Социалистическая иллюзия

Теория бюрократии Вебера послужила основой для влиятельной критики социализма. Если распространение бюрократических струк­тур было неизбежным, то надежды социалистов на будущее без гос­подства меньшинства над большинством являлись иллюзорными. Марксистская вера в то, что устранение капитализма приведет к бес­классовому обществу, опиралась на ошибочное допущение, соглас­но которому частная собственность на средства производства явля­лась единственной основой власти меньшинства. Это утверждение было ошибочным с точки зрения истории и не принимало во внима­ние характерных для современного общества возможностей классообразования на базе специальных знаний и организационной влас­ти. Как полагал Вебер, подчинение рабочих иерархической структу­ре управления было обусловлено самим характером технологических процессов и не могло быть устранено с отменой частной собственно­сти. Расширение управленческих структур было связано с увеличением размеров и сложности промышленных предприятий вне зави­симости от формы собственности. «Приближается, по крайней мере на сегодняшний день, диктатура чиновника, а не рабочего», – утвер­ждал Вебер.

В действительности вероятность того, что социализм привел бы к бюрократической диктатуре, возрастала в силу тех требований, ко­торые предъявлялись к централизованному управлению. Создание плановой экономической системы и переход от «формального» юри­дического и политического равноправия к социальному равенству означали бы, как считал Вебер, огромное расширение центральной бюрократии. В то же время противодействующие властные структу­ры, которые существовали в капиталистическом обществе, были бы устранены. В условиях существования частной собственности бюро­кратии в правительстве и промышленности в принципе могли сдер­живать и уравновешивать одна другую. При социализме они оказа­лись бы слиты в единую всеобъемлющую иерархию, определяющую судьбы всего общества. Тем самым непредусмотренным последстви­ем попыток рабочего класса устранить так называемую рыночную стихию и поставить социальные процессы под сознательный коллек­тивный контроль стало бы господство над ним еще более могуще­ственной бюрократической иерархии.

Утверждение о том, что организации, создаваемые рабочим клас­сом в целях своего освобождения, в результате процесса бюрократи­зации оказываются средством закрепления его подчиненного поло­жения в обществе, присутствует также в работах Роберта Михельса. На основе своего анализа западноевропейских социал-демократи­ческих партий Михельс пришел к выводу, что бюрократические дол­жности в партиях и профсоюзах стали основным каналом социаль­ной мобильности для энергичных и способных представителей рабо­чего класса, которые отказались от каких-либо революционных целей, как только их личная социальная революция была завершена. Со­гласно этому анализу, революционеры сталкивались с неразреши­мой дилеммой: либо создавать организацию, которая затем откло­нится от ее первоначальных целей, либо отказаться от постоянной организации и оставаться бессильными. Однако то, что Михельс на­стаивал на неизменно консервативной основе организации, не по­зволило ему рассмотреть возможность сохранения в революцион­ной партии, которая еще не стала полностью бюрократизированной, приверженности революционным идеям вплоть до свержения суще­ствующего строя. Именно такую возможность имел в виду Вебер, когда он утверждал, что в современных условиях любые революции, даже самые антибюрократические по своей идеологии, могли привести лишь к дальнейшему усилению бюрократии, которая являлась необходимым инструментом консолидации власти. Необходимость бюрократии наряду с характерной для социализма тенденцией к цен­трализации означали бы неизбежное возникновение новой дикта­туры.

Если один из аспектов веберовской критики социализма касался последствий для индивидуальной свободы, которые наступили бы в результате устранения независимых центров власти, способных сдер­живать центральную бюрократию, то другой ее аспект был связан с экономическими последствиями замены частного капиталиста, дей­ствующего в условиях рынка, управляющим, подчиненным требова­ниям плана. Принимая участие в обсуждении опыта централизован­ного планирования в Германии в годы первой мировой войны, Ве­бер утверждал, что отказ от рынка лишил бы тех, кто занимался экономическим планированием, информации, необходимой для рас­чета цен и эффективного распределения факторов производства. В отношении максимально точного расчета экономических операций рынок был более «рациональным», чем система централизованного планирования. Более того, устранение предпринимателя, действую­щего в условиях рыночной конкуренции, привело бы к утрате важ­нейшего источника динамизма вэкономике в обмен на бюрократи­ческие приоритеты стабильности и порядка. На определенном этапе развития хозяйства, согласно Веберу, государственная бюрократия представляла собой силу, способствовавшую экономическому росту и расширению рынка в результате уничтожения традиционных при­вилегий. Но чем больше бюрократия вторгалась в рыночную сферу, тем в большей степени она превращалась в силу экономического застоя.

