XII. Штурм Вены. Измена в Вене

 

Лондон, март 1852 г.

 

Когда, наконец, армия Виндишгреца, сконцентрировавшись, открыла наступление на Вену, оборона могла противопоставить ей лишь совершенно недостаточные силы. Из Национальной гвардии можно было послать в окопы лишь некотopyю часть. Правда, наскоро организовали, наконец, пролетарскую гвар­ дию, но так как слишком поздно приступили к использованию этого наиболее многочисленного, храброго и энергичного класса населения, то он недостаточно ознакомился с употребле­ нием оружия и с первыми начатками дисциплины и потому не мог оказать успешного сопротивления. Таким образом, акаде­ мический легион, составленный из 3—4 тысяч человек, до известной степени хорошо подготовленный и дисциплиниро­ ванный, с военной точки зрения был единственной войсковой частью, способной выполнять свою роль успешно. Но что значил он вместе с небольшой надежной частью Национальной гвардии и беспорядочной массой вооруженных пролетариев,— что значил он по сравнению с значительно более многочислен­ ными регулярными войсками Виндишгреца, не говоря уже о разбойничьих ордах Елачича, которые по всем своим жизнен­ ным навыкам были до чрезвычайности полезны, когда приходи­ лось брать дом за домом, переулок за переулком? И что кроме нескольких старых, негодных, плохо устанавливаемых и плохо наводимых пушек могли противопоставить повстанцы много­ численной и прекрасно оборудованной артиллерии, которой Виндишгрец дал такое бессовестное применение?

 

Чем ближе надвигалась опасность, тем более возрастало замешательство в Вене. Сейм до последнего момента не ре­ шался принять постановление о призыве на помощь венгер­ ской армии Перцеля, стоявшей в нескольких милях от города. Комитет общественной безопасности принимал взаимно проти­ воречащие постановления, потому что и в нем, как в воору­ женных народных массах, энергия то возрастала, то падала в зависимости от прилива и отлива противоречивых слухов.

 

70

Все соглашались лишь в одном пункте: в уважении к соб­ ственности; и это уважение проявляли в размерах, почти комических при данных обстоятельствах. Для окончательной выработки плана обороны сделано было очень мало. Бем, единственный среди них человек, который мог бы спасти Вену, если ее в то время вообще можно было спасти, почти никому не ведомый иностранец, славянин по происхождению, пода­ вленный всеобщим недоверием, отступился от этой задачи. Если бы он упорствовал, его могли бы растерзать, как из­ менника. Командир повстанцев Мессенгаузер,—больше писа­ тель-романист, чем даже младший офицер,—совершенно не годился для своей роли. И тем не менее народная партия по истечении восьми месяцев революционной борьбы не подгото­ вила и не воспитала ни одного сколько-нибудь способного военного вождя. При таких обстоятельствах начался бой. Венцы—если принять во внимание их совершенно недостаточ­ ные средства обороны и полное отсутствие военной подготовки

 

и организации—оказали геройское сопротивление. Во многих пунктах приказ, данный Бемом в качестве командующего: «за­ щищать позиции до последнего человека», был выполнен бук­ вально. Но сила одолела. Императорская артиллерия сметала одну за другой баррикады на длинных и широких улицах, главных артериях пригородов; и уже к вечеру второго дня после начала борьбы хорваты овладели рядом домов против вала старого города. Слабая и беспорядочная атака венгерской армии окончилась полной неудачей. И во время перемирия,— когда некоторые части во внутреннем городе сдались, другие колебались и распространяли смятение, когда остатки академи­ ческого легиона готовили новые укрепления,—императорские войска вторглись в город и, пользуясь всеобщим смятением, взяли приступом старый город.

 

Ближайшие последствия этой победы: жестокости и казни по приговорам военных судов, неслыханные зверства и гнус­ ности, совершенные славянскими ордами, натравленными на Вену,—вое это слишком известно и потому не нуждается в подробном описании. Дальнейшие последствия,—совершенно новый оборот, который германские дела получили благодаря поражению Венской революции,—будут освещены ниже. Мы

остановимся еще лишь на двух пунктах,           стоящих в связи

с падением Вены. У населения этого города было два союзни­ ка—венгерский и германский народ. Что делали они в этот час испытаний?

