О сущности серьезной музыки

В чем ее цель, функция, каковы ее генеральная тема, устроение, свойства?

Богослужебное пение вводит в Царство Небесное, светская музыка пытается рассказать о его красотах. Сродство и различие главных целей церковного и светского искусства (обожение — и призывание) продолжается в следствиях.

Богослужебное пение есть молитва. Покаянием и смирением она уничтожает преграду отдаленности, вставшую через грехопадение между человеком и Богом. Оттаивает сердце в общении с Богом — и стена отчужденности тает; молящийся, обнаруживая себя в новой реальности, в свете богообщения, умиляется, радуется, благодарит, славословит. Исчезновение преграды таинственно просто: "потщись войти во внутреннюю свою клеть, и узришь там клеть небесную". Сокровенность богообщения теперь ограждена от внешнего (возглас "Двери, двери!"). В мире и смирении, "как в надежной ограде умственного рая, произрастают разнообразные деревья истинной добродетели, а посредине возвышаются священные чертоги любви. В преддверии же их цветет неизглаголанная и неотъемлемая радость, предначинание будущего века. Под ее светлой тенью проторгается приятнейший некоторый источник, напояющий землю кротких на земле (испытавший знает, о чем я говорю)".²³

Светская музыка онтологически не уничтожает преграды отчужденности — из нее она делает экран сознания, на который проецирует возвышенные и прекрасные образы, в том числе образы молитвы и молитвенности. Вместо рая души, стяжаемого трудом и удостоверяемого Богом, здесь образ рая, дивная греза.

Ясно: место этому — не в храме. Храм обличает мечту (мечтанья в храме — грех, ибо отводят от цели соборного служения Богу, отчего пение и именуется богослужебным). Выталкиваемая храмом, обличаемая в нем совестью, светская музыка упокоевает себя в специальных отделенных от Церкви залах-мечталищах. Вначале — в молитвенных домах-ораториумах, в аристократических гостиных, далее — в специально воздвизаемых "храмах искусства": концертных и оперно-театральных залах. Но там продолжает тосковать о близости Небу. Тоска о первообразной Божией красоте рождает характерный щемящий эффект: душа чувствует недостижимость Бога на путях светского искусства и плачет тем больше, чем прекраснее музыка. "Созерцание идеальной красоты всегда рождает боль" (Сомерсет Моэм, Рассказ "Рыжий"). — В церкви же в ответ на жажду Бога проливается церковное умиление — океан любви Божией! Оттого вместо щемящей тоски в ней — живое плиромное единство искания и обретения, упования и удостоверения.

Светская музыка, хотя и размышляет о божественном в образах, как бы в третьем лице, все же не оставляет молитвенной настроенности, ею пропитывает прочие образы. Легко убедиться в этом, сравнив ее с эстрадной музыкой, сущность которой — в отталкивании молитвы, в отторжении духовного, в утверждении скотски-бездуховного состояния души как мнимой нормы. Традиция молитвы и молитвенности поддерживала и поддерживает высоту серьезной светской музыки. Молитвенность серьезной музыки есть центральное ее жанровое начало: как без того выразились бы в ней ее возвышенные смыслы, составляющие ее сущность?!

Серьезная музыка, храня в себе память рая, не позволяет человеку оскотиниться. "Кто музыки не носит сам в себе, кто холоден к гармонии прелестной, — тот может быть изменником, лгуном, грабителем, его души движения темны, как ночь, и, как Эреб, черна его душа" (Шекспир). Инстинктивно прочитывая эту тайную философию души, это светлящее и умягчающее действие светской музыки, родители и по сей день отдают детей учиться музыке, меценаты всех веков и государство поддерживали ее.

Содержание светского искусства — отнюдь не эмоции, как скудно думал XX век! Главное в нем — мировоззренческие начала жизни, мотивационные глубины и стратегии жизни, сокровенные цели, идеальное желаемое состояние души в устремленности к Богу.

Тинкторис описанные им 20 функций музыки возглавил основной: Бога услаждать (только нуждается ли Бог в земных напевах?! — Православные говорят об угождении Богу, а Ему угодна богоподобная чистота смирения; более всего мы угождаем Ему в молитвенном труде любви).

Господь же, любящий и тех, кто Его не любит по неведению и немощи, — ради любви к заблудившимся, пропавшим и погибшим овцам, к овцам "не сего двора" (Ин. 10:16), не вошедшим в ограду Церкви, к маловерным и нерешительным членам Церкви — насыщает шедевры светского искусства призывающей благодатью, усовершает слух и быстро возводит к гениальности тех исполнителей и композиторов (равно как поэтов и художников), которые служат этой главной задаче светского искусства: призыванию к красоте Божией. Суть светского искусства — приуготовительная проповедь красоты Божией на паперти. Преодолев конфессиональные барьеры, проникло оно в души людей всего мира.

Главной темой, сверхтемой всей серьезной музыки является божественная красота и преображенный христианством человек — как и в богослужебном искусстве. Но там это не "тема", а реальность. Тема, по обычному словоупотреблению, — предмет разговора: то, о чем рассуждают или беседуют. Предлог "о" в предложном падеже (раньше он назывался "сказательным") — подобен экрану: он выражает дистанцию между тем, о чем говорится, и что имеют в себе. Говорят — о чем-то, информируют о чем-то, а любить о чем-то нельзя. Богослужебное же пение осуществляет себя в молитвенно-звательном падеже, вверяющем себя любимому и любящему Богу.

Соответственно меняется семиотика (устроение языка): художественный образ выстраивает себя через принципы изображения и выражения, получившие отражение в аутентичных терминах (stile rappresentativo — и stile concitato: стиль представительный и взволнованный).