Столпничество как особый вид монашеского подвига в истории Вселенского Православия, Русской Православной Церкви и христианской государственности

 

Взыскующая о святом, о небесном, вновь измученная и истерзанная, в который уж раз за свою историю, Россия обращает свой мысленный взор к подвижникам благочестия прошлых веков, призывая их на служение и на духовную брань, что кипит уже вовсю в дольнем мiре. Среди сонма угодников Божиих каждое православное сердце может найти себе близкое по духу святое сердце и прилепиться к нему любовью. И пусть слепые видят в этом выборе лишь случайность или стечение обстоятельств. Однако выбор сей осуществляется не без промысла Божьего.

Более десяти лет я собираю резную деревянную иконографию. Основой коллекции являются фигурки святого преподобного Нила Столобенского. И, естественно, сама по себе личность тверского подвижника занимает в моей жизни особое место.

Значительную часть экспонатов коллекции я приобрел в Измайлово на вернисаже. Однажды мне попалась там фигурка Нила в киоте. Ничего особенного она из себя не представляла, такого типа экземпляры у меня в коллекции уже были. И я, приценившись, прошел мимо, а уже на выходе из парка меня стала укорять совесть, что я пренебрег образом преподобного. Начал накрапывать дождь, но я, сделав большой крюк, вернулся к продавцу и приобрел фигурку Нила.

С покупкой обратно пошел уже другим путем. И тут мне попалась редчайшая литая икона пророка Даниила в львином рву. Такую коллекционер может десять лет искать и не найти! Мне однозначно было ясно, что преподобный Нил сделал мне подарок за то, что его икону я убрал из-под дождя. Это было настоящее чудо, совершенно понятное для меня, но выглядевшее уже “случайностью” для моих близких².

Осознав это явление как промыслительное, с тех пор я часто задумывался над “загадкой Нила”, стал искать неложных свидетельств в Священном Писании и Предании Церкви, в агиографической и гимнографической литературе о преподобном, в его святом образе, запечатленном на иконах и в деревянной скульптуре, в истории Нило-Столобенской Пустыни и ее подвижников, в изучении самого размаха почитания преподобного Нила на Руси³.

Всякому православному, усматривающему промысел Божий в своей судьбе, естественно задаваться вопросами.

Почему именно мне, совершенно светскому мiрянину, преподобный Нил “поручил” заниматься этими изысканиями?

Для чего эта собирательная работа о Ниле необходима именно сейчас для судьбы современной России?

В России целый сонм угодников Божиих, но почему исторически интерес к подвигу святого и почитание его возникает своеобразными волнами, циклами, когда пик интереса приходится на рубежи эпох, на рубежи веков?

Почему вновь волна такого интереса к Столобенскому чудотворцу все ширится и ширится в Православной России?

Но самый главный вопрос для меня заключался в том, почему столь необычен, нетипичен наиболее распространенный иконологический канон преподобного Нила Столобенского — в виде деревянной резной фигуры?

Сам по себе жанр резной деревянной скульптуры имеет на Руси древние еще дохристианские — языческие корни. Корреспондируется он и с идольским искусством соседних народов. Вспомним тех же скифских или половецких “баб”, которые силуэтно, как это ни кощунственно на первый взгляд звучит, чем-то напоминают фигурку православного монаха — их остроконечные головные уборы ассоциируются с монашеским куколем, сама “осанка” примитивной степной скульптуры — с характерной позой молитвенника. В восточно-славянском и пермско-зырянском язычестве существовал обычай устраивать деревянных идолов в виде столба с конической верхушкой, в верхней части которого схематически изображались черты лица.

“Арабский путешественник Х века Ибн-Фодлан оставил описание дохристианского мольбища славян-руссов на берегу Волги. По словам Ибн-Фодлана, идолы, виденные им на берегу Волги, которым поклонялись русские купцы, представляли собой группу из одного высокого вбитого в землю столба (выделено мной — А.Б.), имевшего лицо, похожее на человечье, вокруг которого стояли такие же изображения, но значительно меньшего размера. Интересно отметить, что подтверждение этого описания дали археологические находки в Пермской губернии. Идол, найденный в торфяном болоте Пермской губернии в 1880 году, представляет собой плоский сосновый брус в пять с лишним метров длины, верхний конец которого обработан в виде человеческой головы яйцевидной формы с вырезанными глазными впадинами, носом и круглым углублением вместо рта. Вся поверхность бруса покрыта резным орнаментом, причем комбинации прямых линий частью складываются в изображения человеческих фигур, частью напоминают бортные письмена XVI-XVII века. Нижний конец найденного идола, очевидно, закапывался в землю... Не говоря уже о XV веке, даже от XVI века дошел до нас целый ряд посланий духовных властей о поклонении местного населения “золотой бабе и болвану Войпелю”⁴. Новгородские архиепископы — в 1532 году Макарий⁵ и в 1548 году Феодосий — своими грамотами в Вотскую пятину настаивают на искоренении и разрушении “языческих требищ и мольбищ”⁶. В Пермском антирелигиозном музее имеется интересный “лесной шайтан”, вывезенный в феврале 1931 года из Сармато-Сургуйского района, находящегося в 610 километрах от Тобольска. Этот божок пользовался большой популярностью среди местного населения, которое за его предсказания приносило дары пушниной; не менее интересный деревянный лесной идол хранится в Архангельском музее... В Приволжье до сих пор существуют селения, возникшие, судя по названиям, на месте таких мольбищ, — это Перуново, Волосово, Велесово, Волотово и т.п.”⁷

Я специально выделением шрифта обратил внимание на столпообразную форму деревянного кумира из описаний арабского путешественника. Форма эта не случайна.

По учению Церкви, и это не противоречит данным современной историографии, религиоведения и археологии, многоголосое и разноликое язычество имеет своим началом Вавилонское столпотворение (Быт. 11, 3-9). Строителей Вавилонской башни Господь разделил как бы по их строительным специальностям, и после рассеяния каждое племя в отправлении своих темных религиозных потребностей продолжало осуществлять свое представление о смысле общего вавилонского столпотворения. Поэтому элементы фаллического культа, как некий общий “интернациональный” признак, присущ верованиям различных племен, рассеянных по лицу всей земли.

Некоторые элементы этого вавилонского пра-культа были таким образом присущи восточно-славянским и фино-угорским племенам. Неизвестна историческая этимология конкретного топонима “Столобное”, “Столобный”, “Столобенский”, которым обозначался остров на озере Селигер, где и подвизался преподобный Нил Столобенский, а сейчас находится Нило-Столобенская Пустынь. Но поскольку эти места с глубокой древности населяли именно славянские племена и все исторические окрестные топонимы имеют славянское же происхождения (Осташков, Рожок, Деревская Пятина, Ржев, Селигер, Кравотын, Жабенский Погост, Переволоцкое, Святецкое, Щучинское), то не приходится гадать, что название острова происходит от славянского корня “столб” или “столп”.

Давая определение самого понятия “столпа”, наиболее употребительный “Полный церковно-славянский словарь”, составленный священником Григорием Дьяченко, указывает не только на его языческие, но и ветхо- и новозаветные корни.

“Столп определяется как столб, колонна — sthlh(Акафист Богородице, икос 10)⁸; статуя, кумир ( 3 Цар. 14, 23)⁹; образцовая статуя, указательный столп, purgoz башня, крепость (Суд. 8, 9; 1 Мак. 13, 43)¹⁰; камень надгробный bwmoz (Ок. 22, Ав. п. 7, тр. 2); столп — (Ис. 5, 2)¹¹; здание по виду похожее на башню, предназначаемое для житья сторожей и временного пребывания хозяина, также для хранения орудий возделывания земли и ухода за садом. По свидетельству путешественников, и теперь большая часть виноградников около Иерусалима, Вифлеема и Хеврона имеют такие здания, сложенные из камней. Устройство такого здания имело целью вообще охранение виноградника и содержание его в исправном виде, так что слова: построил башню посреди его, — значат то же, что сказал Господь через Исайю в другом месте (27, 3): ночью и днем стерегу его, чтобы кто не ворвался в него ¹². Иаков посвятил Богу столп каменный (Быт. 35, 14)¹³, что впоследствии было запрещено (и не ставь себе столба, что ненавидит Господь Бог твой. Втор. 16, 22), так как язычники воздавали поклонение этим столпам, а евреи были склонны к подражанию. Столп истины — Церковь Христова или общество истинно верующих, составляющих едину Святую, Соборную и Апостольскую Церковь, которая и сохраняет неповрежденно учение Иисуса Христа — обетованным от Него Духом Святым (чтобы, если замедлю, ты знал, как должно поступать в доме Божием, который есть Церковь Бога живаго, столп и утверждение истины. 1 Тим. 3, 15; ср. Ин. 14, 21, 27; 16, 13; Мф. 18, 15-20; 28, 16-20). Столп Анамеил (Иер. 31, 38)¹⁴ — башня Анамеила находилась, по-видимому, в северо-восточной части иерусалимской стены. По крайней мере, по Неем. 12, 39 от Ефремовых (вероятно, тождественных с Вениаминовыми, находившимися в северной части стены) ворот процессия (при освящении возобновленных городских стен) шла “мимо старых ворот Рыбных, и башни Хананэла, и башни Мея, к Овечьим воротам, и остановилась у ворот Темничных”¹⁵.

