии и нейробиологии всего организма, для тела, разума и психики. Запуская колоссальный био­химический кризис, токсичный стресс посредством экспрессии генов меняет многочисленные процессы обмена веществ на эпигенетиче­ском уровне, что влечет за собой чреватые тяжелыми последствиями функциональные и структурные изменения. Это открывает путь бесчис­ленным телесным и психическим симптомам. Фактически все области тела, все органы и системы органов могут быть затронуты. Собственно они становятся лишь полем для выражения чего-то глубоко залегающе­го, расщепленного или вытесненного — для травмы.

Метод ориентированной на идентичность терапии психотравмы может соединить поврежденное травмой Я с его фрагментированны­ми частями и, таким образом, снова установить связь между телом

и психикой. Тогда организму больше не нужно производить сигналы, которые мы называем «болезнью», чтобы обратить наше внимание на свои потребности. Искаженная в результате травмы экспрессия генов может быть снова изменена, нарушенный биохимический и нейробиологический контур может опять выровняться, а хроническая готов­ность к воспалению может угаснуть. Выведенное из равновесия со­отношение между возбуждением и расслаблением может быть снова сбалансировано.

Даже в мозге возможны молекулярные и структурные измене­ния. Насколько пластичен наш мозг и насколько подвержены измене­ниям мы сами в результате такой особенности, становится очевидно из эксперимента Наде. Он доказал, что каждый раз, когда воспоминания возникают, они заново актуализируются и таким обра­зом изменяются. Йона Лерер пишет об этом: «Каждый раз, когда мы задумываемся о прошлом, мы немного трансформируем кле­точные представления в мозге и что-то меняем в основополагающих нейронных цепочках». Это означает не что иное, как то, как мы прос­матриваем и воспоминаем, а также наше эмоциональное восприятие, когнитивная оценка и включенность наших телесных ощущений — все это может сформировать новый завершенный образ нашей реальности.

Признание медициной психотравмы как массивного поврежде­ния интеграции психики и тела — это настоящая смена парадигмы. А также необходимо признать, что лечение симптомов хотя иногда и мо­жет спасти жизнь, однако терапия причины дает более глубокие резуль­таты, приносит больше здоровья и, что немаловажно, требует меньших затрат. Этот сдвиг имеет далеко идущие последствия для психотерапии и диагностики, а также для терапевтических интервенций. Прежде все­го, для всех пациентов это означает большой и важный шаг на пути к интеграции и исцелению.

Дагмар Штраус Моё сердце, моя любовь, моя травма

Наше сердце — центральный орган

Ни о каком другом органе человеческого тела люди за столетия не сочинили так много фразеологизмов, как о сердце. В повседневном обиходе мы используем фразы вроде: «любить всем сердцем», «он раз­бил мне сердце», «это пришлось мне по сердцу», «сердце прыгает от радости», «сердце нараспашку» и т.д. Почти во всех культурах сердце рассматривается как место любви и как центр нашей любовной силы. Сердце напрямую реагирует на каждый эмоциональный порыв. Люди чувствуют любовь в сердце, а не в мозге. То, что «трогает наше сердце», касается центра нашего бытия.

Сердце — это средоточие нашей человеческой способности чув­ствовать, нашего желания отношений и привязанности. Оно выражает нашу потребность в человеческой близости и любви. «Сердце — цент­ральный орган для эмоциональной встречи человека с собой и внешним миром». Когда мы находимся в непосредственной близости от любимого человека, наше сердце начинает биться силь­нее. В контакте с любящим человеком мы можем расслабиться. Мы становимся спокойнее, потому что принимаем себя, чувствуем себя в большей безопасности и защищенности. Мы предлагаем своему сердцу открыться, и по всему нашему телу растекается приятное чувство. Но не только нежные чувства влияют на сердечную деятельность. Харак­тер сердцебиения также изменяется, когда мы чувствуем возмущение, злость и страх. Один клиент с диагнозом сердечная аритмия сформули­ровал свое личное ощущение сердца в одном предложении: «Мое сер­дце — центр моего самосознания».

Наше сердце является движущей силой с самого начала нашей жизни и до ее конца. Этот орган начинает биться уже на третьей неделе эмбрионального развития в материнской утробе. Когда на пятой эм­бриональной неделе наши руки и ладони начинают расти по обе сторо­ны от сердца, они непрерывно движутся друг навстречу другу на уровне сердца до тех пор, пока пальцы не соприкоснутся.

Анатомия и функция сердца

Наше сердце представляет собой полый орган величиной с кулак. Оно весит 300-500 грамм и расположено так, что большая его часть ло­кализуется в левой стороне груди. У взрослого человека сердце бьется со скоростью 60-80 ударов в минуту в состоянии покоя, что значит пример­но 4000 ударов в час и 3 миллиарда раз за человеческую жизнь продол­жительностью 70 лет. В организме человека, в зависимости от его роста и веса, 5-6 литров крови. Это количество крови сердце прокачивает через все тело ежедневно примерно 1200 раз.

Сердце имеет два предсердия и два желудочка, которые отде­лены друг от друга перегородками. Оно связано через широкую со­судистую сеть, протянувшуюся до самых отдаленных уголков нашего тела, с каждой клеткой и заботится о том, чтобы все клетки снабжа­лись кислородом, питательными веществами, гормонами и информа­цией. Собственно мозг зависит от сердца, он не может выполнять свою работу, если не будет каждую секунду бесперебойно снабжать­ся кровью. При этом сердце не только отвечает за кровоснабжение организма, но и обеспечивает кровью себя через коронарные арте­рии. Сразу после аорты из левого желудочка берут начало и разветв­ляются в разные стороны коронарные артерии, которые питают сер­дечную мышцу.

