2014-02-02
472
Для усиления полномочий Совета Безопасности Устав предусматривал, что каждая страна-участница организации должна постоянно держать в распоряжении ООН специальный контингент собственных сил, которые использовались бы в соответствии с решениями Совета и по рекомендациям Военно-Штабного Комитета, создание которого было предусмотрено ст. 47 (статья, которая до 2002 г. не была выполнена). Техническая реализация статей относительно создания автономных вооруженных сил ООН полностью зависела от воли заинтересованных сторон действительно предоставить Организации такую автономию, которой она должна была располагать, но которая, фактически, противоречила полномочиям, предоставленным ст. 27 пяти великим державам.
Третий орган – Генеральный секретарь, являющийся «главным административным должностным лицом организации» (ст. 97) и назначаемый Генеральной Ассамблеей по рекомендации Совета Безопасности. Решение ограничить его функции только административной сферой было продиктовано намерением не повторять того, что случилось в Лиге Наций, т.е. не допустить, чтобы Генеральный секретарь приобрел собственную власть. Тем не менее, эта власть косвенно ему предоставлялась, поскольку секретарь обладал правом (ст. 99) доводить до сведения Совета Безопасности любые вопросы, которые, по его мнению, могут угрожать поддержанию международного мира и безопасности. Административные функции, таким образом, наполнялись политическим содержанием, и их значение зависело от личности отдельных генеральных секретарей.
В Уставе была тщательно разработана процедура мирного решения спорных вопросов путем переговоров, обследований, инспекции, посредничества, примирения, арбитража, юридического урегулирования или обращения к региональным организациям, либо иными мирными средствами, определенными совместно (гл. VI). В случае возникновения ситуаций, угрожавших международной безопасности, нарушавших мир и других актов агрессии в Уставе предусматривались меры, сходные с теми, что были предусмотрены Лигой Наций. Они предполагали формы вмешательства с возраставшей суровостью вплоть до высшей, связанной с решением о применении силы, собственной или предоставленной отдельными членами организации (гл. 7, ст. 41 и последующие). Относительно права на самооборону Устав допускал (гл. 71) образование региональных оборонительных союзов, способных принимать принудительные меры помимо Совета Безопасности в случае самообороны от вражеского государства. Эта статья, казалось бы, маргинальная по своему значению, позже, в годы образования блоков, стала очень важной.
Среди менее значимых органов был Экономический и Социальный Совет, который открывал перед Объединенными Нациями обширное поле деятельности. Наконец, были весьма важны положения Устава по колониальному вопросу. В отличие от Устава Лиги Наций, Устав ООН рассматривал в общей форме вопрос о несамостоятельных территориях (гл. XI), в отношении которых были сформулированы общие положения о достойном управлении, прежде всего в интересах населения отдельных территорий, и было установлено одно четкое правило. Оно содержалось в пункте е ст. 73 и обязывало страны, управляющие подопечными территориями, передавать Генеральному секретарю «для информации», но «регулярно» доклады, содержавшие «статистические данные и другие сведения специального характера, относящиеся к экономическим, социальным условиям, а также условиям образования» на территориях, за которые они несут ответственность.
Эта обязанность была сформулирована очень туманно и так, что колониальные державы, которые хотели от нее уклониться, могли легко обойти это правило. Тем не менее, в течение нескольких лет оно давало возможность ООН вмешиваться в управление колониями сначала с целью содействия росту числа подопечных территорий, а затем в связи с прямой, без промежуточных этапов, и полной деколонизацией.