Нам доподлинно известно, что во времена Нила этот остров был необитаем, хотя он расположен вблизи от материкового берега и неподалеку от деревни, которая была и в XVI веке, существует она и сейчас. По рельефу остров Столобное хотя и имеет холмистую форму, но ярко выраженная каменная возвышенность, скала, которую древние могли бы назвать “столбом” природным, там отсутствует. В старину на острове произрастал сосновый бор, но живые сосны не принято было называть столбами, холм, поросший лесом, в народном языке именовался “гривой”, что сохранилось в многочисленных российских топонимах. Например, деревня Грива в 12 верстах от Козельской Оптинной Пустыни в Калужской губернии. Следовательно, некий столб или столбы, по которым получил прозвание этот остров, имели искусственное происхождение.

На основании этого рассуждения уже с достаточной вероятностью можно предположить, что происхождение этого топонима культовое. Языческое капище не сохранилось к моменту поселения на острове в 1528 году преподобного Нила. Иначе вряд ли об этом не было бы упоминания в Житие святого. Но, согласно православному сознанию, такие места считались замороченными. Духи злобы, которые привлекались языческими камланиями и даже кровавыми жертвоприношениями¹⁶ в глубоком прошлом, многие и многие годы продолжают там обитать до их изгнания подвигом какого-либо святого — токмо молитвою и постом (Мф. 17, 21).

Кстати, летописи сохранили для нас ценные свидетельства о “столпах” у древних славян: “Собравше кости, вложаху в судину малу и поставяху на столпе, на путех” (Нестор). Свидетельство арабского писателя Х века Ибн Дасты о сожжении мертвых у славян поясняет нам, в каком смысле должно быть понимаемо слово “столп” в приведенном свидетельстве нашей летописи. “Страна славян, — говорит арабский писатель, — страна ровная и лесистая, (...) когда умирает кто-либо из них, они сожигают труп его. На следующий день по сожжении покойника, отправляются на место, где оно происходило, собирают пепел и кладут его в урну, которую ставят затем на камне...”¹⁷

Известно, что сподвижники и ученики преподобного Сергия Радонежского, а также их ученики и последователи почти молниеносно духовно освоили Русский Север от Радонежа до Валаама и Соловков. Мистический смысл их деяния раскрывается в известном прозвании этого края — Северная Фиваида. Назвали его так по первообразу — Фиваиде Египетской. В древности нильские Фивы были духовным языческим центром Египта, средоточием всех хамитских верований. Именно к Фивам как мистическому идеалу тянулась эллинская Греция, там обучались эллинские мистагоги, философы и маги премудростям тайных знаний и эзотерической практике. Еще до времени христианизации Римской Империи при Святом Равноапостольном Императоре Константине Господь покарал этот центр злочестия, разорил его и превратил в безжизненную каменную пустыню, хотя через эту область продолжал течь плодоносный и полноводный Нил. Из городов и селений, принявших христианство, демонские полчища были изгнаны в места пустынные и безводные. Но и там не было им покоя. Именно в пустынную Фиваиду стали отправляться древние подвижники, устроители монашества, которые и прославили эту землю своими невообразимыми подвигами, поразительной духовной бранью. Нечто похожее спустя чуть более тысячи лет стало происходить и в освободившейся от татарского пленения России. В русских городах и селах процветала христианская жизнь, сила бесовская изгонялась оттуда регулярной духовной жизнью и регулярной геостратегией, ибо сама планировка городов и сел, их устроение имели не столько функциональное, сколько духовное значение. Освященные ограды, кресты на всех въездных путях, освящающие всю округу высокие храмы и боголюбие в каждом доме, где непременно были не только иконы, но осенены крестами каждое окно и дверь, создавали для дьявольской силы совершенно непереносимую атмосферу. Естественно, нечистая сила устремлялась в леса, овраги, болота, омуты — все эти лешие, кикиморы, костромы, водяные, а также в глухие места, где благодаря знахарям, колдунам и ведунам подспудно тлели остатки славянского язычества. Именно туда на духовные подвиги устремилось Христово воинство — сподвижники и ученики преподобного Сергия Радонежского, они, словно доблестные рыцари-крестоносцы, искали отнюдь не покоя от мирской суеты, как это представляют некоторые светские и особенно советские историки, но жаждали жестокой брани и непременной победы над злом. Только, в отличие от западного рыцарства, наши богатыри духа свою справедливую ярость направляли не против плоти и крови человеческой, но против духов злобы поднебесных (Еф. 6, 12). И благодаря их подвигу вся Русская Земля получила прозвание Святой Руси!

К плеяде духовных первопроходцев нашей Фиваиды принадлежал и дивный исихаст преподобный Нил Сорский, который впервые в России цельно и полно описал приемы духовной брани, приемы творения боевой Иисусовой молитвы. Этот святой Нил был старшим современником героя нашего повествования. Промыслительно получилось, что подобно тому, как египетскую Фиваиду омывают воды двух Нилов — Белого и Голубого, слившись в единую могучую реку, так и нашу российскую Фиваиду омыли реки благодати преподобного Нила Сорского и преподобного Нила Столобенского.

Свидетельства из Жития преподобного Нила Столобенского об особо яростных нападках бесовских полчищ на него, а также о бесовских внушениях некоторым людям, умышлявшим злое против святого, также указывают на то, что остров Столобное прежде был местом духовно нечистым. Однако преподобный Нил своим безпримерным подвигом нележания и несидения, строгим постом и непрерывной молитвой, а главное — ангельским смирением победил нечисть незримую в сердцах людей, чем освятил это место.

А сам уникальный подвиг его — понемногу спать и отдыхать только стоя, оперевшись на вбитые в стену келии крюки, явил собою евангельские слова, что Церковь Бога живаго, столп и утверждение истины (1 Тим. 3, 14‑15).

Почему же рассматривая фигурку преподобного Нила, невольно обнаруживаешь языческие ассоциации — ведь сам резной деревянный образ Нила похож на столп?! Более того, прямое указание на род подвига, в котором подвизался святой Нил Столобенский, и на основоположника этой разновидности подвижничества — преподобного Симеона Столпника — содержится в тексте службы русскому святому: “Житие свое, отче Ниле, чудно на земли показал еси, велико пощение и смирение, и сего ради на небесех жизнь вечную наследовал еси, моли спастися от бед поющим тя, Симеону Великому, иже на столпе жившему житию последуя, преподобне, тем же тому елико мощно именование от жития стяжал еси, Ниле пребогате” ¹⁸.

Однако возьмем ли мы различные списки его Жития, или “Жития святых” Филарета (Гумилевского) и Димитрия Ростовского, или “Словарь исторический о святых, прославленных в Российской Церкви и о некоторых подвижниках благочестия местночтимых” или другие церковно-исторические источники, везде святой Нил Столобенский назван только “преподобным” — без прозвища “Столпник”¹⁹. Может, мистика самого имени — Столобенский — причина возникших ассоциаций? Возможен и такой ответ.

Ищите, и обрящете; толцыте, и отверзется вам... Ищите и найдете; стучите, и отворят вам (Мф. 7, 7; Лк. 11, 9 ) — сказано в Писании. Ответ надо искать в самой истории столпничества.

Интересное свидетельство о воздвижении Господом “мироточивого столпа” в новозаветные времена содержится в жизнеописаниях святых Грузинской Церкви. В Житии Равноапостольной просветительницы Грузии святой Нины рассказывается о священном кедре — этом “мироточивом столпе”, который рос в царском саду, где и был возведен патриарший храм. По свидетельству Авиафара-первосвященника, сделанному святой Нине, под этим кедром, где народ часто воссылал свои хвалы Господу и который называли подножием виденной Иаковом лестницы, достигающей до небес, хранился Божественный хитон Господень²⁰.

Чтобы постигнуть духовную суть подвига преподобного Нила Столобенского необходимо достаточно подробно остановиться на Житии одного из величайших раннехристианских восточных святых — преподобного Симеона Столпника. Именно после него этот вид подвижничества — столпничество — приобретает своих редких последователей, ибо по своей тяжести он стоит особняком даже среди монашеского делания, направленного всецело на умерщвление, истончение плоти и укрепление духа. Что же касается Жития самого преподобного Симеона Столпника, то помимо свидетельства блаженного Феодорита Кирского в “Истории боголюбцев”, о котором доподлинно известно, что оно было составлено при жизни преподобного Симеона, так как Блаженный Феодорит отошел ко Господу раньше Столпника, имеются греческое и сирийское Жития преподобного. Первое написано учеником его Антонием. Сирийское Житие составлено другим учеником Симеона, Косьмою, в 447 г. (спустя около 15-ти лет после кончины святого).

“Мощи святого Симеона сперва положены в церкви Кассиана, но немного спустя построен был еще храм в Антиохии (Метафраст). Часть мощей его перенесена была в Царьград. Евагрий свидетельствует, что большая часть мощей его сохранялась в Антиохии и описывает их”. “Отца его звали Сусотиан, а мать Марфа; относительно времени стояния его на столпе историки разногласят: некоторые говорят, что святой Симеон подвизался на столпе 47 лет, другие — 40, а иные — 80 лет; первые мнения не верны. Известно, что святой Симеон жил всего 103 года; на 12 году вступил в монастырь, а на 18-м постригся в монахи, и вскоре удалился на гору близ селения Таланиссы; через 3 года потом взошел на столп, на котором оставался до конца своей жизни, следовательно — 80 лет”²¹.

“Древние церковные историки (Феодор Чтец, Евагрий Схоластик) связывают с именем преподобного Симеона происхождение столпничества как особой формы монашеского подвига. Впрочем, у него были и предшественники”²².

