Защитительная речь

Речь защитника по уголовным или гражданским делам является важнейшей составной частью судебных прений. В ней с точки зрения защиты анализируются собранные по делу доказательства, высказываются соображения по сути обвинения, юридической квалификации преступного дея­ния, мере наказания и другим вопросам, разрешаемым су­дом при постановлении приговора. Она должна оказать влияние на судьей, способствовать формированию их внут­реннего убеждения.

Защитник обязан использовать все указанные в законе средства и способы защиты в целях выявления обстоя­тельств, оправдывающих подозреваемого или обвиняемого, смягчающих их ответственность, оказывать им необходи­мую юридическую помощь.

Как отмечают многие исследователи, сложность защитительной речи заключается в том, что она произносится после обвинительной речи прокурора. Поэтому защитник нередко наталкивается на различного рода «барьеры» со стороны аудитории, уже принявшей позицию обвинения. А, как известно, переубеждать кого-либо в чем-либо намного сложнее, чем просто убеждать.

При произнесении защитительной речи возникает нема­ло проблем этического характера, гораздо более сложных, чем в обвинительной речи. На это серьезное внимание об­ращал А. Ф. Кони. В своей работе «Нравственные начала в уголовном процессе» он пишет о том, что существуют диа­метрально противоположные взгляды на защитника.

Одни считают, что он является лишь правозаступником, а не слугою своего клиента, не пособником ему в стремле­нии уйти от заслуженной кары правосудия. Защитник слу­жит общественным интересам. «Он друг, советник челове­ка, который, по его искреннему убеждению, не виновен вовсе или вовсе не так и не в том виновен, как и в чем его обвиняют».

Другие утверждают, что защитник есть «производитель труда, составляющего известную ценность, оплачиваемую эквивалентом в зависимости от тяжести работы и способ­ности работника». Для защитника нет чистых и грязных, правых и неправых дел. Он служит ближайшим интересам клиента и не заглядывает на далекий горизонт обществен­ного блага.

А. Ф. Кони высказывает свою озабоченность по поводу того, что защита преступника порой обращается в оправда­ние преступления, а «широко оплаченная ораторская помощь отдается в пользование притеснителю слабых, развратителю невинных или расхитителю чужих трудовых сбережений».

Следует особо отметить, что непрофессионально подго­товленная и неумело произнесенная защитительная речь может превратиться в обвинительную, принести непопра­вимый вред подзащитному, не только не помочь ему, а зна­чительно усугубить его положение.

Интересные соображения на эту тему содержатся в за­ключительной главе книги П. С. Сергеича «Искусство речи на суде». Автор ссылается на мнения ряда присяжных за­седателей, которые уверены, что обвинению помогли за­щитники. В качестве доказательства в работе приводится случай из судебной практики.

Хромая нищенка обвиняется в том, что бросила своего внебрачного ребенка в отхожее место. В свое оправдание она говорила, что не могла прокормить его, не могла вне­сти плату за него в воспитательный дом, и утверждала, что ребенок сам скатился в яму, а она в испуге убежала.

Объяснение это сначала произвело благоприятное впе­чатление. Однако допрос свидетелей показал, что подсудимая лгала, что ребенок был брошен в яму намеренно. Выяснились еще некоторые особенности не в пользу обвиняемой: она собирала деньги попрошайничеством и кормила на эти деньги двух любовников.

Обвинитель говорил немного. Дело казалось уже решен­ным. Защищали ее два молодых адвоката.

Первый произнес настоящую защитительную речь, за­кончив ее словами: «Она нищая, жалкая нищая и протяги­вает к вам теперь за милостью свою руку, не положите в нее камень». Он говорил искренне, со сдержанным волнением, с разумной осторожностью в толковании фактов, он ниче­го не навязывал присяжным и ни о чем не просил. Его ум­ная и трогательная речь значительно смягчила, почти рас­сеяла чувства, вызванные судебным следствием.

