Демография первобытного общества

Первобытную историю, или праисторию (по западной терминологии) принято начи­нать с первобытного стада. Распространяя на­блюдения над стадной жизнью человеко­образных, прежде всего шимпанзе и горилл, на австралопитековых, можно предположить, что первобытное стадо на этом этапе состояло из 25 – 40 особей: 2 – 3-х взрослых самцов, нескольких самок и детенышей разного возраста. Такая совокупность особей могла противостоять хищникам, имела не очень жесткие границы (особи свободно переходили из одного стада в другое) и являлась оптимальной группой с точки зрения участия в процессе полового размножения внутри вида.

Средняя продолжительность жизни австралопитековых приблизительно находится между 17,2 и 22,2 годами. Разница в данных связана с находками из разных мест Южной Африки с разными, вероятно, условиями обитания. В среднем, учитывая большую детскую смертность, австралопитеки доживали до 20 лет.

Есть данные и о 38 синантропах. Из них 15 индивидов умерло в возрасте 14 лет (39,5%). Это – детская смертность. 3 человека умерло в возрасте менее 30 лет, 3 – в возрасте между 40 – 50 годами. И только 1 женский череп свидетельствует о доживании до 50 или даже 60 лет. Средний возраст смерти для 7-ми взрослых инвалидов, таким образом, равен 37,9 лет. Но если учесть возраст умерших детей, эта цифра резко уменьшится и будет сравнима с вышеприведенными данными об австралопитеках.

А всего людей в эпоху синантропов (около 1 млн. лет назад) предположительно насчитывалось около 125 тыс. (по Э.Диви). Число это довольно умозрительно, но более точных данных нет.

Сведения о неандертальцах также крайне малочисленны. На разных территориях их средний возраст определяется от 30 лет в Европе до 37,5 на Ближнем и Среднем Востоке, что ближе к синантропам, но о точности и здесь писать преждевременно. Есть еще и одиночные данные, но и они укладываются в отмеченные величины.

Таким образом, можно констатировать, что неандертальцы нечасто доживали до 30-летнего рубежа. Примерно половина их популяции умирала в детском возрасте. Никакого увеличения продолжительности жизни по сравнению с предыдущим временем не фиксируется. По поводу общей численности людей в эпоху неандертальцев (100 – 40 тыс. лет) можно привести число в 1 млн. человек (Диви), но оно столь же приблизительно, как и предыдущее по нижнему палеолиту. Эти данные опираются на анализ возможной плотности населения в изученных очагах человеческой ойкумены. Это – максимально возможные числа. Реальные скорее были меньше, ибо не везде, где могли жить люди, они действительно тогда жили. Так, собиратели и охотники могли существовать при плотности 1 человек на 10 – 100 кв. км, рыболовы – 1 человек на 5 – 10 кв. км.

Наблюдения за современными первобытными охотниками, собирателями и рыболовами показали, что наиболее устойчивыми были популяции минимум в 200 – 500 человек. Более мелкие вымирали. Размеры популяций (племен) зависели от ресурсов регионов обитания. Плотность у современных первобытных племен, в зависимости от экологических условий, варьировала от 1 человека на несколько кв. км. в Экваториальной Африке до нескольких десятков кв. км. на 1 человека – в Южной Африке, Австралии, Северной Америке.

В эпоху верхнего палеолита (40 – 14/13 тыс. лет) формируются родовые общины. На смену промискуитету (неупорядоченным половым сношениям) приходят брачные связи. Этот важный, если не эпохальный перелом в отношениях полов произошел в силу физиологических и социальных изменений, о которых можно только догадываться. Где-то в предыдущее время по неясным причинам исчез эструс (течка), что резко размежевало физиологию размножения людей и животных, в том числе и обезьян. Хотя еще долго первобытные люди не видели связи между половым актом и деторождением.

Происходили и какие-то изменения в организме стадных сообществ, постепенно подводившие древних людей в разных местах ойкумены к родовой организации с присущей ей социальной структурой. Об этом тоже можно только догадываться без надежды найти какие-то фактические подтверждения.

Первобытный брак – это брак не между индивидуумами, а между группами людей. Первой формой брачных отношений был групповой или дуально-родовой брак, при котором мужчины одного рода могли вступать в половые отношения с любой из женщин другого, соседнего рода. Социальными нормами, регулирующими репродуктивное поведение (воспроизводство) коллектива, были различные половые табу, самым сильным из которых был запрет половых связей между членами одного рода.