Предшественниками Симеона Столпника “мы можем признать тех подвижников IV века, которые выдерживали подвиг более или менее продолжительного стояния (stationarii)”²³.

Вот как, по описанию блаженного Феодорита, происходило “восхождение на столп” преподобного Симеона.

“С того времени, как он пробыл сорок дней без пищи, вот уже двадцать восемь лет он ежегодно в Святую Четыредесятницу постится подобным же образом: время и постоянное упражнение облегчили для него этот труд. Первые дни этого поста он обыкновенно проводил в стоянии и псалмопении; потом, когда тело, вследствие голода, не могло более переносить стояния, совершал служение Богу сидя, а в последние дни даже ложился. Истощаясь и утрачивая мало-помалу физические силы, Симеон вынужден бывал прилечь и лежал иногда полумертвый. После же того, как он начал подвиг столпничества и решил никогда уже не сходить со столпа, он придумал особый род стояния. Прикрепив к столпу перекладину и привязав себя к ней, старец таким образом проводил сорок дней. Впоследствии же, получив свыше еще большую благодать, он не нуждался уже в таком приспособлении и стоял сорок дней, не вкушая пищи, но подкрепляемый ревностью и Божией благодатью. Итак, проведя, как я говорил, три года в домике, Симеон поселился на известной всем вершине горы...”²⁴

Здесь мне хотелось бы сделать следующее пояснение. Это весьма интересная подробность — “известная всем гора”. История сохранила сведения об особом пристрастии древних антиохийцев к культам высот, не исключено, что эта гора к северу от Таланисса, которая теперь носит название Калат-Симан, прежде подвига Симеона была посвящена культу Иштар или Афродиты, весьма популярному у древних сирийцев. Возможно, Блаженный Феодорит не хочет говорить о злочестивом бесе, называя его по имени, говорит об “известной всем горе”, то есть известной и христианам, и язычникам. Не случайно дореволюционный богослов Иеромонах Алексий (Кузнецов) в своем труде “Юродство и столпничество. Религиозно-психологическое исследование” пишет, что сирийское подвижничество “было как бы культом гор, а столпничество, как один из видов сирийского подвижничества,... представляло собою противоположность языческому религиозному культу гор, горних духов и исполинов. Так как высоты по своему назначению имели непосредственное отношение к священным богослужебным действиям, то они как богослужебные места пользовались у язычников большим уважением и любовью, чем какие-либо другие места, не возвышающиеся над землею... Через совершение богослужения на возвышенных местах, горах и холмах, высившихся к небу, или впоследствии на искусственных возвышениях, язычники думали стать в болееблизкое отношение к богам... Понятно, что христианские подвижники не могли быть равнодушными зрителями такого языческого культа и не могли допускать его дальнейшего существования. И вот в лице святых Столпников они занимают сначала, в глазах язычников, высоты гор и ущелья, а затем устраивают столпы, напоминающие собою языческие священные ограды и жертвенники, чтобы ниспровергнуть культ идолопоклонства в самом его центре и заменить его христианским богопочтением...”²⁵

Но вернемся к блаженному Феодориту:

“...Симеон поселился на известной всем вершине горы и приказал обнести себя кругом стеной; затем, достав железную цепь в двадцать локтей, один конец ее приковал к большому камню, а другой привязал к своей правой ноге, чтобы нельзя ему выйти было за пределы стены, даже если бы он и захотел. Постоянно устремляя взор свой к небу, Симеон созерцал то, что превыше небес, и узы железа не препятствовали полету его мысли. Но когда дивный Мелетий, которому был поручен надзор над приходами в окрестностях Антиохии — муж, отличавшийся мудростью и рассудительностью, украшенный прозорливостью — сказал, что железо не нужно, когда воля в состоянии наложить на тело узы мысленные, Симеон охотно прислушался к его словам и, призвав кузнеца, приказал расковать его узы. Когда повсюду распространилась молва о великом подвижнике, к нему со всех сторон стали стекаться жители не только соседних местностей, но и обитатели областей, отстоящих от места его подвигов на много дней пути”²⁶.

“...Об Италии и говорить нечего, ибо сказывают, что в великом Риме муж этот пользуется такой славой, что на вратах всех мастерских прибивают небольшие его изображения в надежде благодаря им получить защиту и безопасность”²⁷.

Здесь необходимо сделать следующее отступление о характере прижизненных изображений преподобного Симеона, которые почитали римские ремесленники. Недавно повременное издание “Альфа и Омега. Ученые записки Общества для распространения Священного Писания в России” опубликовало целую подборку, посвященную преподобному Симеону и преподобной Женевьеве Парижской, и в этой подборке была переиздана статья Георгия Федотова “Святая Геновефа и Симеон Столпник”, впервые опубликованная в августовском номере 1927 года эмигрантского журнала “Путь”. Г.Федотов излагает это же место из “Истории боголюбцев” следующим образом: “Блаженный Феодорит Киррский рассказывает нам, что в Риме в его время (то есть при жизни Симеона) у входа во все мастерские ставят небольшие изображения (eikonez) знаменитого столпника для защиты и покровительства”.

И тут же редактор-публикатор дает загадочную сноску:

“Заметим, что единственное допускаемое в православном обиходе скульптурное изображение святого изображает также столпника — преподобного Нила. — Ред. ”²⁸

Что имел в виду редактор, проводя столь очевидную параллель, неясно. Может быть, исходя из оригинального текста Блаженного Феодорита или по другим, известным редактору источникам, следует, что римские изображения преподобного Симеона (eikonez) тоже были скульптурными? Увы, нам пока выяснить это не удалось, хотя намек заманчивый. Но вернемся к жизнеописанию в “Истории боголюбцев”:

“Когда число приходивших к преподобному отцу слишком приумножилось и все старались прикоснуться к нему, получить от него благословение и взять какую-нибудь частичку кожаных одежд его, он, считая столь великую почесть неуместной для себя, а с другой стороны, обременяясь неудобствами подобного образа жизни, решился на новый подвиг — подвиг стояния на столпе.

Сначала он поставил столп высотой в шесть локтей, потом — в двенадцать, затем — в двадцать два, а ныне — в тридцать шесть²⁹, постепенно возвышаясь таким образом к небу и отдаляясь от земных сует. Я верю, что подобное стояние устроилось не без воли Божией. А поэтому прошу тех, которые любят все порицать, чтобы они обуздали свой язык и не позволяли ему болтать что попало, но принимать во внимание, что Владыка часто устрояет подобные вещи для вразумления нерадивых. Так, Он повелел Исайе ходить нагим и разутым (Ис. 20, 2), Иеремии — препоясать чресла свои и в таком виде явиться с пророчеством к неверующим (Иер. 1, 17; 28, 12), в другой раз повелел ему наложить на шею иго, сначала из дерева, а потом из железа (Иер. 34, 1; 35, 10-14), Осии — взять в жены блудницу и питать любовь к жене злой и прелюбодейной (Ос. 1, 2; 3, 1); Иезекиилю — спать на правом боку сорок дней и на левом сто пятьдесят (Иез. 4, 4-6), потом — проломать себе отверстие в стене и выйти через него (Иез. 12, 4-5), наподобие пленника, а еще взять нож, обрить голову и волосы свои разделить на четыре части, распределив их одну — туда, а другую — сюда (Иез. 5, 1-4). И многое другое повелевал Господь: всего не перечислить. Каждому из этих событий Владыка вселенной повелел быть для того, чтобы те, которые не убеждаются словом и не хотят внимать пророчеству, необычностью зрелища были вразумлены и подготовлены к пророческому гласу. И действительно, разве не изумлялись, видя, как человек Божий ходит нагой? Разве не любопытствовали, почему пророк взял себе в жены блудницу? И подобно тому, как прежде Бог всяческих повелел всему этому быть для пользы живущих в праздности, так и это новое и небывалое зрелище Он устроил для того, чтобы необычностью его привлечь всех приходящих посмотреть на него и сделать их более готовыми к назиданиям святого (выделено нами — А.Б.). Ведь известно, что необычность зрелища делает более доступным и научение, и приходящие посмотреть на него возвращаются, получив наставление в Божественном. Как те, кому выпало на долю царствовать над людьми, по прошествии некоторого времени изменяют изображения на монетах, запечатлевая на них то фигуры львов, то изображения звезд и Ангелов, этими и другими новыми изображениями стараясь придать большую цену металлу, так и царствующий над всеми Бог дарует как бы новые характерные черты делу благочестия, стремясь новыми и разнообразными видами жизни боголюбцев подвигнуть на славословие языки не только питомцев веры, но и страждущих неверием³⁰.

И стояние преподобного Симеона на столпе просветило многие тысячи измаильтян, рабствовавших дотоле мраку нечестия.

Словно светильник, поставленный на подсвечнике, Симеон повсюду распространял лучи, подобно солнцу. Около него можно было видеть и иверийцев, и армян, и персов, принимавших Божественное крещение. Также и измаильтяне приходили толпами иногда по двести и по триста человек, а иногда и по тысяче: они торжественно отрекались от отеческого заблуждения, сокрушая пред великим светочем боготворимые ими раньше кумиры и отвергаясь от безумных оргий Афродиты (ибо издавна они почитали этого беса). Принимая божественные Таинства, они подчинялись правилам, которые заповедовали им священные уста старца, и, простившись навсегда с отеческими обычаями, отказывались от употребления в пищу диких ослов и верблюдов.

