Человек московского обитания 1 страница

Человек московского обитания

Роман

Часть 1

Москва 2012 год

От автора

Все места, описанные в романе, существуют на самом деле или существовали на нашей Земле когда-то. В отличие от героев этой рукописи, которые являются вымышленными персонажами. Но при этом они легко могут оказаться Вашими коллегами, друзьями, соседями,

 а, может быть, даже возлюбленными.

Глава 1

Человек московского обитания

Вот смотрю я на себя в зеркало и радуюсь. И радуюсь я вовсе не потому, что в отражении всё так хорошо, а потому, что всё могло бы быть гораздо хуже. Из страны зазеркалья на меня скалилось нечто родное, но при этом слегка припухшее и заросшее неровной щетиною.

Обычное такое, заурядно-невыдающееся славянско-щекастое лицо, скорее даже ряха, которое, как правило, плохо запоминает большое начальство, а красивые бабы, если и скользнут по нему случайно взглядом, то тут же отворачиваются.

Ну да Бог с ним, с лицом! С лица, как говориться, воду не пить! Зато глаза красивые: с поволокой, в красную сосудистую сеточку и навыкате, как у рыбы. Собственно говоря, красные они от того, что накануне я сильно употребил, полночи проторчал за компом и смотрел всякую гадость, а навыкате – это, понимаете ли от того, что так природа устроила, дрянь такая! Тут уже ничего не поделаешь. А вот начальнику такой тёмно-пурпурный оттенок должен понравиться, он ведь только целый день тем и занят, что в интернете сидит, праздно ошивается по кабинетам и «сношает» рабочий народ.

Я стоял перед зеркалом в красных семейных трусах и в бирюзовой заношенной майке с дырками и надписью «Алексеевский район, я тобою покорён» (всё правильно, ведь Алексеевская – центр мира, пуп Земли), и это могло означать только одно: на меня неотвратимо надвигалась проблема утреннего одевания.

С большим неудовольствием я окинул взглядом комнату, выглядевшую так, как будто сюда только что переехали. Ан нет! Просто у моей квартиры неутешительный диагноз – хронический бардак, осложнённый острыми, навальными рецидивами.

По полу в хаотичном беспорядке были разбросаны джинсы, трусы и вывернутые наизнанку вчерашние и позавчерашние носки. Со шкафа, у которого полностью отсутствовала одна дверца, а вторая держалась на одном лишь честном слове неизвестного румынского производителя, свисал рукав жёваной несвежей рубашки, которую я носил во вторник, четверг и пятницу. А в среду я ничего не носил: в среду я был болен и посему сиживал дома.

В центре комнаты стоял массивный гитарный комбик, а за ним располагался целый стеллаж из картонных коробок, до самого верху набитых старым ненужным хламом.

Во мне, совершенно точно, возродился собирательный дух помещика Плюшкина. Ну и как прикажете, граждане, искать одежду при такой разрухе?! В относительном порядке содержались только брюки от костюма, прищепленные к деревянной вешалке за испачканные крапчатые концы. Знайте же: брюки, которые содержатся в таком виде, можно гладить раз в две недели, а то и реже. Главное - не наделать двойных стрелок при первой глажке. Иначе будешь выглядеть как то самое неряшливое лошарко!

А теперь маленький тест на эрудицию. Назовите мне первое правило гигиены! Что я слышу? Не суйте руки во всякую гадость, а уж если влезли, то после обязательно помойте их с мылом? Незачёт! Правильный ответ: «свежее исподнее». В моей стиральной машинке таки лежало чистое бельё, но оно было мокрое и оттого малопригодное к сиюминутному облачению. Немного подумав, я выбрал компромиссный вариант: влажную рубашку и вчерашние носки. Дежурные пиджак с галстуком с нетерпением ждали меня на работе, так как эти части униформы меньше всего подвержены бытовому загрязнению. Именно поэтому вот уже целый год они стойко несли свою вахту.

И опять это страшное слово «понедельник», предваряющее начало пятидневного рабочего кошмара. Вообще, вся наша жизнь – это вялотекущее насилие над собственной личностью.

