Отражение идей XIX в. в исторической схеме Карамзина

Отражение нового понимания истории исследователи пытались увидеть иногда в высказываниях Карамзина о феодализме, в его сопоставлении феодального и поместного строя. Но и в этих случайных упоминаниях не было даже того содержания, которое вложил в это сопостав­ление еще Болтин. Карамзин и здесь пошел не за Болтиным, предварявшим уже в известной мере научную мысль XIX в., а за Щербатовым. И если можно говорить в какой-то мере о со­поставлении исторического развития России и Западной Ев­ропы, то оно превращалось скорее в противопоставление, при­том такое же внешнее, как и вся историческая схема Карамзина.

Реальным отражением нового направления в общем строе карамзинской истории остается выделение специальных глав, посвященных «состоянию России» за каждый отдельный пе­риод ее истории. В этих главах читатель выходил за рамки чисто политической истории и знакомился с внутренним стро­ем, экономикой, культурой и бытом. С начала XIX в. выделе­ние таких глав становится обязательным в общих работах по истории России.

Карамзинская «История...», безусловно, сыграла свою роль в развитии русской историографии. Николай Михайлович не только подвел итог исторической работе XVIII столетия, но и донес ее до читателя.

Издание «Русской Правды» Ярослава Мудрого, «Поучения» Владимира Мономаха, наконец, открытие «Слова о полку Игореве» пробудили интерес к прошлому Отечества, стимулиро­вали развитие жанров исторической прозы. Увлеченные нацио­нальным колоритом и древностями, российские литераторы пишут исторические повести, «отрывки», публицистические статьи, посвященные русской старине. При этом история выступает в виде поучительных рассказов, преследующих воспи­тательные цели.

Взгляд на историю сквозь призму живописи, искусства — особенность исторического видения Карамзина. Он считал, что история России, богатая героическими образами, — бла­годатный материал для художника. Показать ее красочно, живописно — задача историка. В «Письмах русского путеше­ственника» Карамзин пишет: «Больно, но должно по справед­ливости сказать, что у нас до сего времени нет хорошей российской истории, т.е. писанной с философским умом, с критикой, с благородным красноречием. Говорят, что наша история менее других замечательна: не думаю; нужен только ум, вкус, талант. Можно выбрать, одушевить, раскрасить, и чи­татель удивится, как из Нестора, Никона и других могло выйти нечто привлекательное, сильное, достойное внимания не только русских, но и чужестранцев».

Современники Николая Михайловича сразу же обратили внимание на то, что в его «Истории...» наука идет рука об руку с искусством. Не случайно среди его почитателей было много художников. Примечательно, что на «Портрете А.И. Иванова» кисти Бугаевского-Благодарного рядом с фи­гурой художника, мастера исторической композиции, мы видим книгу Карамзина.

Что же значит в понимании Карамзина «выбрать, одуше­вить, раскрасить»? В 1802 г. в журнале «Вестник Европы» он опубликовал статью «О случаях и характерах в российской ис­тории, которые могут быть предметом художеств». Это был сво­его рода манифест о необходимости органического слияния ис­торической правдивости с образностью. Продолжая и развивая традицию, выраженную в патриотической работе М.В. Ломо­носова «Идеи для живописных картин по русской истории», Карамзин отстаивал идею внесословной ценности человека применительно к русской истории, взятой как материал искус­ства. Историк требовал отражения в искусстве и литературе национальных особенностей русского характера, подсказывал живописцам темы и образы, которые они могут почерпнуть из древней отечественной литературы. Советы Николая Михай­ловича охотно использовали не только художники, но и мно­гие писатели, поэты и драматурги. Особенно актуально его при­зывы прозвучали в период Отечественной войны 1812 г.

Поводом для статьи Карамзина явилось решение президен­та Академии художеств графа А. С. Строганова о том, чтобы слушатели Академии избирали темами своих работ сюжеты из отечественной истории для увековечения памяти и славы великих людей, «заслуживших благодарность Отечества». Следствием выступлений Строганова и Карамзина явилось то, что в 1803 г. начались работы над созданием известного па­мятника «Гражданину Минину и князю Пожарскому». Мо­дель его была завершена скульптором И.П. Мартосом в 1815 г., а торжественное открытие состоялось в 1818 г. в Москве на Красной площади.

В своей статье Карамзин не только призывает, но и поле­мизирует. Он спорит с теми, кто не видит нужды в эстетичес­ком освещении русской истории, а в деле воспитания патрио­тизма и национального самосознания полагается только на силу голого исторического факта. «А те холодные люди, — пи­сал он, — которые не верят сильному влиянию изящного на образование душ и смеются (как они говорят) над романти­ческим патриотизмом, достойны ли ответа?» Создайте нацио­нально-патриотическую тему в искусстве, утверждал ученый, и тогда не только русский, но и «чужестранец захотел бы чи­тать наши летописи...».

По мнению Карамзина, искусство только выявляет и заос­тряет эстетические возможности истории, но не создает их. «В наше время историкам уже не позволено быть романтика­ми и выдумывать древнее происхождение для городов, чтобы вызвать их славу». Это многозначительное заявление, сделан­ное Карамзиным в 1802 г., прямо перекликается с авторской установкой «история не роман, и мир не сад...», сформулиро­ванной в «Истории государства Российского».

«Таланту русскому всего ближе и любезнее прославлять русское, — заявляет Карамзин. — Должно приучить россиян к уважению собственного, должно показать, что оно может быть предметом вдохновения артиста и сильных действий ис­кусства на сердце. Не только историк и поэт, но и живописец, и ваятель бывают органами патриотизма».

В отличие от Ломоносова, Карамзин интересуется не столько героическими эпизодами Древней Руси, показываю­щими личное мужество отдельных исторических деятелей, сколько сюжетами, которые дают возможность раскрыть пси­хологические состояния персонажей, такими, например, как свадебный сговор Ольги с Игорем; прощание Ярослава Муд­рого с дочерью Анной, просватанной за французского короля, и т.п. По мнению историка, художник должен вдохновляться «чувственностью, ибо тень меланхолии» не может испортить «действия картины».

Призывы Карамзина были услышаны, и в середине 1830-х гг. издатель А. Прево решил воплотить его идеи и подарить рос­сиянам, прежде всего младшему поколению, «Живописного Карамзина». Можно сказать, что великий историк и худож­ник слова проделал всю подготовительную работу. За оконча­тельное воплощение замысла взялся Владимир Михайлович Строев, брат знаменитого археографа Павла Михайловича, переложивший карамзинский труд для детского чтения. Жур­налист, переводчик французских романов и занимательных путешествий, неутомимый популяризатор и просветитель, к тому же обладавший тонкой наблюдательностью и велико­лепным чувством юмора, В.М. Строев смог передать идеи, дух и даже слог карамзинского труда. Более того, ему удалось до­биться единства живописных и словесных образов.

В работу по созданию литографий с энтузиазмом включил­ся целый коллектив рисовальщиков и граверов. Составите­лем картин был Борис Артемьевич Чориков, сын таможенно­го досмотрщика, получивший образование в Императорской Академии художеств, куда принят был на казенный счет в 1819 г. Еще на студенческой скамье он обратил на себя вни­мание преподавателей рисунками с натуры, которые не раз оценивались серебряными медалями. Окончил Б.А. Чориков академию в 1829 г. В пушкинскую эпоху он был известен сво­ими жанровыми картинами и композициями, выполненными карандашом, сценами из русской истории. За свои работы Чориков был выдвинут Академией художеств на соискание зва­ния академика.

По рисункам Чорикова сцены «Истории...» Карамзина ожи­ли на литографиях, выполненных П. Ивановым, О. Андерсоном, К. Беггровым, И. Щедровским и П. Разумихиным. Сре­ди этих людей были и маститые академики, и начинающие художники, выходцы из аристократических родов, и дети кре­стьян. В составе авторского коллектива словно отразились внесословные и интернациональные взгляды Карамзина. Чо­риков — сын таможенного досмотрщика, Андерсон — выходец из семьи шведского крестьянина, Иванов — рисовальщик во­енной типографии, Беггров — академик, ученый-литограф при Главном штабе. Каждый из них заслуживает нескольких слов.

Олаус Андерсон был известен как рисовальщик, акваре­лист и литограф. Сын шведского крестьянина, он был удостоен за свои работы звания учителя рисования средних учеб­ных заведений, был участником академических выставок, сре­ди его работ — акварельные портреты Николая I и членов цар­ской семьи.

Петр Иванов — рисовальщик на камне и гравер — трудил­ся в привоенной типографии в Петербурге. Им запечатлены на литографиях памятники Петру І, М.И. Кутузову и Барклаю де Толлю, а также виды Петербурга, церквей и монастырей Москвы и Суздали.

Карл Петрович Беггров — академик перспективной живо­писи, ученый литограф при Главном штабе. Его лучшие ли­тографии — виды Санкт-Петербурга и его окрестностей.

Художник И. Щедровский был известен как автор альбо­ма литографии «Сцены из русского народного быта».

Петр Иванович Разумихин — автор большой литографии с картины К. Брюллова «Последний день Помпеи». Его рабо­та поражала современников точностью передачи оригинала.

Современному читателю могут показаться излишне наро­читыми иллюстрации, выполненные в традициях академичес­кой школы. Думается, что авторы, подобно самому Н.М. Ка­рамзину, стремились подчеркнуть классический характер русской истории, ее величие и монументальность, сопостави­мые с историей Древнего Рима или любой другой мировой державы. К тому же хронологический период «Живописного Карамзина», протяженностью почти в тысячелетие (с IX по XIX в.), слишком велик, чтобы учесть колорит «места и вре­мени» и национальные изобразительные традиции. Поэтому была выработана единообразная форма, которая могла быть применена к любому из сюжетов и одновременно связывала бы их между собой. К тому же определенные ограничения изобразительного языка обязывали рисовальщиков к макси­мальному отражению психологической глубины каждого об­раза. Большинство иллюстраций «Живописного Карамзина» выполнены в традициях академической школы. Для монумен­тальных образов карамзинской «Истории...» язык классициз­ма оказался наиболее подходящим. Батальные сцены, эпизо­ды примирения князей и избрания на царство, прием послов других государств, предсмертные минуты исторических геро­ев — все это исполнено торжественности и значимости. В то же время гравюрам недостает колорита «места и времени», национальных красок — того, что было в древнерусской ми­ниатюре, в росписи старинных храмов.

Сразу же после выхода в свет в 1836 г. «Живописный Карамзин» получил восторженную оценку на страницах по­пулярного журнала «Библиотека для чтения» и, конечно, у «русского юношества», которому книга и предназначалась. В журнале отмечалось: «Нас весьма радует успех этого краси­вого издания. Действительно, эти милые картинки, с краткими, но хорошими описаниями главных событий русской истории, увлекли в свою пользу мнение малолетней публики, которая их очень полюбила». С выходом этого издания поэты, худож­ники, драматурги, музыканты и актеры, по существу, обрели методическую разработку для художественного воплощения наиболее ярких страниц отечественной истории. На протяже­нии многих лет творческую интеллигенцию будут волновать и вдохновлять события и герои отечественного прошлого, ко­торые впервые были «открыты» Карамзиным.

Создатели «Живописного Карамзина» с честью выполни­ли завет Николая Михайловича: «Историку нельзя говорить за своих героев. Что остается ему... Порядок, ясность, сила и живопись». Сам издатель, Андрей Прево, называл «Живопис­ного Карамзина» «детским», т.е. приспособленным для юно­шеского восприятия. Идея подобной публикации возникла далеко не случайно. Она полностью соответствовала просве­тительскому настрою образованного русского общества сере­дины XIX столетия и, как ни странно, остается актуальной и в наши дни.