Численность населения в эпоху верхнего палеолита (по Диви) возросла уже до 3,3 млн. человек. Это число опирается на распространенное мнение о неуклонном и бесперебойном возрастании численности населения от эпохи к эпохе. Но это чисто умозрительное заключение никогда не было доказано, а по отношению к ранним эпохам – подробно не исследовалось. Известные же данные о среднем возрасте – примерно в 33,9 года, то есть не выше, чем в предыдущие эпохи – приведенного мнения не подтверждают. Об этом же свидетельствует и сохранение очень высокого уровня детской смертности среди верхнепалеолитических людей – до 41,5% от всех найденных скелетов. То есть можно предположить, что в течение всего палеолитического времени при сохранении примерно одинаковых показателей продолжительности жизни нет данных для мнения о неуклонном росте населения. Возможно, точка зрения об относительной стабильности численности палеолитических людей имеет больше оснований, ибо покоится на конкретных данных, полученных в последние десятилетия. Однако, поскольку речь идет о десятках тысяч лет и огромных территориях, о жизни, нам почти неизвестной, точку зрения о постепенном росте населения отвергать тоже нельзя. Тем более что при почти аналогичной продолжительности жизни в средние века рост населения был хотя и незначительным, но неуклонным. Поэтому мнение о росте населения к концу эпохи палеолита на несколько процентов за тысячелетие вполне допустимо.

Можно привести и некоторые региональные наблюдения. В долине Нила, например, к концу палеолита проживало около 20 тыс. человек, на территории современной Франции – до 50 тыс. человек. Поселения были небольшими. Для прокорма одного человека в те времена требовалась большая площадь растительных и животных угодий. В Восточной Беларуси, например, на палеолитических поселениях одновременно жило около 25 человек (Е.Г. Калечиц).

С ростом населения происходило и постепенное освоение территории Земли, что в свою очередь способствовало увеличению численности людей. К мезолиту уже было освоено до 30% земной поверхности. Но о численности мезолитического населения (к началу VIII тыс. до н.э.) единого мнения у исследователей нет. Диви предлагает число примерно в 5,3 млн. человек. Но В.П. Алексеев опирается на известный археологический феномен: число найденных мезолитических поселений меньше более древних, верхнепалеолитических. На этом основании он делает вывод о возможном сокращении мезолитического населения в силу каких-то экологических или иных причин. С учетом сохранения верхнепалеолитического уровня продолжительности жизни он предложил для начала мезолита численность человечества в 2,5 млн. человек, а для конца этой эпохи (VI тыс. до н.э.) – 4 млн. человек. В белорусском и украинском Полесье тогда, например, проживало около 5500 человек (Л.Л. Зализняк).

Таковы наши сведения о народонаселении присваивающей эпохи, с которой человечество подошло к эпохальным переменам неолитического времени – неолитической революции – переходу к земледелию и скотоводству, а также к изобретению глиняной посуды, улучшившей качество питания за счет появления вареной пищи.

О динамике роста неолитического населения также нет единого мнения. Все исследователи сходятся на признании относительно быстрого увеличения населения в условиях улучшения условий жизни и освоения новых земель. В итоге, если в начале неолита насчитывалось, по разным оценкам, от 5 до 10 млн. человек, то к концу эпохи (IV тыс. до н.э.) население Земли у разных авторов колебалось от 50 до 86,5 млн. человек. А к середине II тыс. до н.э. (эпоха бронзы) оно могло достигать и 100 млн. человек. Отмеченное расхождение в числах не может повлиять на общий вывод – за 4,5 тыс. лет распространения на земле производящего хозяйства резко расширились возможности питания и человеческая популяция выросла не менее чем в 20 раз. Такой рост населения в первую очередь относится к земледельческим племенам, ибо одна единица площади при земледелии может прокормить в 20 – 30 раз больше людей, чем при скотоводстве, а при скотоводстве – соответственно в 20 – 30 раз больше, чем при охоте. Впрочем, нельзя забывать, что указанные возможности не обязательно могли полностью реализоваться в тогдашней не просто сложной жизни, но в условиях элементарной борьбы за выживание. Поэтому указанный рост в 20 раз вполне логичен.

Теперь, после анализа статистических данных, обратимся к более подробному рассмотрению демографических процессов.

Обратимся к статистическим показа­телям смертности. Из 22 поддавшихся определе­нию костяков синантропов умерли в возрасте:

до 14 лет	15 особей	68,2 %	всех костяков
15 – 30 лет	3 особи	13,6 %	– ½½ –
31 – 50 лет	3 особи	13,6 %	– ½½ –
51 – 60 лет	1 особь	4,6 %	– ½½ –

Длительности жизни неандертальцев и кроманьонцев:

до 11 лет	15 особей	или 38,5%	29 особей	или 38,1%
12 – 20		10,3		15,8
21 – 30		15,4		19,6
31 – 40		25,5		14,7
41 – 50		7,7		9,2
51 – 60		2,6		2,6
Всего

По другим данным, из 102 костяков, найденных в Западной Европе на верхнепалеолитических стоянках:

до 14 лет умерло	24,5 %
в 15 – 20	9,8 %
21 – 40	53,9 %
41 – 60	11,3 %

В обобщенном виде динамика смертности представлена на предлагаемом графике:

Распределение смертности в нижнем и среднем палеолите (по Б.Ц.Урланису)

Среди причин невысокой продолжительности жизни, что видно из приведенных данных, очень высокая детская смертность. Возможно, она была еще выше, но детские, особенно младенческие, кости плохо сохранились и потому не всегда могут быть обнаружены. Что касается смертности взрослых (старше 15 лет), то ее главными факторами считаются несчастные случаи на охоте, травматизм, стихийные бедствия. Роль инфекций и эпидемий считается незначительной. Они возросли с переходом к оседлости. Частые передвижения первобытных собирателей и охотников не вели к накоплению отбросов и всяческих токсинов в местах обитания. Даже такие знаменитые стоянки, как обиталище синантропов в пещере Чжоугоудзян под Пекином, едва ли имели постоянных жителей. Скорее, это были как бы базы для возвращения.

Этнографические данные подтверждают высказанные соображения. У эскимосов смертность у мужчин от несчастных случаев на охоте составляла 15%. Многие из них тонули в перевернувшихся лодках. Голод, по современным этнографическим данным, не играл значительной роли, как это считалось ранее, и встречался скорее в виде исключений. Но коль такие голодовки случались, они действительно могли погубить целые группы. В таких ситуациях люди могли убивать или оставлять без помощи стариков, убивать маленьких детей, заниматься каннибализмом (подробнее об этом – далее). Но, судя по этнографическим данным, такое могло быть лишь в исключительных случаях.

Анализируя приведенные данные, надо также иметь в виду, что главным показателем являлось количество людей, не умерших в детском возрасте (до 15 лет). Ибо именно они составляли потомство, передавали детям жизненный опыт, кормили их. А таковых, как видно, было не менее 60 – 70%. Среди них не менее половины жили и после 20 лет, то есть могли дать и по минимуму обеспечить жизнь более одного ребенка. При этом надо учитывать, что из-за тяжелого повседневного труда и антисанитарии женщины жили в среднем на 2 – 6 лет меньше мужчин.

В эпоху мезолита картина практически не изменилась:

По Урланису (1978) из 71 костяка, по Рохлину (1965) из 65 костяков

до 11 лет умерло	29, 6%	до 14 лет умерло	30,8 %
в 12 – 20	8,5 %	в 15 – 20	6,2 %
21 – 30	49,3 %	21 – 40	58,5 %
31 – 40	8,5 %
41 – 50	1,4 %	41 – 60	3,0 %
51 – 60	2,7 %
		Свыше 60	1,5 %

Обращает на себя внимание низкая смертность подростков (15 – 20 лет). Вероятно те, кто пережил детство, обычно доживали до более старшего возраста. Это наглядно показывает, как на общие показатели влияла детская смертность (1/3 всех рождавшихся).

С переходом к неолиту демографическая ситуация во многих регионах мира существенно изменилась. Причем изменилась настолько, что некоторые исследования назвали ее, как отмечалось в предыдущей лекции, первой демографической революцией и связали с переходом к производящему хозяйству. Но это можно отнести только к районам, в которых переход к земледелию и оседлости был относительно быстрым и прочным, необратимым. Но так было не везде. Например, в Сибири бродячие коллективы охотников, собирателей и рыболовов дожили до недавнего времени. Тем не менее, в целом переход к земледелию и оседлости дал рост населения от 0,8 до 2,5%, местами и временами – 10%.