 

71

Мы видели, что венцы со всем великодушием только что освобожденного народа восстали за дело, которое в последнем счете было и их делом, но прежде всего и больше всего делом мадьяр. Они предпочли сами принять первый и самый сильный натиск австрийских войск, чем позволить им вступить

 

в Венгрию. И в то время, как они с таким благородством напрягали все усилия, чтобы поддержать своих союзников, венгры, успешно борясь против Елачича, отогнали его к Вене и своей победой усилили войска, предназначенные для нападения на этот город. При таких обстоятельствах несомнен­ ным долгом Венгрии было без малейшего промедления и со всеми наличными силами оказать помощь,—не Венскому сейму, не Комитету общественной безопасности и не какой-либо дру­ гой официальной организации, а Венской революции. И если бы даже Венгрия забыла, что Вена дала первое сражение за Венгрию, то для своей собственной безопасности она не должна была забывать, что Вена была единственным аванпостом вен­ герской независимости и что после падения Вены уже ничто не могло бы задержать наступления императорских войск на Венгрию. Мы теперь очень хорошо знаем все, что венгры могли привести и приводили в оправдание своей бездеятельно­ сти во время осады и штурма Вены: неудовлетворительное состояние их собственных боевых сил, отказ сейма и всех остальных официальных организаций Вены призвать их на помощь, необходимость оставаться на почве конституции и избежать осложнений с немецкой центральной властью. Что касается неудовлетворительного состояния венгерской армии, то все же остается фактом, что в первые дни после взрыва революции в Вене и прибытия Елачича можно было бы обойтись и без регулярных войск, так как австрийские ли­ нейные войска далеко еще не были стянуты к Вене; с другой стороны, решительное и немедленное использование первых побед над Елачичем даже при наличности одного лишь ополче­ ния,которое сражалось при Штульвейсенбурге,было бывполне достаточно, чтобы установить связь с венцами и ото­ двинуть на шесть месяцев концентрацию австрийских войск. В войне, и особенно в революционной воине, быстрота дей­ ствий, пока не достигнут какой-нибудь решительный успех, является основным правилом; мы не колеблясь утверждаем это на основании чисто-военных соображений. Перцель не должен был останавливаться, пока не произошло его соедине­ ние с венцами. Конечно, с этим быта сопряжена известная

 

72

опасность, но кто и когда выигрывал какое-либо сражение, ничем не рискуя при этом? И разве венское население—четы­ реста тысяч душ—ничем не рисковало, навлекая на себя бое­ вые силы, предназначенные для покорения двенадцати мил­ лионов венгров? Стратегическая ошибка, заключавшаяся в том, что венгры ждали соединения австрийцев, а потом сделали при Швехате нерешительную демонстрацию, заслуженно окончив­ шуюся бесславным поражением,—эта стратегическая ошибка, несомненно, заключала в себе больше опасностей, чем смелое наступление на Вену против разнузданных банд Елачича.

 

Но, говорят, такое наступление венгров, не получившее предварительного одобрения со стороны какого-нибудь офи­ циального органа, было бы посягательством на германскую территорию, повлекло бы за собой осложнения с центральной властью во Франкфурте и, что самое важное, ознаменовало бы отречение венгров от легальной и конституционной поли­ тики, составлявшей их силу. Но ведь официальные органы

в Вене были сплошные нули! В самом деле, кто восстал за Венгрию? Рейхстаг или различные демократические комитеты? Не один ли только народ Вены взялся за оружие, чтобы тать первое сражение за независимость Венгрии? Дело шло не о поддержке того или иного официального органа Вены: все эти органы можно и должно было опрокинуть очень быстро

 

в ходе развития революции; нет, дело шло исключительно о подъеме самой революции, о непрерывном развитии народного движения, которое только и могло бы предохранить Венгрию от вторжения. Вопрос о том, какие формы могло бы принять революционное движение в будущем, касался только венцев,