Движение клеток сердечной мышцы не контролируется головным мозгом. Так называемый синусовый узел — маленький узелок из нерв­ных клеток — управляет зарождением раздражающих сердце импуль­сов и поэтому называется водителем сердечного ритма. Он находится в правом предсердии. Его клетки генерируют электрические импульсы, которые распространяются по всему органу и заставляют сердце бить­ся. Этот центр всего организма работает согласованно с воздействием, которое получает от мозга, а также через кровь от периферии тела и внутренних органов.

Вариабельность сердечного ритма

В области исследований сердца в последние годы было сделано новое открытие о его функциях и способностях. Исследователи Ка­лифорнийского института математики сердца открыли наличие прямого влияния чувств на наш сердечный ритм. Биение здорового сердца никогда не похоже на солдата, марширую­щего в такт, вместо этого наше сердце оживленно пульсирует вбли­зи некоторого индивидуального среднего значения. Если прощупать собственный пульс на запястье, создастся впечатление, что он абсо­лютно регулярный. Однако если замерять его при помощи высокоточ­ных измерительных приборов, можно констатировать, что временные промежутки между ударами сердца имеют различную длину. В фазе отдыха, а также в паузах между ударами сердца, организм сильно вибрирует. Сердце, которое бьется совершенно в такт, «оцепенело» и больше не может соответствовать требованиям внутренней и внеш­ней среды. Этот признак говорит о каком-то тяжелом заболевании. Чем изменчивее движение сердца, тем здоровее человек.

Чтобы установить индивидуальный ритм сердца, измеряют про­межуток между единичными ударами. Это называется — вариабель­ность сердечного ритма. Она обозначает способность человека посто­янно изменять частоту сердечного ритма. Вариабельность временных промежутков между двумя ударами желательна и означает хорошую приспособляемость к влиянию внешнего мира. Ритмично пульсирую­щая вариабельность частоты сердечных сокращений позволяет сделать вывод о соответствующем позитивном эмоциональном состоянии. Не­упорядоченная вариабельность частоты сердечных сокращений возни­кает, когда мы захвачены негативными эмоциями, такими как ярость, злость, страх и фрустрация. Гармоничная частота сердечных сокраще­ний появляется, когда мы переживаем позитивные чувства симпатии, сочувствия, благодарности и радости.

Важное влияние на сердце также оказывает дыхание. Верхушка сердца опирается на диафрагму. Когда легкие поднимают и опускают грудную клетку, в соответствии с этим движением меняется также ритм сердца. Вдох ускоряет, выдох замедляет пульс. У одной клиентки воз­ник образ, в котором она увидела, что «ее сердце, как лодка, мягко покачивается на волнах дыхания, двигается туда-сюда».

Сердечный мозг и сердечное поле

В последние годы нейробиологи обнаружили, что наше сердце обладает нервной системой, которая состоит из более чем 40 000 ней­ронов. Эти нервные клетки не только воспринимают информацию из внутренней среды тела, но и перерабатывают ее наподобие мозга и далее передают в головной мозг и тело, то есть можно говорить о «сер­дечном мозге». Информация от сердечного мозга далее отправляется в те специальные отделы головного мозга, которые обрабатывают эмоции. Наш сердечный мозг способен ощущать, вспо­минать, обучаться и принимать решения. Это влияет на наше восприя­тие, наши чувства, мысли и, наконец, поступки.

Исследователи Института математики сердца измерили, что наше сердце синтезирует пульсирующее электромагнитное поле, вол­ны которого передают информацию на дальние расстояния. Можно го­ворить о том, что между двумя людьми возможен информационный обмен на уровне сердца. Ученые пришли к выводу, что наша нервная система, подобно «антенне», обладает способностью принимать ин­формацию, которую бессознательно отправляет другой человек. Элек­трическое поле нашего сердца в 60 раз сильнее, чем у мозга, а маг­нитные компоненты этого поля почти в 5000 выше, чем у мозга. Его можно измерить на расстоянии больше метра от тела. Как отметили исследователи, сочувствие — это эмоция, которая сильнее всего вли­яет на наше внешнее окружение. Электромагнитные информационные волны, которые посылает сердце одного человека, можно зафиксиро­вать в мозговых волнах другого. Посредством активности нашего сердца мы постоянно принимаем информацию об окружающем нас мире и получаем такую от других людей — в основном это проис­ходит бессознательно.

Петерс описывает эксперимент 1989 года, в ходе которого у одного ветерана Перл-Харбора из слизистой оболочки щеки

были изъяты лейкоциты, их сохранили в питательном растворе и раз­местили в удаленном месте. Потом ветерану показали фильм о налете японской авиации на Перл-Харбор. Во время просмотра фильма одно­временно измеряли электромагнитную активность человека и взятых у него клеток. Телесная реакция испытуемого на повлекший за собой травму налет авиации была сильной. Изъятые клетки в отдаленном ме­сте показали такую же реакцию, что и тело, из которого они были взяты. Все это произошло без какой-либо измеримой задержки по времени. Был проведен еще один эксперимент, но клетки даже через щит Фа­радея — специальный защитный экран — показали ту же самую реак­цию. Клетки реагировали так, как если бы они были еще в теле. Другой эксперимент подтвердил этот результат. Также клетки с извлеченными ДНК реагировали одновременно, находясь на расстоянии более чем 500 километров от искусственно вызванного стрессового симптома у испытуемого. Для точного измерения в этом эксперименте использо­вались атомные часы, которые контролировали временной ход событий.

