Москва, 29–30 октября 1999г

...бог, творящий не из ничего, не существовавший прежде материи, от своего внутреннего колыхания приобретающей образ, хотя и не упорядоченный, – какой он бог? Скажу чуточку прибавив словами Пророка: боги которые не сотворили небо и землю из ничего, да сгинут (Иер. 10, 11), а с ними – и придумавшие их теологи.

Святитель Григорий Палама [29]

Эволюционизм представляет собой веру. Веру в эволюцию. Если бы эволюция была опытным фактом и наблюдалась в природе, было бы неправильно говорить об эволюционном учении как религиозном. Но именно из-за того, что эволюция представляет собой явление невидимое и недоказуемое, она вполне подходит под классическое апостольское определение веры – «уверенность в невидимом», или по-церковнославянски вещей обличение невидимых (Евр. 11, 1).

Верную оценку эволюционного учения как теории о происхождении мiра дал иеромонах Серафим (Роуз): «Этот род теории эволюции занимает такое же место для современных исследователей книги Бытия, как древние спекуляции о происхождении мiра для ранних Отцов Церкви. Есть те, конечно, кто желает настаивать на том, что даже сей род эволюционизма есть совершенно научный; действительно, некоторые из них вполне «догматизируют» его. Но любой обоснованный объективный взгляд должен будет признать, что эволюционистская космогония, если она не претендует быть боготворенной, есть лишь такая же спекулятивная, как и любая теория происхождения мiра, и может быть обсуждаема на одном уровне с ними. Несмотря на то, что она может иметь свои основания в научных фактах, сама принадлежит к области философии и даже затрагивает богословие в той мере, в какой не может избежать вопроса о Боге как Творце мiра, все равно – принимет она Его или отрицает» [119, с. 23].

Отметим, что вера в эволюцию ничуть не более научна и обоснована, чем вера в библейское повествование о шести днях творения. Разница имеет место лишь в отношении многих людей к этим двум разным вероучениям. Про эволюционизм стало привычным думать, что это – позиция современных ученых (хотя существует и всегда было немало ученых-креационистов). Про церковное учение многие слышали с детства, что оно «не научно» (опровержением такому досужему мнению может быть тот факт, что многие выдающиеся ученые были ревностными христианами).

Поскольку эволюционизм в самом деле не наука, а вера, он целиком соответствует, и не может не соответствовать принципам построения всех остальных религиозных вероучений. Это имеет место независимо от того, признают или не признают отдельные эволюционисты религиозного характера своего учения. Христианство, как мiровоззрение, не скрывающее своих религиозных корней, может кое-что раскрыть эволюционистам. В толковании на первый стих книги Бытия святитель Иоанн Златоуст писал: «Прошу вас, будем внимать этим словам так, как будто бы мы слушали не Моисея, но самого Господа вселенной, говорящего устами Моисея, и распростимся надолго с собственными рассуждениями» [52, с. 9]. Довериться авторитету выбранного учения и распроститься с собственным рассуждением – удел любого верующего, как христианина, так и эволюциониста. Так что если кому-то со стороны кажется, что православный человек ограничен рамками догматов церковного Предания, то он должен иметь ввиду, что всякий человек, избравший себе верой эволюционизм, вполне становится рабом этой безбожной философии.

Убедившись в том, что эволюционизм представляет собой вероучение, причем вероучение не православное, постараемся определить, каковы духовные корни этого учения.

Согласно Л. Н. Тихомирову, все многообразие религиозно-философских построений удается свести к простой схеме: язычеству и принятию Откровения Сверхтварного Создателя. Божественное Откровение изложено в книгах Ветхого и Нового Заветов, а также в священном церковном Предании.

Поскольку ни в Библии, ни в церковном Предании идей эволюционизма не содержится, истоки этого учения коренятся в язычестве.

Собственно говоря, идея эволюции видимой и невидимой природы и составляет главную сущность язычества. Согласно классификации Тихомирова, язычество может быть разделено на следующие пять разновидностей: многобожие (политеизм), всебожие (пантеизм), безбожие (атеизм), человекобожие (гуманизм), сатанобожие [132, с. 124]. Нетрудно удостовериться в том, что все эти мiровоззрения имеют эволюционный принцип в своем основании.

Политеизм, выражающийся, как правило, в форме мифологических сказаний, представляет собой более или менее разветвленную цепочку родословий богов. Излагается последовательность историй, кто кого и как родил и что из этого получилось. Всегда можно указать божества относительно более древние и производные, вторичные. К примеру, Зевс есть сын Крона и отец Аполлона. Поскольку языческие боги персонифицируют стихии и явления мiра, сама мифология является живым повествованием становления мiра от хаоса до разнообразных и совершенных форм. Таким образом, эволюция мiра описывается в политеизме последовательностью отношений между богами и их родственными связями.