Однако, проводя жизнь в таких трудах, подвижник не оставляет попечения и о Святой Церкви: то он сражается против нечестия язычников, то сокрушает дерзость иудеев, то рассеивает сборища еретиков; иногда пишет послания об этом самому царю, иногда в начальствующих возбуждает ревность по Богу, а иногда убеждает и самих пастырей церквей, чтобы они проявляли больше заботы о своей пастве.

Однако и после кончины своей Симеон остался непреклонным: душа его взлетела на небо, а тело даже тогда не упало, но продолжало прямо стоять на месте подвигов, как непобедимый борец, старающийся не касаться земли ни одним из своих членов. Так победа пребывает вместе с подвижниками Христовыми и после смерти. И вот исцеления различных болезней, чудеса и сила Божиих явлений, как и при его жизни, свершаются теперь не только у гробницы, где покоятся святые останки Симеона, но и у памятника великолепного и многолетнего подвига его. Речь идет о великом и славном столпе праведного и достохвального Симеона. О его святом заступничестве мы постоянно молимся, чтобы и сами мы, блюдущие веру православную, и весь город, и вся страна были спасены его предстательством. Да осенит всех нас имя Господа нашего Иисуса Христа! Да сохранит Он нас от всякой беды: и от пагубы небесной, и от нашествия врагов. Господу же слава во веки веков!”³¹

Таким образом, преподобный Симеон в своем общественном служении людям как бы постепенно восходит на все большую и большую социальную высоту, своеобразную мысленную гору, с которой ему виден и каждый человек у ее подножия, и целые народы и государства, теряющиеся вдали у линии горизонта.

В исследовании иеромонаха Алексия (Кузнецова) говорится, что столпничество “представляло новый вид добровольного мученичества, и возникло-то оно как раз тогда, когда прекратился подвиг мученичества. Оно есть как бы продолжение его. Что совершили св. Мученики, то довершили св. Столпники”. “Из истории известно, что заключение на столпы или в столпы служило некогда наказанием... Отсюда можно сделать вот какое вероятное предположение: столпники, живя на столпах, добровольно себя наказывали, как грешников Божиих, по способу, существовавшему в стране в отношении к гражданским преступникам”³².

“В самом деле, что иное были столпы для святых Подвижников, как не особого рода кресты, на которых они распинали плоть свою, подвергая ее всевозможным лишениям и жестокому влиянию воздушных перемен. “Владыце подобяся, на столп восшел еси, яко на крест: но Он рукописание всех растерза, ты же возстания страстей растерзал еси: Он яко овча, ты же яко заколение; Он взыде на крест, ты же на столп”, — поется в стихирах святому Симеону I-му.

Восходя на столпы и переходя постепенно с низших на высшие, святые столпники как бы по лестнице восходили от совершенства к совершенству и, живя между небом и землей, “оныя устраняяся к сему же приближаяся плотию и духом”, — сообразно со своим назначением стремиться к высшему, духовному, невидимому, — они заблаговременно, так сказать, переносили туда и ум свой и сердце. Вся жизнь их служила постоянным оправданием апостольского речения: елико внешний человек наш тлеет, толико внутренний обновляется (2 Кор. 4, 16). В лице их дух является торжествующим над плотию; все, что от плоти и крови, служило в них духу, — оттого все аскетические подвиги св. Столпники совершали как бы в ином естестве. В лице их очищенная и возвышенная над всем дольним духовная наша природа достигала такого совершенства, что еще здесь, на земле, обнаруживала свое безподобное величие и делалась способною к ближайшему общению с Самим Богом. Служение святых Столпников справедливо можно назвать предстоянием пред Богом, разумея это предстояние в самом точном смысле слова. Стоя между небом и землею, они призывали Бога, славословили Его, от земли вознося ко Господу молитвы за всех, а с неба низводя на людей Божие благословение”³³.

Православный мыслитель Георгий Федотов, который промыслом Божиим оказался после русской революции на Западе, сравнивал в своей работе подвиг и служение Богу и Церкви преподобного Симеона Столпника с Житием святой Женевьевы, или как ее еще называли и называет писатель — Геновефы. В отличие от латинского текста Жития святого Симеона, написанного его учеником Антонием и датируемого 2-й половиной пятого века, Георгий Федотов, очевидно, пользовался более полным греческим тестом и, возможно, привлекал и данные из сирийского варианта Жития.

Глядя на парижские бывшие и действующие храмы святой Женевьевы, писатель сравнивает их с другим. В далекой Сирии, в двенадцати часах к востоку от Антиохии лежат руины некогда великолепного храма, сооруженного вокруг столпа, на котором 37 лет стоял великий подвижник и чудотворец Симеон Столпник. В VI веке Евагрий описал этот храм в своей “Церковной Истории” (1, 14). В середине прошлого столетия (1853-1855) французский археолог, граф де Вогюэ, исследовал руины храма, прекрасно сохранившиеся, и нашел фундамент знаменитого столпа³⁴. Имя и память святого, конечно, живы на всем православном Востоке. Древняя Русь знала много столпников, подражателей великого Симеона, в отличие от западной католической традиции.

В V— VI вв. западные церкви чувствуют себя окраинами великого христианского мира, сердце которого бьется на Востоке. О святом Симеоне, в частности, мы слышим от одного из его правдивых современников: “Приходили к нему многие из крайних пределов Запада, испанцы и британцы, и галлы, которые живут посредине их. Об Италии и говорить излишне” (Феодорит Кирский)³⁵.

Подвиг Симеона совершенно исключителен, необычен. Столпничества еще не знала тогда богатая формами христианская аскеза. По-видимому, Симеон был его изобретателем (это утверждает и Евагрий в главе 12-й “Церковной Истории”). Как все новое, эта новая форма подвижничества была встречена враждебно. Мы слышим о недовольстве египетских и месопотамских монашеских кругов. Блаженный Феодорит говорит о “столпе, презираемом любителями злословия”, старается оправдать и объяснить его значение. Новшеством, как юродством, Бог часто привлекает к себе сердца людей.

Внимательно вчитываясь в Житие Симеона, кажется, начинаешь угадывать. Столп — его точка скрещения двух путей. Один из них, суживающийся спиралью, ищет пространственного стеснения, в недвижности тела обретая свободу духа. Этот путь логически мог бы привести к затвору, к яме, — а мы действительно видим, что Симеон испробовал и яму, и затвор. Он не удовлетворился ими. Почему? Не потому ли, что, отказываясь от земли, он не желал отказаться от неба — от видимого неба, которое вдохновляло его на молитву?

Есть два типа христианской молитвы. Одна, молитва полузакрытых очей, ищет полутьмы, заслона четырех стен, любит тесные горницы, пещерные храмы. Другая любит звездное небо или символ его, высокий купол. Мы привыкли связывать первую форму молитвы, “тесную”, с аскетическим умонастроением. Святой Симеон показывает, что это не всегда так. Сидя на цепи, “он созерцал небо”. “Он взлетал в молитве, поднимал глаза к небу и устремлял взоры ввысь”. И учеников своих он учит “взирать на небо и взлетать и отрешаться от земли”.

Столп Симеона не только орудие пытки, и его значение выходит за пределы аскетики. Символ столпа — молитвенный символ недвижимости и вместе окрыленности возносящейся к Богу души.

Из времен юности Симеона сирийское Житие сообщает о его многодневном неподвижном пребывании в храме: “С утра до вечера он стоял на коленях, а с вечера до утра молился стоя. Когда он долгое время вел такую жизнь, его сверстники начали следить, передвигает ли он ноги и сходит ли с того места, на котором стоит. Но никто не заметил этого”. Вспоминаем жертву благовонную сожигаемой мирры и предчувствуем: жизнь Симеона была сплошной молитвой, и аскетизм ужасный, нечеловеческий, — был подчинен этому содержанию. Какой аскетический смысл может иметь многократное увеличение столпа? Удаляясь от земли, как бы приближая влекущее небо, столпник создает, как ни странно сказать это, эстетическую обстановку для молитвы.

Еще при жизни он подобен одновременно громовнику Илье и Николе Морскому. В нем самом есть нечто стихийное, космическое, как в победителе стихий.

Но и взойдя на столп, он не убежал от людей. Он отдает им, как бы расплескивая переполненную молитвенную чашу, три часа своего дня. Вокруг столпа, внутри ограды, мандры, всегда ожидает многочисленная толпа.

Святому приходится не только исцелять и утешать людей, но и разбирать их тяжбы. Убежавший от людей столпник становится судьей, логикой любви вовлекается в общественные и даже политические дела.

Сирийское Житие особенно подчеркивает социальную миссию Столпника. В уста Илии, явившегося ему на огромной колеснице, оно вкладывает следующую программу: “Не бойся и не страшись, но будь крепок, тверд, мужествен и не бойся людей, живущих в теле. Больше всего пекись о бедных и угнетенных и отражай угнетателей и богачей”.

Соблюдая завет Илии, Симеон становится не только защитником угнетенных, но и стражем Церкви. Со своего столпа он пишет собрания императорам, епископам против ересей, язычников и иудеев. Императоры сами пишут ему, просят присоединения его к решениям соборов. Авторитет нескольких подвижников в пустыне должен скрепить авторитет сотен епископов, уже формулировавших догмат.