Но с причинами такого роста населения не все ясно. Ведь средняя продолжительность жизни и в неолите оставалась крайне низкой, в прежних пределах – 20 – 30 лет. Значительный прирост населения происходил за счет других источников.

При отсутствии прочной исторической базы объяснение этих причин представляется весьма умозрительным. Но, за неимением другого, рассмотрим их. Отдельные авторы в качестве причин указывают на переход к использованию более доступных ресурсов и уменьшение подвижности, что улучшило условия для выхаживания детей и восстановления здоровья молодых матерей. Хотя, с другой стороны, у земледельцев увеличивалось количество белковой пищи, но одновременно возрастал и объем балластных продуктов с углеводами. Лишь постепенно, когда со временем земледельцы освоили оседлое животноводство (особенно производство молочных продуктов), белковая пища, более благоприятная для дето­рождения (по некоторым данным), стала преобладать над углеводной.

Но переход к земледельческой оседлости способствовал росту эндогамных браков до 80 – 90%, чего у низших охотников и собирателей не было. Впоследствии общинный контроль через многие табу воспрепятствовал росту населения. Также оседлость стимулировала и рост заболеваемости из-за накопления в местах обитания отходов и патогенных (болезнетворных) бактерий, чего, как отмечалось, кочевники избегали. Переход к земледелию вызвал вырубки лесов, что привело к распространению малярии. Скопление припасов, домашних животных и отбросов вело к концентрации на поселениях разных паразитов, особенно грызунов – переносчиков многих инфекций (тифа, чумы, холеры). От инфекций, кстати, чаще гибли дети и женщины, обычно постоянно находившиеся в поселках. Мужчины, с другой стороны, чаще погибали на охоте, которой продолжали активно заниматься первобытные земледельцы.

Однако со временем преимущества оседлой жизни и земледелия брали верх, и среднея продолжительность жизни начала медленно, но неуклонно расти. Особенно, по сравнению с предыдущими эпохами, увеличивалось количество людей, преодолевавших 40-летний рубеж и доживших до глубокой старости. Большинство тех, кто перешагивал 15-летний возраст, доживало до 30 – 38 лет. Так, в раннеземледельческой Греции мужчины доживали до 31 года, женщины – до 30 лет, в Анатолии в VI тыс.
до н.э. – соответственно – до 34,3 и 29,8 лет, на Крите – до 35,2 и 33,6 лет, на территории Венгрии – до 36,4 и 28,9 лет, в Южной Туркмении – 38,1 и 36,1 года. Надо, однако, заметить, что такой скачок не был необратимым; в энеолите и раннем бронзовом веке продолжительность жизни в отдельных земледельческих районах вновь сократилась.

По данным о 276 погребенных эпохи бронзы из Австрии (Рохлин, 1965)

до 14 лет умерло	7,9 %
в 15 – 20	17,2 %
21 – 40	39,9 %
41 – 60	28,6 %
Свыше 60	7,3 % (в эпоху мезолита до этого возраста в Европе дотягивало только 1,5 % людей)

В целом в эпоху бронзы средняя продолжительность жизни стала составлять 29 лет (в Австрии), 24,6 года (в Поволжье).

Итак, нижняя граница смертности в первобытности составляла около 50%, а высшая вообще неясна, так как зависела от многих факторов. Эксперты ООН считают, что она доходила до 80% (то есть столько не доживало до биологической старости). Высокая смертность была той ценой, которую платили первобытные люди за свою жизнь.

Продолжительность жизни в неолите (по материалам Волыни)

(по Урланису)

Распределение смертности по возрастам в неолите (Венглия)

(по Б.Ц. Урланису)

Помимо уровня смертности, на численность первобытного человечества влияли и другие факторы. Прежде всего – уровень и условия рождаемости. Уровень ее определялся прежде всего условиями жизни. Тяжелый повседневный труд был необходимостью всех, в том числе беременных и кормящих женщин. Поэтому стремления к многодетности не было. Тяжелый труд к тому же притуплял и половые инстинкты (что наблюдали этнографы). К низкой рождаемости вели и многие табу, установление особых месяцев для совокуплений (обычно осенью). Сама собой понятна высокая смертность женщин при родах и во время беременности (от тяжелого труда, из-за чего – и выкидыши). Применялись и аборты (даже у древних собирателей и охотников), особенно при наличии грудного ребенка, если данная группа находилась в состоянии движения.