 

а не мадьяр, пока Вена и Немецкая Австрия оставались в общем союзниками венгров против общего врага. Но спра­ шивается: в этом упорном настаивании венгерского правитель­ ства на известной легализации не следует ли видеть первый симптом той самой системы—прятаться за довольно сомни­ тельную законность,—которая, правда, не спасла Венгрии, но зато в позднейшее время производила такое благоприят­ ное впечатление на английскую буржуазную публику? ¹

 

¹ Намек на Кошута, вождя венгерской революции, который в

1851 г., во время своей агитации в Англии, стремился завоевать

симпатии и открыть денежный мешок буржуазной публики по­

стоянным подчеркиванием того, что именно революционное прави­

тельство Венгрии стояло на почве закона, а король покинул эту

почву. Ред.

 

4 Революция и контрреволюция

Совершенно несостоятельна, далее, ссылка на возможный конфликт с центральной властью Германии во Франкфурте. Франкфуртские властители фактически были свергнуты по­ бедой контрреволюции в Вене; но точно так же они были бы свергнуты и в том случае, если бы революция в Вене встретила необходимую поддержку для того, чтобы нанести поражение своим врагам. Наконец, важный аргумент: Вен­ грия не должна была покидать законной и конституционной почвы, конечно, мог очень нравиться британским фритреде­ рам ¹, но история никогда не признавала его достаточным. Представим себе, что 13 марта и 6 октября венцы стали бы придерживаться «законных и конституционных средств»; что вышло бы тогда из «законного и конституционного» дви­ жения и из всех славных боев, которые впервые обратили внимание цивилизованного мира на Венгрию? Та самая ле­ гальная и конституционная почва, на которой венгры, по их утверждению, неизменно стояли в 1848 и 1849 гг., была завоевана для них как раз в высшей степени незаконным и неконституционным восстанием венского населения 13 марта.

 

В нашу задачу не входит исследовать здесь историю Венгер­ ской революции, но нам представляется уместным отметить, что совершенно нецелесообразно применять лишь законные средства против такого врага, который презирает подобную

 

щепетильность, и, что не будь этого вечного притязании на легальность, за которую Гергей все время хватался и которую пускал в ход против правительства, были бы не­ возможны подчинение армии Гергея своему вождю и позор­ ная катастрофа при Вилагоше ². И когда в конце октября 1848 г. венгры, чтобы спасти, наконец, свою честь, перешли через Лейту, разве это не было незаконно в такой же мере, в какой было бы незаконно прямое и решительное нападение?

Известно, что мы не питаем никаких неприязненных чувств

к Венгрии. Мы были на ее стороне во время борьбы; мы, с полным правом, можем сказать, что наша газета, «Новая Рейнская Газета», более, чем всякая другая, содействовала тому, чтобы сделать венгерское дело популярным в Германии:

 

¹ Агитацию Кошута больше всего поддерживали морально и материально либеральные английские фритредеры (либеральные буржуа, сторонники отмены пошлин на хлеб) с Кобденом во главе.

Ред.

² В августе 1849 г. Гергей, не ставя никаких условий, сдался при Вилагоше Паскевичу, и его армия сложила оружие. Ред.

 

74

она выяснила характер борьбы между мадьярской и славянской расами и посвятила венгерской войне ряд статей, на долю которых выпала та честь, что их плагнировали почти во всякой позднейшей книге об этом предмете, не исключая и работ природных венгров и «очевидцев». Еще и теперь мы видим в Венгрии естественную и необходимую союзницу Гер­ мании при всяком будущем перевороте на континенте Европы. Но мы были достаточно строги по отношению к нашим соб­ ственным землякам и потому имеем право свободно высказать свое мнение и о наших соседях. Кроме того, мы здесь отмечаем факты с беспристрастием историка: следовательно, мы должны сказать, что в этом частном случае великодушная отвага венского населения была не только несравненно благороднее, но и много дальновиднее, чем робкая осмотрительность вен­ герского правительства. И, далее, нам, как немцам, да позво­ лено будет заявить, что мы на все блестящие победы и славные битвы венгерской кампании не променяли бы стихий­ ного, изолированного восстания и героического сопротивле­ ния наших соотечественников венцев: лишь они дали венграм время для того, чтобы организовать армию, которая могла совершить такие великие дела