Спасая свою душу, подвижник спасает человечество. Замыкаясь от мира, он не смеет замкнуться от любви к твари — Симеон исцеляет даже дракона — прежде всего, к лицу человеческому, в котором запечатлелся Божественный Лик. И весь подвиг его жизни может быть рассматриваем как служение человечеству. “Угодно было Господу, — говорит сириец, — поставить его на столпе в эти дни, в последние времена, так как Он видел, что человечество как бы заснуло. Чрез муки Своего слуги хотел Он разбудить мир, погруженный в глубокий сон”.

Но это уже не только общественно-церковное служение. Оно расширяется до пределов церковно-космических. Вторгаясь своей чудесной мощью в течение природы, повелевая ее законам, Симеон в глазах своего восторженногопочитателя, — “мудрый кормчий, направляющий корабль вселенной”, “искусный строитель, который своей молитвой держит тяжесть мироздания”. — “Как балки здание, так, поистине, его молитвы поддерживают творение”.

И Симеон, в суровости своей аскезы, характерен не для всего православия — а для “дальнего” христианского Востока — Сирии, Египта. И Русская Церковь не откажется от святого Симеона, смягчив и очеловечив его молитвенное стояние.

Запад решительно отверг столпничество как форму законной аскезы. Нам известен единственный подражатель Симеона на западе — в Галлии, в конце VI в. Но диакон Вульфиласк, взобравшийся на колонну разрушенного храма Дианы в Арденнах, должен был сойти с нее, подчинившись воле епископов. И современный католик, говоря о столпничестве, не может не находить его “слишком шокирующим на наш западный взгляд”³⁶.

Не то произошло в России. Дом Пресвятой Богородицы, Святая Русь просияла миру, как и юродивыми, многими столпниками. Среди них — святитель Кирилл Туровский, который, не довольствуясь отшельничеством, заключил себя в столп. Обычай спасаться на “столпах” (по примеру Симеона Столпника в V в.) существовал у нас до ХIII века. Столп Кирилла не был столпом в собственном смысле, как у греческих столпников-стилистов; это был род маленькой столпообразной башни с жильем внутри. Следовательно, это было такое уединенное жилище, в котором затворившийся не только мог отдаться молитве и самоиспытанию, но и заниматься чтением и изучением божественных писаний, усугубляя этим затворнические подвиги (Пономар. святителя Кирилла. 96). Одновременно со святым Кириллом жил известный столпник Никита Переславский, убитый в 1186 году³⁷.

Преподобный Никита, Переславский чудотворец, родился в Переславле-Залесском и там воспитан. Достигнув совершенного возраста, он предался многим порокам; но, при всем разврате, не угасла в нем искра страха Божия. Она воспылала при чтении слов из Исайи Пророка: “ Измыйтеся и чисти будете, отъимите лукавства от душ ваших ” и проч. Пораженный сими непреложными истинами Священного Писания, Никита оставил жену, детей и имущество, неправедно им приобретенное; имея в мыслях одно: “ Измыйтеся и чисти будете, отъимите лукавства от душ ваших ”, — он пришел в обитель, отстоящую от города Переславля в трех верстах, возложил на себя железные вериги и избрал для уединенного пребывания столп. Там, молясь о грехах своих, принял он венец мученика. Святой угодник Никита был умерщвлен людьми, пришедшими к нему за благословением. Они сочли железные вериги преподобного, от времени обтершиеся и получившие блеск, серебряными и, желая воспользоваться ими, лишили его жизни. Время кончины преподобного Никиты полагают около 1189 года (по другим источникам — в 1186 г.). Он погребен в Переславском монастыре, названном в честь сего угодника Никитским. Память Никиты Столпника Церковь совершает 24 мая. В этот же день установлен в Переславле крестный ход из всех церквей и монастырей. Святые мощи его обретены в 1556 году. Они почивают ныне в том же монастыре под спудом, в медной позолоченной раке, в каменной церкви святого великомученика Никиты, в которой устроен и придел Никиты Столпника. Церковь сооружена при царе Иоанне Грозном в 1564 году. Автор Степенной книги рассказывает, что в княжение Всеволода III Георгиевича юный Михаил, сын Всеволода Чермнаго, ездил лечиться в Переславль-Залесский к преподобному Никите, жившему в столпе; что чудотворец жезлом своим исцелил князя, и что Михаил в том месте поставил крест с надписанием года 6694 (1186) мая 16. Когда и кем основан Переславский монастырь, неизвестно. Эта обитель, как видно из Жития преподобного Никиты, сооружена была во имя великомученика Никиты до его пришествия в монастырь; но когда именно он туда пришел, не означено. Никитская обитель была разорена 1611 г. Литвою, а возобновлена и приведена в лучшее состояние при царе Алексее Михайловиче³⁸.

Для духовно зорких очей очевидна связь двух святых: великомученика Никиты Столпника и преподобного Нила Столобенского. Нетленные мощи первого являются миру почти в то же самое время, когда Господь призывает к Себе послужившего Ему верой и правдой Столобенского подвижника.

В нескольких словах сообщим его краткое Житие. Полный, мало известный исследователям и добрым читателям вариант Жития, помещен в приложении к нашей книге.

преподобный Нил Столобенский, Новый чудотворец родился в Новгородской области в Деревской пятине, в Жабенском погосте. О родителях его ничего не известно. Он постригся в Крыпецком монастыре, принадлежавшем Псковской области, потом жил в пустыне в Ржевском уезде, близ реки Черемхи. Но некий слышанный им глас, зовущий его искать убежища на озере Селигерском, заставил его (1528 г.) отправиться к указанному месту. Нил поселился на острове озера Селигера, в семи верстах от города Осташкова; там выкопал пещеру, устроил келью и часовню. В этом уединении жил 27 лет, поучая приходящих смиренному и доброму житию. Преставился 7-го декабря 1555 года, ископав своими руками могилу. После кончины преподобного слава о его святости привлекла в его запустелую келью монашествующих. Игумен Антоний и иеромонах Герман поставили над могилою Нила молитвенную храмину и гробницу, а потом (1594 г.) сей же Герман и некто странник Борис Холмогорец построили там церковь во имя Богоявления. С этого времени учредилась там обитель под именем Ниловской Пустыни. В последствии Царь Алексей Михайлович, по прошению архиепископа Сибирского и Тобольского Нектария, жившего на покое в сей Пустыни, повелел строить каменную соборную церковь. При копании рвов, 27-го мая 1667 года обретены мощи Нила нетленными после 112-летнего лежания в земле. Они почивали в монастырской соборной церкви поверх земли открыто в серебряной позолоченной раке, устроенной в царствование Феодора Алексеевича головою Московских стрельцов Георгием Лутохиным. Церковь совершает память преподобного Нила 27 мая и 7 декабря; в день же обретения мощей его, 27-го мая, установлен крестный ход в Ниловскую Пустынь из города Осташкова.

До переворота 1917 года Пустынь как по великолепному строению, так и по многочисленному стечению народа, туда приходящего для моления, почиталась знаменитейшею; на содержание ее отведено было грамотами разных царей 4769 десятин земли. В 1775 году там была учреждена архимандрия с 30 монашествующими. Издавна было заведено в Ниловой обители безмездное странноприимство, на что и употреблялась ежегодно значительная денежная сумма. Приходящие странники и богомольцы принимались в особенно устроенных для этого гостиницах и довольствовались потребным³⁹.

По своему рождению и местам, где проходило подвижническое житие преподобного Нила Столобенского, святой тесно связан и с Новгородской землей, и с Тверской, а после своего преставления его небесное служение распространяется и на Московию, а позже — и на Петербург. Таким образом, преподобный Нил Столобенский оказывается теснейшим образом связан с центральными землями, объединявшими воедино Российское Государство в ту или иную эпоху.

Что представляла собой Тверская земля применительно к главной теме нашего повествования до и во время жизни святого?

В процессе сложения давних культурных связей немаловажное значение имела неоднородность населения этого обширного земельного пространства. Так, северные и западные части Тверской земли относятся к разным культурным зонам. В IХ веке в ее наиболее удаленных и глухих, покрытых дремучими чащобами западных районах обитало славянское племя кривичей, тогда как в защищенной болотами, озерами и лесами северной половине — новгородских словен. Немало древних курганов со времени прихода туда славян осталось по берегам Волги и ее притоков Вазузы и Медведицы⁴⁰.

В Тверь во время монголо-татарского ига бежали жители из многих мест Ростово-Суздальской земли, Москвы и других центров, “...которые переносили сюда знания и художественные традиции своей родины”⁴¹. В период существования Тверского княжества, крупного политического объединения Северо-Восточной Руси ХIII-ХV вв., Тверь становится не только ведущим культурным центром, но и самой сильной соперницей Москвы⁴². К крупным городам Тверского княжества относились Кашин, Микулин, Холм, Зубцов, Новый городок (Старица). Их оборонительные сооружения почти полностью исчезли. Только в Кашине еще уцелели мощные земляные валы, совсем незначительная часть осталась в Старице и единственный, более поздний крепостной “Вальский столп” (ХVIIIв.) — в Осташкове (выделено нами — А.Б.)⁴³.

Волга, пересекающая всю территорию края, являлась основной транспортной магистралью Руси. По этой причине Тверские земли стали важнейшим перекрестком в торговле между Западом и Востоком⁴⁴. Удобное расположение рек представляло большие выгоды для ввоза и вывоза как европейских товаров, шедших через Новгород, Псков, Смоленск в Москву, так и восточных изделий с Каспийского моря, а Тверь выступала в качестве главного посредника между ними и была для них крупным меновым центром. Тверь издавна торговала с Москвой и постоянно с Новгородом. Тверские купцы бывали не только в Смоленске, Витебске, Вязьме, Дорогобуже, но и в Киеве, Литве, Польше, а предприимчивый тверитянин Афанасий Никитин совершил во второй половине ХV века смелое путешествие в Индию.

