Историография проблемы

В научный оборот в отечественной историографии идеи конфессионализации во многом вошли благодаря А. Ю. Про­ко­пьеву, под редакцией которого вышел сборник докладов совместной научной российско-немецкой конференции по проблемам конфессионализации, состоявшейся в ноябре 2000 г. в Санкт-Петербургском университете. Ему же принадлежит и большая вводная статья теоретико-историографического характера, в которой автор объясняет как и почему возник термин «конфессионализация», дает емкий и яркий историографический очерк проблемы, начиная с ХХ в. и до наших дней. Не пересказывая здесь то, что весьма подробно расписал А. Ю. Прокопьев, изложим главные его положения.

До середины минувшего столетия в немецкой истори­ческой науке господствовал взгляд знакомый и привычный отечествен­ным историкам-медиевистам. Реформация, начавшаяся выступлени­ем Лютера, весьма последовательно возглашалась крайним рубежом средневековой истории, за которым открывалось Новое время с глу­бокими общественными изменениями, оформившими новую индустри­альную Европу и новую, единую в государственных и национальных границах Германию. Таковы были основополагающие постулаты протестантской кон­цепции, блестяще изложенные в трудах самых прославленных ученых тех лет, прежде всего Леопольда фон Ранке. Написанная им на одном дыхании и с неподдельным чувством глубокого патриотизма «История Германии в эпоху Реформации» самым лучшим образом отразила взгляд протестанта- государственника, искренне жалевшего о невозможности национального объединения при жизни Лютера, но указывавшего на Реформацию как на источник будущего единого государства. В Контрреформа­ции немецкие историки вслед за Ранке видели преимущественно по­литический фактор, поединок общественной реакции с протестант­скими силами, за которыми было будущее Германии. Различными были акценты, в разном свете представали детали, но общее пони­мание эпохи оставалось в целом неизменным: религиозно-полити­ческая борьба двух движений и двух лагерей в истории Европы. Одно из них преображало мир и созидало прогресс, другое — лишь защищало старое, и эта отчаянная защита не позволила немцам об­рести единство ни в 1555, ни в 1648 гг. Государственное и нацио­нальное благо выступало главным критерием в оценке и протес­тантской Реформации и католической Контрреформации. Деление на две большие и противоположные фазы прослежива­лось с неизменным постоянством в трудах подавляющего большин­ства исследователей — больших и малых — вплоть до мировых войн и катастрофы 1945 г. Отражалось оно и в трудах немецких католи­ческих историков, с иными акцентами, но с ориентирами на ранкиа-новскую хронологию, разбиравшими трагические коллизии Рефор­мации и Тридцатилетней войны. Некоторые перемены стали ощущаться с первой половины XX в., однако решительные сдвиги произошли много позднее.