Режим управления подопечными территориями, как и мандаты Лиги Наций, должен был служить моделью постепенного перехода к деколонизации и регулировался специальной главой Устава (XII), в которой рассматривалось очень небольшое число случаев, что делало его мало значимым, за исключением созданной им формы контроля. Территориальная опека была задумана как переходный этап к независимости подопечных территорий и могла применяться только в отношении трех категорий колоний: а) бывших подмандатных территорий Лиги наций, не ставших еще независимыми, – что на практике ограничивало их число подмандатными странами типа В и С, потому что те, что вошли в тип А, все к 1946 г. получили независимость, за исключением особого случая Палестины; В –колоний, отторгнутых от вражеских государств в результате войны. После нескольких лет бесполезных дискуссий относительно судьбы итальянских колоний все свелось к простому предоставлению временной опеки над Итальянским Сомали той же Италии сроком на десять лет (с 1950 г. по 1960 г.); С – территорий, добровольно включенных в систему опеки государствами, ответственными за их управление. Последний пункт никогда не был реализован, так как в действительности опека была осуществлена на тех немногих территориях, о которых говорилось в пункте А. Но этот институт имел определенное значение, потому что в связи с ним был образован специальный контрольный орган – Совет по опеке, обладавший четко определенными полномочиями, которые быстро стали моделью, использовавшейся Объединенными Нациями для любой колониальной администрации. Определенная категория территорий, в основном, расположенных в Тихоокеанском регионе и находившихся под американской опекой, была изъята из-под контроля Совета по опеке и передана Совету Безопасности, поскольку включала территории, считавшиеся стратегическими.
Задуманная как инструмент поддержания мира Организация Объединенных Наций обладала дополнительными качествами, усиливавшими ее потенциал и способными предотвратить провал, который потерпела Лига Наций. Прежде всего, в ней участвовали ведущие страны мира и, в первую очередь, сверхдержавы, которые считались подлинными победителями в войне – Советский Союз и Соединенные Штаты. Временное отсутствие в тот период потерпевших поражение стран не особенно подрывало всеохватывающий характер организации.
Стремление сочетать в Уставе юридический момент международного равенства государств с политическим, отражающим различную степень ответственности ведущих держав и других членов ООН, вызывало определенное доверие к организации, функционирование которой предусматривало поддержание равновесия между великими принципами и реальной необходимостью сохранения длительного согласия между главными победителями.
Устав, несмотря на поправки, внесенные на конференции в Сан-Франциско, был продуктом англосаксонской правовой культуры и инструментом защиты интересов западных стран, прежде всего Соединенных Штатов, которые могли рассчитывать на почти безоговорочную поддержку более 40 из общего числа 51 стран-участниц. Нет сомнения, что советское участие было непосредственно связано с правом «вето», т.е. с правом парализовать деятельность ООН, если другие державы попытаются использовать ее в целях, неприемлемых с советской точки зрения. Все это отражало возможности и ограниченность новой организации, которой победители доверили поддержания мира во всем мире.
С ратификацией Сан-францисского договора Организация Объединенных Наций начала свою деятельность в январе 1946 г., когда споры между бывшими союзниками привели к подрыву военного сотрудничества. «Прочное согласие», заложенное в основу эффективности ООН, рассеялось быстрее, чем осуществление технической работы по созданию столь сложного института. ООН столкнулась с невозможностью обеспечить совместимость интересов своих ведущих членов – СССР и США из-за остроты возникавших между ними противоречий. Вот почему на деле главной функцией ООН, с которой она успешно справилась в рамках Ялтинско-потсдамского порядка, было не совершенствование международной действительности и содействие распространению морали и справедливости, а, прежде всего, предупреждение вооруженного столкновения между СССР и США, устойчивость отношений
Организация Объединенных Наций начала работать в Лондоне (январь 1946 г.), затем была переведена в Нью-Йорк. 10 января было проведено первое заседание Генеральной Ассамблеи; 17 января состоялось первое заседание Совета Безопасности. Два дня спустя, 19 января, делегат Ирана призвал Совет Безопасности обратить внимание на ситуацию в его стране в связи с пребыванием там советских войск. Несмотря на достигнутые в 1942 г. соглашения, которые предусматривали вывод оккупационных войск не позднее чем через шесть месяцев после окончания войны (статья 6 договора, подписанного в январе 1942 г., безоговорочно устанавливала, что подобная дата должна исчисляться от завершения войны с Японией), советские войска, оккупировавшие Иранский Азербайджан, вместо того чтобы готовиться к выводу, казалось, намерены были поддержать сепаратистские тенденции в северной части страны и оказывать нажим на правительство Тегерана.