Письменные источники и произведения искусства говорят о тесных связях Твери с Москвой, Новгородом, Смоленском, а также с Византией, Литвой и странами Западной Европы. “Высокий уровень искусства (...) с самого конца ХIII века свидетельствует о его прочной древней основе через непосредственные связи с Ростово-Суздальской землей”⁴⁵.

Но даже после ликвидации самостоятельности Твери в 1485 году и включения ее в состав московского государства сам город продолжает оставаться в ХVI-ХVII веках одним из крупнейших торговых и ремесленных центров, известным не только железоделательным производством — тверские кузнецы славились по всей России, но также изготовлением мелких поделок с резьбой по кости и резной деревянной скульптуры (выделено нами — А.Б.)⁴⁶.

Тверская земля была покрыта обширными лесами, богатыми не только в северной части, но особенно дремучими в глухой западной порубежной местности — бывшем Осташковском и частично Ржевском уездах, именовавшихся “чертовым углом”. Здесь одно из селений сохранило красноречивое название “Сибирь”, что значит “медвежий угол”⁴⁷.

Говоря о дремучих лесах, покрывающих Тверскую землю и служащих основным материалом как для обеспечения жизни человека, так и для отражения в культовых предметах его верований, уместно сказать несколько слов о христианском понимании символа дерева, сложившегося еще в древнехристианском периоде.

Необходимо причислить к общему выражению дерево все различные породы, потому что существовавшая с первых веков христианства неточность символических изображений на различных предметах, имеющих культовый характер, недостаточно указывает нам на отличительный характер каждого из них.

Вообще деревья составляют символ рая, и при каждой отдельной породе это главное значение сохраняется, изменяясь только в некоторых частных оттенках. Следует обратить внимание на изображение зеленого дерева и сухого дерева, часто встречающихся на христианских надписях. Первоначальная мысль такого символического сопоставления находится уже на языческих памятниках, в особенности на расписных вазах. На христианских памятниках эти символические изображения представлялись по сторонам изображения крещения и, по-видимому, от него получили символическое значение духовного возрождения. На одной из плит из Аквилеи мы видим на середине человеческую фигуру в купели. На нее сходит Дух Святый в виде голубя и крупным дождем орошает новокрещенного. По сторонам купели стоят две фигуры, а за ними — налево, сухое дерево, направо — зеленеющее дерево.

Здесь деревья означают смерть греховную и возрождение к новой духовной жизни и вообще развивают мысль о возрождении. Одинаковые изображения встречаются на многих надписях из Трира, и между ними иногда помещена символическая звезда. На римских плитах Добрый Пастырь между двумя такими деревьями должен означать в одно и то же время и возрождение, и Царство Небесное, для которого возрождаются посредством крещения⁴⁸.

Возвращаясь к повседневной жизни тверян до- и ниловского периода истории этой земли, отметим, что своеобразное хозяйственное “столпничество” можно даже обнаружить при строительстве крестьянского жилища. Обычно к задней стороне односрубной постройки примыкал крытый хозяйственный двор с воротами в боковой стене. В старину для них в качестве особо прочной опоры использовали “самородовые столбы” — выкорчеванные массивные древесные стволы с большими разветленными корнями, которые в землю не закапывались⁴⁹.

Во внешнем убранстве русских крестьянских изб чрезвычайно редко участвует скульптура. В Тверской губернии во второй половине ХIХ века такой резьбой в виде исключения занимались только в северо-восточной части Осташковского уезда (дд. Веретье Большое, Горовастица, Лукьяново-Щучьинской волости). Местные мастера вырезали из дерева не только львов и других зверей, но и человеческие фигуры. Ими украшались фронтоны изб посередине под слуховым окном, реже их ставили по углам на широкий край карниза. Из сохранившихся к самобытным, несколько наивным образцам относится небольшая фигурка “солдата с конем” и “мужичка”. Здесь при некоторой упрощенности проявляется стремление к реальной передаче народного типажа с достоверной трактовкой нарядной одежды, первоначально слегка раскрашенной (выделено нами — А.Б.). К подобным единичным примерам относятся и резные фигурные скворечники из Егорьевского уезда Рязанской губернии в виде курящего трубку старика и старухи с ведром, находящиеся в собрании Сергиево-Посадского музея⁵⁰.

Подробно о взаимосвязи народных традиций деревянной скульптуры и отражением их в пластическом образе преподобного Нила Столобенского мы будем вести речь в следующей главе. Пока же констатируем тот факт, что до окончательного усиления и выдвижения на первые роли Москвы Тверское княжество в малых размерах как бы олицетворяло собой Святую Русь и даже весь христианский мир, было самодостаточно и самоценно. Здесь было все под рукой: и высочайшие образцы человеческого духа и знаний всех племен и народов, и глухие медвежьи углы, так милые сердцу подвижника-монаха. Существовавшую вплоть до ХVI века автаркию русской жизни, нашедшую свое отражение в большом количестве местночтимых святых и почти полном отсутствии общероссийских, подметил в своем фундаментальном труде “История канонизации святых в Русской Церкви” еще профессор Е.Голубинский⁵¹.

Церковный исследователь отмечает, что святые разделяются на два класса — на общих и местных. Первые суть те святые, которым празднуется во всей Русской Церкви; вторые суть те святые, которым празднуется или только в одной какой-либо губернии (после прежнего празднования в одной какой-либо области) или даже в одном каком-нибудь монастыре, одной какой-нибудь церкви. Разделение святых на местных и общих взято нами с примера греков, у которых в древнейшее время наибольшая часть святых были местными святыми, у которых очень много было местных святых еще и в то время, как мы приняли христианство, и у которых это разделение святых на общих и местных остается и до настоящего времени.

В первые три века христианства на Руси до утверждения престола великокняжеского в Москве и до перенесения в ту же Москву кафедры митрополии только трое святых были канонизированы у нас к общему празднованию во всей земле, именно — трое первых по времени наших святых: князья Борис и Глеб и преподобный Феодосий Киево-Печерский, — последний к общему празднованию как будто не совсем полному, все же остальные наши святые этих трех первых веков были святые местные, — или целых известных областей, областные, или же отдельных монастырей и церквей. На Москве до митрополита Макария двое святых были канонизированы к общему празднованию и двое, по всей вероятности, без нарочитой канонизации, а сами собой стали общими святыми: первые двое были митрополиты Петр и Алексий, вторые двое — игумены Сергий Радонежский и Кирилл Белозерский; а затем все другие святые этих двух с половиной или с четвертью веков также были местными святыми в обширнейшем или теснейшем смысле слова.

Но Москва, осознав себя центром единого Русского государства, начала считать своими и областных святых и начала им у себя праздновать, — подразумевается, в кафедральном храме митрополитов Успенском соборе. Становясь московскими святыми, местные святые становились через это до некоторой степени общими святыми (ибо Москва была единою или общею представительницею всей Руси). Общих святых, в сейчас указанном нами смысле, помимо названных общих святых в собственном смысле, ко времени митрополита Макария было пятнадцать. Митрополит Макарий перед Собором 1547-го года установил общее в собственном смысле слова празднование сейчас помянутым 15-ти святым и потом на Соборах 1547-го и 1549-го годов установил такое же общее празднование еще 30-ти святым.

После митрополита Макария, то есть собственно после Собора 1549-го года, и до учреждения Святейшего Синода было почти то же самое, что от начала христианства до Макария: сравнительно очень небольшая часть святых канонизованы к общему празднованию и наибольшая часть святых канонизованы к местному празднованию. После Собора 1549-го до учреждения Святейшего Синода всех святых канонизовано до 150-ти, — говорим до 150-ти потому, что точная цифра всех канонизованных святых остается нам неизвестною. Из этого числа около 150-ти находится в нынешнем церковном Уставе как общих святых и всего 15, причем двое из этих святых (Меркурий Смоленский и князь Феодор Ярославич) или, может быть, даже четверо (еще Нил Столобенский и Кирилл Новоезерский) причислены к лику общих святых только уже в позднейшее, синодальное, время⁵².

Таким образом, увеличение числа общечтимых святых, а также включение в их число преподобного Нила Столобенского, может свидетельствовать об усилении центростремительных общегосударственных усилий Русской Церкви и окончательном осознании Москвы как центра Вселенского Православия и Третьего Рима. Это отчетливо видно и по посмертной судьбе преподобного Нила Столобенского, и из летописи возникшей на месте подвига святого Пустыни, названной его именем. Только после смерти преподобного Нила открылось, что он никогда не отдыхал лежа, не спал “на ребрах”, а только “облегчался пазухами” на специальных крюках, вбитых в стену его кельи, и в этом был подобен древним столпникам-стилистам, в частности, преподобному Симеону, несмотря на то, что подвиг столобенского чудотворца имел особенность, так необходимую новизну, проистекающую из особых свойств его характера и привлекавшую впоследствии все новых и новых христиан к его жизни и личности. И хотя в прямом смысле как такового столпа у преподобного Нила не было никогда, можно с полным основанием определить его “стояние в вере” как столпничество, как “стойкую” молитву ко Господу о спасении и своей души, и Церкви, и народа православного, и Земли Русской.