К 50-м гг. созрела весьма ощутимая потребность пересмотра сложившихся концепций, восходивших к протестантской традиции. Но лишь конец прусской государственности в самой Германии, наступивший в 1945 г., под­толкнул к историографической ревизии. В роли первопроходца выступил известный австрийский социо­лог и историк Отто Брукнер, написавший в 1953 г. краткий очерк истории Германии в ХVI—ХVII вв. для справочного пособия, издан­ного под редакцией крупнейшего специалиста по эпохи Карла V тех лет Петера Рассова. Бруннер обозначил весь этот столетний отрезок времени понятием «Конфессиональная эпоха». На первый взгляд его очерк содержал, правда в с жатом виде, давно известный фактологический материал. Но в отличие и от религиозно-полити­ческих воззрений историков старшего поколения, и от Трельча, изу­чавшего социальную адоптацию евангелической конфессии, Брун­нер распространил свое понимание «конфессиональности» на весь спектр социальной жизни: и новые церкви, рожденные в годы Рефор­мации, и немецкое территориальное государство, и общеимперские структуры оказались подвержены переменам, вызванным первона­чально лишь религиозной борьбой. Историк не нашел места подвес­ти четкую итоговую черту под своими наблюдениями — характер справочника исключал большую теоретизацию. Но он дал ясно по­нять, что основополагающие общественные процессы питались в тот век многосторонним религиозным влиянием, исключавшим возмож­ность определять саму эпоху лишь одной конфессиональной или по­литической направленностью. Краткий очерк Брукнера стал одним из первых в ряду работ не только оправдавших, но и последовательно развивавших идею все­стороннего влияния новых конфессий на общественный быт. Почти одновременно Карл Эдер, соотечественник Бруннера, попытался так­же отрешиться от навязчивой традиции жесткого противопоставле­ния двух половин XVI в. Рождение новых конфессий — определя­ющий импульс общественных потрясений на заре Нового времени. Но в глазах Эдера первенствующее значение имело формирование новой государственности под воздействием религиозной борьбы. Конфессии не только определяли политику, но и использовались государствен­ной властью ради укрепления собственных позиций. Так, Эдер при­шел к заключению о формировании во второй половине века «конфес­сионального абсолютизма», особого промежуточного типа государ­ственного развития, характеризующегося небывалом воздействием ре­лигиозных факторов. Этот термин он распространил на целое столе­тие 1555—1648 гг., вкладывая в него религиозно-политическое, го­сударственное понимание.

Историк из Тюбингенского университета Эрнст Вальтер Цееден (Ernst Walter Zeeden) на протяжении последующих двадцати с лишним лет посвятил себя несравненно более глубокому анализу «конфессиональной эпохи». Именно с его именем современные немецкие историки связывают рож­дение самой парадигмы «конфессионального времени» как специфи­ческого феномена, нашедшего себе место в XVI—XVII вв. В качестве своеобразного первого опыта систематизации Цееден предложил взглянуть на процесс становления конфессий с трех пози­ций: 1) вероиспове­дание и политическая власть; 2) формирование цер­ковной общины как объекта влияния конфессии и реакция ее на цер­ковные требования; 3) появление конфессионально смешанных форм и рецепция элементов католической духовной жизни в раннем протес­тантизме. Характерным моментом выступало наличие многих общих черт как в католицизме, так и в протестантских конфессиях. По постановке проблемы и по содержанию Цееден окончательно преодо­лел узкий религиозно-политический и национальный подход старых историков.

Тюбингенский историк акцентировал внимания на двух очень важных предпосылках, без которых трудно представить содержание католической Контрреформации. Во-первых, кризис единой христи­анской церкви Европы на исходе Средневековья стал естественным следствием роста этой церкви, усложнением ее институционных структур и стремлением к экспансии. Развитие и кризис всегда шли рука об руку в истории католицизма. Во-вторых, сама Контррефор­мация, будучи тесно связанной с евангелической Реформацией, от­ражала общую борьбу за реформу и обновление, всегда свойствен­ную всем мировым религиям. Борьба с ересями и схизмой сопровож­дала историю католической церкви на всех этапах ее существова­ния, и это был вполне нормативный процесс, содействовавший внут­реннему обновлению, приливу свежих сил. И Реформация и Контр­реформация под подобным углом зрения выступали явлениями одно­го порядка, тесно взаимосвязанными: оба процесса внесли свой вклад и в распад прежнего церковного единства Запада, и одновременно в сохранение единства Европы как сообщества частностей. Его труды заслуживают самую высокую оценку, а взгляд на Контр­реформацию лишь как на побочное явление, вызванное глубокой внутренней Реформой церкви, в его глазах приобретает особенную важность. Реформа католической церкви шла в унисон евангеличес­кому движению, достигла своего апофеоза на Тридентском соборе и завершилась в модели обновленного католицизма, католической конфессии много позже, в XVII в. Собственно сама Контрреформа­ция указывала лишь на одну, далеко не определяющую сторону внут­реннего созидания. Эта реформа католицизма, равно как и становле­ние протестантских конфессий, образует внушительный по своей про­должительности процесс, что неизбежно корректирует старую про­тестантскую хронологию. Цееден подвел черту под предшествующими попытками ревизии, определил новую исследовательскую парадигму «конфессия, конфессионализм», наметил и сам продвинулся вперед в разработке отдельных направлений. Его взгляды были созвучны годам, в кото­рых формировались: дух экуменизма, религиозной терпимости и при­мирения, все более ощущавшийся со времени II Ватиканского собора, словно побуждал католических историков беспристрастно и не столь категорично, как ранее, взирать на прошлое.

