К счастью для меня, возражений не последовало. И только Галина, начиная понимать, куда она попала, с жалостью посмотрела на меня, стараясь, чтобы я не заметила. Но я заметила

Я сознательно опускаю многие негативные моменты, дабы вовсе не удручать описание, но, поверьте, их было более, чем достаточно!

Как результат, уверенная в себе, беззаботная любимица родных и близких, - я, выглядела, даже визуально, не лучшим образом. Молчу уже о том, что я (натурально!) заикалась, наверное, на нервной почве. А у моего малыша был самый скромный гардероб, из того, что немного, что Ада отдавала со своего сына, (маленький Мстиславчик умудрялся изнашивать хорошие вещи быстрее, чем расти)

 Пытаясь не упасть в глазах Гали окончательно, я читала ей свои стихи, сказки, рассказы, все то, что украдкой умудрялась писать, спасаясь от реальности. Я водила Галю по своим любимым местам Одессы, комментируя то и се. Маленький Влад и ее беленький косоглазик Димочка были очень довольны: я играла с гостем, Галя с радостью нянчилась с Дюнечкой.

 Не думаю, что их визит продлился более недели. Но перед их отъездом Слава не «видевший их в упор», ако и его «мулечка», спросил у Галины:

 «А не забрала бы ты хоть на годик, другой, а еще лучше на совсем, этих проглотов?» Это мы то с сыном проглоты?! Я весила не более 45 кг, а Влад был совсем прозрачным худышкой. Подобное накапливалось по капле, пока 9-й вал возмущения не накрыл меня по полной. Тогда я устроила такой кипеш, который еще долго обсуждался на Греческой 7 и, наверное, мог получить название «Бунт года». К сожалению, сама я его не помню, так как в какой-то момент «отключилась», а пришла в себя среди груды осколков посуды в цепких кандалах рук своей подруги, удерживающей меня. Тогда я поняла, что сокрушила тягостную жизнь, где я была не я. Пора было вновь обретать себя настоящую.

 Галя купила мне билет на самолет.

 В Аэропорт Анцыбор приехал минут за десять до регистрации. Окинув взглядом мой пакет с одежонкой ребенка, (все купленное в Одессе, в том числе и свадебные подарки я оставила по увещеванию практичного супруга), он остался доволен и лишь сказал:

 «Я пойму, если ты не вернешься, только скажу за алименты: имей ввиду – подашь, получишь копейку, я найду возможность оставить вас (меня и сына!) с носом».

 Впервые за долгое время, я ответила не заикаясь: «А не пошел бы ты со своими копейками ….!»

 Какая-то солидная на вид женщина, стоящая поблизости от нас и, по-видимому все слышавшая, «продемонстрировала» мне Одессу на прощание:

 «Так ему, девонька, вжарь(!) судаку копченому на протухшем масле! Та он, вообще, наверное,откуда-то засланный вражина, так разговаривать с хорошенькой пацанкой!, - и повернувшись к Славе подвела итог, - засланец!»

 В самолете, глядя на удаляющуюся Одессу, я думала:

 «Кто-то назвал этот город слоеным пирогом, если это так, то мне досталась горелая корочка», впрочем и я не сахар, разумеется.  

 Город я все равно любила. А еще я была рада, что у меня есть сын. Его бледное личико украшали глаза, самые взрослые из детских, и стрелками компаса на них торчали самые длинные реснички в мире. И я хотела вырастить его в любви, а не в презрении. Вот только в Невинку я ехать не спешила – надо было оклематься. Галя настояла, чтобы я пожила у нее.

Их домашний уклад, сам дом и все вокруг показалось мне раем. И через месяц я была в норме, ну, или почти, в норме.  Слава в Невинку не звонил и не писал, так что там обо мне не волновались, думая, что я в Одессе.

Я ехала домой, зная, что Одесса навсегда останется моим городом, не смотря ни на что! Тогда я решила:

 «Буду рассчитывать на лучшее, даже не предполагая худшее. Да будет так, с прошлым! аминь».

( Убейте меня, сама не пойму, откуда взялось это «аминь». Но придуманная мною лично для себя самой установка звучала дословно именно так !)

  Напрямую одесская эпопея (точнее, - начальная ее часть) была завершена. Но косвенно (и это косвенное того стоило!) неотъемлемая часть Одессы – мой сын, был со мной, он БЫЛ! В нем сосредоточилось все:

* и моя детская мечта о волшебном, как Зурбаган, городе Одесса;

*и любовь к праздничному и пестрому, как цирковое представление, одесскому быту вообще;

*и разно уровневые «уроки», заданные мне за это время…

*и уверенность, что мой маленький одессит унаследует от города своего рождения все самое лучшее! А если и кровь полькой шляхты, (что есть, то есть!) в нужной, без перегиба, пропорции.

Одесса в его лице стала моей навсегда!

 

 

Приложение в продолжение…

«Одесская мозаика из детства Владислава в Невинномысске»

  Сценка «Я сам!»

  Бабушка Нина не так часто гуляла с малышом, почему-то, побаиваясь самого слова «бабушка», но в этот раз с Владом в песочнице, что располагалась прямо напротив нашего кухонного окна, возилась именно она. Я, выглянув из окна второго этажа, увидела экстра- картинку: Нина увлеченно читает какую-то свою книгу, а малыш ходит, держась за краешки песочницы. Каждый сам по себе. Дюнечке был один годик и пятнадцать дней, но самостоятельно он ходить еще не умел. 3-е августа 1973года! – мальчик посмотрел на бабушку и …сделал свой первый шаг! Она, не замечая События, читала. Сделав первый шаг, он не остановился, а пошел к подъезду нашего дома. Я выскочила со скоростью звука ему навстречу и застала его деловито поднимающегося на четвереньках по ступенькам лестницы.

 «Дюнечка, ты научился ходить! Я видела из окошка! Умничка!» - радостно завопила я.

Он встал, отряхнул коленки и сказал серьезно и гордо:

 «Я сам!»

В это время, бабушка, обнаружившая пропажу подопечного, впала в панику. Она носилась по двору и, теребя ребятишек чуть повзрослее Влада, умоляла:

 «Скажите, ну скажите, кто забрал нашего Владиславчика?!»


Понравилась статья? Добавь ее в закладку (CTRL+D) и не забудь поделиться с друзьями:  



double arrow
Сейчас читают про: