Регионы в условиях глобализации

Глобализация представляет собой сочетание процессов концентрации и централизации, с одной стороны, и процессов деконцентрации и децентрализации — с другой. Анализ взаимоотношений глобализации и места (локальности) происходит в основном в рамках теории культурной глобализации. Глобализация всегда связана с локализацией, речь, таким образом, идет о новом усилении роли локального. Глобализация означает не только делокализацию, но и релокализацию, в ходе которой локальные общности укрепляют свое влияние на соответствующие национальные контексты. В теории культурной глобализации глобальное и локальное не исключают друг друга ^[1]. Напротив, локальное нужно рассматривать как аспект глобального. Глобализация, помимо прочего, означает столкновение локальностей (clash of localities). Рональд Робертсон предлагает заменить центральное понятие культурной глобализации понятием «глокализации» — совмещением понятий «глобализации» и «локализации».

Точка зрения Робертсона и теория глокальных культур получила развитие в работах Арджуна Аппадураи. Он решительно возражал против распространенного тезиса о «макдоналдизации» мира и теоретически обосновывал относительную автономию, самостоятельный характер и внутреннюю логику глокальной культурной экономики ^[2].

Процессы глобализации предполагают разработку новых подходов к организации пространств, в частности, к оценке межрегиональных различий. Ульрих Бек предложил отличатьэксклюзивный способ различения от инклюзивного. «Эксклюзивные различения следуют логике «или-или». В их проекте мир выглядит как сосуществование и соподчинение отдельных миров, в которых идентичности и принадлежности исключают друг друга. Каждый неожиданный случай рассматривается как чрезвычайный. Он раздражает, шокирует, ведет к вытеснению или к активности, восстанавливающей порядок. Инклюзивные различения дают совсем иной образ «порядка». Нестандартные случаи, не укладывающиеся в привычные категории, здесь не исключение, а правило. Если это оказывается шокирующим, то только потому, что благодаря пестрой картине инклюзивных различений ставится под сомнение «естественность» эксклюзивной модели мира»^[3].

Глокальная реорганизация пространства означает то, что территории отличаются друг от друга не только и не столько историко-хронологической или социально-экономической «развитостью» или «отсталостью» по воображаемой модернизационной шкале, но своими неповторимыми ситуациями, складывающимися из включенности в глобальные потоки и следования местным традициям и устоям. Территории, таким образом, отличаются друг от друга по «глокальному критерию». Можно говорить о неравномерности развития и неравнозначности статусов территорий, однако эти различия сегодня уже не образуют символического капитала и не могут использоваться в политическом смысле^[4]. Глокальная реорганизация пространства меняет традиционные различия между центром и периферией.

Включенность в глобальные стратегии требует от региональных/локальных сообществ прозрачности и открытости для мировых — информационных и финансовых — потоков. Однако именно эта открытость для внешнего мира провоцирует на местах развитие обратного процесса — «конструирования» локально-культурной самобытности^[5]. Идет оформление нового принципа территориальности, который предполагает отказ национальных государств от политики ущемления всего «локального» и проповедующий согласие глобального с регионально-локальным в социальном общежитии, культурном взаимодействии и т.д.^[6]

Исследования «поведения» ряда регионов, проведенные Оливером Кэмпфом, показали, что:

- при воздействии процессов глобализации на регионы в них разворачиваются процессы адаптации;

- адаптация в политике происходит опосредованно, через экономическую и внешнеэкономическую политику;

- процессы адаптации носят в высшей степени индивидуальный характер в каждом конкретном регионе;

- процесс адаптации становится успешным в случае появления нового политического стиля и формирования новых структур (институтов) в регионах;

- глобализация ведет к дивергенции региональных интересов, при этом успешная адаптация позволяет одним регионам добиваться конкурентных преимуществ по отношению к другим;

- предпосылкой успешной адаптации выступает экономика региона, в которой преобладают мелкие и средние предприятия и фирмы;

- успешная адаптация укрепляет позиции региона в государстве в целом.

В регионах, активно и успешно вовлеченных в процессы глобализации, развивается партнерство и сотрудничество между частными и государственными акторами. Такая совместная деятельность ведет к появлению структур (институтов), которые служат своего рода переговорными площадками для акторов разной природы. В регионах начинает действовать модель соуправления (governance), которая предполагает, наряду с государственными, появление новых акторов, участвующих в управлении (в данном случае — регионом, хотя эта концепция первоначально разрабатывалась для государственного уровня). В число негосударственных акторов — представителей общества — входят организации предпринимателей, союзы работодателей, научно-исследовательские учреждения, международные организации, некоммерческие организации ^[7].