Сердце и вегетативная нервная система

Наряду с синусовым узлом вегетативная нервная система так­же влияет на наше сердце. Хотя синусовый узел пульсирует и без ав­тономной нервной системы, для адаптации сердечной деятельности к изменяющимся потребностям организма ему требуется ее воздейст­вие и импульсы. Вегетативная нервная система ответственна за все непроизвольно исполняемые функции в нашем организме. Она регу­лируется двумя большими нервными комплексами — симпатическим и парасимпатическим. Напряжение и стресс активируют симпатический нерв, покой и расслабление — парасимпатический. Согласованная ра­бота этих систем позволяет поддерживать динамическое равновесие нашего организма. Информация, передаваемая по каналам этих двух частей вегетативной нервной системы, проходит через спинной мозг по волокнам от органов к мозгу и обратно. Симпатический нерв повы­шает сердечную активность, в то время как парасимпатический нерв успокаивает сердце. Парасимпатический нерв связан с отдыхом, по­коем и восстановлением, замедленным сердцебиением, межличност­ными отношениями и любовью. В ситуации стресса снижается функци­онирование вентрального блуждающего нерва, и человек оказывается не способен вступать в отношения и устанавливать контакт.

Поливагусная теория Стивена Порджеса

Чтобы достичь глубокого понимания того, как функционирует сердце, и возникают «сердечные болезни», мы должны подробнее рассмотреть парасимпатическую сторону иннервации сердца. 20 лет назад Стивен Порджес открыл, что млекопитающие имеют парасимпатический нерв, включающий в себя два отдела. Он есть у человека и у всех млекопитающих, а не только у рептилий; всего же имеются три отдельные друг от друга нервные цепочки пе­реключения, которые встроены в общую нервную систему. Историче­ски они развивались, следуя друг за другом, и организованы по прин­ципу иерархии. Парасимпатическая нервная система представлена в основном блуждающим нервом, который подразделяется на вент­ральный и дорсальный нервные стволы. Вентральная часть блуждаю­щего нерва (вентральный вагус) более всего влияет на работу сердца и легких. Согласно Порджесу, вентральная ветвь блуждающего нерва отвечает за социальные обстоятельства между людьми. Он назвал ее «системой социальных взаимодействий». Вентральный вагус тесно связан с нашей эмоциональностью и социальной жизнью. По этой причине наряду с иннервацией сер­дца вентральный вагус отвечает также за снабжение нервами мышц лица, в особенности мышц параорбитальной области, слуховой кос­точки, гортани, глотки, легких и органов пищеварения. Он поддержи­вает нашу способность вступать в социальное взаимодействие с дру­гими людьми посредством визуального контакта, мимики, интонации, вслушивания. Вентральный вагус замедляет сердцебиение, когда мы находимся в благожелательном контакте. Тогда мы ментально, эмо­ционально и телесно расслабляемся.

Наши чувства повторно отражаются, прежде всего, в верхней час­ти лица. Посредством иннервации лицевых мышц вентральный вагус создает связь между сердцем и лицом, особенно с мышцами параорбитальной области. Нервы, регулирующие лицо и голос, связаны с нашим сердцем. Поэтому мы можем судить о сердечных чувствах по обла­сти вокруг глаз и слышать их в голосе. Вступая в контакт с человеком, мы сначала всматриваемся в область вокруг глаз, а потом переводим взгляд на другие части лица. По параорбитальной области мы можем определить, благосклонен ли этот человек к нам, и можем ли мы чувст­вовать себя в безопасности.

Младенцы смотрят в глаза матери и наблюдают за мышцами во­круг глаз, чтобы распознать ее душевное состояние. Если глаза показы­вают радость, тепло, любовь и благосклонность, ребенок чувствует себя в безопасности и может успокоиться рядом с матерью. Если человек улыбается, но его мышцы вокруг глаз остаются при этом застывшими, а взгляд кажется холодным, он будет бессознательно восприниматься как опасный. Мы будем избегать контакта с ним. Только когда улыбка связана с сердцем — это значит, что глаза тоже «улыбаются», мы бес­сознательно распознаем, что можем чувствовать себя в безопасности. Улыбка может быть выученной, и тогда она не связана с сердцем.

По нижней половине лица мы считываем агрессивное отношение нашего собеседника. Мы — социальные существа, нуждающиеся в бли­зости, потому что она помогает нам унять волнение или тревогу. Од­нако это невозможно, если данная потребность была фрустрирована в результате ранней травмы, полученной при контакте с лицом, заботив­шимся о ребенке, например, через телесное или сексуальное насилие. Травмированные люди не могут найти успокоение в телесном контакте и вместо этого выбирают уход в отстраненность или изоляцию как стра­тегию выживания. У таких людей часто окаменевшее выражение лица, и в социальных контактах они почти не используют мимику.

Ту часть парасимпатической системы, которая исторически сфор­мировалась раньше, Порджес обозначил как нижнюю («дорсальную») ветвь блуждающего нерва. Она включается, когда в ситуации опасности нет возможности для борьбы или бегства и смерть кажется неминуемой. Дорсальный вагус обеспечивает быстрое затухание энергии, мобилизо­ванной включением симпатического нерва. Таким образом, весь ор­ганизм приводится в состояние телесного и психического оцепенения, и это последняя попытка спасения. В этом состоянии иммобилизация сопровождается разрывом контакта с соматическими переживаниями. Восприятие прекращается, сознание как бы оглушено. Контакт с ощу­щениями, связанными с переживанием настоящей ситуации, затруднен. Мы как бы погружаемся в телесную и психическую зимнюю спячку. Под внешне спокойной наружностью бушуют ранее мобилизованные симпа­тической системой мощные энергии борьбы и бегства. Они полностью подавляются дорсальной ветвью блуждающего нерва, прочно блокиро­ваны реакцией оцепенения, но их энергия остается нерастраченной.

Согласно Порджесу, вентральный вагус — это психологическая предпосылка способности к социальному взаимодействию. Он обеспе­чивает способность к самоуспокоению и возможность оставаться не­возмутимыми. Если вентральный комплекс хорошо развит и находится в высоком тонусе, то он поддерживает прочность нашего Я, заботится о стабильном здоровье и помогает нам вступать в основанное на любви взаимодействие с партнером по отношениям. Если мы открыты миру собственных чувств, мы способны к выражению наших эмоций вовне.