Затем слово взял второй защитник.

«Он говорил несравненно дольше своего товарища, гово­рил страстно, почти истерично, громко, почти до крика. Речь состояла из общих мест, и следить за нею было настолько трудно, что мы, судьи, многое не поняли, — пишет П. Сергеич. — Основная мысль была, однако, выражена ясно: вино­ваты в преступлении были все, кроме преступницы; судьи и присяжные едва ли не были виновнее всех других; так, по крайней мере, казалось, потому что им приходилось выслу­шивать неистовые изобличения оратора. Другая отчетливая мысль его заключалась в том, что «на дне», где жила подсу­димая, нет понятий о дозволенном и безнравственном и что эта среда вытравила у нее сознание долга и материнскую лю­бовь к детищу. «Этот ребенок был для нее куском сырого больного мяса», — сказал, между прочим, защитник.

Остановитесь над этими последними словами, читатель; примите во внимание, что в них была правда и что они были сказаны защитником».

Как отмечает автор, речь первого оратора не обязывала прокурора возражать. Но после второй речи прокурор не мог молчать и, возражая, не мог не заявить, что оправда­тельный приговор был бы признанием и освящением убийства детей матерями.

«После первой защитительной речи при всем ужасе дела присяжные могли признать подсудимую невиновной: ребенок был спасен и умер впоследствии не от рук матери; после второй защитительной речи оправдание сделалось нравственно невозможным. Когда присяжные ушли совещаться, один из судей просил защитника подсудимой сказать ее предателю, что ему суждено загнать в тюрьму и каторгу немало народу».

Опытный судебный деятель П. С. Пороховщиков на­ставляет:

«Помните, что обвинитель может быть смел, если хочет: он играет в большинстве случаев на свои деньги; защитник обязан быть осторожным: за него расплатится подсудимый».

Важнейшая задача защитника, по мнению Л. Е. Влади­мирова, состоит в том, чтобы правильно понять, на чем именно в деле сосредоточено внимание судей, и на этот предмет направлять всю силу своего доказывания и красноречия.

Содержание и построение защитительной речи во многом определяются результатами судебного следствия, харак­тером предъявляемого обвинения, особенностями доказательного материала, а также избранной защитой позицией.) Защитник обязан четко определить свою процессуальную позицию по данному делу. Он не имеет права выступать перед судом с альтернативными предложениями: оправдать подсудимого или, если суд все же признает его виновным, изменить квалификацию обвинения, назначить ему минимальную меру наказания и т. п. Защитник должен сделать только один вывод, наиболее правильный с его точки зрения и наиболее благоприятный для его подзащитного.

Судебная практика выработала основные виды защитительной позиции. Исходя из конкретных обстоятельств дела, защитник может:

— оспаривать обвинение в целом, доказывая невиновность подсудимого за отсутствием в его действиях состава преступления, за отсутствием самого события преступления или за непричастностью к нему подсу­димого;

— оспаривать обвинение в отношении отдельных его ча­стей;

— оспаривать правильность квалификации преступле­ния, данной прокурором, доказывая необходимость изменения предъявленного обвинения, что привело бы к назначению более легкого наказания;

— обосновать меньшую степень вины и ответственнос­ти подсудимого, приводя смягчающие его вину обстоятельства;

— доказывать невменяемость подсудимого, исключаю­щую наступление уголовной ответственности.

Выбирая линию защиты, приводя доказательства, говорящие в пользу подсудимого, защитник строго связан одним условием: если подсудимый отрицает свою вину, защитник не вправе считать это отрицание необоснованным и предлагать суду лишь изменить обвинение или назначить менее мягкое наказание. В противном случае защитник фактически обвинил бы подсудимого. Защитник не вправе отказываться от принятой на себя защиты по мотивам, которые могут ухудшить положение подзащитного, и при всех условиях обязан произнести защитительную речь.