На рождаемость, как и на продолжительность жизни, влияла также изношенность женского организма из-за тяжелого труда с детства и раннего начала половых контактов. В принципе, тогдашний репродуктивный возраст составлял 22 года: от рождения первого ребенка примерно в 18 лет до последних родов около 40 лет. Но большинство женщин из-за ранних смертей не доживало до этих лет, чем сокращался детородный период.

Нерегулярное снабжение пищей, ее скудность и низкое качество могли повышать возраст половой зрелости и, соответственно, брачный возраст, увеличивать количество мертворожденных и выкидышей, а отсутствие подходящего дополнительного питания удлиняло время лактации (что отдаляло следующее зачатие). Хотя, как уже отмечалось, первобытные люди часто не знали о связи полового акта с беременностью.

На способность женщин к деторождению у охотников и собирателей влияли и особенности ведения хозяйства, где роль женщин была почти что решающей. Особенно это относится к умеренным и жарким поясам, где собираемая женщинами пища составляла до 70 – 80% всего набора продуктов. А если учесть, что женщины должны были заботиться о воде и топливе, о приготовлении пищи, переносили различную утварь во время длительных переходов, участвовали в строительстве жилищ и т.д., то понятно, почему тогда люди стремились избегать частых родов, отрывавших женщин от их нелегкого повседневного труда, который сам по себе способствовал раннему увяданию и бесплодию.

У многих охотников и собирателей отмечалось и весьма раннее начало половой жизни. У аборигенов Северной Австралии девочки нередко вступали в половые отношения до наступления зрелости, иногда с 9 лет. Похожее наблюдали у бушменов (Экваториальная Африка) и эскимосов (Северная Америка). Это явление, по мнению этнографов, связано с тем, что у многих первобытных племен девушки еще до вступления в брак должны были доказать способность к деторождению. Но беременность в раннем возрасте наступала редко, зато такое поведение способствовало травматизму и возможному бесплодию в будущем. К быстрому истощению молодого организма вели и традиции раннего вступления в брак. Этнографам известны помолвки с новорожденными и брачные соглашения еще до рождения невесты.

Первые роды относятся обычно к 17 – 19 годам. Время наивысшей плодовитости – 20 – 27 лет. С 30-летнего возраста плодовитость женщин постепенно падала, и у большинства доживших до 35 – 40 лет наступало окончательное (вторичное) бесплодие. Так что реальный репродуктивный период бывал и меньше ранее указанного максимального числа в 22 года.

На общую рождаемость влияло и наличие в силу названных причин большого числа бесплодных женщин (до14% у бушменов), крайняя неустойчивость браков и то, что большинство женщин вообще не доживало до завершения репродукционного периода.

Мужчины вступали в брак обычно в 20 – 25 лет и позднее, то есть они обычно были на 5 –6 лет старше своих жен. О соотношении числа мужчин и женщин в общинах данные весьма различны: от 68 до 150 мужчин на 100 женщин.

Особое влияние на рождаемость у охотников и собирателей оказывал довольно строгий интервал между родами, обычно в 3 – 5 лет. Такой промежуток обуславливался, во-первых, невозможностью в условиях бродячей жизни носить на себе более одного малолетнего ребенка (хотя таких детей помогали нести сестры, тетки и другие родственницы матерей), во-вторых, как отмечалось, отсутствием иной подходящей пищи для младенца, кроме материнского молока и, следовательно, длительным периодом лактации, в-третьих, стремлением избегать осложнений у молодых матерей, которые не освобождались от тяжелой физической работы, в-четвертых, другие отмеченные ранее физиологические механизмы.

Указанный интервал между родами регулировался применением разных трав и абортами. Они становились более частыми у ранних земледельцев, в неолите и ранней бронзе. Конечно, о хирургическом вмешательстве речь не идет. Были прыжки с высоких деревьев, тугое стяги­вание живота, на живот клали горячие камни и т.п. Но по данным этнографов, подобные аборты применялись нечасто. Более распространенными были табу на половые отношения, длившиеся от нескольких месяцев до года, а иногда и до двух лет. Время их действия определялось по-разному: до возвращения матери к нормальной хозяйственной деятельности, до появления второго зуба у ребенка, до того, когда он начинал ходить или говорить и т. д. Устанавливались запреты как из-за опасения за здоровье ребенка при лактации, а также и по другим причинам, прежде всего сакрального характера. Считалось, например, что интенсивные половые контакты отрицательно влияли на результаты предстоящей охоты или рыбной ловли. Отношения прерывались многодневным отсутствием мужчин, уходивших на охоту или другие промыслы. Не были ясны и особенности женской физиологии. Например, пигмеи были убеждены в том, что общение в период менструаций наиболее плодотворно для деторождения.