Советские представители решили, что иранец выступил по подсказке Соединенных Штатов и Великобритании, и в качестве немедленной ответной меры дважды обратились в Совет Безопасности. 21 января советский представитель потребовал обсудить положение в Греции и заявил протест против постоянного присутствия там английских войск даже после окончания войны, что он квалифицировал как незаконное вмешательство во внутренние дела Греции, одновременно представитель Украины обратил внимание на поддержку Великобританией попыток Голландии восстановить свое присутствие в Индонезии.
В конечном итоге была выработана резолюция с пожеланием скорейшего завершения оккупации. Резолюция получила большинство в семь голосов, но поскольку среди них не было голоса советского делегата, она не считалась вступившей в законную силу. Так впервые советский делегат осуществил свое право вето. Это был первый случай из длинной серии подобных голосований, происходивших все время, пока СССР оставался в Организации Объединенных Наций в меньшинстве.
Однако были и примеры достижения согласий, например, при голосовании 24 января 1946 г. при учреждении Генеральной Ассамблей Комиссии по атомной энергии; во время голосования 14 декабря того же года резолюции, которая определяла общие принципы разоружения; во время голосования 12 декабря резолюции, которая требовала от всех стран – членов ООН отзыва их дипломатических представительств из Испании, где утвердился недемократический режим.
По новым проблемам расхождения становились все более очевидными. После 4 февраля 1946 г. наиболее ярким символом паралича деятельности ООН оставалось вето, которое советская делегация использовала многократно с января по сентябрь 1946 г.
Одной из серьезных проблем, затруднявшей деятельность ООН с 1950 г., было блокирование создания собственных вооруженных сил ООН из контингентов, предоставляемых отдельными странами-участницами непосредственно в распоряжение Организации Объединенных Наций. С созданием контингентов ООН предполагалось, что, Организация Объединенных Наций сумеет приобрести ту «власть», которой так недоставало Лиге Наций. Согласно ст. 47 Устава в феврале 1946 г. был учрежден Штабной комитет, который должен был определить военный вклад отдельных стран-участниц, однако ему не удалось преодолеть основное расхождение между советскими и американскими установками относительно критериев определения подобных вкладов. Дискуссии длились около двух лет и были практически прерваны в июле 1948 г. после откровенного признания Комитетом своего бессилия. Штабной комитет признал, что не может достигнуть соглашения об основных принципах принятия решений, поэтому вопрос был передан в Совет Безопасности. Этот орган, как мы видели раньше, был еще менее способен выработать решения по этому вопросу, поскольку в его компетенцию входило принятие оперативных решений. Так провалилась попытка принципиально нового подхода в сравнении с женевской дипломатией, и с тех пор все операции по поддержанию или установлению мира, которые ООН должна была бы предпринять, осуществлялись благодаря добровольному вкладу стран-участниц. В Совете Безопасности, по крайней мере, до 1955 г., не столько вырабатывались политические решения, сколько велись бесплодные дискуссии между представителями государств. Со временем ООН изменилась. Число ее членов с 51 в начале деятельности возросло до 190 в 1999 г. Это привело к формированию групп по политическим интересам.
Тем не менее, можно утверждать, что в годы холодной войны, ООН не удалось выполнить возлагавшуюся на нее задачу содействия сохранению мира, поставленную перед ней Уставом. Э. Ди Нольфо считает, что слишком очевидная гегемония американцев привела к тому, что советская сторона и ее немногочисленные союзники старались воздерживаться от слишком обязывающего участия в Организации.
