Как представлена история философии

Формы, в которых представлена история философии, имеют очень разные цели.

Собрания текстов, представляющие целостную тради­цию, простые сведения об имеющихся текстах, о биогра­фиях философов, социологических реальностях, конкрет­ных взаимосвязях познаваемого, о дискуссиях, о том, как разворачивались события или проходило развитие, дока-

зуемое и шаг за шагом прослеживаемое. Далее - рефе­ративное воспроизведение содержания сочинений, рекон­струкция действующих в них мотивов, систематик, мето­дов.

Затем — характеристика духа или принципов отдель­ных философов и всей эпохи. И наконец — постижение совокупного исторического образа, вплоть до всемирной истории философии в целом.

Представление истории философии требует и фило­логического проникновения, и собственного софилософ-ствования. Истинное историческое постижение непремен­но предполагает вместе с тем и собственное философ­ствование.

Гегель является тем философом, который в первую очередь сознательно и с широчайшим охватом фило­софски усвоил всю историю философии. Его история философии в этом смысле й" до сегодняшнего дня ос­тается выдающейся работой. Но она же является деяни­ем, которое одновременно вследствие собственных геге­левских принципов несло смерть тому, во что глубоко проникало. Все философии прошлого, словно озаряе­мые прожектором, вспыхивают на одно мгновение в гегелевском освещении, однако затем внезапно выясня­ется, что гегелевское мышление как бы вырезает сердце всем философам прошлого и то, что остается после это­го, погребает, как труп, на чудовищном кладбище исто­рии. Гегель сумел покончить со всем прошлым, посколь­ку верил в то, что может все его обозреть. Его понимаю­щее проникновение не является непредвзятым раскры­тием, но выступает как уничтожающая операция: оно не оставляет вопросов, но совершает порабощающее за­воевание; оно не совместная жизнь, но господство.

Можно посоветовать читать всегда параллельно раз­личные изложения истории философии, чтобы с самого начала быть защищенным от подпадания под влияние

какого-то одного понимания как якобы само собой ра­зумеющегося. Если человек читает только какое-либо одно представление истории философии, то схема этого представления будет ему непроизвольно навязываться.

Далее можно посоветовать одновременно с чтением любого изложения истории философии пробовать чи­тать также, хотя бы наугад, какой-нибудь из оригиналь­ных текстов, представляемых в изложении.

Наконец, чтобы ориентироваться в литературе, нуж­но иметь в виду представление истории философии во всякого рода справочных изданиях. Для справочных це­лей полезны следующие словари.

Большие словари'

Ludwig Noack. Historisch-biographisches Handworterbuch der Philosophie. Leipzig, 1879.

Rudolf Eisler. Handworterbuch der Philosophie. Berlin, 1913.

Philosophenlexikon von Werner Ziegenfuss. Berlin, 1949.

Andre Lalande. Vocabulaire technique et critique de la phi­losophie. Paris, 1928.

Философская энциклопедия. В 5-ти томах. М., 1960.

Философский энциклопедический словарь. М., 1983.

Малые словари

Kirchners Worterbuch der philosophischen Grundbegrif-fe.bearbeitet von Michaelis. Leipzig,1907 (Neubearbei-tung und Umgestaltung von Johannes Hoffmeister. Leipzig, 1944).

Heinrich Schmidt. Philosophisches Worterbuch. 9 Aufla-ge. Leipzig, 1934. Kroners Taschenausgabe.

Walter Brugger S.J. Philosophisches Worterbuch. Frei­burg, 1947.

Дополнительно (более мелким шрифтом) указываем соответ­ствующую литературу на русском языке. Прим. пер.

Erwin Metzke. Handlexikon der Philosophie. Heidelberg, 1948.

Dagobert D. Runes. The Dictionary of Philosophy. 4. Edi­tion. New York, 1942.

Современная западная: философия (словарь)/ Сост. В. С. Мала­хов, В. П. Филатов. М., 1991, 1998.

Далее и для историко-философской литературы, и для оригинальных текстов я даю только список имен. Чтобы получить необходимую информацию об изданиях, пере­водах, комментариях, названиях и содержании отдель­ных сочинений, нужно использовать вспомогательную литературу: кроме словарей, это прежде всего истори­ческие сочинения из Oberweg и Vorlander*.

Список различных изложений истории философии"

I. Западноевропейская философия

Oberweg: на долгое время незаменимое справочное изда­ние.

Vorlander: информация для начинающих. И. Е. Эрдман (J. E. Erdmann): при гегельянском выс­траивании основной линии изложения в отдельных частях предлагает превосходный анализ.

Специальные серии для тех, кто начинает изучать филосо­фию или нуждается в справочном материале. В русскоязыч­ной философской литературе похожую функцию выполняют книги из серии "Мыслители прошлого", а также разнооб­разные антологии и хрестоматии. Прим. пер. На русском ямке рекомендуем следующих авторов: Асмус В. Ф., Ахутин А. В.. Гайдеико П. П., Гулы га А. В., Доброхотов А. Л., Кессиди Ф. X., Лосев А. Ф., Мотрошилова II. В. Кроме того, обращаем внимание, что из указанных Ясперсом авторов в русском переводе имеются отдельные работы Вппдельбанда и Жильсопа. Для знакомства с русской философией рекомен­дуем 2-томную работу В. В..Чепьковского "История русской философии". Прим. пер.

Виндельбанд (Windelband): дает элегантные обзоры без особой глубины в стиле конца XIX века.

Целлер (Zeller): представляет древнегреческую фило­софию, изложение богато материалом, ясно и понят­но, без философского анализа.

Жилъсон (Gilson): известный современный историк сред­невековой философии.

II. Индия и Китай ИНДИЯ

Дойссен (Deussen): автор объемного труда, содержащего многочисленные переводы из индийских текстов, про­торяющего новые пути и приверженного шопенгауэ­ровской философии.

Штраус (Strauss): его изложение отличается краткос­тью, обзорностью и информативностью.

КИТАЙ

Форке (Forke): автор объемистого труда, написанного в реферативной форме и сообщающего о многих об­ластях, до сих пор остающихся неизвестными в Европе.

Хакман (Hackmann): его изложение отличается боль­шей отстраненностью и объективной холодностью.

Вильгельм (Wilhelm): его работа написана с большим энтузиазмом.

Ценкер (Zenker): автор краткого сочинения, написан­ного остроумно и толково.

4. Тексты

Информацию обо всех имеющихся текстах западно­европейской философии, их изданиях, комментариях и переводах можно найти в Uberweg, краткую полезную подборку самих текстов — в Vorlander.

Для собственного изучения обычно создают неболь-

шую библиотеку действительно существенно важных текстов. Список такой библиотеки в зависимости от личных предпочтений может иметь разные варианты. Однако ядро вполне общепринято, хотя и в нем могут быть разные акценты, так что невозможно говорить о каком-то совершенно общепринятом главном акценте.

Для изучения хорошо выбрать в первую очередь какого-то одного основного философа. Конечно, жела­тельно, чтобы это был один из величайших философов. Однако же вполне возможно начать путь и с философа второго или третьего ранга, который случайным образом был встречен первым и произвел глубокое впечатление. Каждый философ, основательно изученный, шаг за ша­гом вводит во всю философию и во всю историю фило­софии.

Список основных текстов античной философии со­образуется с тем, что допЬю до нас в сохранности, и возникающие здесь трудности связаны именно с тем, что собраний сочинений как таковых сохранилось очень мало. Что касается последующих столетий, то объем текстов здесь стол» массивен, что, наоборот, трудностью является выбор небольшого числа необходимых текстов.

Список имен I Западноевропейская философия

Античная философия

Фрагменты досократиков (600-400)

Платон (428-348)

Аристотель (384-322)

Фрагменты древних стоиков (300 — 200). К этому: Сенека (ум. 65 после Р.Х.) Эпиктет (ок. 50-138) Марк Аврелий (прав. 161-180) — Фрагменты Эпикура (342-271). К этому: Лукреций (96-55) -■- Фраг­менты скептиков. К этому: Секст Эмпирик (ок. 150

после Р.Х.) — Цицерон (106 — 43) — Плутарх (ок.

45-125).

Плотин (203-270). Боэций (480-525).

Христианская философия

Патристика: Августин (354 — 430).

Средневековье: Иоанн Скот Эриугена (IX в.) — Ан-сельм (1033-1109) - Абеляр (1079-1142) - Фома (1225-1274) - Иоанн Дуне Скот (ум. 1308) - Майстер Экхарт (1260-1327) - Оккам (ок. 1300-1350) — Николай Кузанский (1401 — 1464) — Лютер (1483-1546) - Кальвин (1509-1564).

Современная философия

Из XVI столетия: Макиавелли — Мор — Парацельс — Монтень — Бруно — Бёме — Бэкон.

Из XVII столетия: Декарт — Гоббс — Спиноза — Лейбниц — Паскаль.

Из XVIII столетия:

Представители Английского Просвещения: Локк —

Юм.

Французские и английские моралисты:

из XVII столетия: Ларошфуко- — Лабрюйер,

из XVIII столетия: Шефтсбери — Вовенарг — Шам-

фор.

Немецкая философия: Кант — Фихте — Гегель — Шеллинг.

Из XIX столетия:

Немецкая профессорская философия XIX века, например, Фихте мл. — Лотце. Оригинальные философы: Киркегор — Ницше. Современная наука как место философии: Философия государства и философия науки: Ток-виль — Лоренц фон Штайн — Маркс.

Философия истории: Ранке — Буркхардт — Макс

Вебер.

Философия природы: К. Е. фон Байер — Дарвин.

Психологическая философия: Фехнер — Фрейд.

Для начала отважусь на ряд совершенно предваритель­ных замечаний. Нигде в приведенных списках я не рассчитываю на то, чтобы как-то классифицировать того или иного философа, прочно зафиксировать его место в истории философии, пусть даже обозначенные им по­зиции дают для этого основания. Я прошу воспринимать мои положения как вопросы. Они должны лишь содей­ствовать сосредоточению внимания. Тот, кто еще не ориен­тируется в философии, должен, по всей видимости, опре­делить для себя, за что он в соответствии со своими на­клонностями мог бы взяться в первую очередь.

К античной философии

Досократики обладают тем единственным в своем роде очаровани&м, которое свойственно "началам". Их чрезвычайно трудно понять так, чтобы это действитель­но отвечало сути их мышления. Нужно попытаться от­казаться от всего "философского образования", которое заслоняет нам в привычных мыслительных и речевых образах присущую досократикам непосредственность. У досократиков мысль прокладывает себе дорогу из со­зерцания первоначального бытийного опыта. Мы при­сутствуем при том, как в первый раз происходят мысли­тельные озарения. В сочинении каждого великого мысли­теля в отдельности господствует неповторимое един­ство стиля, свойственное лишь ему одному. С тех пор как фрагменты начали передаваться в русле традиции, почти каждый интерпретатор подпадал искушению про­яснять унаследованное. Все здесь еще полно загадок.

Сочинения Платона, Аристотеля и Плотина — един­ственные из греческой философии, которые сохранились довольно полно. При изучении древней философии эти три мыслителя стоят на первом месте.

Платон учит вечному основополагающему философ­скому опыту. В движение его мышления вовлечено все богатство предшествующей греческой философии. Сре­ди потрясений своей эпохи он стоит на границе времен. Благодаря свойственной ему предельно независимой от­крытости он выявляет то, что может быть помыслено. Он достигает предельной ясности в сообщении движения своих мыслей, но так, что тайна философствования пере­ходит в язык, оставаясь вместе с тем постоянно присутст­вовать в качестве тайны. Все материальное у него рас­плавлено. Исполнение трансцендирования — вот что яв­ляется единственно существенным. Платон забирается на такую вершину, через которую человек в своем мышлении, кажется, просто не переступает. От него до сегодняшнего дня исходят глубочайшие импульсы философствования. Его всегда не понимали, потому что он не предоставляет никакого учения, которое можно было бы просто зау­чить, — Платона всегда нужно осваивать заново. В про­цессе изучения Платона, как и Канта, учат не какой-то твердый и прочный предмет, но приходят к собственному философствованию. Любой более поздний мыслитель вы­являет себя в том, как он понимает Платона.

У Аристотеля изучают категории, которые, беря начало в его философии, правят всем западноевропейским мышлением. Он определил язык (терминологию) фило­софствования независимо от того, в согласии с ним, про­тив него или нацеливаясь на преодоление всей этой области философствования разворачивается мышление.

Плотин использует традицию античной философии как средство для выражения удивительной метафизики, которая является оригинальной по своему настроению

и в дальнейшем проходит через века как подлинная метафизика. Мистический покой заполнил промежутки в музыке абстрактного мышления, которая остается не­превзойденной и тем или иным образом снова и снова звучит везде, где с тех пор мыслили метафизически.

Стоики, эпикурейцы и скептики, а также платоники и аристотелики (приверженцы новой академии и пери­патетики) создают всеобщую философию образованных слоев (период позднейшей древности), для которой пи­сали также Цицерон и Плутарх. При всей противо­положности рациональных позиций и вопреки посто­янной взаимной полемике здесь идет речь об общем мире или сообществе. Всестороннее участие в нем хотя и поро­дило эклектиков, однако произвело также специфичес­ки определенную основополагающую установку этих сто­летий античности, личное достоинство, континуальность повторяющихся в своем существе позиций, нечто свое­образно законченное и неплодотворное, но также и все­обще понятное. Здесь залегает почва до сих пор имею­щей хождение всемирной философии (Allerweltsphilo-sophie). Последний пленительный образ — это Боэций, чье "Consolatio philosophiae"' благодаря особому настро­ению, красоте и неподдельности входит в число основ­ных книг каждого философствующего человека.

Если вести речь о слоях философского сообщества, объединенных образованием, особой понятийностью мыш­ления, образом речи и общей позицией, то в качестве таких слоев выступали последовательно представите­ли духовенства в Средневековье, гуманисты времен Возрождения и — в уже более ослабленной форме — те, кто был причастен спекулятивной идеалистической ат­мосфере в немецкой философии, распространившейся в мире образования в период между 1770 и 1850 годами

"Утешение философией" - знаменитое сочинение Боэция.

Прим. пер.

от Риги до Цюриха, от Голландии до Вены. Заниматься этими слоями интересно с точки зрения истории куль­туры и социологии. Важно постичь расстояние, отделя­ющее великие философские творения от этой, становя­щейся всеобщей формы мышления. Особенно важен здесь гуманизм, потому что его собственный первоисток — это не какая-либо великая философия, но духовная направ­ленность традиции и усвоения, непредвзятость пони­мания и человеческая свобода, без которой наше запад­ноевропейское существование было бы невозможно. Гу­манизм (ставший осознанным только в эпоху Воз­рождения благодаря таким фигурам, как Пико Делла Мирандола, Эразм, Марцилио Фичино, знакомство с ко­торыми и сегодня является весьма благодарным де­лом) проходит через все эпохи, начиная с греческой Pai-deia* и с тех пор, как римляне, находившиеся под гречес­ким влиянием, осуществили его в эпоху Сципионов. В наши времена его сила ослабла. Невозможно предска­зать судьбу человечества и те последствия, в духовном и человеческом плане, которые повлекло бы за собой его исчезновение.

О христианской философии

Среди отцов церкви, возвышаясь над всеми, стоит Августин. Изучая его труды, получают доступ ко всему христианскому философствованию. Здесь можно найти многочисленные незабываемые формулировки, посред­ством которых язык выражает самое сокровенное, язык, отмеченный такой высокой степенью рефлектированнос-ти и страсти, какие еще отсутствовали в античной фило­софии. Безмерно богатое творческое наследие, полное

• В эллинистический период воспитание и образование чело­века, нацеленное на его гармоничное формирование. Позже со значением Paideia соотносится римское представление о hu-maiiitas. Прим. пер.

повторений, иногда риторической пространности, и в целом, возможно, лишенное красоты, в отдельных момен­тах исполнено исчерпывающей лаконичности и глубо­ких истин. Его оппонентов узнают из цитат и рефератив­ных обзоров, к которым он прибегает в процессе диало­га с ними. Сочинения Августина — это колодец, из которо­го до сегодняшнего дня черпает всякое мышление, стремя­щееся проникнуть в глубины человеческой души.

Скот Эриугена мысленно выстраивает здание бы­тия, складывающееся из Бога, природы и человека, при­меняя при этом неоплатоновские категории и наделяя все диалектической свободой развития. Он приносит новое настроение, связанное с осознанием открытости мира. Ученый, знаток греческого языка, переводчик Ди­онисия, Ареопагита, Эриугена набрасывает, используя традиционный понятийный аппарат, свою широко заду­манную и по своей направленности оригинально дей­ствующую систему. Он прозревает божественную приро­ду и становится новым основателем спекулятивной мистики, влияние-которой распространяется вплоть до современности. Он стоит в одиночестве в своем далеком от философии времени. Его творческое наследие — продукт усвоения высокой традиции, который сформи­ровался на основании особой конституции жизни, опи­рающейся на философскую веру.

Методическое мышление Средневековья оригиналь­но представлено в первую очередь у Ансельма, В стро­гих формах логического и юридического мышления находит себе место пленительная сила непосредствен­ных откровений мысли, имеющих метафизическое зна­чение. Далекий и чуждый нам, когда дело касается при­нудительной силы определенного хода мысли и осо­бых догматических положений, он вполне современен и вызывает доверие, когда открывающиеся нам содержа­ния берутся в их человеческой всеобщности (как, на-

пример, содержание сочинений Парменида), а не в исто­рическом одеянии христианской догматики.

Абеляр учит энергии рефлексии, тому, какими путя­ми движется логически возможное, учит методу диалек­тических противоположностей как особому пути рас­смотрения проблемы. Доводя до крайности процесс во-прошания посредством противопоставления взаимопро-тиворечащего, он становится основателем схоластичес­кого метода (достигающего своей вершины у Фомы) и вместе с тем вносит опасность разложения христианс­кой субстанции, в наивной форме выступавшей до этого несущим началом.

Фома строит грандиозную и во многом определяю­щую систему, которая и поныне имеет первостепенное значение в католическом мире. В его системе царство природы и царство милости Божьей, разумно постижимое и непостижимое (в которое нужно просто верить), мир­ское и церковное, опровергаемые еретические позиции и момент истины в них сливаются и разворачиваются в их единстве, которое по праву сравнивали с большим кафедральным собором Средневековья. Он объединил все то, что было выработано средневековым мышлением. По отношению к нему все предшествующие средневеко­вые мыслители осуществляли предварительную работу, необходимую для упорядочивания всего накопленного материала и для разработки метода усвоения Аристо­теля и под конец еще Альберта Великого. Последнего Фома превосходит, возможно, только благодаря яснос­ти, соразмерности и лаконичности своего мышления. В смысле настроения и особого взгляда с этой завер­шенной философской реальностью Средневековья можно познакомиться в "Божественной комедии" Данте.

Дуне Скотт и Оккам — почти в тот самый момент, когда здание средневекового мышления кажется совер­шенно готовым, выступают как своеобразный прорыв в

этом строении. Дуне Скотт, несмотря на ортодоксаль­ную, как это приято считать, форму мышления, будора­жит дух посредством тех трудностей, которые он глубоко­мысленно открывает в воле и в неповторимой индиви­дуальности, как она выступает здесь и теперь. Оккам приводит основополагающую познавательную направлен­ность к катастрофе, которая лежит в основании совре­менного познания, довольного своей властью и все даль­ше распространяющего сферу своего влияния. В поли­тическом смысле как публицист и сторонник Людвига Баварского, он разбивает различного рода притязания церкви. Однако подобно всем средневековым мыслите­лям, чьи труды до нас дошли, он является верующим христианином (неверующие, скептики, нигилисты извест­ны преимущественно благодаря опровержениям и цита­там). Современного издания трудов Оккама нет и сегод­ня. Они не переведены на немецкий язык. Это, по всей видимости, единственный значительный пробел в суще­ствовавшей до сих пор разработке истории философии. Николай Кузанскии — первый философ Средне­вековья, с которым мы встречаемся в атмосфере, воспри­нимаемой нами как наша собственная. Конечно же, по своей вере он выступает еще как совершенно средневе­ковый человек, ибо здесь еще несокрушимо единство церковной веры, доверие к становящемуся мировому единству католической церкви, единству, которое однаж­ды в конце концов объемлет собой все народы, какой бы веры они ни были. Однако, несмотря на это, в своем философствовании Кузанскии уже не выстраивает одну определенную систему, как это было у Фомы, не пользу­ется схоластическим методом, логически усвоившим пере­данный традицией материал со всеми его противоречи­ями и противоположностями, но обращается прямо к вещам, будь то метафизическим (трансцендентным) или эмпирическим (имманентным). Он идет особыми мето-

дическими путями исходя из собственного созерцания, перед которым открывается удивительное бытие Бога, по-новому раскрывающееся в этих спекуляциях. В этом бытии божества он видит все реальности мира и имен­но таким образом, что у него спекуляция прокладывает путь эмпирическому усмотрению, а эмпирическое позна­ние, как и познание математическое, превращается в средство созерцания Бога. У Николая Кузанского мы имеем дело с мышлением, которое все обнимает собой, которое любовно льнет ко всему реальному и вместе с тем перешагивает его. Мир не обходится стороной, но сам вспыхивает в свете трансценденции. Здесь в мыш­лении разворачивается метафизика, которая и поныне остается незаменимой. Странствовать по ней — счастли­вейшие часы философствования.

Иное дело - Лютер. Изучать его совершенно необхо­димо. Он хотя и является теологическим мыслителем, который презирает философию и ведет речь о потаску­хе-разуме, однако сам проводит такие основополагаю­щие экзистенциальные мысли, без которых сегодняшнее философствование едва ли было бы возможно. Взаимо­проникновение страстной серьезности веры и готового к приспосабливанию благоразумия, глубины и исход­ной враждебности, молниеносной меткости и грубого громыхания делает его изучение необходимым, но и мучительным. Атмосфера, которая исходит от этого че­ловека, является для философии чуждой и пагубной.

Кальвин обладает дисциплинированной, методичес­кой формой мысли, грандиозностью заключительных выводов, железной логикой, безусловностью в устанав­ливании принципов. Однако он, со свойственной ему нетерпимостью, которая, не зная любви, распространяет­ся как на теоретическое, так и на практическое действие, представляет собой жуткую противоположность фило­софствованию. Полезно посмотреть ему прямо в лицо,

чтобы вновь опознать этот дух повсюду, где бы он ни встречался в мире, проглядывая урывками или высту­пая в завуалированной форме. Он является вершиной воплощения христианской нетерпимости, которой ниче­го другого, кроме нетерпимости, противопоставить нельзя.

О современной философии

Современная философия не обладает той всеохва­тывающей целостностью, какая характерна для антич­ной и средневековой философии, напротив, она распадает­ся на самые разнообразные начинания, между которы­ми не существует никакой взаимосвязи, хотя и полна при этом грандиозных систематических построений, не располагая, однако, какой-либо фактически господствую­щей системой. Она исключительно богата, полна кон­кретики и свободна в rajry спекулятивной абстрактнос­ти мышления, в силу его высокомерной рискованности. Она находится в постоянной взаимосвязи с новой нау­кой, национально дифференцирована, представлена на итальянском, немецком, французском, английском язы­ках, кроме трудов, написанных на латыни, которые еще продолжают следовать привычке почти исключительно латинского Средневековья.

Мы характеризуем современную философию, следуя хронологически по столетиям.

Шестнадцатое столетие богато захватывающими в своей непосредственности и при этом гетерогенны­ми по отношению друг к другу творениями, которые носят необычайно личностный характер. Они до сих пор являются непересыхающими истоками.

Если иметь в виду политическую ориентацию, Макиа­велли и Мор являются творцами современной беспри­страстности вопрошания относительно реальных взаимо­связей вещей. Их сочинения и сегодня в своем истори-

ческом одеянии являются столь же наглядными и инте­ресными, как и прежде.

Парацелъс и Бёме ведут в мир, равно богатый глубо­комыслием и суеверием, прозрачной ясностью и некри­тической запутанностью, в мир того, что сегодня называ­ется теософией, антропософией, космософией. Со свойст­венной созерцанию силой и образностью увлекают они в свои лабиринты. Здесь можно выявить рациональную структуру, отчасти обладающую некоторой рациона­листической причудливостью, отчасти, в особенности у Бёме, блистающую диалектическим глубокомыслием.

Монтень — это просто обретший независимость че­ловек, не обладавший волей что-либо реально осущест­влять в этом мире. Самообладание и созерцание, чест­ность и благоразумие, скептическая беспристрастность и практическая разборчивость находят у него свое вы­ражение в современной форме. Написанное им — не­посредственно и увлекательно и с философской точки зрения является совершенным выражением соответст­вующего образа жизни, но вместе с тем производит впе­чатление какого-то застоя, паралича. Без устремленного ввысь порыва (Aufschwung) такое довольствование са­мим собой - одно искушение.

Бруно — это, напротив, философ, который беспрестан­но борется и разрывается на части от неудовлетворен­ности. Он знает о границах и верит в Высочайшее. Его диалог о "eroici furori"* — основная книга философии энтузиазма.

Бэкон считается основателем современного эмпиризма и наук. И то и другое неверно, так как подлинно совре­менную науку — математическое естествознание — он поначалу не понял, и таковая никогда не была бы осу­ществлена на том пути, который он предложил. Однако Бэкон со свойственным эпохе Возрождения воодушевле-

Героический энтузиазм. Прим. пер.

нием перед чем-то новым посвятил себя размышлениям о знании как силе, о невероятных технических возмож­ностях, об уничтожении иллюзий ради разумного пони­мания реальности.

Семнадцатое столетие приносит с собой филосо­фию рационально выстроенной конструкции. В процес­се безукоризненного логического развития возникают великие системы. Это подобно вхождению в область совершенно чистого воздуха, где в тиши и молчании исчезает полнота наглядности, действенный мир обра­зов. Здесь обретается современная наука, которая и ста­новится образцом.

Декарт является основателем этого нового фило­софского мира и рядом с ним — Гоббс. Декарт стал роком для европейской мысли вследствие искажений в понимании науки и фидрсофии. Из-за целого ряда вытекающих отсюда последствий и из-за очевидности совершенной им основополагающей ошибки его и се­годня все еще нужно изучать, для того чтобы познать путь, которого следует избегать. Гоббс хотя и набрасы­вает свою систему бытия, однако подлинное его величие составляет выстроенная им политическая конструкция, исключительная последовательность которой с такой ясностью показывает линии существования, с какой они были осознаны здесь впервые.

Спиноза — это метафизик, который, используя мате­риал традиции и картезианские понятия, придает фи­лософское выражение позиции веры, отличаясь при этом оригинальным метафизическим настроением, которое ему одному тогда было присуще и которое дает основание философскому сообществу и поныне быть преданным ему, единственному в том столетии.

Паскаль — это контрудар против абсолютизации нау­ки и системы. Его мышление господствует и в том и в другом, обладает выдержанной во всем аккуратностью,

но при этом еще и величайшей правдивостью и глуби­ной.

Лейбниц по своей универсальности подобен Аристо­телю; по содержанию и открытиям он богаче всех фило­софов этого столетия; всегда и во всем творческий и умный мыслитель, однако в своей метафизике он не обна­руживает основополагающей конституции, пронизы­вающей человека.

Восемнадцатое столетие отмечено в первую оче­редь широким потоком философской литературы для публики. Это век Просвещения.

Английское просвещение имеет своего первого пред­ставителя в лице Локка. Он дал английскому миру, на­чало которому было положено революцией 1688 года, духовную почву, в том числе и в политическом мышле­нии. Юм — превосходный аналитик, обладающий исключительной способностью разлагать все на части. Его понятливость, сам способ понимания, несмотря на всю его скуку, и сегодня не является для нас плоским. Его скепсис образован твердостью и честностью, кото­рые присущи мужеству, отваживающемуся на то, чтобы на границах познания смотреть непостижимому прямо в глаза и не говорить о нем.

Во Франции и Англии нашли широкое распростра­нение афористические и эссеистические сочинения, при­надлежащие таким знатокам мира и человека, как "мо­ралисты" (как их называют). Их познания были ориен­тированы на то, чтобы воспитывать, опираясь на психо­логическую и вместе с тем философскую установку. Так, в семнадцатом столетии, находясь при "высоком" коро­левском дворе, пишут Ларошфуко и Лабрюйер, в во­семнадцатом столетии — Вовенарг и Шамфор. Шефтсбе-ри — философ, придавший своей жизненной дисципли­не эстетическую направленность.

Великая немецкая философия (представленная таки-

ми фигурами, как Кант, Фихте, Гегель, Шеллинг) со свойственной ей системосозидающиеи энергией и откры­тостью для самого глубокого и отдаленного обладает такой разработанностью мысли и богатством содержа­ния, что до сих пор является необходимым основанием и источником воспитания для всякого серьезного философского мышления.

Кант. С ним связан решающий для нас шаг в осозна­нии бытия, точность и тщательность в осуществлении трансцендирования на путях мышления, прояснение бытия в его основополагающих измерениях, образ мыс­лей, который проистекает из неудовлетворенности на­шим существом, широта взглядов и человечность, а так­же исключительная ясность самого разума, которая объединяет его с Лессингом. Благородный человек.

Фихте. Его характеризует доходящая до фанатизма спекуляция, усиленная попытка осуществить невозмож­ное. Гениальный создатель мыслительных конструкций, патетически настроенный в области морали. От него исходит роковое воздействие экстремальности и нетер­пимости.

Гегель. Для него характерны совершенное владение диалектическими формами мышления и их всесторон­няя разработка, проникновение (Innewerden) в содержа­ние любого рода мышления, осуществление всеобъемлю­щей западноевропейской исторической памяти.

Шеллинг. Для него свойственны неустанные размыш­ления над последними основаниями, обнаружение жут­кой тайны, крах в системе, открытие новых берегов.

Девятнадцатое столетие — это период перехода, период разложения и осознания этого разложения, ха­рактеризующийся обширностью материала и научной широтой. Сила философии у преподающих философов становится все слабее и слабее, растворяясь в смутных и совершенно произвольных системах, не представляю-

щих никакой ценности, и в истории философии, кото­рая впервые делает доступным в полном объеме весь исторический материал. Сила же самой философии жи­вет в науке и в тех редких мыслителях-исключениях, которые едва ли ценятся современниками.

Немецкая профессорская философия назидательна, полна прилежания и усердия, объемлюща, но фактичес­ки ее жизнь больше уже не основывается на энергии человеческого бытия,'она живет, опираясь на универси­тетский мир бюргерской культуры с ее представления­ми о ценности образования, ее благонамеренной серьез­ностью и ее границами. Даже такие значительные явле­ния в философии, как Фихте мл., Л отце, также будут изучаться не ради их сущностного содержания, а лишь ради самого обучения.

Оригинальные философы этого времени — Кирке-гор и Ницше. Ни один из них не имеет системы и каждый выступает как исключение и жертва. Они со­знают катастрофу, высказывают неслыханные истины и не показывают никакого пути. В их лице эпоха доку­ментирует себя посредством самой безжалостной само­критики, какая когда-либо осуществлялась в истории человечества.

Киркегор. Формы внутренних поступков, серьезность мысли, необходимая для личностного решения, восстанов­ление текучести всего, в особенности фиксированного гегелевского мышления. Глубочайший христианский дух.

Ницше. Бесконечная рефлексия, простукивание и опрашивание всего будоражат и подрывают все осно­вания, не находя никакой почвы, но выводя к новым абсурдностям. Глубочайший антихристианский дух.

Современные науки — не во всем своем размахе, но благодаря отдельным (однако же многочисленным) лич­ностям — стали носителями философской позиции. Для примера назовем некоторые имена.

ПРИЛОЖЕНИЕ

Философия государства и социальная философия. Токвиль постигает движение современного мира к де­мократии посредством социологического изучения поли­тических режимов Античности, Французской революции, Соединенных Штатов Америки. Его забота о свободе, чувство человеческого достоинства и понимание зна­чения авторитета позволяют ему реалистически рас­суждать о необходимом и возможном. Он человек и исследователь первого ранга. Лоренц фон Штпайн, осно­вываясь на политических действиях и политическом мышлении французов, начиная с 1789 года освещает последовательность событий вплоть до сороковых го­дов, показывая полярность государства и общества. Его взгляд нацелен на вопрос о судьбе Европы. Маркс ис­пользовал эти знания, развернув их в виде научных конструкций, смешав с нендвистью против всего суще­ствующего и наполнив хилиастической нацеленностью на будущее. Обиженным и лишенным надежды проле­тариям всех стран должен засиять луч надежды, кото­рый объединит их в одну силу, способную разрушить имеющееся социально-экономическое и политическое положение, чтобы создать мир всеобщей справедливос­ти и свободы.

Философия истории. Ранке развивает историко-кри-тические методы на службе у универсально-исторического воззрения, которое в атмосфере Гегеля и Гете, при кажу­щемся отклонении от философии как таковой, само яв­ляется философией. Якоб Буркхардт чувствует себя как бы жрецом исторического образования, показывает вели­чие и осчастливливающую силу исторической памяти, благо и беду (вытекающую из основной пессимистичес­кой установки) того состояния, когда находишься в кон­це мира, величие которого состоит только в такой памяти. Макс Вебер осуществляет непредвзятый подход к исто­рии, он всеми средствами исследует историческую ре-

альность, единообразно проясняя взаимосвязи, так что большая часть предшествующих описаний истории вследствие их неопределенности в категориях, в кото­рых осуществлялось постижение, кажется смутной и неудовлетворительной. Он теоретически и практически обозначает существующее напряжение между ценнос­тями и познанием. Благодаря тщательно выверенной проверке действительного познания, отказываясь от всего приблизительного и тотального, он создает простран­ство для любых возможностей.

Натурфилософия. К. Е. фон Байер, предпринимая свое богатое открытиями исследование, предоставляет грандиозное видение всего живого в его основополага­ющих характеристиках. Дарвин, его прямая противопо­ложность, ищет в этом видении определенные каузаль­ные взаимосвязи, которые в своих последствиях уничто­жают созерцание подлинной жизни.

Психологическая философия. Фехнер закладывает основания методического экспериментального исследова­ния отношения между психическим и физическим в чув­ственном восприятии (психофизика), однако это стано­вится у него звеном в понятийно закрепленной, но в дей­ствительности совершенно иллюзорной конструкции, ут­верждающей одушевленность всей жизни и всех вещей. Фрейд занимается разоблачающей психологией, пред­ставляющей собой популярную, эффективную натурали­зацию и тривиализацию того понимания, которое в более высоком виде было дано у Киркегора и Ницше. Фрейдов­ское мировоззрение, предстающее в форме гуманности, но на самом деле являющееся человеконенавистническим и опустошающим, было соразмерно эпохе, разнообраз­ные проявления которой были пропитаны ложью и подверглись в этом учении безжалостному разложению, однако сделано это было таким образом, как будто пока­занный Фрейдом мир был миром вообще.

Список имен II Китай и Индия

Китайская философия

Лао-цзы (VI век до Р.Х.) - Конфуций (VI век до Р.Х.) — Мо-цзы (втор.пол. V века до Р.Х.) — Чжуан-цзы (IV век до Р.Х.).

Индийская философия

Упанишады (ок.1000-400 до Р.Х.) - палийский Ка­нон Буддизма — тексты Махабхараты (поел, век до Р.Х.).

Бхагавадгита — Артхашастра Каутилы -- Шанкара (IX век после Р.Х.).

Китайская и индийская философии, в том виде, в каком они доступны в имеющихся до сих пор перево­дах и интерпретациях, по сравнению с западноевро­пейской философией представлены в значительно мень­шем объеме во всех своих выразительных разветвлени­ях. Западноевропейская философия остается для нас основным предметом.- Хотя это и слишком сильно ска­зано, мы понимаем из азиатской философии только то, что и без нее узнали из собственной философии. Одна­ко верно и то, что большая часть интерпретаций столь активно пользуется западноевропейскими категориями, что даже для того, кто не понимает азиатские языки, становится ощутимым имеющееся здесь заблуждение.

Тот факт, что линии философского развития прохо­дили параллельно в Китае, Индии и Западной Европе, хотя и является исторически верным, однако пока дает нам все-таки искаженную картину, поскольку создается впечатление, что все три линии развития имеют один и тот же вес. Для нас это не так. Уникальные точки зре­ния и взгляды, предлагаемые в рамках азиатского мыш-

ления, не могут ввести нас в заблуждение и поставить под сомнение тот факт, что вся полнота, все действи­тельно воодушевляющие нас содержания приходят к нам из западноевропейского мышления. Только здесь присут­ствуют ясность различий, определенность в постановке вопросов, связь с науками, доходящие до мельчайших деталей дискуссии, продолжительность движений мыс­ли по мере их необходимости для нас.

Список имен III Философия, скрытая в религии, поэзии и искусстве

Религия: Библия — хрестоматии по истории религии. Поэзия: Гомер — Эсхил, Софокл, Эврипид ~ Данте —

Шекспир — Гете — Достоевский. Искусство: Леонардо — Микеланджело — Рембрандт.

Содержательное усвоение философии в ее историчес­ком развитии предполагет нечто большее, нежели чте­ние философов в узком смысле. Кроме ясности относи­тельно развития науки, необходимо, чтобы была возмож­ность оказаться захваченным высокими произведениями религии, поэзии, искусства. Не следует снова и снова браться за что-то новое и читать все время разное, но нужно вновь и вновь погружаться в нечто действитель­но великое, пытаясь удержаться там как можно дольше.