После праведной кончины селигерского столпника история развивалась следующим образом:

По разнесшемуся повсюду слуху о Богоугодном житии преподобного Нила, и проистекающих от гроба чудесных исцелениях, многие, из окрестных и дальних стран, монахи и миряне стали приходить на остров сей, на котором и жили по нескольку времени (выделено нами — А.Б.). Наконец прибыл и некто иеромонах Герман. В часовне, при гробе преподобного Нила, он нашел живущего там мирянина, родом из Холмогор, по имени Борис Козмин. К ним присоединилось вскоре еще несколько братии. И так как число братий таким образом умножилось, то вышеупомянутые иеромонах Герман и Борис Козмин, с общего всех совета, по благословению Митрополита Новгородского Александра, при помощи благочестивых христиан, в 1594 году построили на острове первый деревянный храм во имя Богоявления Господня, с приделом Василия Блаженного. Немного спустя построена была другая деревянная церковь во имя Покрова Пресвятой Богородицы. А часовня, в которой под спудом лежали мощи преподобного Нила, оставалась на прежнем своем месте.

Монахи и миряне стекались прежде всего на остров для того только, чтобы поклониться почивающему там Угоднику Божию, Нилу преподобному; но видя сооруженные уже около Его часовни церкви, начали притекать с тем, дабы на острове и жить постоянно.

Для этой цели стали они строить себе небольшие деревянные кельи; потом кельи были обнесены деревянной оградой; и таким образом на острове между 1594 и 1599 годами составилось иноческое общежитие, которое впоследствии было названо по имени преподобного Нила Пустынею Ниловою, или Ниловскою.

Задолго до общецерковной канонизации святость, духоностность селигерского столпника почувствовали не только окрестные простолюдины и монахи близлежащих монастырей, которые вскоре стали почитать преподобного Нила местным святым, но и первый русский Самодержец, венчанный на царство по древнему византийскому чину, Иоанн IV Васильевич Грозный. На его домовой иконе с изображением Спаса, преподобных Макария Калязинского, Ефрема Новоторжского и святой мученицы Параскевы после 1595 года появляется образ святого Нила Столобенского. О том, что именно эта икона являлась иконой московских государей, свидетельствует надпись на ее обратной стороне: “Сему образу молитца царь Иван Васильевич”⁵³.

Число нилопустынских монахов в 1599 году неожиданно увеличилось после прибытия сюда из Тверского Вознесенского Оршина монастыря двух иеромонахов Иова и Нифонта, вскоре оказавших обители великие услуги.

“Иов и Нифонт были иконописцами. Разведав подробно черты лица преподобного Нила от старцев, знавших Угодника Божия еще при его жизни, они написали на доске первый его образ.

Вслед за иеромонахами Иовом и Нифонтом в том же 1599 году прибыл в Пустынь монах Нектарий, человек обученный Российской Грамматике, и по тогдашнему времени некоторым словесным наукам. Этот честный и благоразумный своим поведением инок, трезвой и целомудренной жизнью приобрел себе за двадцатилетнее пребывание в обители такую любовь, почтение и уважение, что всею братиею был избран и представлен, а Митрополитом Новгородским Иоакимом рукоположен во Игумена Пустыни. И так Нектарий стал первым настоятелем обители со званием Игумена.

Нектарию в 1628 году случилось быть по некоторым монастырским надобностям в царствующем городе Москве. А так как в столице уже известна была Нилова Пустынь, то Нектарий и представлен был некоторыми особами, служившими при Дворе, царствовавшему тогда Благочестивейшему Государю Царю Михаилу Феодоровичу (выделено нами — А.Б.). Поднесши, в благословение от обители своей, просфору и хлеб, Нектарий между прочим изрек: “Бог молитвами Угодника своего преподобного Нила, Столобенского Чудотворца, да дарует Тебе, Благочестивый Царю, сына и наследника Царствию Твоему! Аз же недостойный, со всею вверенною мне обителию, не престану умолять Благость Его о целости Твоей Державы и Твоего наследия”. И когда это благожелание Нектария исполнилось в 1629 году, он стал восприемником новорожденному царевичу Алексею Михайловичу.

Таким образом, имя преподобного Нила Столобенского и судьба основанной на месте его подвижнического жития монашеской обители с той поры стали неразрывно связаны с возшедшей на Российский престол новой царствующей династией — Романовых.

После этого случая Нилова Пустынь стала известной Всероссийскому Царскому Двору, от которого и излились на нее богатые милости. От Царя посланы были тогда для церкви разные Священные сосуды, одежды, книги и другая необходимая утварь, а на содержание обители единовременно последовало денежное немалое подаяние.

Игумен Нектарий вскоре, именно в 1634 году, по Царскому повелению, был произведен в Архиепископа Тобольского и Сибирского. Но пробыв в епархии не более пяти лет, Архипастырь постоянно просил Царя Михаила Феодоровича об увольнении в Нилову Пустынь на обещание, что и получил в 1640 году. Переселившись сюда, сердечное имел свое и общее с братиею обители, равно и со всеми чтителями памяти преподобного Нила желание обрести и открыть мощи преподобного Нила Чудотворца, чего наконец и достигли они следующим образом.

Несколько лет спустя по возшествии на Всероссийский престол Благочестивейшего Царя Алексея Михайловича, Архиепископ Нектарий, в надежде на духовное с сим Государем родство (выделено нами — А.Б.), отправясь в Москву, предстал пред лицем Монарха и самыми основательными представлениями испросил у Него дозволение, с знатною денежною суммою, на построение здесь каменной церкви вместо прежней деревянной. Сумма отпущена была тогда же в обитель, но Преосвященный Нектарий, по некоторым обстоятельствам замедлил в Москве, сделался болен, и, по достодолжном христианском напутствовании, скончал течение благочестивого и Богоугодного жития своего, Генваря в 15 день 1666 года, 80-ти лет от рождения своего. Тело Святителя, отпетое в Москве, препровождено по завещанию его в Нилову обитель, где и погребено.

Настоятель обители Игумен Герман второй, получив Всемилостивейше пожалованную от царя Алексея Михайловича, на каменное церковное строение сумму, получил вместе от Новгородского Митрополита Питирима и благословение деревянную Богоявления Господня церковь, существовавшую семьдесят три года, разобрать, чтобы на месте оной воздвигнуть каменную. При сем случае усмотрели, что нужно было разобрать и часовню, в которой почивали под спудом, мощи преподобного Нила. Разобрав оную, стали по плану для новой церкви копать рвы и приблизились с левой стороны ко гробу преподобного на разстояние не большее, как один аршин. Это было в 1667 году, Мая 27 числа. Земля против гроба преподобного Нила вдруг тогда сама собою обрушилась, и мощи Его, кроме согнившего гроба, открылись нетленными, находившись в земле со времени погребения до обретения сто одиннадцать лет, пять месяцев и двадцать дней.

Обрадованный сим случаем Игумен Герман с братиею немедленно донес о том Царю Алексею Михайловичу и Новгородскому Митрополиту Питириму, который вскоре прислал и граммату, чтобы после надлежащего мощей освидетельствования взять их из земли и, по подобию прочих Российских Святых, положив в новую раку, покрыть покровом новоявленному же Угоднику Божию, сочинив надлежащую службу, память обретения Святых мощей Его праздновать ежегодно Майя месяца в двадцать седьмой день (выделено нами — А.Б.). Сие все тогда неопустительно исполнено, и мощи преподобного поставлены на время в оставшейся еще деревянной церкви Покрова Пресвятой Богородицы.

На протяжении всего царствования Династии Романовых не оставляли Августейшие Ктиторы Своими милостями Нилову Пустынь. Первый между благотворителями был Благочестивейший Царь Алексей Михайлович. От Августейшего сего Монарха в тот же год, как освящалась церковь, присланы были в обитель Священные сосуды, одежды и прочая церковная утварь; еще ж и колокол в семьдесят пудов весом, который с прибавлением меди перелит после и находится ныне на колокольне, весом до трехсот пудов.

Примеру благочестивейшего Предка своего в отношении к обители подражали и все благочестивые его преемники. Именно: в 1680 году Благочестивейший Царь Феодор Алексеевич, вместо пожалованного Дедом Его, Царем Михаилом Феодоровичем, отпуска хлеба и харчевых припасов, приказал отпускать в Нилову обитель по четыреста рублей ежегодно. Сверх того пожаловал на озере Ильмень рыбную ловлю в два невода и полупустошь Погорелое. А в церковь пожаловал Евангелие на полуалександрийской бумаге, обложенное гладким позлащенным серебром с такими же изображениями Евангелистов, и богатые Священные сосуды со всем прибором; серебряные, позлащенные с чернью.

Царь Иоанн Алексеевич всемилостивейше отдал во владение обители лежащий близ нее остров Городомлю, а также светицкую землю и рыбную ловлю на озере Селигере в два челна.

В 1698 году Государь Император Петр Великий Высочайше пожаловал во владение монастыря два озерка: Серемо и Тихмино с речками Серемхою, Каменкою и Тихминкою.

В 1759 году Благочестивейшая Государыня Императрица Елизавета Петровна Всемилостивейше благоволила пожаловать обители грамоту за подписью Правительствующего Сената, на пергаменте, на все вообще дачи, т.е. как на пожалованные от всех царствовавших прежде великих Государей Всероссийских, так и на пожертвованные обители от разных знаменитых особ и помещиков.

В 1820 году Императором Александром I в бытность его в Пустыне была пожалована панагия с правом возлагать оную на себя Настоятелям при Священнослужениях.