В «Системной истории международных отношений», напротив отмечается, что СССР обладал достаточным ресурсом в Совете Безопасности для отстаивания своих интересов. Организация Объединенных Наций должна была стать главным инструментом мирополитического регулирования подобно тому, как основой регулирования мироэкономического предстояло стать бреттон-вудсским институтам. Советский Союз, сначала одинаково внимательно относившийся к обеим ветвям регулирования международных отношений, вскоре сосредоточил все внимание только на одной – политической – его части. Для этого были основания, главным из которых была благоприятная для СССР уставная процедура принятия решений в ООН. Во-первых, эта процедура была двухступенчатой. Нижнее звено организации – общее собрание стран-членов ООН, Генеральная ассамблея – имело право принимать только рекомендательные решения. Верхнее звено – Совет безопасности – имел широкие полномочия и обладал правом решать вопросы о применении санкций против тех или иных государств. Привилегии Советского Союза в Совете безопасности были надежно закреплены. Во-первых, СССР наряду с США, Великобританией, Францией и Китаем получил согласно Уставу ООН место постоянного, несменяемого, члена Совета безопасности. Во-вторых, все ключевые решения Совета согласно Уставу принимались не большинством голосов, а методом консенсуса – при обязательном согласии с решением всех пяти постоянных членов Совета безопасности. Иначе говоря, каждый из постоянных членов получал право вето и мог воспользоваться им, если находил, что предлагаемое решение не соответствует его интересам. Такая процедура снимала опасения Москвы оказаться в положении подчиненного меньшинства. Отношения Советского Союза с Соединенными Штатами, таким образом, помещались внутрь многосторонней международной структуры, которая становилась трибуной для диалога между широким кругом государств относительно послевоенного мироустройства. Структура ООН оказалась единственным политико-правовым обрамлением для предполагавшегося сотрудничества США и СССР в вопросах мировой политики.
Проблемы контроля над ядерным оружием. Руководство обеих странрассматривали ядерное оружие как средство устрашения противника. Известна недвусмысленная угроза президента Трумэна в разговоре со Сталиным в ходе Потсдамской конференции. В свою очередь в сентябре 1946 г. Сталин сказал в интервью французскому журналисту А. Верту, что он думает об атомной бомбе: «Атомные бомбы предназначены для устрашения слабонервных, но они не могут решать судьбы войны, так как для этого совершенно недостаточно атомных бомб. Конечно, монопольное владение секретом атомного оружия создает угрозу, но против этого существуют, по крайней мере, два средства: а) монопольное владение атомной бомбой не может продолжаться долго; б) применение атомной бомбы будет запрещено».
Не без оснований Сталин рассчитывал на подобное развитие событий. Во второй половине 1945 г., пока продолжались Лондонская сессия СМИД, а затем Московская конференция о мирных договорах, большинство ученых, работавших над Манхэттенским проектом, выступили за широкое распространение информации, которой они располагали, и за скорейшее установление международного контроля над ядерной энергией.
Государственный секретарь Бирнс был убежден, что американская атомная монополия продлится не менее 7 – 10 лет, и полагал, что ключевым моментом любых переговоров должен быть вопрос о контроле. Расчет строился на том, что только уверенность американцев в получении полной информации об атомных проектах других и контроль за распространением ядерного оружия могут обеспечить превосходство США в этой области. В конечном итоге принцип ведения переговоров по ядерному оружию был положен в основу американской позиции.
В ноябре 1945 года США объявили о принципах контроля за ядерным оружием. Первоначально они включали возможность уничтожения ядерного оружия. Проект был умеренным и это позволило получить поддержку советского руководства на создание комиссии при ООН. Бирнс поручил своему заместителю Ачесону и Давиду Е. Лилиенталю подготовить окончательный проект, чтобы представить его в связи с началом деятельности ООН. После принятого Генеральной Ассамблеей ООН в январе 1946 г. решения создать Комиссию ООН по атомной энергии Ачесон и Лилиенталь разработали свой проект.
Для представления этого плана в ООН Трумэн выбрал деятеля, который, как он надеялся, облегчит в дальнейшем прохождение через Конгресс возможных соглашений. Речь шла о Бернарде М. Барухе, восьмидесятилетнем финансисте, который оказывал определенное влияние на процесс формирования некоторых американских политических решений. Этот момент следует подчеркнуть, потому что обычно говорят о переговорах 1946 г. по ядерному оружию как о переговорах по «плану Баруха». В действительности, Барух появился на политической сцене в последний момент и его основной вклад заключался в том, что он потребовал включить в проект Ачесона – Лилиенталя поправку, согласно которой вопросы об атомном оружии должны были бы проходить голосование в Совете Безопасности без применения права вето, поскольку они касались проблемы, затрагивавшей интересы всех стран мира, а не только великих держав. Совершенно очевидно, что предложение американского финансиста вносило изменение в проект по очень важному вопросу и фактически делало невозможным принятие его Советской стороной. С момента, когда СССР стали создавать свой атомный арсенал, у них не было никаких оснований соглашаться на контроль, лишавший их возможности реализовать право вето.
Трумэн и Бирнс понимали, что попали в трудное положение, и испытывали досаду, что выбрали Баруха представителем Соединенных Штатов в столь тонком деле. Тем не менее, было слишком поздно что-либо менять и поневоле пришлось позволить Баруху представить проект в измененном виде, что он и сделал 16 июня 1946 г.
План Б. Баруха, во-первых, предусматривал создание международного Агентства по атомным разработкам (Atomic Development Authority) с широкими правами и высокой степенью автономности (решения в агентстве должны были приниматься простым большинством голосов); во-вторых, передачу этому агентству контроля над производством расщепляющихся материалов и передачей их из одних стран в другие; в-третьих, перевод научно-исследовательских разработок в ядерной области под контроль агентства; в-четвертых, предоставление Соединенными Штатами в распоряжение агентства технологической информации по атомной энергии для ее совместного использования странами-участницами. Контроль агентства предполагалось осуществлять в форме международных инспекций на местах. План не оговаривал конкретные сроки начала работы агентства, не конкретизировал условия предполагавшейся передачи агентству американских технологий и не содержал обязательства США прекратить производство ядерного оружия. План неопределенно оговаривал возможность США прекратить производство своего атомного оружия.
Таким образом, предложения Б. Баруха не закрывали путей к приобщению других государств к некоторым американским ядерным технологиям, преимущественно второстепенным и гражданским. Но они предусматривали введение механизма контроля за ядерными программами вступавших в сотрудничество стран посредством проведения международных инспекций атомных объектов на их территории. Наконец, Комиссия не должна была подчиняться Совету Безопасности, и решения в ней могли приниматься большинством голосов.
Несложно сделать вывод, что эти условия не устраивали СССР. Консультант Молотова по проблемам ядерной энергетики Дмитрий Скобельцын считал, что план Баруха делает невозможным развитие независимого производства, поскольку контроль над ресурсами был бы поручен международной организации, находящейся практически под контролем американцев. Скобельцын утверждал: «Откажемся от этого контроля и будем со всей решительностью продолжать наши научные исследования и работу по подготовке нашего полностью независимого атомного производства так же, как американцы поступили во время войны». Молотов разделял эту точку зрения. Поэтому не вызывает удивления, что выступления советского представителя в ООН Громыко были жесткими и негативными по отношению к «плану Баруха». Советский Союз крайне отрицательно относился к самой идее иностранных инспекций на советских ядерных объектах. Не соглашалось советское руководство и с принципом принятия решений в комиссии, где СССР оказывался бы в меньшинстве. В Москве полагали, что Вашингтон попробует использовать сотрудничество с СССР, чтобы замедлить движение Советского Союза к созданию ядерного потенциала.
В процессе переговоров о «плане Баруха», по сути дела в противовес ему, советская дипломатия выдвинула идею отказа от использования атомной энергии в военных целях. Соответствующие предложения выдвигались советской делегацией в комиссии в 1946 – 1947 гг. Речь шла о попытке убедить США согласиться с запрещением ядерного оружия взамен согласия СССР включиться в «план Баруха» с условием его частичной доработки и подчинения комиссии по атомной энергии Совету безопасности с тем, чтобы решения в ней принимались по формуле консенсуса. Конечно, такой проект был неприемлем для США, которые при его реализации потеряли бы преимущества военно-ядерной монополии.
Поскольку решения в комиссии принимались большинством голосов, в декабре 1946 г. она одобрила американский проект и представила его на утверждение Совета безопасности, где тот не был одобрен из-за возражений Советского Союза. После этого «план Баруха» (в 1948 г.) был возвращен на доработку в комиссию. В ее статусе были произведены изменения. Из независимой структуры она стала органом, подчиненным Совету Безопасности. Советскому Союзу стало проще применять право вето. Это вызвало недовольство США. Работа комиссии была парализована, и в 1949 г. она прекратила свою деятельность. Первая попытка ввести ограничения ядерных вооружений закончилась неудачей. Для Москвы, которая болезненно относилась в конце 40-х годов к американской атомной монополии и предпринимала усилия для ее ликвидации, переговоры с США могли быть основаны исключительно на принципах равенства и одинаковой безопасности. Согласие с «планом Баруха», предусматривавшим закрепление американской атомной монополии при ограничении советской атомной программы, стало бы отступлением от этих принципов.
В конечно итоге дискуссия по «проекту Баруха» оказалась нерезультативной, добавив только «масла в огонь» пропагандистскому размежеванию. Создание авторитетного органа, гарантировавшего только мирное использование ядерной энергии, оказалось невозможным.
Нюрнбергский процесс. По существу, только по одному вопросу позиции сторон совпали: наказать главных военных преступников. 8 августа 1945 г. они подписали в Лондоне соглашение об учреждении Международного военного трибунала в Нюрнберге, который начал свою работу 20 ноября, а завершил ее почти год спустя – 1 октября 1946 г. Приговор был вынесен 22 нацистским главарям, 12 из них были приговорены к смертной казни, 7 – к различным срокам тюремного заключения и 3 оправданы. Среди приговоренных к смертной казни были высшие нацистские деятели (такие, как Геринг, фон Риббентроп, фон Кейтель, Розенберг, Зейс-Инкварт и Мартин Борман, единственный кому удалось избежать наказания).
Сам факт процесса означал важный этап в развитии международного права, потому что был утвержден принцип, согласно которому даже во время войны существует предел, через который нельзя переступить; пренебрежение установленными ограничителями означает совершение военного преступления, которое в любом случае наказуемо. Была собрана огромная масса документов и свидетельств о зверствах, совершенных по повелению Гитлера и ведущих нацистских деятелей. Издание этой документации составляет более 40 томов и дает исчерпывающую фактическую базу, характеризующую агрессивную гитлеровскую политику, а также намеренное истребление евреев и представителей других национальных меньшинств.
Впервые был провозглашен принцип, согласно которому индивид не должен подчиняться приказам своего государства, когда оно нарушает определенные нормы международного права. Нюрнбергский трибунал заявил, что подлинная сущность новых принципов заключается в утверждении «международных норм, которые налагают на индивида обязательства, требующие от него пренебречь подчинением национальному государству».
Генеральная Ассамблея ООН одобрила эти принципы единогласно 11 декабря 1946 г. Эти принципы были использованы против японских военных преступников, преданных суду специальным трибуналом, проходившим в Токио с мая 1946 г. по 12 ноября 1948 г. Впервые в международное право было введено понятие «преступление международного характера», что означает преднамеренно агрессивную политику и ведение войны с особой жестокостью и террором.
