Судебная контрреформа

Очевидно, что Россия сейчас находится в очень выгодном историческом положении. Нам не надо ничего изобретать – надо просто оглянуться на ошибки предшественников. Достаточно вспомнить хронологию проведения важнейшей судебной реформы ХIХ века, чтобы понять, как лечить болезнь в начале века ХХI.

1864 году Александр II предпринял попытку "возвысить судебную власть, дать ей надлежащую самостоятельность и вообще утвердить в народе то уважение к закону, без коего невозможно общественное благосостояние и которое должно быть постоянным руководителем всех и каждого от высшего до низшего". Для реализации этой задачи в уголовном процессе был создан суд присяжных, введены принципы гласности, состязательности, права на защиту, а также понятия презумпции невиновности. Кроме того, был учрежден мировой суд, в судах было введено выборное начало, судебная власть была отделена от административной, в судебную систему пришли профессионалы.

Однако уже к восьмидесятым годам позапрошлого века стало понятно: в любой серьезной реформе главный камень преткновения – инерция старых кадров. Они не способны полностью отказаться от прежних, привычных и отшлифованных многолетней практикой, методов. Они не в состоянии решительно перешагнуть через прежние договоренности и обязательства – как внутрикорпоративные, так и политические. И эта сеть настолько крепко опутывает старые кадры, что практически неизбежно реформа сменяется контрреформой.

Через полтора десятилетия после судебных реформ Александра II были приняты законы, ограничивающие судейскую несменяемость, вводящие дисциплинарную ответственность чинов судебного ведомства. Следующей мерой была ограничена гласность судопроизводства, затем сократили юрисдикцию суда присяжных, сужены рамки действия института мировых судей, профессионалов заменили на сословных представителей.

Судья в отставке, бывший Председатель Московского областного суда Светлана Марасанова полагает, что контрреформы были обусловлены еще и тем, что "суд, опережая в своем развитии основные политические институты самодержавия, вступил с ними в противоречия". Переломным стало "дело Засулич", после которого судебная система снова стала обслуживать интересы власти, граждане лишились возможности найти в суде защиту, что поспособствовало развитию революционной ситуации и подготовило почву для событий 1917-го года.

Спираль истории вернулась в исходную точку в 1991-м году. Тогда был принят "Закон о статусе судей в РФ", провозгласивший их независимость и несменяемость. Был возрожден суд присяжных, появилась мировая юстиция, приняты новые судоустройственные и процессуальные законы и т.д.

Однако незамедлительно сработал социальный закон, сформулированный американским экономистом Дугласом Нортом: если новые институты слишком отличаются от ранее выработанных норм и ценностей, то они не будут работать. Вероятно, как раз в этом следует искать объяснение тому, что произошло с демократическим реформированием судебной системы в дальнейшем.

После 2002-го года были приняты законы, ограничивающие статус судьи, введена их дисциплинарная ответственность, в систему суда присяжных и мировую юстицию внедрены новации, существенно ограничивающие их возможности.

Согласитесь, все это очень напоминает ход контрреформы в конце XIX века. И если верховная власть в России всерьез заинтересована в реформировании судебной системы, то она должна честно признать, что сегодня мы наблюдаем именно контрреформу!

И – уже за рамками аналитического правового обзора – нам придется констатировать, что специфика исторического момента вызывает тревожные мысли. В обществе царит тотальное недоверие, градус агрессии становится все выше. Граждане, чем дальше, тем острее, ощущают свою беззащитность. В государстве, которое не в состоянии справиться с острейшими проблемами, в стране с вопиющим экономическим и социальным неравенством, это может привести к серьезным потрясениям. Не станут ли такие потрясения чрезмерной платой за нерешительность и непоследовательность в проведении судебной реформы?

Противостоять контрреформе можно, только отчетливо понимая ее природу и корни. Принято считать, что главная болезнь судебной системы - высокий уровень коррупции и критическая зависимость одной ветви власти, судебной, от другой – исполнительной. В действительности же, на наш взгляд, эти проблемы вторичны. Они суть лишь следствия наследственного порока отечественной судебной системы – ее патологически репрессивного характера.

Очевидно, что "подгонка" судопроизводства под нужды карательных и правоохранительных органов, госбезопасности, прокуратуры - это вовсе не рудимент советской эпохи. Она продолжается! Так, почти незаметно, произошла реставрация принципиально важного института доследования в уголовном процессе. Суть ее, напомним, в том, что подсудимого практически лишили шансов на положительный исход дела. Если на суде становится очевидным, что доказательства защиты сильнее и убедительнее доводов обвинения, дело возвращают следственным органам "на доследование". И оно может продолжаться сколь угодно долго, вплоть до того момента, когда суд сочтет собранные доказательства достаточными для вынесения обвинительного приговора.

А ведь такой, карательный, институт доследования исчез из Уголовно-процессуального кодекса еще в 1960 году. А спустя почти полвека, уже в 2002-м году появилась лазейка в виде статьи 237. Судья получил возможность вернуть дело прокурору на пять дней по одной из пяти технических причин: обвинительное заключение составлено с нарушением требований УПК, или его копия не была вручена обвиняемому; появилась необходимость в применении принудительных мер медицинского характера; необходимо соединить в одно дело разные уголовные дела; при ознакомлении с материалами дела обвиняемому не были разъяснены его права. При этом пункты 4 и 5 статьи 237 особо отмечали, что новые доказательства собирать или приобщать к делу запрещено.

И вот в 2008-м году в статью были внесены поправки, ликвидировавшие какие-либо ограничения по сроку возвращения дела на доследование: дело может лежать у следователей бесконечно долго, а обвиняемый будет это время сидеть в СИЗО. Также утратили силу части 4 и 5, которые не разрешали следствию снова собирать доказательства. Вывод: мы вернулись в пятидесятые годы прошлого века.

Остается лишь надеяться на люстрацию, пусть запоздалую, но необходимую. Обновление кадрового состава судов поможет минимизировать контрреформу: новые кадры будут лишены груза привычек, обязательств и неформальных договоренностей как внутренних, так и с влиятельными фигурами на политическом и криминальном полях.