Пантеистическое и атеистическое мiровоззрение имеют общим то, что предполагают некоторое естественное самопроизвольное развитие форм материи, то есть содержат идею эволюции материи в чистом виде. В нашу задачу не входит критический анализ этих религиозно-философских концепций. Достаточно сказать о них кратко. По воззрениям пантеистов, эволюция имеет место в силу того, что предполагается, будто вселенная вся одухотворена, а развитие, как считают, есть существенное свойство духа. Атеисты же, отрицая одухотворенность природы, полагают, будто способность к эволюции есть существенное свойство самой материи, а при этом явления жизни и разума представляют собой всего-навсего качественные ступени эволюции.

Выделенные Тихомировым такие разновидности язычества, как гуманизм и сатанизм, являются производными от трех предыдущих, и поэтому идея прогресса, эволюции в них выражена, как правило, с не меньшей силой, чем в вышеназванных. Снизить в мiровоззренческом представлении значение эволюции может лишь Единый Господь, который по всемогуществу Своему в ней не нуждается. Эволюционизм выглядит незыблемым фундаментальным принципом лишь до тех пор, пока не заходит речь о Живом Боге Творце. Но человекобожие и сатанобожие предельно снижают значение Бога, чем делают неизбежным в своем мiровоззрении принцип эволюционизма. Вот основа гуманизма: «Преувеличенное понятие о значении человека рождается при всяком принижении понятия о Божестве и доходит до максимума, если значение Бога доходит до нуля» [132, с. 117].

Основа сатанизма подобна. «Люди-язычники представляют себе, что всегда был хаос, первобытная “вода” и т. п., из которой каким-то образом самостоятельным процессом самозарождения развились центры концентрации, давшие в результате эволюцию мiра с его крупными и мелкими “богами” и с самим человеком. Люди представляют себе это первобытное “бытие” в материальных формах. Сатанинская психология может такую же концепцию воды иметь о бытии духовном, с конкретными духовными силами, то есть предполагать вечное существование такого “духовного хаоса”, духовной “первобытной воды”, среди которой самостоятельно зародились ангелы как личная концентрация этой безличной духовной первобытности. В таком случае мыслимо себе представить, что Падший Ангел, хотя и знает о существовании Бога, но не верит в Его предсуществование “духовному” бытию. Падший Ангел мог видеть, что Господь Бог необычайно могущественен, но смотрит на Него все-таки как лишь на первого из равных» [132, с. 122].

Из проведенного краткого анализа язычества вытекает следующий двоякий вывод. С одной стороны, язычество во всех своих разновидностях немыслимо без принципа эволюционизма. С другой стороны, идея эволюции всегда коренится в языческом мiровоззрении и является его неотъемлемым признаком.

Соединить вполне языческую веру в эволюцию и христианскую веру в Божественное Откровение невозможно. Окажется синкретическое уродство, неизбежно породится гностицизм. Творец уравняется с творением и будет или оставлен за ненадобностью или подчинен законам тварного мира. Бог же наш на небеси и на земли, вся елика восхоте, сотвори (Пс. 113, 11). И Ему-то, Всемогущему Творцу, предлагается лакейская роль охранника «закона эволюции»! Ему достается сомнительная честь быть в лучшем случае Первопричиной бытия, либо просто диспетчером эволюции. Но такой безвольный и немощный бог не имеет ничего общего с исповедуемым Церковью Христовою Всемогущим Господом. А язычники при описании эволюции как-то всегда спокойно обходились без Истинного Бога. Политеистам, пантеистам и атеистам Он оказался вовсе ненужным, лишним, а гуманистам и сатанистам Бог христиан служит лишь объектом нападок, соперничества и брани.

Из сказанного становится понятным, что все попытки создать так называемые «православные» теории эволюции представляют собой сознательные или неосознанные посягания на церковное вероучение. Эволюционизм может быть последователен и даже изящен в построениях языческих, где он гармонирует с остальными частями мiровоззрения. Но с библейским и святоотеческим мiровосприятием эволюционизм совместим быть не может. Всякий «христианский эволюционизм» представляет собой искажающую редукцию Откровения, либо синкретическую смесь язычества со знанием, исходящим из Божественного источника.

«Православный эволюционизм» еретичен по самой своей сути, во всех своих многочисленных проявлениях. Эволюционизм, прикрывающий свое языческое происхождение христианской фразеологией и библейскими цитатами, определенно представляет собой разновидность гностицизма. В самом деле, гностицизм первых веков нашей эры представлял собой попытку синтезировать Божественное Откровение и языческое суемудрие. Ровно тем же самым занимаются и современные «православные эволюционисты» (в чем они, между прочим, оказываются сродными эзотерическим сектам). Подтвердим наше суждение мнением известного богослова XIX века проф. В. В. Болотова. В своих «Лекциях по истории древней Церкви» он заметил, что гностики ввели в круг своего аппарата христианские воззрения. «Но при этом положительное содержание христианской религии представлялось им узким. Оно давало ответы на вопросы религиозно-нравственные, но оставляло в стороне вопросы чисто космологические, или, по крайней мере, решало их не в той формуле, в какой привыкла решать их наука этой эпохи» [13, с. 176]. Наука нашей эпохи, поднявшая знамя веры в эволюцию, также чувствует, что Церковь традиционно решает космологические вопросы «не в той формуле».