Новое поколение исследователей не только развило его кон­цепцию, но и существенно модифицировало ее. В трудах Вольфган­га Рейнхарда и Хайнца Шиллинга обозначались подходы, необы­чайно оживившие дискуссию. Отправным моментом, очевидно, сле­дует считать новую парадигму конфессионализации, разработан­ную этими историками. Профиль ее наметил Райнхард в ранних своих работах, относящихся к концу 70-х годов. Сам термин не был изобретением молодых историков: однажды он промелькнул у Цеедена, обозначившим им развитие новых вероис­поведаний на почве церковного раскола XVI в. Однако, Райнхард увидел в нем прежде всего возможность выразить сам процесс, слож­ный и многосторонний, взаимовлияния общественных и духовных пе­ремен под воздействием протестантских и католического вероиспове­даний. В своей статье «Принуждение к конфессионализации?», появив­шейся в «Журнале исторических исследований» в 1983 г. — главном органе нового социального подхода к прошлому Священной импе­рии, — он вывел комплекс уже разработанных вопросов на более общий политический уровень: в какой степени конфессионализация причастна к формированию протосовременного государства и в ка­кой мере это государство зависело и, напротив, использовало кон­фессиональное движение? Острие его выпадов направлено против обычного утверждения о прагматичном подходе государственной власти к религиозному фактору. Далеко не только политическое че­столюбие, холодный расчет, государственный прагматизм направ­ляли деятельность немецких территориальных государей XVI в. В не меньшей, если не в большей мере она зависели от собственных рели­гиозно-нравственных ориентиров и от того всеобъемлющего социо­культурного процесса, отраженного в конфессионализации. Тезис­но свой взгляд на эпоху Райнхард выразил следующим образом: во-первых, Реформация и Контрреформация выступали лишь параллель­ными процессами, не разграничивая эпоху на противоположные фазы, проистекая из гораздо более ранних опытов реформирования единой церкви. Элементы общественной модернизации в призывах и в прак­тике как католических, так и протестантских реформаторов сочета­лись с явно выраженным консерватизмом. По своему содержанию оба движения были типологически достаточно однородными. Во-вто­рых, итогом и протестантской реформации, и католического обнов­ления стало рождение типологически схожих церковно-конфессио-нальных структур (утверждение ясной догматической основы, рас­пространение новых нормативов, пропаганда и контрпропаганда, интернационализация нового порядка посредством просвещения, дисциплинирование паствы, формирование ритуала, влияние на язык). Возник феномен герметичности, свойственный всем трем кон­фессиям. Наконец, в-третьих, конфессионализация сыграла огром­ную роль на службе политического развития. Проистекало это от­нюдь не на почве дифференциации составных сегодняшней субсис­темы («политика», «религия», «экономика»), а, наоборот, из тенден­ции к тотальной гегемонии одной конфессии. Религия одновременно и пред­ставляла страну и выступала инструментом в укреплении власти. Церковь спасалась от конкуренции конфессиональных оппонентов под государственной защитой и обустраивала свои институты под защи­той князей. И это играло, бесспорно, огромную роль в созидании вла­сти, ибо отныне не только «тело и имущество подданных, но и их души принадлежали государям».

