Иудейский канон

Иудаизм как мировая религия

ЛЕКЦИЯ № 13. Иудаизм

Иудаизм, наряду с христианством и исламом принадлежит к авраамитическим религиям, возводящим свои истоки к библей­скому патриарху Аврааму. Однако, в отличие от христианства и ислама, иудаизм в религиоведческой литературе, как правило, классифицируется не как мировая религия, а как религия еврей­ского народа. Это не совсем точно. Если исходить не из количе­ственных, а из качественных характеристик религии, из ее мета­физической сущности, то, как справедливо подчеркивают некото­рые известные специалисты в области иудаизма — «… он и есть мировая религия. Иудаизм сосредоточен на вере — вере народа Израиля в Бога. И этот Бог, евреи верят в это, не есть отсутствую­щий или безразличный Бог, но Бог, который сообщает о своей воле человечеству. Эту волю предстоит открыть в Торе — руководстве, которое Бог дал людям, чтобы жить по нему. Вера евреев — в любви и власти Бога донести свои цели до всего человечества. В этих целях, верят евреи, народ Израилев играет особую роль. Тора дана им на благо всего мира. Он, еврейский народ, — орудия для сооб­щения людям Божьей воли. Иудаизм, таким образом, — это миро­вая религия не только по географическому распространению, но и по своим горизонтам. Это религия для всего мира не пото­му, что все должны стать иудеями, ибо цель иудаизма абсолют­но не такова, но исходя из их убеждения, что мир принадлежит Богу, и люди должны вести себя в соответствии с Его волей» (Пилкингтон С. М. Иудаизм. Серия «Религии мира». М.: «Гранд», 1999. С. 25.).

Главным документом иудаизма является «Тора». «Тора» вклю­чает в себя Декалог (Десять заповедей) и «Пятикнижие Моисеево»: первые пять книг Ветхого Завета — Танаха (сложносокращенное слово, составленное из первых звуков названий основных частей

Ветхого Завета). «Тора» в иудаизме — наиболее авторитетная часть Танаха (Ветхого Завета). Это главный документ иудаизма и осно­ва всего позднейшего иудейского права.

«Тора» («Пятикнижие Моисеево») в иудейской традиции имеет еще одно название — Письменный закон — потому что по преда­нию, Бог через Моисея даровал народу «Тору» (613 заповедей Зако­на) в свитках, а Десять самых главных заповедей («Десятисловие») были начертаны Божьим перстом на каменных плитах — скрижалях. Однако иудеи верили, что Бог передал Моисею не только Пись­менный закон, но и сообщил ему Устный Закон — юридический ком­ментарий, разъясняющий, как следует выполнять законы в разных, в том числе непредвиденных, обстоятельствах. Устный Закон трак­товал многие предписания «Торы» не буквально, но в том или ином переносном смысле (например, требование брать «око за око»). Впрочем, по-видимому, закон никогда не имел в виду имен­но такое физическое возмездие (ослепление). Речь шла скорее всего о денежной компенсации и принудительной работе.

Несколько столетий Устный закон передавался именно устно, однако в катастрофические для иудеев первые века новой эры его стали записывать, а к III в. Устный закон был кодифицирован. Его древнейшие и самые авторитетные записи составили «Мишну» (буквально «второй закон, или заучивание»), ставшую основани­ем «Талмуда» (др. еврейск. — «изучение», «изъяснение» — свод вся­кого рода предписаний, толкований и добавлений к Танаху). «Мишна» содержит 63 трактата, в которых предписания «Торы» представлены систематически (по отраслям права и предметам). После кодификации поколения иудейских мудрецов тщательно изучали и обсуждали предписания «Мишны». Записи этих споров и дополнений называются «Гемара».

«Мишна» и «Гемара» составляют «Талмуд» — самую всеобъемлю­щую компиляцию иудейского права. «Талмуд» складывался на про­тяжении 9 веков — с IV в. до н. э. по V в. н. э. Он представляет собой энциклопедически полный свод всякого рода предписаний, осно­ванных на «Танахе», а также добавлений и толкований к «Тана-ху» — юридических, богословско-догматических, этических, семей-но-бытовых, хозяйственных, фольклорных, исторических, филолого-экзегетических. Эта тематическая широта отличала «Тал­муд» от Предания христиан (патристики) и мусульманского пре­дания (Сунны и хадисов).

В «Талмуде» две основных части:

1) более важная и ответственная — законодательный свод «Гала-ха», обязательный для изучения в иудейских школах;

2) «Аггада» (в другой транскрипции Гаггада) — собрание народ­ной мудрости полуфольклорного происхождения. «Аггада» изу­чалась в меньшей мере, однако, была популярна как нравствен­но-религиозное назидательное чтение и источник сведений о мире и природе. Едва ли не в поговорку вошла запутанность и громоздкость

«Талмуда».

«Строители» «Талмуда» вполне осознавали его необозримость и связанные с этим трудности в его практическом использовании. «Талмуд» не раз кодифицировался, из него делались систематизи­рованные извлечения, создавались сокращенные изложения. Юри­дические разделы «Талмуда» стали фундаментом иудейского права. Большинство разделов «Талмуда» имеют сходную структуру: сна­чала цитируется закон из «Мишны», затем следует дискуссия тол­кователей о его содержании из «Гемары». Пассажи из «Мишни», в силу их большей древности, более авторитетны, чем интерпрета­ции из «Гемары».