Важнейшую роль в развитии первобытного народо­населения играли семейные традиции, которые форми­ровались, естественно, под влиянием рассмотренных условий жизни. В среднем на одну женщину приходилось примерно 4 – 6 детей. И если до 50% новорожденных погибало на первом году жизни, то от 10 – 15% до 50% оставшихся умерщвлялось искусственно. Отдельные авторы может и драматизируют ситуацию (называя 50%), но сам факт бесспорен. Слабых, больных, ставших обузой (стариков – уже, детей – еще убивали).

Детоубийства чаще отмечались в экстремальных климатических условиях: у наиболее северных групп эскимосов, у аборигенов засушливых центрально-австралийских пустынь. Убивали рожденных слабыми или с физическими дефектами, если новорожденный мог составить конкуренцию уже имеющемуся грудному ребенку. По той же причине могли убивать одного из близнецов. В исключительных случаях голода убивали малолетних и их мясом кормили более старших детей. При этом чаще предпочитали убивать девочек, особенно там, где роль мужчин в добыче средств существования была значительной (у эскимосов отмечены убийства даже шестилетних девочек, если рождался мальчик, а дочь не была помолвлена). Девочек чаще убивали и из разнополовых близнецов. Известно и ритуальное убийство одного из близнецов и поедание его матерью для «получения от него жизненной силы». Впрочем, такой ритуал возникал, скорее всего, из-за голода предшествовавших поколений, когда одного из близнецов убивали по жестокой необходимости. Часто убивали двух-трехлетних детей, если они мешали матери работать, или бросали их больными без ухода, если таковой был нужен.

Вообще, вероятно, какие-либо закономерности в этих деяниях найти трудно. Например, у африканских племен, отошедших от собирательства, детоубийства диктовались скорее не количественными, а качественными соображениями: как правило, убивали тех детей, которых считали неполноценными, что наблюдалось у зулусов. У бушменов же все решала арифметика: первого ребенка, даже урода, мать обязательно воспитывала, второго, пусть и полноценного, но если он появлялся еще до того, как первый вставал на ноги, обязательно умерщвляла.

Считается, что детоубийство было внутрисемейным делом и, как правило, осуществлялось матерью. Но у австралийских аборигенов этот вопрос решался всей общиной, волю которой выражала наиболее уважаемая старуха, умерщвлявшая новорожденного. Замечено, что там, где практиковались детоубийства, менее продолжительными были сроки воздержания от половой жизни.

В неолите, при переходе к оседлости и улучшении бытовых условий, суммарная рождаемость стала достигать 7 – 9 детей на одну женщину. Но так как многие по-прежнему не доживали до завершения репродуктивного периода, то среднее число оставалось почти на прежнем уровне – 5 – 7 детей. Однако даже полуоседлый образ жизни облегчал положение рожениц: резко сокращались изнурительные переходы, тяжелый земледельческий труд носил сезонный характер, к тому же самую трудоемкую работу на земле начинали брать на себя мужчины (особенно по расчистке участков). Они же освобождали женщин и от некоторых других работ, например, от строительных. Это сказывалось на выживаемости детей и, значит, на общем росте населения. В такой ситуации постепенно смягчались и запреты на половую жизнь, и традиции детоубийства.

Определенное влияние на демографическую ситуацию в условиях начала социального расслоения в более развитых обществах стало играть многоженство, вызывавшееся не только избытком женщин в ряде случаев (из-за войн, гибели мужчин на охоте), но и престижными моментами. Многоженцами бывали обычно наиболее влиятельные мужчины-лидеры, которым была выгодна многодетность, ибо она обуславливала поддержку им со стороны многочисленных родственников жен, а тем самым и социальное превосходство. Но практика многоженства, с другой стороны, обрекала многих мужчин на пожизненное одиночество. Ибо при тех обстоятельствах, о которых речь уже шла, и на женщин тоже бывал дефицит. Это приводило, в ряде случаев, к передаче жен по наследству сыновьям или братьям, что отражало обычаи более ранних групповых браков, когда несколько мужчин – близких родственников – пользовались одной женой.