«На исконный и существенный вопрос философии, каким образом из бесконечного произошло конечное, материальный мiр от духовного, христианство предлагало идею свободного творения из ничего, и притом в форме настолько простой, что здесь религия и по самому содержанию и по изложению расходилась с философскою постановкою этого вопроса, так как философия плохо мирилась с идеею творения, представлявшеюся ей логическим противоречием, потому что из ничего ничего не бывает» [13, с. 176].

Дальнейшее изложение мысли В. В. Болотова, кажется, более соответствует оценке модерниствующих богословов ХХ века, чем его современников в минувшем столетии. «Положение философствующих умов I и II вв. в подобных вопросах, несмотря на резкое различие в форме, в сущности было то же, что современное нам положение так называемого посредствующего богословия, которое хочет установить полное соответствие между чисто богословским воззрением и естественнонаучным или всякими другими научными гипотезами. Как гностики, так и современные посредствующие богословы не желают жертвовать ни религиозною верою, ни философски-научным убеждением» [13, с. 176]. Желающие иметь репутацию и передовых ученых, и одновременно с тем верующих православных христиан во все века, как и сегодня, пытались найти несуществующее согласование противоречивых убеждений.

«Этого можно было достигнуть двумя путями: или в самом положительном вероучении, в книгах Священного Писания, найти тот философско-научный смысл, какой для гностиков или посредствующих богословов стал дорог, или же в крайнем случае поискать такого принципа, который освобождал бы человека от авторитета буквы Св. Писания. Известно, как в данном случае поступают современные посредствующие богословы. Если шестидневное творение представляется не научным с геологической точки зрения, то можно слово йом попытаться понимать не в буквальном смысле, и тогда мы будем иметь дело с целыми геологическими периодами, которые можно растянуть в целые миллионы лет. Можно в известных местах подметить благоприятные фразы, отвечающие, по-видимому, дарвинской теории происхождения видов (Быт. 1, 20 и 24), а в конце концов всегда остается возможность признать, что Священное Писание в данном случае говорит только языком человеческим, что Моисей писал не для астрономов и геологов, а для современных ему евреев. Тогда первая глава Бытия не будет иметь того значения, чтобы из нее становилась неизбежною борьба с современным естествоведением. Метод богословов посредствующего направления, насколько возможно, строго научный. Во всех своих приемах, в филологии, критике и экзегезе, они хотят стоять на уровне современной науки» [13, с. 177].

Сказано убедительно и метко. Самое примечательное то, что практически ничего нового модернисты-эволюционисты за последние сто лет ни в методике, ни в средствах аргументации не добавили. Сегодня царят те же бездарные повторы и типологические ошибки. Поэтому прав Болотов, когда сравнивает таких горе-богословов с их древними предшественниками. «Но совершенно также для своего времени поступали и гностики. Они в Священном Писании, принятом от христиан, по крайней мере в отдельных его частях, постарались отыскать свое любимое учение» [13, с. 177]. Люди при этом могут быть движимы лучшими побуждениями и не замечать, что производят прямое насилие над смыслом и духом Священного Писания и всей богословско-литургической традицией Церкви. По слепоте они пытаются подтвердить свою ложь евангельской Истиной, найти основание своим заблуждениям в Божественном Откровении, пользуясь Библией как «вешалкой для развешивания собственных мыслей» (выражение К. С. Льюиса).

Завершим оценку современных «гностиков»-эволюционистов также словами В. В. Болотова. «Гностики хотели быть не только людьми науки, но людьми, глубоко постигшими истину религиозную. В этом формальном принципе не было ничего противоцерковного, отличающего гносис ложный от гносиса истинного. Лишь самое содержание той науки, с которой они имели дело, отклонило их от общепринятого правила веры, направив их на путь умозрения не к тому, чтобы найти христианскую истину так, как она предложена в Церкви, а к тому, чтобы уйти от нее. В исторических обстоятельствах того времени, в факте, что та наука развивалась не на христианской почве, лежит причина того, что гностицизм оказался именно реакцией разнородных форм язычества и классического, и восточного, в которой исчезли чисто христианские элементы» [13, с. 179].

В последнем обстоятельстве заключается корень всех противоречий между современной наукой и православным вероучением. Эволюционистская наука развивалась не в христианской среде, а в среде расцерковленных изверившихся гуманистов, потерявших всякое благочестие. В данном случае мы имеем в виду, разумеется, не вообще науку, а именно теорию эволюции, которая по справедливости должна быть названа псевдонаукой. История научной мысли знает имена и богословов, и монахов, и людей весьма благоговейных. Это общеизвестно. Но в силу того, что эволюционизм представляет собой не науку, а разновидность языческой веры, «христианский эволюционизм» не может быть православен – он неизбежно оказывается еретическим учением.

О ТРИЕДИНСТВЕ ЭВОЛЮЦИОНИЗМА,
ГУМАНИЗМА И ЭКУМЕНИЗМА