Институты играют ключевую роль с точки зрения восприятия регионами процессов глобализации, они могут рассматриваться как регулирующие механизмы, обеспечивающие гибкость региональным системам.

Таким образом, особенности поведения агентов глобализации в регионе зависят главным образом от институциональной среды,от ее плотности. Плотность среды определяется несколькими факторами:

- самим наличием разнообразных институтов в регионе, включая сюда региональные и местные власти, фирмы и предприятия, финансовые институты, торговые палаты, агентства по подготовке и переподготовке персонала, торговые ассоциации, агентства по развитию, инновационные центры, технологические парки, высшие учебные заведения (университеты), агентства по обслуживанию бизнеса и прочие. Очевидно, наличие институтов в регионе является необходимым, но явно недостаточным условием для создания плотной институциональной среды;

- высоким уровнем взаимосвязей и контактов между различными институтами. Системы контактов и взаимообменов подразумевают не только знание друг о друге, но и воплощаются в общие правила и нормы поведения (формальные и неформальные), различные соглашения и контракты, что позволяет создать т.н. «социальную атмосферу» в регионе;

- способностью институтов к быстрому и согласованному реагированию, адаптации в ответ на изменяющиеся условия и признание участниками того, что они вовлечены в общее дело, общее предприятие, иными словами — разделяемый общий интерес.

Исходя из вышесказанного, плотность институтов в регионе можно определить как комбинацию факторов, включающих межинституциональную взаимозависимость, коллективное представительство акторов посредством многих институтов, общие приоритеты и цели развития региона, наконец, общие культурные нормы и ценности. Важным оказывается не только наличие институтов per se, но и сам процесс институционализации, стремление к описанному выше идеальному состоянию. Можно предположить, что высокая плотность институциональной среды характерна лишь для немногих регионов, в большинстве же существуют серьезные сдерживающие факторы для ее развития, в частности, особенности менталитета населения регионов, системы патроната и пр.

Можно выделить некоторые типы регионов: задача заключается в том, чтобы определить поведение и стратегии адаптации регионов в эпоху глобализации с указанием на их различную институциональную среду.

А) Метрополитенские/централъные. Речь идет о передовых, продвинутых регионах. Это динамично развивающиеся сообщества, открыто «выставляющие» себя на рынок, проводя, может быть, даже агрессивную политику. Подобные регионы формируются вокруг крупных (или средних) городских агломераций с быстро растущими пригородами. Естественным компонентом политики городских и окружающих местных властей становится собственная политика по поощрению инноваций, информатизации, укреплению межрегиональных связей. Характерной чертой передовых центральных регионов является формирование региональных инновационных систем, причем инновации выступают фактором номер один при оценке конкурентоспособности региона. Комплексные процессы постоянного обучения и инноваций определяют успех в глобальной экономике, при этом регионы демонстрируют больше мобильности и готовности к адаптации, чем государства.

В центральных регионах формируются эффективно действующие системы обучения, при этом инновационные находки «транслируются» в региональное гражданское общество и местную политику. Это регионы, умеющие «думать» и действовать стратегически. В них формируются региональные коалиции, в которые входят региональные отделы администрации, региональные агентства по развитию, торговые палаты, агентства по профессиональной подготовке кадров, исследовательские институты и университеты, консультационные бюро, частные компании, различные ассоциации и союзы. Так формируется гибкая и быстро реагирующая институциональная среда.

В качестве примеров укажем на модели регионального развития Эмилии-Романьи (Италия) и Баден-Вюртемберга (Германия).

Развитие региональной модели Эмилии-Романьи основано на гибкой и динамичной сети мелких и мельчайших фирм. Региональные власти инициировали формирование плотной институциональной среды, уникальной системы поддержки бизнеса, новых форм сотрудничества между государственными и частными акторами, формирование этики сотрудничества. Основой стратегии стало учреждение регионального агентства по развитию (ERVET). Однако существуют объективные препятствия для развития региона и усиления его «открытости: озабоченность региональных властей вызывает чрезмерная централизация итальянского государства, по их мнению, необходимо расширение компетенций и ответственности региона.

