Грусть, скорбь и уныние

Из толкового словаря живого Великорусского языка Владимира Даля:

Грусть

• скорбь,горесть, печаль, тоска, томление, сокрушение, соболезнование; безотрадно; маяться душой.

  Загрустилъбыло, да погрустивь, перегрустил иутешился.Догрустиласъ до чахотки.

 

Грусть (2, 3) - чувство, сопровождающее невозмож­ность в данный момент переживать нечто важное в жизни:давно не звонил близкий друг, с мужем нет близости, ребенок обидел, нет внуков и т.п. Когда мы находимвремя и решаем допустить это отсутствие ценного до своего сознания и души, мы горюем, жа­леем, что чего-то нет или ушло. Мы можем при этом плакать или рыдать. Это приносит облегчение и воз­вращает тепло к сердцу, т.к. оплаканная ценность (3) - это признание потребности, нужды в ней, это ча­стичное принятие ответственности за ее отсутствие в жизни и первый шаг для изменения ситуации. Часто клиенты приносят грусть на терапию очень рационально, не допуская ее до своей души. Они находят­ся в защите: «ведь надо как-то жить», «это не самое главное в жизни», а кроме того можно себя остано­вить разнообразными правилами (2): «плакать - глу­по, стыдно, неприлично, слезами горю не поможешь». С психотерапевтической точки зрения, помочь горю можно именно слезами, как первый шаг встречи с со­бой. «Слезы омывают раны души» (3), а грусть дает возможность сохранить жизнь даже в отсутствие ра­дости, не отчаяться.

 

Из толкового словаря живого Великорусского языка Владимира Даля:

Скорбить

• тосковать, печалиться, тужить, сильно жалеть, болеть по чемъ, ныть сердцемъ, кручиниться, сокрушаться,

• болеть, хилеть, хворать, немочь, недомогать.
Скорбкость - хрупкость, ломкость.

Старикъ сиделъ молча, мутный и скорбный. От скорби душевной скорбь телесная припадаетъ. Скорб­ный духомъ_у сердцемъ. Сутра до ночи на работе, при­дешь домой в скорботе. Сердце скорбнетъ и сохнетъ.

В русском языке это слово чаще употребляется, когда потеря невосполнима: смерть, неизлечимая бо­лезнь, безнадежная утрата чего-то важного.

 

Работа скорби при утрате (2, 3):

• присутствуем с клиентом, говорим и сожалеем об утрате, сопереживаем, тем самым помогаем ему допустить себядо жизни, часто выйти из защиты: шока, Деперсонализации (обесчувствования), рационализации или,наоборот, слишком сильного наплыва эмоций,

• внимательно относимся, останавливаемся на всех чувствах,которые могут возникать в беседе: часто это вина, обиды, злость, потеря надежды или смысла,

• выстраивание отношения к жизни после утраты, к томуновому,что она несет: отношения, распорядок, уклад; взращивание надежды, что жизнь может быть ценнапосле потери самых дорогих людей или здоровья.

 

Из толкового словаря живого Великорусского языка

Унывать - грустить безнадежно, падать духом, ро­беть оттаиваться, терять всякую бодрость и надежду, не находитьни в чем утешения.

Кичливый в счастии, в бедствиях унываешь. В засуху вся природа  унываеть.

 

Это депрессивный компонент требует исследования: как выстроена жизнь, из чего состоят дни, как давно это началось, что радовало раньше, какая в родитель­ской семье была культура отношения к желаниям, ра­дости и удовольствиям. Здесь требуются определенные знания клиники депрессии и стратегий работы. Одна из задач терапевта - сохранять надежду на изменение настроения, на то, что в жизни будут и более светлые полосы, помочь не отчаяться, быть рядом.

 

Пример из практики

Первая встреча, мужчина 35 лет

 

К: Мне очень сложно говорить (сдерживает слезы)…Я не знаю, как дальше жить. Я боюсь, что не выдержу (плачет). Я один совсем, ничего не радует. Ничего не могу, даже работу найти. Боюсь по телефону позвонить, боюсь, что откажут. Утром не хочу вставать, не хочу в окно смотреть. Раньше я ждал солнца, а теперь мне кажется, что солнца вообще нет, на душе пусто. Как будто все выкачали. У меня никого нет, я живу в чужом городе. Я уже год как не могу работать. Все это чушь какая-то, я наверное непонятно говорю…(пытается сдерживаться, но плачет)…

Т: Я тебя слышу и, как мне кажется, понимаю. Не думаю, что это чушь. Тебе сейчас тяжело и трудно живется. У тебя много боли, возможно, отчаяния, а тебе даже не с кем поговорить.

К: (плачет)Это так стыдно, что я говорю, что плачу, хочу под землю провалиться…

Т: Ты стыдишься себя, а я не вижу здесь ничего стыдного. В твоей жизни сейчас кризис одному его преодолевать очень тяжело. Ты пришел ко мне – я специалист по кризисным состояниям. Я очень рада, что ты со мной делишься.

К: Мне кажется, ты меня поймешь.

Т: Я постараюсь, мне бы очень хотелось. Если вдруг тебе покажется, что я не понимаю чего-либо – ты мне скажи об этом.

К: Я не уверен, что скажу. Мне почему-то стыдно и очень трудно.

Т: Мы не будем здесь ничего такого делать, что тебе будет не по силам. Сможешь - скажешь, я буду спрашивать иногда, хорошо?