Защитительная речь адвоката, как правило, включает следующие составные части: 1) вступление; 2) анализ фактических обстоятельств дела; 3) анализ юридической стороны предъявленного обвинения; 4) характеристика личности подсудимого; 5) заключение.

Вступление. «Плох лоцман, который терпит крушение при самом выходе из гавани», — эти слова приводит в своей работе Л. Е. Владимиров, который считал, что нет ничего чего хуже неудачного вступления. Задача вступительной части речи — подготовить слушателей к делу, возбудить их интерес, сделать аудиторию более благосклонной и внима­тельной к позиции оратора. Защитник должен с самого начала произвести благоприятное впечатление на присут­ствующих. Излишняя уверенность оратора во вступлении, по мнению Квинтилиана, может не понравиться судье, так как тот все же сознает свою власть и потому внутренне все­гда желает, чтобы этой власти выражали почтение.

Во вступлении защитительной речи используются, как и в обвинительной речи, различные приемы: оценка обще­ственного и морально-этического значения рассматривае­мого дела, описание картины преступления, изложение программы выступления и т. д.

Довольно распространенным приемом начала защити­тельной речи является апелляция к речи предыдущих ора­торов, т. е. обвинителя и защитника противной стороны, анализ этих речей, разбор их отдельных положений, указа­ния на те или иные погрешности и др.

Приведем пример из речи присяжного пове­ренного В. И. Языкова в защиту Оболенского:

«Господа присяжные заседатели! Я выслушал речь второ­го представителя обвинительной власти, направленную, глав­ным образом, к обвинению князя Оболенского. Против него-то я сначала и представлю свои соображения и скажу, что тон и направление самой речи не могут быть объяснены требова­ниями существа дела, а были направлены единственно к тому, чтобы представить подсудимого в возможно более непривле­кательном виде. Вся первая часть речи прокурора была пре­исполнена украшений, которыми прикрывалась бедность со­держания обвинения. Представитель обвинительной власти слегка только коснулся судебного следствия, забыл об экспер­тизе, ссылался на законы, но делал попытки, по моему мне­нию, не совсем верные. Он два часа посвятил обвинению, которое касалось нравственной личности подсудимого и было направлено исключительно к глумлению над ним. Но, по моему мнению, позорить человека еще не значит обвинять. Я позволю себе разобрать цветы или, скорее сказать, тернии этого красноречия и показать вам, что кроется за ними».

Нередко защитники после нескольких вступительных фраз сразу приступают к рассмотрению существа дела.

Именно так начал свою речь Ф. И. Плевако в защиту Солодовникова и Медынцевой:

«Господа судьи и господа присяжные заседатели! … Десятидневное доказанное ва­шими запросами внимание к делу обязывает меня щадить ваше время, и вы позволите мне прямо вступить в середину этого дела, прямо заняться решением существенного вопро­са процесса».

Анализ фактических обстоятельств дела и юридической стороны предъявленного обвинения. Эта часть составляет основу защитительной речи, готовит аудиторию к принятию позиции защиты. Приводимые адвокатом доказательства должны быть тесно связаны с рассмотрением вопросов, ко­торые подлежат выяснению судом при постановлении при­говора. Эти вопросы определены законодателем. К ним относятся: 1) имело ли место деяние, в совершении кото­рого обвиняется подсудимый; 2) содержит ли это деяние состав преступления и каким именно уголовным законом оно предусмотрено; 3) совершил ли это деяние подсудимый: 4) виновен ли подсудимый в совершении этого преступле­ния; 5) подлежит ли подсудимый наказанию; 6) какое имен­но наказание должно быть назначено подсудимому; 7) под­лежит ли удовлетворению гражданский иск и др.

Все доказательства защиты должны быть весомыми, про­изводить глубокое и серьезное впечатление. От защитника ждут не отвлеченных положений и абстрактных рассужде­ний, а детального и конкретного разбора материалов дела.