В отличие от Италии Германия имеет федеративное государственное устройство, поэтому власти федеральной земли Баден-Вюртемберг, одного из наиболее экономически развитых и политически мощных регионов Евросоюза, имеют большую «свободу маневра». Как и Эмилия-Романья, регион имеет плотную институциональную среду, опирающуюся на поддержку региональных и местных властей, прямые связи глобальных акторов и земельного правительства. Баден-Вюртемберг занимает особое место в литературе, посвященной глобализации и региональному развитию; регион считается наиболее успешным примером партнерства земельного правительства, фирм высоких технологий, финансовых и научно-исследовательских организаций.

Тем не менее, практика последних лет показала, что проекты, инициированные региональными властями и направленные на «совмещение глобального с локальным», то есть попытки вовлечь глобальных акторов в регионально «мотивированные» и регионально сконструированные сети, не всегда оказывались удачными. Неудачи проектов связаны с дефицитом солидарности, вовлеченности в общее дело акторов разного уровня и различной природы, их различное понимание приоритетов проектов, различные цели и интересы. Помимо этого, сказалось действие и субъективного фактора: региональные выборы привели в исполнительную власть новых людей, которые не были столь заинтересованы в реализации глобально-региональных проектов.

Следует указать на усложняющуюся географию «полюсов инноваций» в Западной Европе: метрополитенские регионы, как и прежде, сохраняют роль инновационных центров, однако к ним «прирастают» новые центры, расширяя их площадь, или же возникают новые центры, расположенные в промежуточных или даже периферийных регионах.

Б) Старопромышленные регионы — это ареалы рождения промышленного капитализма в Западной Европе, специализирующиеся на угледобыче, химической промышленности, металлообработке, судостроении, и имевшие в прошлом не только национальное, но и мировое значение. Традиционно эти регионы ассоциируются с постоянной борьбой в сфере трудовых отношений, требованиями предоставления жилья, образования, услуг в области здравоохранения со стороны государства (государство воспринимается как основной источник рабочих мест и услуг).

До тех пор пока спрос на продукцию старопромышленных регионов оставался достаточно высоким, культурная, социальная и политическая среда в регионах имела ресурсы для воспроизводства; однако с конца 1950-х г. структурные кризисы ведут к постепенной эрозии традиционной институциональной системы.

Сегодня эти регионы оказались в весьма сложном положении, поскольку на процессы глобализации накладываются незаконченные процессы реструктуризации хозяйства и кризисные явления. Представляется, что именно в этих регионах региональные и местные власти реализуют (отчасти вынужденно) и отрабатывают инновационные модели политического поведения и институциональные новации. Понятно, что поведение региональных органов власти мотивировано первоначально скорее экономическими, нежели политическими факторами, поскольку они вынуждены решать конкретные проблемы. Часто удачные практики складываются прямо на ходу, без предварительного обоснования и длительных дискуссий.

Так, создаются новые механизмы и институты, благоприятствующие росту и развитию мелких компаний, учреждаются агентства по региональному развитию или местные агентства по предпринимательству, призванные помочь в создании таких условий. Политика реиндустриализации требует принципиально отличных от традиционных региональных и местных институциональных соглашений, культура «фиксированной зарплаты» должна смениться предпринимательской культурой, что требует не только серьезных и продуманных усилий, но и длительного времени. При этом перспективы формирования этой новой культуры зависят не только от индивидуальной психологии или институциональных новаций, но и от последствий экономической депрессии и состояния рынка труда в старопромышленных регионах. Роль новых региональных и местных институтов, помимо прочего, заключается в «продаже» своего региона глобальным акторам как динамично развивающегося сообщества, где создан благоприятный политический и социальный климат для деятельности корпораций.

В) Регионы-государства. В отличие от других типов регионов, по-разному реагирующих на процессы глобализации, эти регионы сами являются порождением этих процессов (порождение «невидимой руки глобального рынка»). Для повышения своей привлекательности регионы-государства могут создавать новые институты с целью поддержки инновационных стратегий. Границы регионов-государств могут не совпадать с государственными границами; эти границы не являются для них ни угрозой, ни барьером. Это естественные экономические зоны: на территории Западной Европы в качестве примеров регионов-государств можно назвать север Италии, Каталонию, Эльзас-Лотарингию. Многие подобные регионы находятся в процессе становления, причем ЕС явно запаздывает на этом пути по сравнению с регионами Юго-Восточной Азии или США.