Сначала меня заставляли ходить в детский сад, который я люто ненавидел, так как, во-первых, там скверно кормили, а во-вторых, там каждый день проводили политзанятия, на которых старшая воспитательница «Лидиванна» заставляла нас, малышей, произносить непроизносимое словосочетание: «Я живу в самой лучшей стране в мире - РЭСЭФЭСЭ’ЭРЕ!». И это при том, что половина из нас букву «Р» не выговаривала в принципе. Зубрёжка сопровождалась утверждающим постукиванием деревянной указкой по большой красной карте, которая в совсем скором времени утратила свою актуальность.

Потом я пошёл школу и понял, что детский сад – это ещё цветочки. До второго класса включительно меня пичкали короткими сказочками про  дедушку  Ленина  (хотя  какой  он,  к  чёрту,  «дедушка»? у него ведь

даже детей не было!), которые чрезвычайно успокоительно действовали на мою неокрепшую детскую психику. Особенно мне запомнилась басня про то, как Ильич подарил маленькой крестьянской девочке карандаш. Причём не какой-нибудь обыкновенный, а химический. Что такое «химический» я тогда не знал, но слово звучало солидно. Да, Ильич очень любил детей, наверное, просто жить без них не мог!

Во втором классе нас всем скопом приняли в октябрята. Как сейчас помню, собрали толпу счастливых сопливцев в пыльном актовом зале, зачитали какую-то скороговорку с остатками торжественности на постных щах и прикрепили каждому ребёнку на школьную униформу (мальчикам на синий пиджак, девочкам на белый фартучек) маленькую красную звезду с ульяновским купидончатым профилем. Просто диву даёшься, какая гадость выросла из этого кудрявого ангелочка; и всё же, как же я тогда был исчерпывающе горд собой!

В третьем классе резко пропала униформа, а родители начали метаться между школами, так как нормальное образование стало таким же дефицитом, как и мясо в магазинах. Растерянные учителя, у которых конфисковали любимые книжки про Ленина и месяцами удерживали зарплату, толком и не знали, какой очередной глупостью надо теперь забивать пустые юные головы. В школах стали выдавать гуманитарную помощь: сухое порошковое молоко и перловую крупу, которую я раз в неделю таскал на себе до дома.

После расстрела Белого дома обстановка немного стабилизировалась. Составлением учебной программы вновь стали заниматься на самом высоком уровне, зато из школ почти полностью эвакуировали физкультуру. Новому государству сильные и здоровые были не нужны, иначе кто будет создавать ажиотажный спрос на таблетки? А в одиннадцатом классе в моей школьной жизни произошло второе по своей значимости после рождения событие: я стал мужчиной.

В московском институте, куда молодые люди в первую очередь поступают для того, чтобы откосить от обязательной службы в армии, меня обучили двум весьма полезным в этой жизни навыкам: иностранным языкам и как врать другим не краснея.

После института я полагал, что вот теперь уж я наконец-то заживу нормальной жизнью рабочего человека, где нет бредовых лекций, обрывков списанных конспектов и зашоренных постсоветских преподавателей, которые вечно общались со студентами с недостижимой высоты своего «par exellence[1]». Наивный! Институт оказался последним глотком свободы перед архаичной малооплачиваемой бороной, куда я по дурости впрягся примерно шесть лет тому назад.

Я чувствую, что пришло время объясниться. Господа! Только не подумайте обо мне плохо, но я не коммерс, не вояка, не бандит и не мент. Лично я уже давно подозреваю, что если человек не принадлежит к одной из этих профессиональных каст современного российского общества, то рассказывать о нём если и не постыдно, то как-то совсем неинтересно.

А складывается это впечатление у меня именно потому, что я, к великому моему сожалению, иногда врубаю так называемый «голубой экран», он же «телевизер». И включаю я его вовсе не потому, что так сильно его люблю, а из-за того, что этот позорный агрегат у меня в квартире имеется. А если он есть, значит, его надо хотя бы изредка эксплуатировать. Железная логика!

Что, спрашивается, показывают по российским каналам кроме слизанных под копирку убогих телешоу, давно выбывших из широкого кинопроката наших и чужих фильмов, мизерного количества умных программ и сахарно-пряничных новостей, выполняющих функцию транквилизатора? Правильно: се-ри-а-лы!

После того, как у нас в своё время отгремела удивительная «Рабыня Изаура», постановочная «Дикая Роза», ещё более наивные «Богатые тоже плачут» и почти бесконечная «Санта-Барбара», наши кинодельцы подумали: «А чем мы, собственно, хуже?». И на деле доказали, что ничем.