 

Вторым союзником Вены был немецкий народ. Но он по­ всюду был вовлечен в ту же борьбу, как и венцы. Франкфурт, Баден, Кёльн только что потерпели поражение и были обезо­ ружены. В Берлине и Бреславле народ и войска стояли вра­ ждебно друг против друга, и со дня на день приходилось ожидать открытия военных действий. Таково же было поло­ жение и в каждом местном центре движения. Повсюду оста­ вались открытыми вопросы, которые могли быть разрешены только силой оружия. И здесь-то впервые со всей силой почувствовались пагубные последствия сохранения старой раз­ дробленности и децентрализации Германии. Различные вопросы в каждом государстве, в каждой провинции, в каждом городе по существу были одни и те же; но везде они выступали в различных формах, при различных условиях и в разных частях достигали различных ступеней зрелости. Таким-то об­ разом, хотя повсюду чувствовалось решающее значение со­ бытий в Вене, нигде не было возможности нанести серьезный

 

¹ Венгерская революционная армия весной 1849 г. в результате ряда побед очистила всю территорию Венгрии от австрийской армии, и австрийский император был принужден прибегнуть к давно уже предложенной ему помощи русского царя. Ред.

удар, с какой-либо надеждой помочь венцам, или сделать диверсию в их пользу. И никто не мог им помочь, кроме парламента и центральной власти во Франкфурте. К ним взывали со всех сторон; а что же те сделали?

 

Франкфуртский парламент и ублюдок, который явился на свет от преступной связи с старым Союзным сеймом, так называемая центральная власть, воспользовались венским дви­ жением, чтобы обнаружить свое собственное полное ничтоже­ ство. Это презренное собрание, как мы видели, уже давно пожертвовало своей девственностью, и, как ни юно оно было, все же оно начало седеть и приобретать опыт в искусстве болтливой и псевдодипломатической проституции. От всех иллюзий и грез о силе, о возрождении и единстве Германии, владевших собранием в его первые дни, не осталось ничего, кроме набора трескучих тевтонских фраз, повторявшихся при каждом случае, да твердого убеждения каждого отдельного депутата в своей собственной важности и в легковерии пуб­ лики. Первоначальная наивность улетучилась; представители германского народа стали людьми практичными, т. е. пришли

 

к убеждению, что их положение вершителей судеб Германии будет тем прочнее, чем меньше они делают и чем больше болтают. Это не значит, что они считали свои прения из­ лишними,—совсем наоборот. Но они открыли, что все дей­ ствительно крупные вопросы—запретная область для них и что будет лучше подальше держаться от этой области. И вот, подобно собранию византийских ученых империи времен упадка, они с важным видом и усердием, достойными той уча­ сти, которая в конце концов их постигла, обсуждали теоре­ тические догматы, давным давно уже решенные во всех ча­ стях цивилизованного мира, или же такие микроскопические практические вопросы, которые никогда не приводили к ка­ ким-либо практическим результатам. Так как собрание было, следовательно, своего рода ланкастерской школой в которой депутаты занимались взаимным обучением, и так как оно имело поэтому для них величайшее значение, то они были убеждены, что оно делает больше, чем был в праве ожидать от него не­ мецкий народ, и считали изменником отечества всякого, кто имел бесстыдство требовать от собрания, чтобы оно пришло

 

к какому-нибудь результату.

 

¹ Т. е. школой, в которой крупная роль отводится взаимному обучению и помощи учеников друг другу, из которых более успе­ вающие занимаются с менее успевающими. Ред.