К.Омэ выделяет основные критерии регионов-государств, а именно:

- связь с глобальной экономикой, а не с национальным государством; связи развиваются поверх религиозных, этнических или расовых различий;

- население от 5 до 20 млн. человек (регион-государство должен быть достаточно мал для того, чтобы его жители разделяли общие экономические и потребительские интересы, но достаточно велик для создания транспортной инфраструктуры и инфраструктуры деловых услуг высокого качества).

Регионы-государства не покрывают всю или большую часть национального государства или наднационального объединения. Их появление не всегда приветствуется традиционными политическими институтами и политиками, поскольку интересы сторон могут существенным образом расходиться. Так, лидеры регионов — главы союзов предпринимателей, главы администраций ТНК и региональные и местные власти — явно не будут разделять перераспределительные цели национальной региональной политики, поддержку «бедных» регионов или кризисных предприятий и отраслей промышленности во имя национальных (или наднациональных) интересов, но скорее будут отстаивать стратегию «полюсов роста», когда процветающий регион-государство будет подтягивать темпы развития окружающих регионов. Традиционным политическим институтам, видимо, предстоит серьезно адаптироваться к такому подходу.

По мнению К.Омэ, региональное участие в экономике без границ способно повысить жизненные стандарты по всей территории, в то время как экономическая политика на национальном и тем более на наднациональном уровне (ЕС) неизбежно приводит к появлению заинтересованных групп и недобросовестных политиков. Национальная (тем более наднациональная) власть вообще не способна понять объем и магическую привлекательность процессов глобализации^[8].

Глобализация не означает территориальной гомогенизации, отказа от территориальных различий и особенностей, но добавляет новые аспекты к жизни региона, новые условия деятельности и развития. Европейские регионы демонстрируют разные реакции на процессы глобализации, причем региональные «ответы» на процессы глобализации сами становятся частью процессов глобализации: существует структурный процесс глобализации, обладающий собственной логикой, и его действие территориально различно, он благоприятствует одним регионам больше, нежели другим. Регионы не могут «отменить» глобализацию, но могут выбрать и реализовать наиболее оптимальную стратегию, хотя шансы у различных регионов, естественно, неравны. Возможности адаптации регионов к процессам глобализации будут зависеть не от конкуренции между фирмами, но от конкуренции форм, то есть создаваемых институтов.

Российские регионы также вступили в процессы глобализации, причем эти процессы имеют крайне неравномерный и конкурентный характер, что означает появление новых возможностей и проблем для России.

Существенной характеристикой российской ситуации является то, что в отличие от европейских регионов, где идет складывание сетевых коалиций и деятельность региональных политических и административных элит является лишь частью плюралистического территориального соуправления (governance), в нашей стране суть и характер международной деятельности регионов этими элитами определяется. Таким образом, можно говорить о своего рода административной глобализации; в большинстве российских регионов «агенты глобализации» еще недостаточно сильны для того, чтобы воздействовать на принятие политических решений. С другой стороны, региональные политические элиты используют вовлеченность в международные контакты как дополнительный источник собственной легитимности. Вместе с тем следует отметить, что в 1990-е гг. администрации ряда регионов (Санкт-Петербурга, Самарской, Новгородской, Нижегородской областей, Татарстана) при оформлении своей международной деятельности следуют более либеральным подходам, чем федеральное правительство.

Лавинообразная диверсификация международных связей российских регионов выявила дефициты ресурсов, инфраструктуры (прежде всего транспортной, коммуникационной, банковских услуг, туризма), институциональной среды для полноценного участия регионов в этой деятельности. Региональным администрациям не хватает профессионалов в сфере международных отношений.

А.Макарычев выделяет следующие проблемы:

- глобализация может усилить внутреннюю нестабильность в стране, поскольку не все регионы способны усвоить новую логику развития, связанную с включенностью в глобальные потоки; выгоды, связанные с включенностью в глобальные потоки, усваиваются, прежде всего, метрополитенскими, приграничными регионами, а также регионами с экспорто-ориентированной экономикой;

- глобализация придает новое измерение конфликту национальных и региональных интересов (в том числе в силу отсутствия концепции последних): геоэкономика регионов противостоит «геополитике» федерального центра. Правда, и геоэкономические стратегии до сих пор еще слабо оформлены в регионах, этому препятствуют слабая концептуализация миссии региона, дефицит стратегического видения, инерция прошлого, «негативная» солидарность региональных элит (патронат неконкурентоспособной региональной промышленности).

Рост числа агентов глобализации, действующих в регионах, приводит к тому, что и федеральным, и региональным правительствам приходится действовать в гораздо более конкурентной политической и институциональной среде.