Частная собственность или частное предприятие?

Современная производственная корпорация утратила многие черты, присущие традиционному капиталистическому предприятию, но не имея нового морального основания, она сохраняет старую идеологию и запутывается в ней.

Несчастно общество, у которого не хватает слов для описания про­исходящего. Так, Т.Арнольд, обсуждая проблему частной собствен­ности, пользуется мифами и сказаниями о капитализме, безнадежно устаревшими еще тридцать лет тому назад. Дело в том, что собствен­ность сегодня представляет собой просто юридическую фикцию.

Акционер теоретически является собственником потому, что он приобрел долю в капитале и взял на себя соответствующий риск. Но в наше время лишь малая часть корпоративного капитала поступает от размещения акций. Значительно большая его доля поступает из внутренних источников как результат успехов самого предприятия. За последнее десятилетие более 60% инвестиций 1 тыс. крупнейших промышленных фирм страны было осуществлено путем внутреннего финансирования. Сохраненный капитал служит основой увеличения общей суммы активов крупных корпораций, а его рост является ре­зультатом управленческого мастерства. При этом большая часть до­полнительного капитала поступает от выпуска облигаций, которые становятся фиксированной нагрузкой на доходы, а не от продажи обыкновенных акций или рискового финансирования. Доходность облигаций зависит от стабильности компании и перспектив выплаты, что опять-таки связано с проблемой управления.

Если следовать логике Фридмана (а его сильной и слабой сторо­ной является то, что он всегда до конца последователен в своих собственных суждениях), то надо бы запретить или, по меньшей ме­ре, не поощрять внутреннее финансирование. По «чистой» теории рыночного капитализма, фирма рискует капиталом держателей ак­ций, а затем выплачивает определенные доходы в виде дивидендов их юридическим владельцам. Если компания намерена вновь риск­нуть этими деньгами, ей следует обратиться к акционерам за одоб­рением решения о реинвестировании средств, а не отказываться от выплаты дивидендов и осуществлять реинвестирование лишь на ос­нове решения правления. Фридман утверждает, что только «двойное налогообложение» (через корпоративный и личный подоходный на­лог) дивидендов препятствует возникновению такого желательного поворота дела. Но я бы сказал, что такой поворот дела и нежелате­лен, и невозможен. При имеющейся к настоящему моменту системе владения капиталом – в особенности с ростом взаимных, пенсион­ных и трастовых фондов – акционер часто становится человеком, который мало интересуется делами предприятия. Такое состояние может быть полезным для управляющих, являться показателем эко­номического успеха, однако затем оно воплощается скорее в раз­ных формах компенсации, чем во владении. Настоящие владельцы прямо и непосредственно участвуют в делах предприятия, и такое определение более подходит служащим компании, а не ее акционе­рам. Для них компания является социальным институтом, в который они инкорпорированы самым непосредственным образом. И с по­литической, и с моральной точек зрения немыслимо, что их жизни должны зависеть от прихоти финансового спекулянта.

Иными словами, корпорация может быть институтом частного предпринимательства, но не является в реальной жизни институтом частной собственности. Если активы предприятия представляют со­бой прежде всего результат искусства управляющих, а не примене­ния машин и других материальных объектов (а это, несомненно, спра­ведливо для наукоемких отраслей, средств связи и так называемого «знаниеинтенсивного» сектора промышленности (knowledge indus­tries)), то собственность безусловно теряет свое значение. И если собственность является по большей мере юридической фикцией, то и подходить к ней следует более реалистически. Можно относиться к акционерам не как к «владельцам», а как к законным претендентам на какую-то фиксированную долю прибылей корпорации – но не бо­лее того[76].