Герои нашего времени – это молоденькие солдатики, которых, чаще всего, играют не служившие по понятным причинам актёры; честные менты, которых, в принципе, играть несложно; либо не менее честные бандиты, которых у нас развелось столько, что сыграть их вообще не составляет никакого труда.

Кроме того, по телеку часто показывают криминальные сводки, где главные герои - это бандиты-менты. Ничего не поделаешь, это пример удачной эволюции, когда в результате скрещивания видов, получается страшный гомункул, который лучше других приспособлен к выживанию в экстремальных российских условиях. Вот вам и подтверждение спорной теории Чарльза Дарвина!

А вот современные книжки я перестал читать относительно недавно. В наши дни любая дура мнит себя великой писательницей. Мужчины от милых дам не отстают, но по объёму конечного шлака всё-таки им проигрывают. Пишут много, пусто и бестолково: сплошная коммерция. Самый полюбившийся персонаж книжулек - это какой-нибудь ушлый барыга с широким торсом. Кроме того, законы жанра требуют, чтобы ему обязательно сопутствовал непорочно светлый образ красавицы-лимиты-проститутки, которая будет на этого барыгу вешаться с первой до самой последней страницы. Ну и заканчивается всё это непотребство одинаковым хеппи-эндом в лучших традициях постсоветского реализма. В конечном счёте, сладкая парочка переезжает в какой-нибудь дворец на окраине Москвы/Питера или Дальнего Забугорья (тут уж каждый автор на что горазд), и будут они, как те самые помидоры в теплице: жить-поживать, да всякого там чужого добра наживать.

- Это же самая настоящая пошлятина! Верните мои деньги обратно! - требую я у разводящих руками продавцов.

И, чаще всего, ничего мне так и не возвращают. Обидно, да?

А вот профессия у меня совсем не героическая, не овеянная ореолом зыбкой телевизионной славы и не орошённая кровью сражений и боёв. Поэты никогда не посвятят мне своих стихов и поэм; в моём доме никогда не повесят памятную табличку, что здесь, мол, с такого-то по такое-то жил сильно выдающийся такой-то и такой-то; и про меня не сложат каких-нибудь невероятно слезливых песен, которые будут петь хором в подъездах, подвалах и поездах под три аккорда расстроенной акустической гитары.

Так как я - государственный гражданский служащий. По-простому - чиновник. Нет, я не из тех, кому позволено вещать с высочайших орластых трибун, и уж совсем не из тех, кто идёт служить, чтобы зашибать большие деньги.

Сразу вижу реакцию наших уважаемых граждан. Одни стукнут кулаком по столу и гневно зарычат: «Ворюги!». Товарищи с более изящным русским языком изрыгнут составное: «Бюрократы, хреновы!». Другие поморщатся так, как будто их диарея застала в пробке, и скажут: «Это же нищета, так сказать, говно в траве от жёлтой курицы!». И те, и другие, и третьи будут неправы, сходясь только в одном – чиновников в России не любят. Даже сами чиновники.

Но, не будем забегать вперёд, ибо некоторые аргументы требуют большей наглядности. В том месте, где я числюсь на хозяйственном балансе, сотрудникам рано или поздно присваивают так называемый классный чин по следующему принципу: чем выше занимаемая должность, тем выше чин, который тебе положен от нашего щедрого и доброго государства. Мой классный чин без запинки произнести можно только после стакана-другого горячительного: советник государственной гражданской службы второго класса. Не надо аплодисментов товарищи, это не сильно круто. Зато название придумано длинное, скорей всего специально, чтобы поиздеваться!

И вообще, по утрам я постоянно ощущаю себя кроликом из «Алисы в стране чудес», который, кажется, всё время бегал в обнимку с часами и постоянно куда-то опаздывал. Плохо, конечно, но пунктуальности во мне нет ни на йоту.

Я схватил кожаную барсетку с документами и метнулся «кабанчиком» за дверь.

Понедельник. Лифт как всегда не останавливается на моём этаже. В нём катается уборщица, которой лень убирать целый подъезд. Вместо этого она ездит на лифте, развозит вонючей тряпкой грязь возле входа в кабину на каждой лестничной площадке, и далее процесс повторяется на другом этаже.