В состоянии покоя сердце находится под влиянием вентрального вагуса. Он выступает как посредник между телом и психикой. Группа исследователей обнаружила, что активность блуждающего нерва важ­на для эмоционального и социального развития человека. Детство, несущее отпечаток чутких и нежных взаимодействий с мате­рью, ведет к живой эмоциональности и открытости к миру собственных чувств. Хорошо развитый вентральный вагус — один из главных факто­ров, обеспечивающих стрессоустойчивость. Высокий базальный тонус блуждающего нерва в детстве связан с лучшими когнитивными показа­телями и с хорошим телесным здоровьем.

Травматизация очень способствует тому, что мы теряем способ­ность к активации вентрального вагуса. Мы всегда находимся в оборо­нительной позиции, у нас проблемы с социальным взаимодействием, и мы не можем сами себя успокоить. Гипербдительность, беспокойство и сверхчувствительность — это также последствия так называемых «за­болеваний сердца».

Случай Лины

Лина несколько месяцев регулярно посещает терапевтическую группу. У нее тяжелая травма привязанности, и она страдает от послед­ствий сексуальной травмы. Сегодня она хотела бы рассмотреть свои иллюзии любви с одним мужчиной, в которого она влюблена, но с ко­торым у нее не получается построить здоровые отношения. Ее запрос звучит: «Как я себя чувствую с Гансом?»

При взаимодействии с Я сначала проявляется ее отвращение к сексуальному контакту. Потом Лина поставила фигуру Себя. У резона­тора сразу же возникло приятное сердцебиение, но она чувствовала себя слегка неустойчиво. Себя очень расположено к Лине, и обе смо­трят с надеждой. Спустя какое-то время фигура Себя чувствует, как светлый луч любви идет от ее сердца к сердцу Лины. Лина выглядит со­вершенно сбитой с толку и внезапно обхватывает себя за грудь. У нее возникла боль в сердце, которая полностью ее захватила. Боль такая сильная, что Лина не может ее сдержать и начинает громко плакать. Она энергично дышит и демонстрирует явное вскрытие травматичных чувств. Я сопровождаю ее в этом процессе спокойным голосом и пред­лагаю не подавлять эти чувства, а попробовать внутренне оставаться с ними в контакте. В то время как она открывается этим болезненным чувствам, я прошу ее одновременно оставаться в телесном и визуаль­ном контакте с фигурой Себя, чтобы не потерять позицию присутствия и соединить боль того времени со взрослой Линой. Когда эта боль по­лучает место в ее груди, Я подходит и с любовью и поддержкой кладет руки на лопатки Лины. Таким образом, чувствуя, как ее держат Себя и Я, и ощущая мою поддержку, она может полностью прочувствовать большую боль любви маленького, брошенного, одинокого ребенка. Я предлагаю ей оставаться одновременно в визуальном контакте с фигу­рой Себя, чтобы снова задействовать вентральный блуждающий нерв, пока она ощущает боль.

Ребенком Лина была одна со своей болью и, чтобы выжить, долж­на была ее отделить и скрыть в сердце. Теперь, когда здесь есть взро­слый свидетель, а именно фигура Себя, и при этом она получает под­держку, Лина может остаться в контакте с ранней детской болью. При этом она удерживает в настоящем свою ранее травмированную часть. Боль больше не вынуждает ее уходить внутрь себя.

После того как Лина смогла найти успокоение в ощущении «хо­рошо удерживаемого бытия», у нее впервые появилось желание по­ложить голову на плечо фигуры Себя, чтобы расслабиться. Она была поражена этим импульсом, раньше у нее никогда не было такого до­верия своим ощущениям.

После работы Лина рассказала, что ее сердце так сильно бо­лело из-за того, что такая большая любовь оказалась непринятой, и это причинило страшную боль. Лина никогда не смела выразить эту любовь, потому что ее мать не могла вынести это чувство. «Куда идти с такой любовью, которая настолько огромна для меня, что для нее нет слова?» Поэтому она смирилась и закрыла свое сердце и свою любовь от мира.

«Болезни сердца»

В 2014 году 338 056 человек в Германии умерли от болезней сердечно-сосудистой системы. Этот диагноз чаще всего указывается в качестве причины смерти. Биологически ориентированная медици­на придерживается мнения, что правильное питание, здоровый образ жизни и достаточное количество движения — это лучшая профилактика «болезней сердца».

Среди «болезней сердца» медицина различает «функциональные сердечные заболевания», например «нарушения сердечного ритма» или «боли в области сердца», и заболевания, которые сопровождаются изменениями в органе, например «сужение коронарной артерии» или «инфаркт миокарда». Функциональные сердечные заболевания чаще всего проявляются через такие симптомы, как сердцебиение, экстра­систолия, тахикардия, колющие боли в области груди, жжение и чувство жара в верхушке сердца, колющие ощущения, боли и тянущие ощущения в левой стороне груди. Данные симптомы часто сопровождаются при­ступами панического страха и беспокойством за свою жизнь. На орга­ническом уровне, как правило, нельзя обнаружить никаких дефектов. Согласно статистике, 10-25 % населения страдают от этих «непонят­ных сердечных симптомов».