В качестве примера рассмотрим соответствующую часть защитительной речи адвоката И. М. Кисенишского по делу В. Г. Маркова. Суть дела такова. 31 августа 1986 г. в 23 часа 12 минут при выходе из Новороссийской бухты в Черное море в результате столкновения с сухогрузом «Петр Васев» потерпел кораблекрушение и затонул пассажирский паро­ход «Адмирал Нахимов», направлявшийся из Новороссий­ска в Сочи. На борту парохода «Адмирал Нахимов» нахо­дилось 1243 человека, из которых 423 пассажира и члена экипажа погибли. В связи с происшедшей катастрофой была создана Правительственная комиссия, возбуждено уголовное дело, к уголовной ответственности были привле­чены капитан парохода «Адмирал Нахимов» В. Г. Марков и капитан сухогруза «Петр Васев» В. И. Ткаченко.

В своей речи адвокат определил и четко сформулировал задачи, которые ставит перед собой защита. Это, во-первых: исследование всех существенных обстоятельств дела в све­те высказанных соображений о необходимости выяснения всего комплекса причин и обстоятельств, приведших к ава­рии; во-вторых: выяснение конкретной персональной при­частности Маркова к возникновению катастрофы, к ее по­следствиям, к гибели столь большого количества людей; в-третьих: установление характера, пределов и степени его виновности в случившемся в сравнении со степенью винов­ности других участников процесса.

«А теперь, граждане судьи, разрешите перейти к анализу обстоятельств аварии, позвольте проанализировать все те навигационные, технические и нормативно-правовые проблемы, которые необходимо уяснить для решения вопроса о причинах катастрофы и ее действительных виновниках», — сказал он.

Далее оратор дает объективный анализ навигационной ситуации по материалам дела. Он приводит показания свидетелей И. А. Горбунова, П. А. Зубюка; ссылается на по­казания капитана В. И. Ткаченко, данные им на предвари­тельном следствии и в суде, на «Международную конвен­цию о предупреждении столкновений судов в море»; приводит результаты судоводительский экспертизы; сооб­щает оценку ситуации специалистом Ю. А. Песковым и др.

«Вот так, граждане судьи, выглядят обстоятельства и дей­ствительные причины возникновения катастрофы, и вы ви­дите, какое отношение к этому имел Марков, и как в этом вопросе распределяется между подсудимыми вина.

А теперь посмотрим обстоятельства, связанные уже не с возникновением, а с возможным предотвращением аварии.

В числе главных обстоятельств виновности Маркова в этом отношении обвинение считает нарушение им статьи 94 «Устава службы на судах Министерства морского флота», ко­торая предусматривает обязанность капитана находиться на капитанском мостике при входе и при выходе из порта.

Обвинение считает, что Марков преждевременно покинул капитанский мостик, что он должен был находиться на посту до расхождения пересекающихся судов.

Следует сказать, что на первый взгляд обвинение это выг­лядит где-то убедительным и даже одиозным. Как могло слу­читься, что капитан ушел с капитанского мостика пассажир­ского парохода, на котором находится большое количество людей? Ведь невольно создается впечатление, что Марков «покинул» корабль, оставил его «безнадзорным», чуть ли не бросил на «произвол судьбы»...

В действительности все это вовсе не так, и разобраться в этом надо спокойно и объективно, без воспаленного вообра­жения и без эмоциональных оценок и преувеличений. Прежде всего, капитан Марков находился на капитанском мостике при выходе из порта и сам довел его до линии аква­тории порта, проложив для него дальнейший путь, т. е. сде­лал так, как требует того Устав морского флота. Во-вторых, к моменту ухода Маркова и сдачи вахты дежурному помощни­ку диспетчерскими службами ПРДС была выработана и пол­ностью согласована договоренность с капитанами обоих судов, что сухогруз «Петр Васев» пропустит «Адмирала Нахи­мова», уступит ему дорогу.