 

76

Когда вспыхнуло веское восстание, была тьма запросов, прений, предложений и поправок к ним, которые, разумеется, ни к чему не привели. Центральная власть должна была вмешаться. Она и отправила в Вену двух комиссаров—быв­ шего либерала Велькера и Мосле. Похождения Дон-Кихота и Санчо-Пансы ¹ представляют собой настоящую одиссею — по сравнению с героическими подвигами и удивительными при­ ключениями этих двух странствующих рыцарей германского единства. В Вену они отправиться не решались, Виндишгрец накричал на них, в слабоумном императоре они возбудили изумление, а министр Стадион одурачил их самым бессовест­ ным образом. Их депеши и донесения, может быть единствен­ ная часть франкфуртских протоколов, которая займет свое место в немецкой литературе, это—превосходный сатириче­ ский роман и вечный памятник позора франкфуртского На­ ционального собрания и его правительства.

 

Левая часть Национального собрания тоже отправила в Вену двух комиссаров, Фребеля и Роберта Блюма, чтобы под­ держать там свой авторитет. Когда опасность надвинулась, Блюм совершенно правильно понял, что здесь произойдет сра­ жение, которое решит судьбу германской революции, и, не колеблясь, решил поставить на карту свою голову. Напротив, Фребель счел, что он обязан сберечь себя для важных обя­ занностей своего поста во Франкфурте. Блюм считался одним из красноречивейших ораторов Франкфуртского собрания; он, несомненно, пользовался наибольшей популярностью. Его красноречие не удовлетворило бы требования более опытного парламента; он слишком любил пустые декламации в духе немецкого проповедника-вольнодумца, и его доводам не хва­ таю ни философском остроты, ни знакомства с фактами дей­ ствительности. Как политик, он принадлежал к «умеренной демократии»—довольно неопределенному направлению, кото­ рое, однако, пользовалось большой популярностью именно

 

¹ Дон-Кuxom —фантазер-идеалист,борющийся с воображаемымиврагами и не видящий настоящего зла, главный герой сатириче­ ского романа испанского писателя Сервантеса (XVI века) под этим же заглавием. В лице Дон-Кихота Сервантес осмеивал средневе­ ковое рыцарство (дворянство). Санчо-Панса —оруженосец Дон-Ки­ хота. Ред.

 

² «Одиссея»—древне-греческая поэма, приписываемая Гомеру (VIII—VII вв. до нашей эры), один из лучших образцов героиче­ ского эпоса. Содержание ее—повествование о странствованиях и приключениях героя ее—Одиссея. Ред.

 

77

в силу недостатка определенности в своих принципах. При всем том Роберт Блюм был подлинный, хотя и несколько отшлифованный, плебей, и его плебейский инстинкт и плебей­ ская энергия в решительные моменты одерживали верх над неопределенностью и вытекавшей отсюда нерешительностью его политических убеждений и взглядов. В такие моменты он поднимался высоко над обычным уровнем своих способ­ ностей.

 

Так, в Вене он сразу понял, что судьба его страны ре­ шится здесь, а не в якобы красноречивых прениях во Франк­ фурте. Он тотчас принял решение, оставил всякую мысль об отступлении, взял на себя командование в революционной армии и держался с чрезвычайным хладнокровием и твердо­ стью. Именно он на значительное время отсрочил падение го­ рода и прикрыл одну его сторону от нападения, спалив Таборский мост через Дунай. Всем известно, что после взя­ тия штурмом Вены его арестовали, предали военному суду и расстреляли. Он умер как герой. А Франкфуртское собрание хотя и было поражено ужасом, все же приняло это кровное оскорбление с притворным спокойствием. Оно вынесло ре­ золюцию, которая по своей мягкости и дипломатической глад­ кости языка была скорее поруганием могилы убитого муче­ ника, чем проклятием по адресу Австрии. Но ведь и нельзя было ожидать, чтобы это презренное собрание выразило не­ годование по поводу убийства одного из его членов, в осо­ бенности, если это был один из вождей левой.

 

Напечатано в «Нью-Йоркской Трибуне» 9 апреля 1852 г.