Органические нарушения работы сердца наступают при появле­нии проблем с кровоснабжением и насыщением сердечной мышцы кис­лородом. Так как из-за наслоений на стенках сосудов происходит су­жение коронарных артерий, область сердечной мышцы временно или длительно не получает достаточного кровоснабжения. Временное на­рушение коронарного кровоснабжения проявляется в разных формах «стеснения в груди». Пациенты при этом чувствуют приступообразно проявляющиеся, давящие загрудинные боли, которые отдают в левую сторону груди и левую руку. В тяжелых случаях могут возникать со­стояния коллапса, которые сопряжены с тошнотой, одышкой, потоот­делением и явно ощущаемым страхом смерти. Эти приступы длятся обычно всего лишь несколько минут. Инфаркт миокарда — самая рас­пространенная причина смерти, причем его частота в последние годы сократилась из-за улучшения качества лечения острых заболеваний и уровня профилактической медицины. Инфаркт мио­карда сегодня больше не является «болезнью менеджера», как утвер­ждалось десятилетие тому назад. Сейчас он чаще встречается среди низших социальных слоев.

С точки зрения традиционной медицины, причина нарушения ко­ронарного кровоснабжения лежит в кальцификации сосудов, которые должны снабжать сердечную мышцу кровью и кислородом. Эти сосуды становятся все менее эластичными, и поэтому объем кровоснабжения сердца уменьшается. В результате данного процесса ткани больше не получают достаточного количества крови и кислорода, их нехватка осо­бенно заметна при повышенной нагрузке. Если тромб внезапно закры­вает коронарную артерию, может также возникнуть инфаркт миокарда. Нижележащие ткани больше не получают кровь и кислород и отмирают за секунды. В случае маленькой зоны поражения инфаркт часто остает­ся незамеченным. В месте инфаркта в качестве замещения образуется неполноценная рубцовая ткань. Если же отрывается большой тромб, это может привести к немедленной смерти. Из-за того, что признаки этого со­стояния часто не заметны пациентам, инфаркт миокарда переживается как внезапный и неожиданный.

Срока в своих книгах «Сердечные заболевания» и особенно «Инфаркт миокарда» представил другую теорию: кровоснаб­жение коронарных артерий зачастую в целом не уменьшается при их сужении. Если коронарные сосуды медленно сужаются из-за кальцификации, образуются так называемые коллатерали. Это означает, что формируется коллатеральное кровообращение, призванное гарантиро­вать кровоснабжение сердца. В большинстве случаев сердечному при­ступу непосредственно предшествует сильный спад тонуса вентрально­го блуждающего нерва. Это прекращение вагальной активности сердца и есть причина внезапного дефицита кровоснабжения или и вовсе ише­мии сердечной мышцы.

«Личность инфаркта» как стратегия выживания в травме

Психосоматическая медицина часто описывает человека, стра­дающего сердечными заболеваниями, как личность, отличительными чертами которой являются честолюбие, тревожность, склонность к тя­желой работе, готовность к конкуренции, склонность к доминированию, целеустремленность и нетерпение. Такой человек постоянно помещает себя в ситуации, когда он находится под давлением и всегда в цейтно­те. Он имеет предрасположенность к гипертрофированному перфекци­онизму, страдает от повышенного самоконтроля и навязчивых мыслей. Он пытается добиться контроля над своим окружением, подавляет чув­ства, в особенности страх, и имеет склонность к рационализации. Такой человек тяжело расслабляется и успокаивается, потому что его напря­жение постоянно переводится в движение. Он страдает от гиперактив­ности.

«Пациент с болезнью сердца» с трудом может выносить чувство зависимости и пассивности. Вне пределов профессиональной деятель­ности не существует наполненной жизни, в связи с этим убеждением он всячески избегает фазы покоя. Эти люди совсем не позволяют про­рваться наружу тем чувствам из внутреннего мира, которые их подго­няют и провоцируют на такой образ жизни.

Психосоматическая терапия в основном заключается в предло­жении разнообразных техник расслабления, таких как аутогенная тре­нировка или дыхательная терапия. Однако их не хватает, чтобы исце­лить лежащую за этим травму, так как описанная манера поведения типична для того, что Рупперт обозначает как «выживающую страте­гию», характерную для «травмы любви».

Случай Морица

Мориц хотел бы сегодня рассмотреть нарушения своего сердеч­ного ритма. Его запрос: «Я хочу узнать причину нарушения ритма мо­его сердца».

Я Морица сначала нейтрально и проявляет любопытство к про­цессу. Фигура Сердца становится отдельно от фигуры Нарушение ритма, оно чувствует себя так, как будто не относится к Морицу, как будто он его не приглашал. Сердце предпочло бы стоять ближе к Морицу, но не может до него добраться. Резонатор все сильнее и сильнее стучит по стене, чтобы его заметили. У него есть ощущение, что Мориц его не слышит. Тогда Сердце начинает плакать, ощущает глубокую печаль и подавленность. У него есть ощущение, что Мориц решил пройти свой жизненный путь без Сердца. Оно чувствует себя покинутым и одиноким. Оно хотело бы, чтобы ему разрешили лечь рядом с Морицем и приблизиться к нему.

Резонатор Моего чувствует сильную меланхолию и глубокую тос­ку по матери, а также потребность в теплом контакте. У него сердечная тоска по теплу, нежности и чувствам. Он спрашивает Морица, как так могло случиться, что он настолько далеко от сердца.

В ходе работы Сердце чувствует себя все слабее и теряет все больше энергии. Оно смотрит на Морица и говорит ему, что он ему так сильно нравится, что оно его даже любит! Сердцу хотелось бы, чтобы у него была мама, которая бы с чувством сказала: «Я люблю тебя!» Но этого никогда не было. А сейчас Сердце хотело бы, чтобы Мориц видел его и любил. Мориц пока еще не может дать любовь своему Сердцу. Трогательно быть наблюдателем этой сцены и видеть, насколько трудно Морицу открыться своему Сердцу, и как Сердце просительно смотрит на него.

С тех пор Мориц регулярно посещает группу и хочет научиться покоряться своему сердцу.