Важным демографическим фактором сдерживания роста были кое-где и запреты на вступление в брак вдовцам и разведенным (от нескольких недель до нескольких лет, а иногда и пожизненно, особенно женщинам). Известны случаи умерщвления вдов или принуждения их к самоубийству.

Еще одной варварской традицией, через которую прошло человечество, было убийство стариков. Этот обычай, как и детоубийство, был, естественно, вызван экономическими трудностями, особенно недостатком пищи. Умерщвляли тех, кто уже не мог помочь в борьбе за выживание. Убийство больных уже отмечалось. Обычно умерщвление стариков – обязанность сыновей. По этнографическим наблюдениям, согласно традициям, старики и немощные сами просили о смерти, если, конечно, доживали до такого состояния и возраста. Они шли сами, или их доставляли в лес или другое соответствующее место и обычно там бросали на волю судьбы: их или съедали хищники, или они умирали от голода.

Умерщвление старцев имело далеко идущие социальные последствия, что первобытные люди не всегда понимали. В тогдашних, довольно замкнутых, не очень многочисленных (в несколько сот человек) коллективах-общинах, в отсутствие письменности, когда носителями знаний и опыта были только живые люди, эти коллективы (общины, малые племени) подвергались опасности регресса, когда исчезало несколько носителей местных культурных традиций. Это, кстати, объясняет медленное развитие в те времена.

Только технический прогресс, переход к земледелию с возможностью прокормить большее количество людей способствовал отмене обычая умерщвления немощных. Хотя в глухих местах рассмотренный обычай сохранялся еще очень долго. Прокопий Кессарийский в VI в. писал о каком-то германском племени, где убивали старых. В Исландии в 1000 г. стариков морили голодом. В глухих японских деревнях этот обычай отмечен и в XIX в.

Рост престижа стариков – свидетельство морального прогресса первобытного общества. Это отразилось в появлении института советов старейшин.

Древнейшая, присваивающая экономика позволяла существовать лишь до несколь­ких десятков людей на 100 кв.км. С демо­графической точки зрения это вело к само­ограничению человеческой популяции, для чего стихийно вырабатывались особые нормы демографического пове­дения: запреты эндогамии, различные табу, ограничивающие половые контакты, определение круга брачных партнеров, регламентация их прав и обязанностей с точки зрения участия в воспроизводстве (разные в разных половозрастных группах), ритуалы с демографическим смыслом (принятие родов, начало половой жизни и т.п.), обычаи вскармливания младенцев, отношение к детоубийству и каннибализму, отношение к жизни взрослых соплеменников и иноплеменников.

Первым важным техническим достижением стало начало использования огня. Возможно, огнем пользовались уже австралопитековые. Огонь, безусловно, был у синантропов, появившись в Азии между 450 – 350 тыс. лет. Но не все в палеолите умели им воспользоваться. И обычно применяли его лишь для обогрева и отпугивания хищников. Готовить на огне начали в позднем плейстоцене, что позволило использовать в пищу растения, в сыром виде не усваиваемые. Таким образом, применение огня в тогдашней кулинарии расширяло продовольственную базу древнейших людей. Затем, с изобретением в неолите глиняной посуды, пищу начали варить, что еще больше облегчило ее усвоение. Поэтому применение огня имело не меньшее значение, чем переход к земледелию.

Использование огня привело к первому общественному разделению труда между мужчиной и женщиной: мужчина – добыча зверей, женщина – уход за огнем, что соответствовало ее физическим возможностям. Широкое применение огня и добыча с его помощью дополнительных продуктов питания способствовали уменьшению детоубийства и умерщвления стариков. Последние помогают в домашнем хозяйстве, особенно – в поддержании огня. Так огонь защитил стариков (Л.Крживицкий). С появлением огня чаще отмечаются люди, жившие свыше 60 лет.