В надежде поймать гадкий элеватор, я спустился на один пролёт ниже, но он, словно издеваясь, стремительно пронёсся мимо. От злости я со всей силы пнул железную лифтовую коробку, полностью отдавая себе отчёт в совершенной бесполезности этого хулиганского действия.

Створки обиженно заскрипели, при этом на левой дверке издевательски задрожала нарисованная кем-то буква «Х». С ней полностью согласилась гордость нашего алфавита - буква «Й», криво начертанная на правой двери. Последняя буква этого краткого шедевра русского заборного творчества располагалась прямо посередине обеих дверок, аккурат на уровне моих глаз. Несомненно, это было сделано с умыслом для пущего удобства прочтения этого всем известного короткого слова. Вот и лаконичный ответ на мой немой вопрос по поводу механизированного спуска на первый этаж.

Кстати, этот лифт – ровесник моего «сталинского» дома, который, по словам местных старожилов, был построен то ли в начале, то ли в конце 1960-х годов. И с тех пор никакой замены лифтов в нём не было и, к слову сказать, не предвидится.

Внутреннее убранство лифта всегда поражало меня своей расписной шаблонностью: таких лифтов по всей Москве тысячи. Вся кабина уделана различными матерными словечками, в целом, совершенно аналогичными безобразию, представленному на лифтовом фасаде. То тут, то там виднеются следы от наклеек-вкладышей от доисторических постперестроечных жвачек, которые предшественники нашей уборщицы честно пытались отскоблить от стенок. Что им частично и удалось, но, разумеется, не до конца. С наклеек на граждан таращатся совершенно забытые актеры и актрисы из старых полузабытых фильмов. Голых девиц в лифте нет: такие наклейки чрезвычайно высоко ценились и бережно ныкались дома, подальше от строгих родительских глаз. Лично я прятал их в громадную собственноручно расписанную деревянную матрёшку, у которой в одной руке был чайник, а в другой – сахарный крендель. А внутри была, собственно, порнография (очередной яркий пример несоответствия внешней формы и содержания).

Итак, вернёмся к нашим кондовым лифтам. Панель с кнопками у нас тоже самая что ни на есть обыкновенная. Всего этажей в доме девять, а кнопок десять, поэтому во избежание недоразумений кнопка десятого этажа начерно изведена спичками. То же самое касается кнопки вызова диспетчера и кнопки «Стоп». Всё правильно: звонить и останавливаться не надо! Реальные пацаны, как известно, заднюю передачу не врубают! Больше всего повезло тем, кто живёт на третьем этаже. Их кнопка не только выжжена и утоплена, но и для пущей верности залеплена жевательной резинкой, которая появилась в незапамятные времена и давно стала выглядеть как совершенно неотъемлемая часть панели управления. Так что, господа третьэтажники, не надо вам лифтом пользоваться, расстояние ведь, право, совершенно пустяковое. Не в падлу и побегать!

Над приборной панелью прикручена жестяная плакетка, гласившая: «Товарищи, соблюдайте правила пользования лифтом. Ответственный – тов. А.А.Безбородов, старший техник».

Сами правила были уже давно сорваны неизвестными, а телефон товарища Безбородова остался. Я как-то раз, исключительно смеха ради, взял да и позвонил по этому телефону. К моему великому удивлению, к телефону подошла девушка, приходившаяся этому самому Безбородову родственницей. Она-то и сообщила мне, что её прадедушка Александр Александрович, которого она сама знала только по фотографиям, вот уже лет тридцать как покойник. Неужели? А всё ответственным значится! Как это там в одной известной песне поётся? Достучаться до небес?

Так вот, наш лифт-долгожитель, подобно издевательскому вертикальному маятнику, продолжал своё бессмысленное катание туда-сюда. Ну, коль скоро плодами человеческого прогресса я на сей раз воспользоваться не могу, то хотя бы священное право наораться вволю в собственном подъезде у меня никто отобрать не сможет.

- Эй, товарищ уборщица! Ничего, что людям на работу надо, а?! – крикнул я, ещё раз долбанув ногой по лифту.

Как и ожидалось, ответа не последовало.

- Овца! - уже тише выкрикнул я, и побежал вниз по лестнице, с переменным успехом пытаясь зажечь сигарету.

И вообще, эта уборщица – тётка на редкость дрянная и противная. Как не пройду мимо неё, вечно она бормочет себе под нос: «Понатопчут тут, понимаешь ли, своими копытами грязными! А я потом драить за ними, окаянными, должна!». С жильцами нашего дома она никогда не здоровается. Принципиально.