Травма любви

С точки зрения разработанной Францем Руппертом Ориентиро­ванной на идентичность терапии психотравмы, основа формирования преувеличенной потребности в признании и готовности растрачивать на это всего себя закладывается еще в детстве в отношениях с роди­телями. Мать не видит ребенка в его потребностях и не дает тонкого отклика на его сигналы, что переживается ребенком как эмоциональ­ная катастрофа. Будучи взрослым, всю свою жизнь он пытается все-та­ки завоевать любовь матери через стремление к профессиональному успеху. В детском возрасте у него не было возможности каким-либо образом добиться внимания матери, быть ею увиденным и принятым. Последствия этого — эмоциональная изоляция, избегающее поведение в отношениях и отказ от собственных нежных чувств. Поэтому тоска по любви и защищенности вытесняется.

Таким образом, основа профиля личности «пациента с инфар­ктом» — дефицит материнской любви и чуткости. Вместо этого про­исходит ориентирование на предписание «быть тихим и послушным». Далее «пациент-сердечник» подчиняется враждебным жизни ценно­стям общества конкуренции. При этом возникает избыток накоплен­ной злости и агрессии — с их помощью «пациент-сердечник» всю жизнь сдерживает желание защищенности, нежности и любви, вызы­вая процессы саморазрушения в своем сердце.

Ольга Баженова и Стивен Порджес провели эксперимент с пятимесячными младенцами. Вызванное проявлениями любви, внимания, дружеского участия и симпатии позитивное эмоциональное состояние отражалось в соответствующем радостном выражении лица и было связано с поко­ем, расслаблением и высоким тонусом блуждающего нерва. Так, вент­ральный вагус реагировал на нежное прикосновение, ласковый телес­ный контакт, абсолютно необходимый для ребенка. Чем выше тонус в покое, тем сильнее способность детей в период с 8 до 11 месяцев оста­ваться внимательными в процессе социального взаимодействия и тем сильнее их стрессоустойчивость. Отстраненность, депрессия, агрессив­ное поведение и проблемы со сном в возрасте трех лет статистически были существенно связаны с уменьшением тонуса вентральной ветви блуждающего нерва.

В этом исследовании выяснилось, что для развития вентрального вагуса чрезвычайно важно, чтобы родители обладали способностью ре­гулировать возбуждение сильных чувств у детей. Для того чтобы процесс корегуляции родителей и детей был успешен, родители должны сами обладать хорошим контактом с собственными чувствами и стабильной структурой Я, чтобы не почувствовать свое бессилие перед чувствами, которые выражает ребенок. В безопасных отношениях привязанности к родителям ребенок обучается (и потом демонстрирует эти навыки во взрослом возрасте) самостоятельно регулировать свои чувства и всту­пать в хорошие социальные и личные контакты. Забота и поддержка в межличностных отношениях имеют решающее влияние на наше хоро­шее самочувствие, а также психическое и телесное здоровье. Срока пришел к выводу, что ранние нарушения в развитии отношений и чувств в более позднем возрасте выливаются в предрас­положенность к слабости блуждающего нерва и инфаркту сердца.

Как обнаружил Франц Рупперт, речь идет о травме любви, когда из-за собственной травматизации мать не может дать ребенку любовь и безопасность. Эта нелюбовь может привести к тому, что ребенок чувствует себя отверженным, что порождает нераз­решимую дилемму в его душе. Ребенок хочет напитываться мамой в круговороте любви. Эмоционально здоровая мать принимает большую любовь своего ребенка с радостью, соединяет ее с собственными чув­ствами любви и выражает через полный любви взгляд, нежное прикос­новение, мягкий голос, и жизненная энергия любви снова перетекает к ребенку. Она здоровым образом направляет свое внимание на ребен­ка, чутко заботится о нем и крепко держит его в своих руках. Поэтому ребенок чувствует себя защищенным и в безопасности. Между ними возникает тесная связь любви, которую не может разделить ни время, ни пространство.

Когда у ребенка есть глубинное ощущение, что мать чувствует и замечает его потребности, это становится мощной основой для хоро­шего ощущения себя, и в ходе своего развития он обучается самостоя­тельно успешно регулировать свои страхи и «негативные» чувства. И тогда ребенок воспринимает мир как место, где его принимают с радо­стью, здесь у него есть все, что необходимо для жизни. Он развивается как личность с четкими границами и способен вступать в любовные от­ношения и хорошие социальные контакты.

Но если эта любовь, которую ребенок стремится передать мате­ри каждой клеточкой своего существа, встречает отвержение, ребенок ощущает себя беспомощным, отчаявшимся и бессильным. Поэтому он не может вступить в здоровые отношения привязанности с матерью. В результате собственного опыта «травмы любви» мать не способна дать ребенку тепло и защищенность. Она травмирует своего ребенка и нано­сит ему глубокие эмоциональные раны своей сердечной холодностью.

Итак, мы здесь должны уделить внимание не только телесному насилию, но также взглянуть на часто внешне незаметное эмоциональ­ное насилие. Непринятие в расчет, отвержение, наклеивание ярлы­ков, наказание прерыванием контакта и тому подобное переживаются ребенком как эмоциональное насилие. Как подчеркнул ван дер Колк, при эмоциональном отвержении ребенок чувствует такую же боль, как при телесном избиении. Симпатическая нервная система ак­тивизируется по максимуму, и его страх усиливается до паники.

Работа Марии наглядно показывает последствия непринятия ре­бенка в расчет и эмоционального насилия.

Случай Марии

У Марии уже несколько недель сильнейшие боли в сердце. Она прошла медицинское обследование, которое выявило, что органиче­ских причин для них нет. Ее запрос сформулирован следующим обра­зом: «Я хочу узнать, что стоит за моей болью в сердце».

