Проведение радикальных рыночных реформ привело к сдвигам в этой ситуации в двух направлениях: во-первых, резко изменились критерии поведения хозяйствующих субъектов на всех уровнях национальной экономики; во-вторых, под влиянием этих изменений стало происходить спонтанное разрушение институтов национальной инновационной системы.
Казалось бы, демонтаж советской плановой системы должен был привести к снятию большинства институциональных и административно-организационных барьеров на пути инноваций и технологического обновления производства. Так и произошло – эти барьеры были во многом сняты. Однако место барьеров плановой системы заняли новые, а механизмы поддержания инноваций, свойственные плановой системе, напротив, практически не были замещены соответствующими рыночными институтами. Впрочем, это касается не только инновационной системы. Вообще радикальные рыночные реформы в России протекали таким образом, что привели к деинституционализации экономики на макроуровне и мезоуровне (уровне взаимодействия предприятий)[121]. Да и преодоление сложившихся в советский период административных барьеров, как оказалось, вовсе не было для реформаторов приоритетной задачей. Так, например, в советский период экономика страдала от отсутствия действенной инфраструктуры научно-технических коммуникаций и передачи технологий. Многочисленные ведомственные барьеры, как и отсутствие экономической заинтересованности разработчиков и потребителей инновационных продуктов, препятствовали развитию такой инфраструктуры. Лишь в предперестроечный период стали формироваться ее зачатки. Однако с началом рыночных реформ и эти зачатки были практически ликвидированы[122].
|
|
Формирование новой институциональной среды происходило без какого-либо сознательного влияния государства на создание благоприятных условий инновационной деятельности. Более того, очевидные проблемы в этой сфере, возникавшие в ходе реформ, игнорировались с упорством, достойным лучшего применения. Разумеется, такой ход событий нельзя целиком списать на некомпетентность руководства. Корень проблем лежал в формирующемся балансе экономических интересов.
В советской плановой системе основным генератором спроса на инновации выступал механизм централизованных инвестиций, направляемых на проведение НИОКР, освоение разработанных новых технологий и создание новых продуктов. В рыночной экономике институт централизованных инвестиций, нацеленных на осуществление инноваций в плановом порядке, как предполагалось, должен был быть заменен более эффективным институтом спроса на инновации, генерируемого фирмами. Этот спрос определялся бы стремлением фирм понизить издержки производства за счет новых технологий и расширить рынки сбыта за счет освоения новых продуктов и услуг.
|
|
Однако этого не произошло. Плановые институты были демонтированы, но спрос на инновации со стороны фирм стал резко сужаться еще на начальной стадии демонтажа плановой системы (в 1990-1991 гг.) и свелся к незначительному уровню после 1992 года. Это определялось как институциональными, так и макроэкономическими факторами. Во-первых, резкий, почти одномоментный переход от плановых институтов к рыночным не оставил времени на адаптацию фирм к новым «правилам игры», что неизбежно привело к избранию фирмами такой модели поведения, которая минимизировала бы любые сколько-нибудь долгосрочные риски – а риски, связанные с инновациями, как раз таковыми и являются.
Во-вторых, переход к рыночным критериям хозяйствования потребовал от фирм перестройки кооперационных связей, которая не опиралась на сколько-нибудь развитые институты рынка, а потому была связана с очень высокими трансакционными издержками, истощавшими потенциальные ресурсы для инновационной деятельности. Резкое расширение сферы торговых и финансовых посредников происходило практически на пустом месте, сопровождаясь неизбежным ростом издержек торгово-посреднической деятельности. «По сравнению с дореформенным уровнем доля данного сектора в добавленной стоимости увеличилась в 3,6 раза... и по объему добавленной стоимости вплотную приблизилась к промышленности. Соответственно резко возросли трансакционные издержки и уменьшились доходы товаропроизводителей»[123].
В результате стихийного становления института торгово-финансового посредничества в условиях крайнего дефицита соответствующих услуг (необходимых для нормального функционирования рыночной экономики) вместо преодоления структурной несбалансированности, унаследованной от плановой системы, возник и приобрел устойчивое существование новый структурный перекос. В 1999 году доля услуг торговли составляла в конечном продукте 28% (в США в 1997 году эта доля равнялась всего 12%). Всего же отрасли, оказывающие по преимуществу трансакционные услуги (финансы, кредит, торговля и управление) занимали в конечном продукте России 38,7%. На такой основе невозможно установление системы действительно равновесных рыночных цен: «Вполне очевидно, что равновесная система цен может быть установлена только за счет перераспределения добавленной стоимости торговли в пользу отраслей-производителей»[124]. Форма равновесной цены скрывает в таких условиях неспособность ценового механизма изменить реальную структурную несбалансированность экономики, исправить перекос в сторону гипертрофии трансакционных издержек.
Подобный рост трансакционных издержек вел не только к структурной и ценовой несбалансированности, но и оказался фактором глубокого нарушения нормальных условий воспроизводства. Резко возросшие расходы предприятий привели к скачкообразному снижению рентабельности. «Такое - по сути 30-ти процентное сокращение рентабельности – отмечает А. А. Блохин, – для одних предприятий оказалось «смертельным», для других было переложено на снижение прибыли, заработной платы, инвестиций, амортизации и даже на сокращение оборотных средств ниже уровня, нормального для поддержания производства»[125]. Дело было даже не в самой по себе величине трансакционных издержек, а в том, что рост этих издержек произошел внезапно, и, кроме того возросшими расходами предприятий были оплачены объективно некачественные трансакционные услуги[126].
|
|
В-третьих, макроэкономическая политика, основными чертами которой, с точки зрения рассматриваемого вопроса, являлась быстрая и широкомасштабная либерализация цен и проведение жесткой кредитно-денежной политики, привела к резкому сужению совокупного спроса.
Быстрая либерализация цен породила феномен «трансформационного спада», особо глубокого для российского экономики, как в силу «тяжелой», неприспособленной к быстрым структурным сдвигам, отраслевой структуры национального хозяйства, так и в силу отсутствия сколько-нибудь развитых институтов рыночной экономики, которые могли бы обеспечить ее адаптацию к сложившейся структуре спроса. Рестриктивная денежно-кредитная политика, основанная на химерической идее бороться с инфляцией издержек (вызванной в первую очередь монополистической структурой экономики и структурно-технологическими диспропорциями) чисто монетарными методами, привела к демонетизации экономики, еще большему сужению спроса и соответствующему спаду производства. Это вызвало общее падение рентабельности, некредитоспособность большинства предприятий, и неизбежное «схлопыванию» инвестиционных расходов в условиях невозможности нормального обслуживания даже текущих платежей и нарастания кризиса взаимной задолженности.
Такая макроэкономическая ситуация определила формирование устойчивых норм поведения российских предприятий, особенностью которых стал крайне короткий горизонт принятия решений, растущая ориентация бизнеса на краткосрочные торгово-посреднические и финансовые операции, завышенные притязания к норме рентабельности любых инвестиционных расходов, практика массового уклонения от налогов. Адаптация предприятий к ценовым шокам, вызванным либерализацией, в условиях резкого истощения инвестиционного потенциала, происходила за счет замещения качественных ресурсов труда и капитала массовыми (низкокачественными) относительно дешевыми ресурсами. В результате произошла не технологическая модернизация, а технологическая деградация российской экономики.