Дело в том, что в это время в России публиковалось до­вольно большое количество детской литературы, но в основ­ном переводной. Многие дамы высшего круга увлекались про­светительством, и в обществе считалось хорошим тоном заниматься переводами для юношества. Да и собственных, оте­чественных детских книг практически не было. Дети столич­ных аристократов, провинциальных дворян, помещиков и куп­цов-грамотеев читали немецкие сказки Гофмана, английские «Evening at Home» («Семейные вечера») или «Собрание полезных и приятных рассказов для юношества» Экипа и Барбольда, французские рассказы для детей Ламота Фукэ, Шамисо и др.

Справедливости ради надо сказать, что в периодической печати уже тогда раздавались голоса критиков о том, что ни издатели, ни переводчики «Библиотеки воспитания», «Дет­ских повестей» и прочей подобной литературы «решительно не понимают, что такое дитя, и притом дитя русское, с чем оно родится на свет, что в нем должно быть истреблено и что посеяно, к чему оно предназначено в сей жизни и где тот пря­мой верный путь, которым можно и должно вести его к той цели». Патриотически настроенные писатели С.Н. Глинка, М.Н. Загоскин, МЛ. Погодин и другие указывали на то, что пропаганда «западного язычества» или «индийской мифоло­гии» неприемлемы для России и рождают в детях «ложь, нелепость, несообразность и праздное суетное любопытство». Между тем история родного Отечества, герои русских народных сказок являются «предметами, достойными к познанию, вызывают добрую любознательность, самоуважение и лю­бовь... Хотите предохранить своих детей от нравственной заморской золотухи, английской, французской и немецкой болезней — не давайте им никаких переводов с заморского... если вы не желаете их видеть людьми заблудшими и боль­шей частью ничтожными машуриками и себялюбцами, — ни Богу, ни людям, ни себе угодными. Нет! Дайте им прямо Еван­гелие, дайте им Карамзина...»

Влияние «Истории государства Российского»

Выход в свет весной 1818 г. первых восьми томов карамзинской «Истории...» совершил переворот в сознании россиян. Уже во вто­рой половине XIX в. воспитанники всех учебных заведений были знакомы с этим трудом. Даже тогда, когда появились новые имена историков — СМ. Соловьева, Н.И. Костомарова, И.Е. Забелина, В.О. Ключевского, — труд Николая Михайловича оставался обязательным чтением в гимназиях и университетах. На Карамзине выросли и с благо­дарностью вспоминают о нем в своих произведениях писатели Л.Н. Толстой, И.А. Гончаров, СИ. Аксаков, А.А. Григорьев, Ф.М. Достоевский; публицисты-демократы Н.А. Добролюбов и Н.Г Чернышевский; великий сатирик М.Е. Салтыков-Щед­рин; мемуарист-географ П.П. Семенов-Тян-Шанский; истори­ки К.Н. Бестужев-Рюмин и СМ. Соловьев. Известный мыс­литель Н.Н. Страхов, близкий к Достоевскому и Толстому, писал: «Я воспитан на Карамзине... Мой ум и вкус развива­лись на его сочинениях. Ему обязан пробуждением своей души, первым и высоким умственным наслаждением». В свою очередь Ф.М. Достоевский, отвечая на вопрос о детском чте­нии, советовал «не обойти Карамзина», полагая, что «истори­ческие сочинения имеют огромное воспитательное значение. Берите и давайте лишь то, что производит прекрасные впе­чатления и родит высокие мысли».

Практически все издания прошлого столетия, рассчитанные на юношеское восприятие, включали отрывки или пересказы «Истории...» Карамзина. В популярных хрестоматиях сочине­ния Карамзина определялись как веха в истории российской словесности: «От Петра I до Карамзина», «От Карамзина до Пушкина». Отрывки из «Истории государства Российского» помещены в книге знаменитого педагога К.Д. Ушинского «Дет­ский мир и Хрестоматия» (для чтения на уроках родного языка в младших классах). К 1916 г. эта книга выдержала 41 издание. Известный педагог и литературовед А.Д. Галахов подготовил хрестоматию с фрагментами из «Истории...», которая к 1918 г. переиздавалась 40 раз. В своих статьях он рассматривал такие проблемы, как «Карамзин и нравственность», «Карамзин как оптимист». В известной Поливановской гимназии в Москве на Пречистинке, где училось немало будущих знаменитостей (В.Я. Брюсов, Б.Н. Бугаев (Андрей Белый) и др.), как правило, писали исторические сочинения «из Карамзина». Историк Мос­квы П.В. Сытин в 15 лет прочитал все 12 томов «Истории госу­дарства Российского» и сделал из них обширные выписки.