Резонатор Я сразу же чувствует сильное сердцебиение, панику, беспокойство и травматичные чувства, ей приходится прикладывать усилия, чтобы не упасть. Ее начинает тошнить, она ощущает, что вот-вот упадет без сил, чувствует сильное давление в горле и сжатие в груди. Ее одолевает сильный страх, который как будто мощной волной спуска­ется по всему телу. Я погружается внутрь себя и чувствует, как будто жизнь хочет выйти из нее. Мария рассказывает, что в период пубертата у нее были фантазии о самоубийстве, которые она могла компенсиро­вать через длительный сон. Таким образом она себя «выключала».

Появляется фигура Сердца. Оно всем телом дрожит от ужаса и ощущает ледяной холод. Мария при его взгляде отключает ощущения всех эмоций в теле. Она чувствует огромную тяжесть. Я предлагаю ей войти в визуальный контакт со своим Я, чтобы снова почувствовать стабильность, и она делает это. Между ними возникает контакт, Ма­рия снова находится здесь и сейчас, у нее больше ясности. Я чувствует себя спокойно с появлением Сердца.

И тут Сердце начинает переступать с ноги на ногу, подобно ча­совому механизму, приговаривая «тик-так, тик-так». При этом оно ощущает потребность глубоко дышать. На ощупь оно чувствует себя холодным, но несмотря на это функционирует, хотя его активность сведена до минимума. Сердце чувствует себя как маленький ребе­нок, оставшийся без социальных контактов. Ему одиноко, оно ощуща­ет себя покинутым. Мария сообщает, что она выросла на хуторе и что мать, в общем, о ней не заботилась. «Забота» матери была похожа на отношение к прислуге. Матери никогда по-настоящему не было рядом с ней.

Я чувствует себя очень тесно связанной с Сердцем и все время смотрит на него подавленно. Оба очень сильно ориентированы друг на друга. Сердце сейчас дышит для Я. Тогда присоединяется также Боль, и эта фигура чувствует внешнюю угрозу для себя. На это Я говорит, что здесь речь идет о жизни и смерти.

Присоединяется За, у этой фигуры тотчас начинается сильное сердцебиение, и она хочет убежать прочь. Она проявляет себя как выживающая часть, которая не имеет ничего общего с целым и пред­почитает уйти на природу. Это заявление приносит Марии глубокое успокоение, так что она начинает плакать, потому что когда она была ребенком, природа была для нее единственным безопасным местом. Когда Мария показывает такие сильные чувства, Сердце в первый раз оборачивается к ней и смотрит на нее. Обе впервые находятся в визу­альном контакте и узнают друг друга. Сейчас Я может снова открыть глаза и осмотреться вокруг. В конце концов, все трое видят друг друга. Теперь это хорошо для Марии.

Одинокий ребенок может либо бороться, либо убежать. Чтобы не умереть от перевозбуждения, он должен отщепить одолевающие его страх и невыносимую боль. Страх травмы — это страх смерти! Здесь активируется дорсальная ветвь блуждающего нерва. Она регулирует общую нервную систему в сторону снижения активности и приводит ре­бенка в состояние замирания. Дорсальный вагус берет управление, и система социальных взаимодействий (SES) выключается.

Мать, ее сердце и ее чувство любви к ребенку закрыты для него, удерживаются за непроницаемой стеной стратегий выживания в трав­ме и становятся для него угрозой. Ее глаза пристально смотрят на ре­бенка с равнодушием, или она смотрит на него пустым ускользающим взглядом, как будто сквозь него. Она проецирует на ребенка свои стра­хи, отвержение и злость, а также собственные несбывшиеся желания. Ребенок никогда не может отразиться в любящих глазах матери. Он никогда не чувствует себя желанным, увиденным и принятым.

Так ребенок теряет контакт с собой, и вместе с этим доступ к соб­ственным потребностям, своему сердцу и своему Я прекращается. Здо­ровое и стабильное самосознание отсутствует в случае ранней травмы привязанности. Младенец теряет контакт со своим Я, закрывается от собственных чувств, и вся активность его разума концентрируется на внешнем. Он все время смотрит на мать и пытается использовать свои ограниченные возможности для установления визуального контакта. Если мать со своими чувствами не для ребенка, тогда ребенок должен быть для матери. Если мать не проявляет чуткость к внутренней жизни ребенка, тогда ребенок проявляет чуткость к внутренней жизни мате­ри и равняется на ее потребности. Ребенок учится тому, что контакт с людьми возможен только при самоотречении. Он теряет себя еще боль­ше, невероятно напрягается внутренне и внешне, пытается справиться с дилеммой потребности в контакте и страха близости. Действительно расслабленный, сердечный и теплый контакт никогда не возможен.

Человек, который в течение всего детства получал травму привя­занности в контакте с нелюбящей матерью, чтобы выжить, теряет так­же способность к телесному самоощущению. Только так ребенок может оставаться дальше в контакте с матерью, которая его эмоционально отвергает. Цена этого выживания — отказ от собственного Я. Образо­вавшийся зародыш Я не может укрепиться и развиться в сопереживаю­щую личность.

Многочисленные конфликты, которые происходят из-за травматизации в течение многих поколений, сохраняются в психике отдельно­го члена семьи. Через биологически важный механизм связи ребенок вынужден идентифицировать себя с травматичными чувствами матери и ее предков. Как правило, мы привязываемся к людям, с которыми чувствуем себя в безопасности. Если мы вынуждены привязываться к людям, которые для нас представляют угрозу, мы должны идентифици­роваться с подавленными травматичными чувствами нашего объекта привязанности. Чтобы дальше существовать в этом враждебном жизни окружении, ребенок в течение ряда лет все больше развивает страте­гии выживания, которые мы описывали ранее как ошибочно предпола­гаемую структуру характера клиентов с инфарктом.