Хранились в обители две водосвятные серебряные чаши, из них одна весом в 10 фунт., гладкая, с надписью, по местам вызолоченная, пожалована в 1680 году Царем и Великим Князем Феодором Алексеевичем; а другая чаша, малая, весом в 2 ¹/₂ ф., пожалована Государынею Царевною и Великою Княжною Екатериною Иоанновною.

Также одно из монастырских Евангелий было в 1680 году пожаловано Царем и Великим Князем Феодором Алексеевичем.

Тихвинская икона Богоматери была прислана в 1670 году из Москвы Царем Алексеем Михайловичем к освящению новоустроенного тогда в Ниловой Пустыне первого каменного соборного храма. На этой иконе риза, венец и поля серебряные, чеканной работы, позлащенные.

Из общего количества 158-ми священнослужительских облачений семь риз пожалованы от Высочайших особ: три ризы Императрицей Екатериной II, одна риза Великой Княжной Марфой Матвеевной, две ризы Великой Княжной Натальей Кирилловной и одна Императрицей Елизаветой Петровной.

И таких примеров Монаршей милости сменявших друг друга на Российском Престоле Государей и Государынь из Династии Романовых множество хранит летопись Нило-столобенской пустыни”⁵⁴.

Велико было духовное влияние преподобного Нила Столобенского и основанной по его пророческому предсказанию монашеской обители на все слои общества тогдашней православной России. Даже годы богоборческой власти не смогли его поколебать.

Нилова Пустынь по своему географическому положению расположена как бы посредине между Москвой и Петербургом. Это обстоятельство и наложило своеобразный отпечаток на судьбу обители, основанной преподобным Нилом. Даже в архитектуре монастырских храмов можно обнаружить архитектурно-стилистическое влияние обеих столиц. Весь остров ныне окружен гранитными набережными, точно маленький Петербург. Это похоже на реки и каналы Северной Пальмиры, одетые в камень. Так же и храм Воздвижения Честнаго Креста Господня в западной части острова Столобное построен на средства известного петербургского купца и ктитора Саввы Яковлева, который был уроженцем города Осташкова, осташом, как их называли. От простого крестьянина он вырос до купца-миллионщика, а затем даже выслужил дворянство. Он строитель храма Успенья Пресвятой Богородицы, что на Сенной площади в Санкт-Петербурге, разрушенном в 1961 году. Здесь видно духовное влияние Ниловой Пустыни на северную столицу в “обмен” на архитектурное влияние Петербургских зодчих на облик возводимых в обители церквей.

С другой стороны, многие древние храмы монастыря воплощают собой древнерусскую традицию первопрестольной столицы: приземистые с толстыми стенами ХVII, некоторые начала ХVIII века.

Люди из близлежащих от Ниловой Пустыни мест уезжали в обе стороны: и на север, и на юг. Еще влияние Пустыни на Петербург проявилось в судьбе Никольского Собора: он расписывался известными осташковскими братьями-иконописцами Колокольниковыми.

Раньше в Петербурге было большое тверское землячество. О важности этого землячества, члены которого много жертвовали на строительство петербургских храмов, говорит уже один тот факт, что духовником землячества был святой праведный отец Иоанн Кронштадтский. В XVIII и XIX веках, начале XX века в петербургский период истории России очень многие люди ездили на богомолье туда, а оттуда другие приезжали в столицу на заработки.

В конце XIX — начале ХХ века монастырь становится средоточением общероссийских попыток возродить систему школьного образования на глубоко религиозных православных основах. Речь идет о знаменитых школьных походах в Нилову Пустынь из известной школы Сергея Александровича Радзинского в имении Татьево Бельского уезда нынешней Тверской области. С именем С.А.Радзинского связано возрождение широкого почитания Святых Равноапостольных просветителей славян Кирилла и Мефодия, изучение церковнославянского алфавита, восстановление почитания Святого Равноапостольного Князя Владимира. Закрепляло это церковное образование в школе С.А.Радзинского паломничества в Нилову Пустынь. Дети со взрослыми четыре дня шли пешком в монастырь, два дня находились в обители и еще четыре дня возвращались домой. По дороге они проходили все святые места, встречавшиеся им на пути. Конечно, на лошадях или пароходом маленькие паломники могли бы добраться до монастыря за один день, но они именно хотели “потрудиться преподобному”. Интересно, что в прилегающей к Ниловой Пустыне округе на сотню-другую верст святого просто называли “батюшка” или “преподобный” без имени и всем было понятно о ком идет речь. Так велики были почитание и любовь народа к угоднику Божиему.

Школа С.А.Радзинского стала первой ласточкой, где опробывались принципы современного религиозного образования и воспитания подрастающего поколения молодых россиян. По повелению Государя Императора Александра III Александровича и стараниями обер-прокурора Святейшего Синода Константина Петровича Победоносцева опыт школы С.А.Радзинского был распространен на всю Россию. В столице была организована церковно-учительская школа, которая готовила кадры для провинциальных подобных школ Империи. Промыслительно, что сам К.П.Победоносцев похоронен за алтарем домового храма этой учительской школы на Забалканском проспекте, ныне Московском, около Новодевичьего монастыря. Могила была в советское время полностью сравнена с землей, пять лет назад, в 1993 году на день ангела Константина Петровича — Святых Равноапостольных Константина и Елены — силами прихожан храма Святого Великомученика и Победоносца Георгия, что на Средней Рогатке, были установлены деревянные кресты на могиле К.П.Победоносцева и его супруги (второй крест — символический, так как могила утрачена). Воспитанники приходской воскресной школы следят за этими могилами.

Сам С.А.Радзинский сформировался под влиянием Ниловой Пустыни, жил в первопрестольной и был профессором Московского Университета, биологом-ботаником, затем оставил государственную службу, уехал в свое имение и посвятил всего себя делу воспитания детей в религиозном православном духе. Вновь мы видим духовное влияние преподобного Нила на Москву. Опыт татьевской школы был распространен на церковноприходские школы. Были ревнители, например, брат известного московского батюшки Алексия Мечева, отец Тихон Мечев, служил под Москвой, и оттуда уже ходили в другую святыню — Калужскую Тихонову Пустынь. Интересно, что Тихон Калужский также нес своеобразный подвиг столпничества — он подвизался в дупле дерева. Каким-то образом строительство православной Империи и ее зримый образ в виде Александрийского столпа, возведенного в честь победы над полчищами Наполеона, связан с христианским символом столпа. Ведь неслучайно, что после торжества антихристианской богоборческой власти в России была предпринята попытка разрушить Александрийскую колонну в Санкт-Петербурге, переименованном по псевдониму профессионального разбойника Ульянова.

Как рассказал современный петербургский церковный историк и православный публицист Илья Попов, в 20-х годах, когда городскими делами управлял Зиновьев, а морскими, или как мрачно шутили тогда жители, “мокрыми”, делами заправлял Троцкий, коммунист Зиновьев выступил перед Ульяновым-Лениным с инициативой поставить статую вождя мирового пролетариата вместо Ангела на вершине Алексанрийской колонны. Однако, несмотря на ужасный красный террор, бушевавший в городе, нашлись православные люди, которые просили не трогать памятник, представляющий историческую и культурную ценность. Иные причины сохранить Александрийский столп от варварства тогда назвать было невозможно. И, якобы, в раздражении Зиновьев ответил: “Ну, оставьте им этого ампирного Ангела”. Возможно, отказ властей от этой бредовой идеи объясняется еще необходимостью значительных затрат на ее реализацию. Александрийская колонна утверждала державность русского народа. Изгнание Наполеона со Святой Руси и вхождение наших войск в Париж означало разгром революционного зверя в его берлоге и торжество мира и порядка во всей Европе. На старых картинах, снимках и путеводителях по городу колонна значится просто как памятник Императору Александру I, стоящий в ряду других памятников города венценосным вождям России. Почему? Потому что лик Ангела запечатлел черты лица Благословенного Царя. А ведь факт посещения Государем Императором Александром I Ниловой Пустыни хорошо известен.

Гремящие над Россией многовековые очистительные грозы вспышками своих молний только ярче высвечивают согбенную фигуру смиренного, никогда не дремлющего селигерского столпника, несущего свою крестную вахту на державном корабле. Его взор устремлен ко Господу, открывающему грядущие судьбы многострадального Отечества. Наши взоры прикованы ко святому.

И сейчас во вновь построенном к 50-летию Победы над фашистской Германией питерском храме в честь святого великомученика Георгия Победоносца есть пожертвованная старая деревянная фигурка преподобного Нила прошлого века, принесенная, возможно, уроженцами тех мест или их потомками. Так же пожертвована и большая икона преподобного Нила известного извода, на которой святой изображен на фоне монастыря. После необходимой реставрации староста храма Юрий Григорьевич Корытченков, кстати, по материнской линии осташ, хочет пожертвовать ее в Нило-Столобенскую Пустынь. Незримыми миру духовными узами связывает преподобный Нил и его обитель простых мирян и отшельников-монахов в одно целое, что и поныне зовется Святой Русью. В келье нынешнего насельника Псково-Печерской обители старца Феофана, чей монашеский путь начался еще в Нило-Столобенской Пустыни до ее закрытия в 20-х годах, стоит большая, почти метровая деревянная фигура селигерского столпника с частицей мощей внутри. Продолжается небесное служение угодника Божия. преподобный отче Ниле, моли Бога о нас, о страждущей Земле Российской!

“ЯКО ЛУЧА СОЛНЕЧНАЯ”