Германская проблема в советской политике. Одной из центральных в отношениях Запад – Восток в первые послевоенные годы была германская проблема. В подходах к ее решению разногласия между СССР и вчерашними союзниками по антигитлеровской коалиции достигли апогея.
За годы войны советская и английская и американская позиции по германскому вопросу эволюционировали. В декабре 1941 г. на переговорах с Иденом Сталин прямо указывал на необходимость создания на территории поверженной Германии нескольких германских государств (причем, даже название Пруссии должно было уступить место некоему «Берлинскому государству», которого история не знала), а Иден возражал ему, справедливо отмечая, что в таком случае «возникнет ирредентистское движение, которое в недалеком будущем вновь объединит всю страну». Теперь, после окончания войны, Сталин выступал с идеей сохранения единства Германии (не без оснований надеясь на усиление советских позиций в центральной Европе). США и Англия, напротив, опасаясь этого, делали ставку на укрепление своих позиций и «демократизацию» западных районов оккупированной Германии. Твердая позиция вчерашних союзников и результаты выборов в различных оккупационных зонах, прошедших в 1946 – 1947 гг., заставили Сталина изменить позицию в германском вопросе и сосредоточить усилия на закреплении в Восточной Германии, которая теперь должна была стать оплотом будущих «демократических преобразований» во всей стране.
Главным форумом, на которой решалась судьба Германии, стала Потсдамская (Берлинская) конференция (17 июля – 2 августа 1945г.). Она завершилась подписанием двух базовых документов – Протокола Берлинской конференции трех великих держав и обширного Сообщения о Берлинской конференции трех держав (2 августа 1945г.), состоявшего из 15 глав. В этих документах были зафиксированы основные принципы будущей политики победителей в отношении Германии. В Потсдамской конференции принимали участие представители только трех великих держав (СССР, США и Великобритании). Франция была приглашена присоединиться к потсдамским решениям позднее и официально примкнула к ним в начале августа 1945 г. Ключевым элементом будущего урегулирования германских дел согласно тексту Сообщения о Потсдамской конференции должна была стать так называемая программа четырех «д»: демилитаризации, декартелизации, денацификации, демократизации послевоенной Германии. В стране предстояло разрушить основы военного производства, запретить создание крупных промышленных объединений монопольного типа, провести политическую чистку в целях отстранения от власти и политической жизни бывших активистов нацистского режима, провести полный пересмотр учебных программ и перестройку системы воспитания и образования для искоренения идеологии реванша, расовой исключительности и национализма и в интересах воспитания будущих поколений немцев в духе мира, идеалов свободы и демократии.
По решению конференции от Германии отделялись территории Восточной Пруссии и большей части Померании и Силезии. Конференция в принципе соглашалась с передачей Советскому Союзу восточной части Восточной Пруссии с г. Кенигсбергом (совр. Калининград), причем США и Великобритания обязались поддержать это решение на будущей конференции о предстоящем мирном урегулировании (гл. VI). Относительно границ Польши в сообщении конференции говорилось (гл. IX), что Польша получит западную часть Восточной Пруссии и земли к востоку от линии Одер – Западная Нейсе – эти районы соответствовали историческим областям Померании и Силезии. Восточная граница Германии должна была отныне проходить по линии рек Одер и Западная Нейсе. Существуют свидетельства, согласно которым западные делегаты не сразу разобрались в прилагавшихся географических картах и не обратили внимание на существование двух рек с названием «Нейсе» в зоне предполагаемого проведения восточной германской границы – Западной Нейсе и Восточной Нейсе. Поэтому, соглашаясь с советским проектом будущей границы по Западной Нейсе, они будто бы имели в виду провести ее по Восточной и осознали свою ошибку только после того, как успели дать согласие на советские предложения. В итоге за линию границы была принята Западная Нейсе.