Случай Сони

Соня приходит на индивидуальные встречи, потому что уже не­сколько недель страдает от болей в сердце, сердцебиения и жжения в области груди, это ее страшно беспокоит. Ее запрос звучит: «Я хочу знать причину моих жалоб на сердце».

Я выхожу как заместитель ее Я, и у меня сразу возникает чув­ство, что Соня — это пустая оболочка без внутреннего содержимого в груди. Я не могу установить с ней контакт, и она смотрит на меня пу­стыми глазами. Тогда у меня начинает кружиться голова, и появляется четкая картинка ребенка, которого оставили лежать одного в кроватке. У меня возникает сильный страх и сильное сердцебиение. Я вижу, как от моего сердца к сердцу матери идет резиновая лента. Эта лента туго натянута и внезапно резко рвется, стремительно возвращается в мое сердце, стягивает грудь и оставляет большую открытую рану. Эта рана причиняет глубокую, мучительную, непереносимую боль. Все это со­провождается сильным страхом, что мать уже никогда не вернется. С этого момента больше нет ни минуты расслабления. Я начинаю отча­янно плакать и рассказываю клиентке о своей печали, одиночестве и страхе, что я должна умереть одна, оставленная матерью.

Соня слушает меня равнодушно и, когда Я смотрю ей в глаза, то разом все мои чувства как бы развеиваются, и Я снова становлюсь рассудительной. Я больше не чувствую. Вместе с травматичными ощу­щениями ушли все другие чувства, такие как радость жизни, надежда или удовольствие. Внутри ощущается пустота. С этого момента Я спо­койный, замкнутый, послушный ребенок, который не объявляет собст­венных потребностей и не предъявляет требований. Мать радуется та­кому ребенку, о котором так легко заботиться.

Соня говорит, что где-то глубоко внутри нее это находит резо­нанс, однако она ничего не чувствует, у нее нет сочувствия ко мне. Тем не менее она подтверждает, что у нее никогда не было такого опыта, чтобы ее мать показывала какие-либо чувства. В ее детстве не было радости, печали, желания, как и не было живости.

Соня приходит с этого момента регулярно на группы, и постепен­но ей становится ясно, в какой «враждебной детям» среде она вырос­ла. Она приходит к своим собственным чувствам, чтобы найти выход из своей апатии и безволия. Ее жалобы на сердце в ходе терапевтической проработки ранней детской травмы привязанности исчезли.

Ориентированная на идентичность терапия психотравмы (ОИТП)

Для сопровождения клиента на его пути к регулируемому и ста­бильному Я-состоянию в терапии необходимо активизировать деятель­ность вентральной ветви блуждающего нерва. Восстановление здоро­вого отношения к базовому переживанию себя является целительным

в терапии. Выстраивание связующего контакта с самим собой, осно­ванного на любви, помогает оттаять замерзшему «Я» и возобновить движение чувств.

При уважительном и сочувственном сопровождении и помощи резонаторов работа клиента по встрече с собой может принести новый опыт отношений. Клиент сможет медленно, шаг за шагом, открыться своему сердцу и своим чувствам. И тогда «запустится» вентральный вагус, раскроется грудная клетка, и наступит все более увеличивающе­еся расслабление, которое проявится в распускании зажимов телес­ной и лицевой мускулатуры, в более мягком голосе, в более открытом взгляде и глубоком выдохе.

В работе с резонатором вентральный блуждающий нерв пред­ставляет собой нейробиологический центр терапии. Здесь происходит особенно интенсивное «социальное взаимодействие». Целью является интеграция травмы отщепленных, измененных и застрявших в прошлом замороженных частей собственной идентичности. Это происходит че­рез восстановление связи с теми частями личности клиента, которые продолжают оставаться в плену прошлого и отделены от сознания в на­стоящем. Эти внутренние чувствующие части крепко застряли в старой травме из детского периода, им требуется интеграция в человеке, про­являющем себя как взрослый здесь и сейчас. Дети, которые увязли в прошлом, нуждаются во взрослом собеседнике, глубоко сопереживаю­щем тяжелым событиям, повлекшим травму для ребенка, чтобы иметь возможность выйти оттуда.

Для этого необходимо сначала увидеть свою травмированную часть и признать ее на уровне разума. Травматерапия — всегда мяг­кая и контролируемая встреча с ужасами прошлого. Травматичное пе­реживание должно получить место в собственной жизни, привести к эмоциональному успокоению и тогда через проявление сочувствия к самому себе интегрироваться в личность. При этом постепенно возни­кает сложная общая картина собственной жизни и собственного опыта. Так, может возникнуть идентичность, энергия, способность к эмпатии, уверенность в своих силах и дерзновение.

Речь идет о том, что клиент может сохранять взрослое присут­ствующее сознание, чтобы не упасть в регрессию, где воссоединение травмированных частей клиента в сознании здесь-и-сейчас невоз­можно. Речь идет о структурированном промежуточном пространст­ве, которое может отделить Сегодня от Тогда. Эту способность клиент получает в контакте со своим Я. Клиент должен, так сказать, уметь удерживать свою Я-структуру, чтобы интегрировать свои части. Если конфронтация с травмой произойдет слишком рано, когда еще не бу­дет восстановлен контакт с Я, может случиться так, что клиент пол­ностью погрузится в травматичные чувства ситуации из прошлого. И тогда есть опасность ретравматизации.

Поэтому важным условием интеграции является развитие кли­ентом двойственного восприятия себя. Это значит, что он может оста­ваться в контакте с собой, когда боль ситуации травмы поднимается из глубин его души и просачивается в переживания и ощущения, доступ­ные сознанию. И в этом контексте очень хорошо, если у клиента есть здоровое, сильное, дающее опору, любознательное Я, которое сопрово­ждает процесс, выступая на его стороне. Сегодня уже не нужно одному разрешать ситуацию, которая была невыносима для маленького ребен­ка тогда