Психологическое расстояние (ерg) в жизненном пространстве

Психологическое расстояние между субъектом политики и его целями сокращают или увеличивают объективные обстоя­тельства или субъективные причины. Объективные обстоятель­ства выражаются в предельном уменьшении всех или некото­рых форм жизненного пространства и удалении субъекта от его

Рис. 2.6. Схема соотношения форм жизненного пространства (G) и связан­ных с ними психических состояний (t), продуцирующих валентность Vа(0)

его перераспределения.

целей, которое напоминает явление опасной компрессии. (Лише­ние физического пространства в виде земли и жилища, право­вого— в виде недоступности справедливого суда, экономическо­го — в виде полной утраты покупательной способности, идеоло­гического— в виде обязанности подчиняться силой навязанной религии.)

Субъективные причины были изложены в первой части, смысл их состоит в том, что революция — это не просто круго­вое движение, полностью завершенный цикл, который приводит к смене одного образа правления другим. Альбер Камю пишет, что революция означает включение идеи в исторический опыт, она представляет собой попытку смоделировать действие со­гласно идее, с тем, чтобы формировать мир по теории. Если простой бунт убивает только людей, то революция уничтожает одновременно людей и принципы (29. С. 199—200).

Внешняя оболочка жизненного пространства человека дер­жится только на принципах человеческого общежития. Стоит начать искать им замену, как психологическое расстояние (Ерg) резко сокращается, вплоть до полного исчезновения. А. Камю сравнивает бунт гладиаторов Спартака с Великой Французской революцией. У Спартака не было принципов, кро­ме элементарного обещания дать рабам «равные права». В ре­шающий момент, уже вблизи Рима, войско рабов останавлива­ется и начинает откатываться назад, словно отступая перед принципами богов, их установлениями, их городом. Что можно поставить взамен разрушенного Рима? Рабы не только не смо­гли расширить свое жизненное пространство во всем его раз­нообразии, но утратили минимально необходимое физическое пространство. Принципы сковывают чужую оболочку, и разор­вать ее можно только новыми принципами.

А. Камю пишет также, что идеи Руссо воплощены в истории Сен-Жюстом. Он показал, что именно философы убивают коро­ля, когда воскликнул: «Определить принцип, в силу которого осужденный, вероятно, вскоре умрет, значит, определить прин­цип, по которому живет общество, которое его судит». Король должен умереть во имя общественного договора. Дантон гово­рит: «Мы не хотим судить короля — мы хотим его убить» (29. С. 205—220). В день упразднения королевской власти (22 сен­тября 1792 г.) Конвент возвестил с трибуны, что он является «собранием философов, занятым приготовлением счастья всему миру». Ничто не предвещало постановки вопроса о власти ко­роля, он возник как бы спонтанно. Собрание уже закрывалось, когда Колло де Эрбуа вдруг заявил, что существует еще одна потребность, которую нельзя отложить на завтра, которую нель­зя отложить даже до сегодняшнего вечера, которую нельзя от­срочить ни на одно мгновение, не изменив желаниям нации: это — уничтожение королевской власти (55. С. 328). Когда де­крет был вотирован, по свидетельству очевидцев, крики радости наполнили зал, и все руки остались поднятыми к небу, как буд­то в благодарность ему за то, что оно освободило Францию от величайшего бича, когда-либо опустошавшего землю.

На самом же деле философия монархии Людовика XVI га­рантировала старое распределение жизненного пространства и вступала в противоречие с философией его перераспределения. Подлинная революция, уже совершавшаяся на уровне эконо­мики, завершается на уровне философии, что знаменует сумер­ки богов. А. Камю считает, что у Бриссо были основания за­явить: «Самый крепкий монумент нашей революции — это фи­лософия» (29. С. 210). Философия и философы сокращают пси­хологическое расстояние между субъектом политики и целе­вым объектом.