В послеоктябрьский период общественно-политические воз­зрения Карамзина (как, впрочем, практически всех дореволю­ционных историков — СМ. Соловьева, В.О. Ключевского, М.П. Погодина, Н.И. Костомарова, И.Е. Забелина, П.Н. Милю­кова, С.Ф. Платонова и многих других) были признаны кон­сервативными, националистическими и монархическими, и его труды надолго исчезли из педагогической литературы.

Нельзя не упомянуть и о влиянии труда Карамзина на ис­торическое краеведение. Этот, по определению Д.С. Лихачева, «самый массовый вид науки» получил свое становление в Рос­сии также под воздействием «Истории...» Карамзина. Патрио­ты своего края пользовались трудами Николая Михайловича как основой для отбора фактов о родном городе и знаменитых земляках. Так, благодаря Н.М. Карамзину происходило воспи­тание историей. Видный этнограф И.П. Смирнов (1807-1863) вспоминал годы учения в Тульской духовной семинарии: «Сре­ди чтения «Истории...» Карамзина являлась всегда одна мысль: что такое Тула и как жили наши отцы».

Интерес к местной истории пробуждал в обществе внима­ние к частному быту, каждодневной жизни. Историк русского быта, археолог И.Е. Забелин с детских лет зачитывался «Ис­торией...» Карамзина и навсегда определил для себя, какое важное значение в познании бытовой истории имеют вещественные источники. Опережая время, Николай Михайлович намного расширил источниковую базу исторической науки. Он был один из первых историков, кто ввел в научный обо­рот такие источники, как древние монеты, медали, надписи, сказки, песни, пословицы; обратил внимание на старинные слова, обычаи россиян, их жилища, одежду и захоронения; впервые в русской науке заговорил о влиянии природных ус­ловий на исторический процесс, на физический и духовный облик различных наций. И сегодня исследователи, начиная изучать быт Древней Руси, прошлое отдельных ее областей, изобразительные и архитектурные памятники, в первую оче­редь обращаются к «Истории...» Н.М. Карамзина.

Благодаря влиянию труда Николая Михайловича значи­тельно расширилось представление о социальном составе лиц, действовавших в истории России. Поэтому обвинения, предъ­являемые ему как историку князей и княжений, а не народа, со временем оказались несостоятельными. Напротив, его труд способствовал демократизации представлений о содержании истории и ее участниках, расширял круг самих исследовате­лей и в конечном счете воспитывал в обществе уважение к науке и труду ученого.

Младшей современницей Карамзина была детская писа­тельница, переводчица и педагог Александра Осиповна Ишимова (1805-1881). Свою деятельность она начинала с пере­водов английских детских книг, а затем пришла к мысли написать историю России в рассказах для детей, наподобие истории Англии, созданной Вальтером Скотом для англий­ских детей. Довольно много времени она потратила на чте­ние всевозможных доступных ей исторических источников, несколько раз перечитала всю «Историю государства Рос­сийского» Карамзина и в августе 1834 г. принялась за работу.

Свою «Историю России в рассказах для детей» Ишимова создавала 6 лет. Написав первые 15 рассказов, она отдала свой труд на просмотр академику Петербургской АН, извест­ному поэту и критику П.А. Плетневу, который преподавал тогда историю и литературу наследнику престола и великим княжнам. Написанные простым, понятным для ребенка язы­ком, хорошим живым слогом, рассказы произвели очень бла­гоприятное впечатление на академика и получили одобрение при дворе. На литературных вечерах у Плетнева Ишимова познакомилась с А.С. Пушкиным, В.А. Жуковским, князем П.А. Вяземским, князем В.Ф. Одоевским, И.С. Тургеневым, Я.К. Гротом. Сам же Плетнев стал ее постоянным советни­ком и руководителем.