Вылетев из парадного, я нос к носу столкнулся с долговязым юношей с метлой, который не преминул стрельнуть в меня оценивающим и весьма недружелюбным взглядом.

Нашего дворника зовут Бобожан. Два года назад он перебрался в наш дом из какой-то тёплой среднеазиатской страны. Я хорошо помню, что когда Бобажан только приехал, он испуганно шарахался от местных, всё время смотрел в асфальт и вообще очень старался превратиться в невидимку. За прошедшее время Бобажан отъелся, скурвился и заматерел. Теперь он смотрит нагло, подметает медленно, и всё больше отдыхает. А недавно подошел ко мне и говорит: «Дай мобильник!». Вот прямо так запросто, будто бы попросил выручить зажигалкой. Не дай позвонить, а именно дай. После того, как Бобожан был послан к шайтану, он усмехнулся и отошёл в сторону. Дело было в воскресенье, когда у эмигрантов единственный выходной. С целью проведения досуга они часто сбиваются в многочисленные стаи, чем весьма смущают пугливых обитателей Мазутки. А по вечерам они вытаскивают во двор свои не по-нашенски огромные семьи и просто сидят на лавочках, без  умолку тарахтят на своём непонятном тюркском языке, пьют пиво и обмениваются последними новостями.

Эмигранты рано встают, и в десять часов вечера их сменяют наши местные наркоманы и алкаши, начинающие свои громкие полночные посиделки, которые обычно заканчиваются тем, что кто-то из особо нервных жильцов вызывает ментов, а это последняя вещь, которую они не то чтобы до смерти боятся, но всё же немного опасаются.

И куда только подевались наши родные дяди Вани с начищенными дворницкими нагрудными бляхами? Вымерли как класс? Или как динозавры во время Ледникового периода?

Господа, я совершенно не удивлюсь, если в один прекрасный день я приду в московский Палеонтологический музей и где-то между скелетами «Tarbosaurus baatar» и «Diplodocus carnegii» установят небольшую стеклянную витрину, за которой будет стоять чучело этого старорежимного, реликтового дворника, набитое сухой соломой.

На нём непременно будут красоваться огромные валенки, грязный белый передник и засаленная шапка-ушанка. А ещё у него красное морщинистое лицо, белоснежная окладистая борода и большой нос картошкой. В одной руке дядя Ваня держит двухметровую метлу, а другой рукой крепко сжимает лопату. На начищенной до блеска бляхе значится: «Алексеевский район города Москвы».

Я сел в машину, закрыл глаза и, попробовал представить себе, как оно было сто лет назад:

Так-так: вот наш дом, а вот наш двор (его, конечно же, в то время ещё не было, ну да ладно!). Всё на месте, только куда-то исчезли машины, асфальт, наркоманы и Бобожаны. А вот и он, дядя Ваня, героический дворник, который все дни напролёт исправно полирует наш чудесный образцово-показательный двор, самозабвенно гоняет бродячих собак, галантно помогает почтенным мамашам с колясками спускаться с неудобных подъездных ступенек без пандуса. Дядя Ваня дарит малышам леденцы и конфеты, катает их на спине и постоянно курит самокрутки, набитые собственноручно выращенным табачком-самосадом. Жильцы обожают дядю Ваню до чрезвычайности.

А теперь из своего подъезда выхожу я, пока что полноправный хозяин этой земли, такой нарядный в своём новеньком парадном сюртуке с асессорскими золотыми петлицами, а вместо недружелюбного Бобожана стоит приветливый дядя Ваня и чернодымно пыхтит своей привычной папироскою. Дядя Ваня улыбается и прикладывает два пальца к своему седеющему виску, полушутливо отдавая мне честь:

- Здравия желаю, Ваше высокоблагородие!

- Здравствуй-здравствуй, Иван! Как здоровье?

- C Божьей помощью. Не жалуюсь, - отвечает Иван и зевает, по традиции крестя рот.

- А как супруга твоя, Матрёна Филипповна?

- Неустанно молится о Вашем здравии и благополучии.

- Желаю и ей не хворать.

Я достаю из кармана блестящий серебряный гривенник[2] и протягиваю его Ивану.

- Выпей за меня Иван Филимонович, большой христианский праздник сегодня!

Дядя Ваня низко кланяется и довольно прячет гривенник за щёку.

- Благодарствую, барин!

- Ты это, братец, оставь! Никакой я тебе не барин.

- Барин не барин, а всё равно благодарствую!

Мимо с грохотом проносится четырёхколесная бричка. Иван залихватски свистит и машет руками, делая знак бричке остановиться. Извозчик сильно натягивает вожжи, и пара гнедых жеребцов резко останавливается, шумно втягивая морозный воздух через разгоряченные от продолжительного бега ноздри.

Дядя Ваня помогает мне забраться на пассажирское место и аккуратно закрывает за мной дверцу. Я кричу извозчику: «Пшёл!», и мы трогаемся в путь.

Иногда я забредаю к дяде Ване в его скромный дворницкий подвальчик, и мы шумно пьём «горькую» за процветание Отечества и за мир во всём мире.

Хороший человек – дядя Ваня!

А теперь злые люди поместили его чучело в доисторическую экспозицию, и оно грустно взирает на меня своими глазками-бусинками через прозрачное стекло витрины. Мой взгляд падает на табличку перед стеклом, и я вслух читаю надпись на ней срывающимся от горя голосом:

 

Ivan. Dvornicus Аrchetypus. Москва, 1912 год.

 

Я бухаюсь перед витриной на колени, содрогаясь от отчаянных мощных рыданий.

- Дядя Ваня! На кого ты нас покинул?! Родимый ты наш!

Я трагически протягиваю к нему руки, пытаясь прикоснуться к его стоптанным валенкам через холодное витринное стекло. А оторопевший музейный надзиратель, маленькая сухонькая старушенция, вдруг возьмёт и завопит на весь зал:

- Молодой человек! Музейные экспонаты трогать нельзя! Немедленно уберите от товарища дворника Ваши дрожащие трясущиеся лапы!

Но мои рыдания быстро перерастают в истерику, и теперь я делаю попытку обнять дорогое моему сердцу стекло обеими руками. Срабатывает сигнализация. Бабулька в срочном порядке кидается к стационарному телефону, намереваясь вызвать подмогу.

- Это Сидюкова! У нас нештатная ситуация! Тут ещё один идиот перед дворником на коленки встал и истерику закатывает!

Через минуту в зал врываются крепкие ребята в форме, хватают меня за руки, а затем уверенно волокут меня по паркетному полу к выходу, подальше от бедного дяди Вани.

Когда моё отбивающееся тело выносили из зала, я готов был поклясться, что видел, как по неживой морщинистой щеке дяди Вани скатилась блестящая, серебристая слеза, как тот гривенник, который я ему подарил.

Я открыл глаза, и видение исчезло. Бобожан никуда не делся, только теперь рядом с ним появился ещё один дворник-азиат. Господи, их уже двое! Не иначе, они делением размножаются. Или почкованием? Чёрт, надо было в своё время внимательней слушать нашу тумбочку-биологичку. А я-то, дурак, вместо этого школьный учебник разрисовывал.

Да, сильно за последние пятнадцать-двадцать лет размылось понятие «москвич». Теперь этот просто тот, кто постоянно проживает в Москве. При этом для получения сего «почётного» звания совершенно необязательно в этой Москве родиться. Достаточно купить здесь в кредит какую-нибудь завалящуюся двадцатиметровую халупку в осыпающейся от времени «хрущёбе». Хотя если ты человек хотя бы мало-мальски обеспеченный, то постарайся скопить на двухкомнатную хату. Если ты микроолигарх, тогда есть всё основания рассчитывать на «трёшку». Ну, а коли Вам посчастливилось состоять в списке самых богатых людей по версии журнала «Forbes», смело требуйте себе от четырёх комнат и выше. Чем больше площади, тем выше статус владельца.

И всё (фанфары!): с этого дня ты житель одного из самых дорогих и самых бестолковых мегаполисов мира и можешь стильно посылать всё оставшееся население России туда, где подавляющая часть этого несчастного населения живёт. То есть в жопу. Ну, что? Послал? Далеко послал? А факи всем показал? Отлично! Теперь тебе доступна новая глава твоего бренного существования под названием: «Житие в Москве».

Кстати, есть ещё один верный способ разделить людей по сортам, как какую-нибудь колбасу в магазине, но для этого надо знать, какой машиной владеет отдельно взятый московский индивид.