Прогнозы Вебера о будущем социалистического общества в це­лом были неутешительными. Соединение бюрократической власти и бюрократического «порядка» угрожало созданием общества, столь же несвободного, как в Древнем Египте, и пребывающего в состоя­нии застоя, как в поздней Римской империи, хотя и на значительно более развитой технической основе. Хотя Вебер умер в 1920 году, до того как стали очевидными все последствия большевистской рево­люции, в дальнейшем нередко утверждалось, что история Советско­го Союза послужила подтверждением его идей. В особенности мысль о том, что революция привела к возникновению нового правящего класса, вскоре стала общим местом. В работах таких авторов, как Бруно Рицци или Джеймс Бернхэм, вполне в веберианском духе рас­сматривались основы власти нового класса, который благодаря сво­им управленческим навыкам контролировал промышленность и правительство. Точке зрения Вебера соответствовал и их скеп­тицизм относительно возможности устранения классового господства как такового в результате борьбы рабочего класса за свое освобож­дение.

Тем не менее существовали значительные различия во взглядах между Вебером и разочаровавшимися марксистами типа Бернхэма и Рицци. Вебер никогда не отвергал капиталистическое обще­ство, вотличие от названных авторов, которые считали советское общество системой эксплуатации, аналогичной капитализму. Бернхэм и Рицци полагали, что в СССР на смену капиталистическому классу пришел менеджериальный или бюрократический класс. Про­цесс утверждения нового класса происходил здесь революционным путем, а не постепенно, как это имело место на Западе. Хотя теория Вебера и предполагала, что бюрократизация носила универсаль­ный характер в современных обществах, эта теория не включала в себя тезиса о «конвергенции», настаивая на том, что для капитали­стического общества были характерны плюрализм конкурирующих бюрократических организаций и подчинение бюрократии небюро­кратическим элитам. Именно приверженность идее «плюрализма элит» отличала теоретиков либеральной ориентации (М.Вебер, Г.Моска, В.Парето) от разочаровавшихся революционеров, приучен­ных к мысли, что такой плюрализм был лишь видимостью и не нахо­дивших существенных различий между советским и западным об­ществами.

Расхождение между веберовской теорией власти бюрократии и теориями Рицци и Бернхэма особенно явственно выразилось в том, что последние считали установление бюрократического господства результатом преимуществ планового хозяйства над рыночным, про­явившихся в фашистских государствах, в СССР в годы первых пяти­леток и в США в ходе проведения политики «Нового курса». Здесь позиция Вебера была гораздо ближе точке зрения Л.Мизеса или Ф.Хайека, которые использовали свидетельства о состоянии совет­ской экономики для подтверждения своих теоретических положений, направленных против идеи экономического планирования. Одна из ранних работ Мизеса, где обосновывалась невозможность рационального расчета в условиях плановой экономики, была фак­тически опубликована Вебером незадолго до смерти. Но можно пред­положить, что Вебер согласился бы и с более философским тезисом Хайека о непредсказуемости экономической жизни, к которой част­ный предприниматель был более приспособлен, чем плановый орган. Этот тезис соответствовал одному из основных положений веберов­ской социологии, согласно которому последствия социального действия нередко отличались или даже противоречили намерениям дей­ствующего лица, так как действие вызывало ответную реакцию дру­гих участников социального отношения.

В соответствии с этим принципом идея рационального планиро­вания всей экономики заключала в себе противоречие, поскольку невозможно было предсказать или контролировать реакцию тех лю­дей, участие которых требовалось для выполнения плана. Если такой вывод и подрывает оптимистические надежды на установление со­знательного контроля над социальными процессами («конец преды­стории», как называл это Маркс), то данный вывод ставит под сомне­ние и наиболее пессимистические сценарии теории тоталитаризма, изображающие все общество как механизм, действующий под пол­ным контролем центральной бюрократии. Бюрократический «конт­роль» несомненно возможен в смысле подавления личной свободы; он осуществим в гораздо меньшей степени, когда речь идет о дости­жении экономических и социальных целей, желательных для бюро­кратии. Здесь проявляется одна из тех «иррациональностей» впро­цессе рационализации, на существование которых неоднократно указывал Вебер.

В заключение следует отметить, что анализ советского общества, который основывается на идеях Вебера, позволяет избежать упро­щенного подхода, рассматривающего бюрократическую диктатуру как порождение личной власти. Согласно веберианской точке зре­ния, господствующее положение бюрократических структур опреде­ляется их функцией всистеме плановой экономики, а также властью и привилегиями, связанными с этой функцией и возрастающими при отсутствии иных центров власти. Это результат социалистического проекта, и он не может быть просто списан на неблагоприятные ус­ловия, вкоторых такой проект был впервые осуществлен. Данный анализ, хотя он явно благоприятствует капиталистической альтерна­тиве, отнюдь не предполагает, что проблема власти бюрократии пол­ностью решается в условиях капитализма.