В законотворчестве авторов «Талмуда» поражают две черты: во-первых, стремление к максимально точному прочтению «буквы закона» (данного в «Торе») путем выявления всех неявных и вто­ростепенных, периферийных компонентов семантики слова, т. е. таких компонентов, которые служат как бы фоном для значений явных и первостепенных; во-вторых, стремление к максимальной детализации общей правовой нормы, установленной «Торой», на основе предвидения и разбора всех мыслимых спорных и трудных частных случаев, которые должны регулироваться данной нормой.

3. Апофатические тенденции в «Талмуде»

В иудаизме богословие (или теология) как теоретическое уче­ние о Боге стало развиваться после сложения религиозного кано­на. Это естественная логика развертывания религиозного содержа­ния: вера укрепляется знанием.

Теологический компонент вносит в религию представления о внутренней иерархии религиозного учения, интеллектуальную глу­бину и тот элемент рефлексии, который свидетельствует если не о зрелости, то о начале «взросления» интеллектуальной системы. Создавая своего рода логические «скрепы» учения, богословие

отвечает определенным внутренним, коммуникативным и психо­логическим, потребностям коллектива верующих в систематизации и укреплении религиозного знания.

После трагического поражения иудеев в двух антиримских вос­станиях (66—73 гг. и 132—135 гг.) задача книжного «укреплении веры» была осознана в иудаизме как своего рода духовное преодо­ление катастрофы, дающее надежду на возрождение еврейского народа. Раввины «великого собрания» (иудейский аналог отцам церкви в христианстве) завещали последующим поколениям кни­жников «воздвигать ограду вокруг закона», и эта защита учения виде­лась именно в его теологической разработке.

В «Талмуде» собственно теологический компонент был относи­тельно невелик и не вполне отделен от бесконечно детализиро­ванного юридического и разъяснительного комментария к «Торе». Тем не менее в «Талмуде» становятся значительно более отчетли­выми эсхатологические идеи: конец света, страшный суд, воскре­сение из мертвых, загробное воздаяние человеку по делам его. В теологическом отношении значимо также усиление монотеизма. Эта линия, предвестница будущего апофатического богословия в христианстве, проявилась, между прочим, и в устранении разных наименований и множества характеризующих определений Бога.

Апофатическое богословие (греч. apophatikos — отрицательный) исходит из полной трансцендентности Бога (т. е. его запредельно-сти по отношению к миру и недоступности человеческому позна­нию). Поэтому в апофатическом богословии истинными призна­ются только отрицательные суждения о Боге («Бог не является человеком», «Бог не является природой», «Бог не является разумом» и т. д.). Что касается положительных суждений о Боге, то они невоз­можны: например, даже такое предельно общее утверждение, как «Бог существует», лишено смысла, Бог — вне бытия и выше бытия.

Катафатическая теология (греч. kataphatikos — положитель­ный) допускает возможность характеризовать Бога при помощи позитивных (положительных) определений и обозначений, кото­рые, однако, не должны пониматься буквально и прямо. Оба принципа богопознания существуют в христианской теологии, однако отрицательное богословие считается более высоким и совершенным.

Имени Бога иудеев Яхве в Библии, строго говоря, нет. Имя Яхве (Иегова) возникло в XIII—XV вв. в среде христианских теологов, изучавших Ветхий Завет в оригинале (т. е. на древнееврейском

языке), в результате огласовки (озвучивания) того условного и преж­де существовавшего только на письме четырехбуквенного сочета­ния, которое употребляется в Библии для обозначения Бога. Эти четыре согласных буквы передают первые звуки древнееврейско­го выражения, которое толкуется как «Я есмь сущий (Бог)».

В «Талмуде» уже нет тех многочисленных характеризующих наименований-эпитетов Бога, которыми изобилует Танах: Веч­ный, Всеведущий, Великий в советах, Знающий тайны сердца, Испытующий сердца и утробы, Благотворящий, Терпеливый, Рев­нитель, Мститель, Отец, Кроткий и т. п. Абсолютное начало, таким образом, в «Талмуде» мыслится настолько всеобъемлющим, над­человеческим и надприродным, что любые его характеристики ста­новятся ничтожно малыми и ненужными.

После «Талмуда» иудейское богословие развивается в трудах многих поколений ученых, включая выдающегося мыслителя XX в. Мартина Бубера (1878—1965), гуманистического мистика и экзистенциалиста.

Самый знаменитый еврейский мыслитель Средневековья Мои­сей Маймонид (1135 — 1204),раввин, врач, математик, астроном и кодификатор права, напротив, был ярким рационалистом в бого­словии.

Его написанный по-арабски «Наставник заблудших» (вариант перевода «Путеводитель колеблющихся») содержит логическое (по Аристотелю) и философское обоснование монотеизма. «Наставник заблудших» вызывал неприятие как иудейских ортодоксов, так и у инквизиции. Консерваторы не раз запрещали это новаторское сочинение читать иудеям, впрочем, иногда — только несовершен­нолетним.

Защищая и развивая рационалистические начала Писания, Маймонид систематизировал и дополнил приемы толкования «Торы», разработанные в «Талмуде». Например, такие обороты Писания, как «перст божий» и т. п., Маймонид учил понимать не буквально, а переносно, поскольку Бог, разумеется, не имеет физи­ческой плоти.