Другим крупным явлением, влиявшим на демографические отношения, на жизнь детей и стариков, стала неолитическая – аграрная (прежде всего) – революция – переход к производящему хозяйству. Этот переход, связанный с выделением скотоводческих и земледельческих племен, привел к такому скачку в приросте населения, что, как отмечалось, он был назван демографической революцией. Увеличилась продолжительность жизни, расширились демографические свободы, увеличилась рождаемость. В итоге рост населения повысился от нескольких тысячных долей процента в год до нескольких сот, то есть примерно в десять раз. Эти доли процента для тогдашнего народонаселения весьма важны. Так, например, если число дочерей, доживавших до материнского возраста, увеличивалось на 10% в год, прирост населения возрастал до 0,03%.

Неолит – эпоха окончательного утверждения семьи, что также улучшало условия для выхаживания детей, прекращения детоубийства. Изживание практики умерщвления людей – это и начало влияния моральности на демографические процессы. До этого ее и не было. Теперь же, с появлением возможности содержать тех, кто не мог участвовать в добывании продуктов, стали цениться знания и опыт стариков. Появляется забота об их здоровье и отсюда – понимание ценности продолжительности жизни.

Так в неолите осуществлялся переход от присущего присваивающему хозяйству архетипа к традиционному типу воспроизводства населения начавшему изживаться лишь с XVIII в. Этот тип был связан с аграрной экономикой, со свойственным ей консерватизмом. Демографическое поведение стало менее диким, чем при архетипе, но оставалось примитивным, регламентированным традицией, сложившейся с «незапамятных времен». Это была эпоха незрелости «индивидуального человека». Жизнь человека проходила по схеме, без свободы поведения, подчинялась нормам и привычкам. Весь этот период демографические обстоятельства оставались, в принципе, неизменными.

Главными причинами смертности становятся болезни из-за плохого питания, тяжелого труда, антисанитарии в жилищах, отсутствия санитарно-гигиенических представлений. Все это считалось установленным богами и целенаправленно не изменялось. Отсюда – пассивное отношение к смерти. Она – конец земной жизни. На этой основе формировались все основные мировые религии: человеческая судьба, в том числе и время жизни каждого, определено свыше. Смерть воспринималась не как конец жизни, а как качественное изменение, становилась как бы «прирученной» (Ф.Ариес). Не случайно средняя продолжительность от каменного века до промышленной революции росла крайне медленно.

Этот тип демографического поведения был связан с традициями варваров. Если в мотивации поступков древнейших людей преобладала импульсивность – реакция на внешние раздражители, основанная, как и в животном мире, на безусловных рефлексах, то постепенно приходила осмысленность поведения, формировалась личность. Это вело к ограничению неуправляемости полового поведения, созданию семьи, что тоже было одним из слагаемых традиционного типа воспроизводства населения.

История возникновения семьи покрыта мраком. Но можно предположить, что в основе формирования этой важнейшей ячейки человеческого общества лежали социально-биологические факторы. Выхаживание ребенка требовало больших усилий от матери. Поэтому при постепенном упорядочении половых контактов женщина стремилась оставаться с тем мужчиной, который мог ей помочь. Естественно, в тогдашних хозяйственных условиях такой мужчина мог по-настоящему помогать только одной женщине. Но это ограничивало его в привычных возможностях контактов с другими женщинами. И для компенсации мужчины хотят быть уверенными, что растят своих детей, то есть и от женщин требуют верности. Так формировалась тяга к семье (Д. Херлихи).

Возможно также, что на формирование семьи повлияло сложившееся примерно с конца неолита понимание связи половых контактов с деторождением (возможно от наблюдения за одомашненными животными, у которых самки при отсутствии самцов не приносили приплода). От этого сознания у мужчин могли возникнуть представления: «мой ребенок», отсюда – «моя жена», что и вело к ограничению сексуальной свободы женщин (Р.Тэннехилл).

Наиболее привлекательными для женщин становились мужчины, способные создавать определенный уровень благосостояния. Не отсюда ли появление стремления к накоплению и аккумулированию в семьях определенных запасов, то есть – частной собственности? Иными словами, возможно, не собственность породила семью (как утверждали Л. Морган и Ф. Энгельс), а семья привела к собственности (Херлихи). Это дока­зывает и появление полигамии среди наиболее знатных и, следовательно, обеспеченных мужчин, что произошло при переходе к оседлости. Но многоженство не распространилось, так как при создании ранних государств кланы, основанные на полигамии, препятствовали самой идее государственности, то есть объединению вокруг одного правящего рода не на родственных, а на служебных обязанностях. Подробнее об этом – в следующих лекциях.