Если ты персона высшего сорта, то у тебя точно должен быть клёвый суперкар, типа утончённого «Bentley», гоночного «Mazerratti» или космического «Ferrari». На худой конец, ты должен вращать баранку солидного, похожего на гаванскую сигару «Rolls Royce» или сидеть за штурвалом неповоротливого танкообразного «Hummer». А ещё лучше, чтобы у тебя в автопарке было всё из перечисленного. Это бонус.

Если ты претендуешь на первый сорт, тогда ты просто обязан кататься на пузатом «Porshe», окладистом «BMW» или аккуратном «Lexus». Но есть одно условие: это непременно должны быть самые дорогие модели в линейке и в самой топовой комплектации. И не дай Бог, чтобы машина оказалась секонд-хендом. Тогда ты лох, и можешь рассчитывать только на второй сорт.

«Второчки» предпочитают средний класс машин «Toyota», «Volkswagen», «Mercedes», «Mitsubishi» и т.д. Тем не менее, покупатели этого порядка, как и граждане сортами повыше, предпочитают новьё. Подержанные автомобили – не их конёк.

Зато их с удовольствием приобретает третьесортный сегмент московского населения, не брезгующий даже такой откровенной дрянью, как машины отечественного производства. И да простят меня за крамольные слова товарищи ура-патриоты. Однако даже третий сорт москвичей покупает отечественные «вёдра с гайками» в салоне, с тем, чтобы откататься на них год-два и передать это достойное всехристианнейшего сострадания металлическое корыто представителям четвёртого сорта.

Последний страт автолюбителей активно «бомбит» на этих машинах по широким просторам матушки-Москвы и ближайшего Подмосковья. В общем, если Вы владелец машины, которая старше Вас или приходится Вам ровесницей, то будьте любезны – пожалуйте в этот многочисленный и разношёрстный клуб автолюбителей-неудачников города Москвы.

Ну, а если у Вас никакой машины нет, и не предвидится, а Вас, тем не менее, угораздило попасть в Столицу, тогда Вы можете смело выйти на Красную площадь и крикнуть: «Мама, роди меня обратно!». Ибо московские пешеходы вообще к каким-либо сортам и классам не относятся. Это каста неприкасаемых, мясо о двух ногах, снующее по дорогам.

Я завёл свою тарахтелку, недовольно заскрипевшую от залитого намедни не совсем качественного бензина c присадками. Выпарковываясь из узкого зазора между паркетником «BMW» и замшелой дореволюционной «Волгой» с проржавевшими арками колёс, я испытал чувство почти мещанского злорадства, когда случайно задел «бэхинский» задний бампер Навороченная иномарка  пискнула,  но  орать

на всю ивановскую буржуйская сигнализация не стала. Пришлось подождать, не выйдет ли владелица сего девайса – студентка-первокурсница одного из многочисленных гуманитарных факультетов Московского государственного университета, но чуда не произошло.

«Отлёживается после ночных похождений вместе с такими же, как она безмозглыми дочками и сыночками новоиспеченных российских буржуинов!», - озлобленно подумал я.

Вот они, мать их, граждане первого сорта, а никак не второго и не третьего! Но не переживай, роднуля, папочка (или папик) обязательно раскошелится и на новый бамперок, и на новые цацки! Это ведь большой грех - брать денег с почти неимущего государственного служащего, который к тому же очень спешит на работу, и у которого совсем нет времени ждать, когда на «разбор полётов» приедут неторопливые товарищи гайцы.

Кроме того, мой собственный опыт общения со страховыми компаниями показал, что «бабки» они берут с удовольствием, а вот получить их обратно можно только с помощью суда.

Как-то раз один подслеповатый предмаразменный дед на старом «Opel» въехал мне в зад на светофоре, порядочно раскурочив бампер моей несчастной тачанки. Его паскудная страховая долго выискивала к чему же всё-таки придраться, и, наконец, их сотрудник обнаружил в другом месте моего бампера маленькую, едва заметную потёртость – следствие неудачной парковки.

- У Вас что же, - деловито проквакал он. - Эта царапина ещё до аварии была?

- Ну, была. И что с того?

- А ничего! Наш-то клиент здесь не причём!

- Так Ваш клиент мне весь бампер по центру разватрушил!