В сущности, Райнхард лишь последовательно развил уже имев­шиеся у Цеедена постулаты, но столь резкое обобщение послужило ориентирами последующих исследований. Шиллинг сконцентрировал­ся на более широком социальном контексте. «Конфессионализация» в его понимании — «длительное» в своей протяженности явление, пре­ображавшее социальные структуры. Если Цееден сосредоточил свои усилия, так сказать, на эпохальной стратификации, в ряде случаев практически уже начав заниматься собственно проблемой конфессионализации, и вплотную подошел к определению этого феномена, то Шиллинг яснее и в целом глубже видел общесоциальное значение, скрывавшееся за этим термином.

Шиллинг, подобно Райнхарду отказывает Контрреформации в праве величать собой целую историческую эпоху. Но если Райнхард лишь подтвердил уже давно созревший взгляд на параллельность еван­гелического движения и католического обновления, то историк из Мюнстера попытался выстроить новую хронологию. Исходя из типо­логической однородности лютеранской, кальвинистской и католиче­ской конфессионализации, он различил четыре фазы, свойственной всем трем потокам конфессионализации. Первая в его глазах старту­ет с конца 40-х гг. и длиться вплоть до 70-х, охватывая время относи­тельного внутриимперского мира и сложные процессы внутренней кон­солидации, характеризующие все три религии. На смену ей является новый этап, обозначенный Шиллингом как «предвестник религиозно­го противостояния»: рубеж 70—80-х гг. Протестантские церкви и тридентский католицизм окончательно сращиваются с территориально-княжескими силами, государство и церковь образуют целостный об­щественный сплав. Самым ярки образом это заметно в кальвинист­ских владениях. Формируются непримиримые сословно-религиозные группировки, мир в Империи ставится под сомнение. Третья фаза тя­нется, по Шиллингу, от 1580-х до 1620 гг. — «высшая точка конфессионализации». Наконец, четвертая, и последняя, фаза замыкает соб­ственно конфессионализацию, ее Шиллинг именует временем «после Конфессионализации». По времени она начинается от последних лет Тридцатилетней войны и Вестфальского мира и уходит в глубь XVIII в., привнося веротерпимость и Просвещение.

Хронология Шиллинга встретила и поддержку и возражения как среди его коллег, разделявших концепцию Конфессионализации, так и ее противников. Но важность представляет не столько поиск конк­ретных дат, сколько сам угол зрения: выделение неких более или ме­нее общих всем трем конфессиям фаз. Многие немецкие историки оказались склонны подобно Шиллин­гу видеть в Конфессионализации не столько узкую религиозную ипо­стась, сколько самую широкую социальную. Исследования трех потоков Конфессионализации—лютеранской, кальвинистской и католической — оказались весьма плодотворными, результаты их отразились в трех сборниках по проблемам кальвинис­тской («Вторая Реформация»), лютеранской и католической конфессионализации в Германии, увидевших свет в последние годы. В рамках территориальной истории большим делом стало издание много­томного справочного пособия под редакцией Антона Шиндлинга и Вальтера Циглера «Территории империи в эпоху Реформации и Конфессионализации. 1500—1650 гг.».

В последнее время, прежде всего Х. Шнабель-Шюле (Helga Schnabel-Schüle) ставится под вопрос Вестфальский мир,1648 г., как заключительная точка развития процессов конфессионализации.

В отличие от понятийной пары «реформация-контр­рефор­мация» для описания веков религиозных войн, где преимущественно различались положительно оцененная реформация и отрицательная контрреформация, в предлагаемом Райнхардом и Шиллингом понятии имеет место более сильное ударение на модернизацию общества раннего нового времени. Тем самым преодолевается уничижительная черта, которая до сих пор прилипала к выражению «контрреформация». Согласно Райнхарду, модернизации Европы способствовали как реформация, так и «католическая реформа» и контрреформация. Он сознаёт также их временную параллельность.