И, наконец, на вахту заступил первый вахтенный помощ­ник капитана — Чудновский, который в это время должен был сменить Маркова на вахте по графику ночного дежурства сво­ей смены.

Таким образом, уход Маркова с капитанского мостика имел место в данном случае при полном соблюдении требо­ваний Устава морского флота. Дело здесь, как видите, отнюдь не в том, что капитана Маркова не оказалось в это время на капитанском мостике, а дело в том, что он не был вызван на мостик в критический момент надвигающейся аварии, не был своевременно предуп­режден штурманом об опасности и только лишь после столк­новения судов он мог прибежать на мостик, совершенно нео­жиданно оказавшись перед фактом уже свершившейся катастрофы».

Детально защитником рассмотрены и все другие обви­нения Маркова, а также вопрос о техническом состоянии парохода «Адмирал Нахимов» и значении этого обстоятель­ства для решения вопроса о виновности подсудимых и от­ветственности за него.

Следует иметь в виду, что нередко защита и обвинение придерживаются противоположных взглядов на одни и те же факты и доказательства, имеющиеся в деле. Об этом в свое время писал известный бельгийский юрист Пикар в своем «Парадоксе об адвокате». Он отмечал, что по обе сто­роны судейского стола стоят два юриста, оба житейски и профессионально опытные, оба наделены специальными познаниями, оба совершенно добросовестные, — почему же каждый из них искренне и убежденно по поводу одних и тех же фактов отстаивает взаимно исключающие взгляды?

Интересный пример различного подхода к доказатель­ствам в обвинительной и защитительной речах по одному и том же делу приводит известный юрист Л. С. Кисилев в своей книге «Этика адвоката».

«Муранов, обвинявшийся в убийстве жены, отрицал свою вину, утверждал, что она покончила с собой. Поддерживая обвинение, прокурор сказал в речи: «Муранов решительно отрицает то, что у него был умысел убить свою жену, отвер­гает обвинение в том, что он вынашивал мысль убить ее. «Ка­кая чудовищная напраслина! — возмущался здесь Муранов. — У меня никогда не возникала мысль об убийстве». К счастью для правосудия, эти заверения Муранова о том, что у него никогда и не зарождалась мысль убить жену, убедительно от­вергается не кем иным, как самим Мурановым. Муранов изобличил Муранова. В деле есть его письмо. Оно было предъявлено ему, и он признал, что письмо написано им. Вот что написано в письме: «Меня приводит в бешенство поведе­ние Галины! Я знаю, чем это кончится. Я убью ее!» Слышите, Муранов? «Я знаю, чем это кончится. Я убью ее!» или заяв­ляете теперь, что это письмо не ваше, или вы больше не от­рицаете своего умысла убить свою жену?»

Адвокат Успенский, защищавший Муранова, не оспари­вая точности цитаты, сказал: «Если еще нужны доказательства того, что Муранов невиновен в убийстве своей жены, то дос­таточно вспомнить то письмо, которое прокурор счел неопро­вержимой уликой. Но нужно вспомнить не только само пись­мо, но и то, кому оно адресовано и когда оно написано. Письмо адресовано матери погибшей Мурановой. А написа­но оно за два дня до трагического события. Если бы Муранов действительно замыслил убийство, да еще столь долго подго­тавливаемое, чтобы можно было заставить поверить, что Га­лина Муранова покончила с собой, то позвольте просить вас подумать, стал бы он накануне убийства давать в руки той, кто жаждет отмщения за дочь, столь грозное оружие против себя, стал бы он накануне, повторяю, накануне смерти жены пи­сать ее матери, предваряя, что он замыслил убийство ее до­чери? Писал — значит не думал убивать. Писал — значит ха­вал волю минутному раздражению, зная, что это — лучший способ от него избавиться. Писал — значит не убивал».