К: Хорошо... Я не понимаю, что со мной. Мне ужасно тяжело, даже иногда думаю - зачем такая жизнь... что лучше умереть, чем не испытывать больше радости. Это ужасные мысли…

Т: Когда человеку очень тяжело, плохо, когда он близок к отчаянию, такие мысли естественны. Я думаю, в твоем кризисе есть депрессивный компонент. Ты слышал о депрессии? Это такое душевное заболевание, когда   человек угнетен своими мыслями, подавлен, уходит   в себя и одновременно отдаляется от людей, капсулируется, радости нет, не может работать, не может общаться.

К: Mнe легче становится. Значит, ты веришь, что мне действительно тяжело, что я не ленивый?

Т: Да, я тебе верю. Знаешь, я думаю, если мы вдвоем, возьмемся, мы сможем тебе помочь, но для этого нужно время- минимум год. Ты походишь ко мне?

 К: Я так и планировал.

Т: Какую ты ставишь цель перед нами?

К: Я хочу, чтобы радость была, хотя бы иногда. Чтобы эти ужасные состояния, когда я теряю надежду, ушли. Я хочу работу найти.

Т: Я верю, что мы к этому придем, что ты справишься. Ты тако радости грустишь - твое теперешнее состояние раскрыло тебе ее ценность. Тяжело жить без нее, но ее еще некоторое время может не быть.

К: Я понимаю.

Т: Может, ты мне расскажешь, что сейчас большие всего тебя угнетает, и какими мыслями ты себя расстраиваешь?...

Элизабет Гилберт «Есть, молиться, любить»:

«...Холодный ноябрь, три часа ночи. Муж спит в нашей кровати. А я прячусь в ванной, пожалуй, уже сорок седьмую ночь подряд и, как и все предыдущие ночи, плачу. Плачу так горько, что наплакала уже лужу слез, которая разлилась передо мной на кафельной плитке резервуаром душевных радиоактивных отхо­дов, — тут и стыд, и страх, и растерянность, и печаль.

Не хочу больше быть замужем.

Мне очень не хотелось верить в это, но правда засела глубоко внутри и не давала мне покоя.

Не хочу больше быть замужем. Не хочу жить в этом доме. Не хочу иметь детей.

Но как это — не хочу детей?! Я же должна их хотеть! Мне тридцать один год. Мы с мужем вместе восемь лет, женаты шесть, и вся наша жизнь построена на уверенности, что после тридцати — самое время осте­пениться — я наконец успокоюсь и рожу ребеночка. Нам обоим казалось, что к тому времени я устану от постоянных разъездов и с радостью поселюсь в боль­шом доме, полном хлопот, детишек и сшитых соб­ственноручно лоскутных одеял. На заднем дворе будет сад, а на плите — уютно побулькивающая кастрюлька с домашним рагу. (Кстати, это весьма точное описа­ние моей матери, что еще раз доказывает, как трудно было мне отделить себя от этой властной женщины, в чьем доме я выросла.) Но мне все это было не нужно. Я осознала это с ужасом. Мне исполнилось двадцать восемь, двадцать девять, и вот уже неизбежная цифра тридцать замаячила на горизонте, как смертный при­говор. Тогда я и поняла, что не хочу заводить ребенка. Я все ждала, когда это желание появится, а оно все не приходило ине приходило. А ведь мне прекрасно известно, что значит желать чего-то. И ничего подобного я не чувствовала. Мало того, мне все время вспоминалось, что сказала сестра, когда кормила грудью своего первенца: «Родить ребенка — это как сделать неколку на лбу. Чтобы решиться на такое, надо точно знать, что тебе этого хочется».

Но разве можно теперь дать задний ход? Ведь у нас все идет плану. Ребенок запланирован на этот год. По правде говоря, мы уже несколько месяцев упорно пытаемся зачать. Но ничего не происходит (разве что – в порядке издевательской насмешки над беременными? – у меня началась психосоматическая утренняя тошнота: каждое утро дарю туалету свой завтрак). А каждый месяц, когда приходят месячные, я украдкой шепчу в ванной: «Спасибо, Господи, спасибо, спасибо за то, что еще хотя бы месяц у меня будет моя жизнь…»

Я пыталась убедить себя в том, что со мной все в порядке. Все женщины наверняка чувствуют то же самое, когда пытаютсятся забеременеть. (Это чувство я характеризовала как «противоречивое», хотя вернее было бы сказать «чувство всепоглощающего ужаса и паники».) Так я и уговаривала себя, что со мной все нормально, хотя все свидетельствовало об обратном. Взять хотя бы одну знакомую, которую я встретила на прошлой неделе. Она только что узнала, что беременна, — после двух лет лечения от бесплодия, которое обошлось ей в круглеенькую сумму. Она была в экстазе. По ее словам, она всегда мечтала стать матерью. Годами тайком покупала одежду для новорожденных и прятала ее под кроватью, чтобы муж не нашел. Ее лицо так и лучилось от счастья, и я вдруг поняла, что это чувство мне знакомо. Именно так я чувствовала себя прошлой весной, в тот день, когда узнала, что журнал, где я ра­ботаю, посылает меня в Новую Зеландию с заданием написать статью о поисках гигантского кальмара. И я решила: «Когда мысль о ребенке вызовет у меня такой же восторг, как предвкушение встречи с гигантским кальмаром, тогда и заведу детей».

Не хочу больше быть замужем.

В дневные часы я отталкивала эту мысль, но по но­чам не могла думать ни о чем ином. Это была настоя­щая катастрофа...»