По выходе из печати 3-го тома императрица Александра Федоровна назначила Ишимовой ежегодную пенсию, что­бы она могла спокойно продолжать свой труд. В 1841 г. сочинение было доведено до царствования Александра I, закончено и напечатано на средства Российской Академии, а в 1852 г. труд Александры Осиповны был отмечен Деми­довской премией.

Публика приняла «Историю...» Ишимовой очень благо­склонно, а все тогдашние периодические издания («Современ­ник», «Отечественные записки», «Санкт-Петербургские ведо­мости» и «Московские ведомости», «Русский инвалид» и «Северная пчела») отозвались о нем с единодушным одобре­нием. Впоследствии писательница стала автором учебника по русской истории для женских учебных заведений, который несколько раз переиздавался.

В то время было уже достаточно много произведений, свя­занных с исторической тематикой. Надо сказать, что «сочини­тель» — публицист, автор повестей, рассказов и массы мелких журнальных статей — был одним из самых ярких представи­телей того официального патриотизма, который особенно рас­цвел после военных событий 1812-1814 гг. Правительство уси­ленно культивировало и поддерживало таких авторов, но требовало, чтобы они не порицали ничего из деяний правите­лей прошлого. Среди произведений такого рода можно, напри­мер, указать на сочинения Покровского «Избранные места из истории всех древних народов» (1823), «История государства Российского в назидание юношества» (1824).

В это же время появляются и созданные для детей книги о русских путешественниках. Среди них — «Всемирный рус­ский путешественник, представляющий зрелище народов света, или Историческое и географическое описание образа жизни, нравов, правлений, веры, языка и проч. разных наро­дов» (1812); сочинение Дункена и Головина «Краткое опи­сание путешествия в пользу и увеселение юношества. Опи­сание кораблекрушений в разные времена случившихся» (1822); книга девицы Марии Гладковой «15-ти дневное пу­тешествие 15-ти летней, писанное в угождение родителю и посвящаемое 15-ти летнему другу», представлявшая собой краткое описание поездки из Москвы в Петербург. Были и необычные издания, такие, например, как «Азбука. Подарок детям в память 1812 года», состоящая из раскрашенных карт и букв — карикатур на французов, отступавших от Москвы. В подобных работах проявлялась новая педагогическая идея — учить забавляя.

Определенный «исторический» фон создавали в обществе сказки и басни, которые предназначались не только для детей, но и для взрослых, и имели как фривольное, так и серьезное философское содержание. К примеру, сказки А.С. Пушкина, ВА. Жуковского, поэма П.И. Ершова «Конек-Горбунок», про­изведения ИА. Крылова, некоторые повести Н.В. Гоголя.

Новым явлением исторической прозы стали повести-био­графии П. Фурмана «Суворов» (1848), «Меншиков» (1847), «Потемкин» (1848), «Саардамский плотник» (1847), «Боярин Матвеев» (1849). Детская литература этого времени стреми­лась учить и воспитывать ребенка на примерах живых обра­зов героев отечественной истории.

В 30-50-х гг. XIX в. среди маленьких читателей постоян­но растет спрос на произведения отечественных писателей и заметно падает интерес к переводной и иностранной литера­туре. Наиболее популярными авторами были А.С. Пушкин, В.А. Жуковский, Н.М. Карамзин, А.Ф. Вельтман, далее шли — Г.Р. Державин, Н.В. Гоголь, М.Н. Загоскин.

Очевидно, что труд Н.М. Карамзина и через долгие годы после публикации продолжал влиять на культурную ситуа­цию в России, на дело патриотического просвещения юноше­ства благодаря усилиям многих людей, вдохновленных вели­ким историографом.