Глава 2. § Вторичное Посполитое рушенье на Малоросию

§ Вторичное Посполитое рушенье на Малоросию

§ Жванский мир

§ Прибытие иностранных послов

§ Договорныя статьи с Царем Алексеем Михайловичем

§ Наказный Гетман Золотаренко

Хмельницкий, выправивши от себя посланников оных, писал зараз к Царю Алексею Михайловичу секретно, уведомляя о всем, произходившем у него с посланниками, и о новой наступающей с Поляками войне, и просил при том Царя прилежно сделать ему в сей войне пособие или, по крайней мере, учинить войсками своими диверсию в Смоленщину и Белорусию, и показать тем Малоросиянам и их войскам благосклонность свою на их пользу и защиту, которою они непременно подвигнуты будут на приверженность к нему, Царю, и его народу для вечнаго с ними соединения, и послужит она, так сказать, задатком к будущим впредь договорам и соглашениям. Царь, поблагодаря Хмельницкаго за его дознанное к нему и его народу усердие и новое извещение, обещал учинить ему просимую помощь отправкою войск своих к Смоленску и в Белорусию, не объявляя, однако, Польше формальной войны, дабы не прослыть нахальным нарушителем мира и заключенных на него прежних трактатов без слушных к тому причин, а сделает ту высылку войск своих под видом союзных обязательств, если токмо не помешают в ней неприятные слухи, приходящие от Астрахани и других понизовских мест, в которых с недавних времен начало что-то шевелиться неладное.

Хмельницкий, заключая из уверений, столь неопределенных, суетную для себя надежду, начал приуготовляться к обороне собственными силами народа Малоросийскаго, /104/ и прежние двадцать полков укомплектовад и составил сорок тыслчь реестровых козаков; но число их в каждом полку положено неровное, а смотря по положению селений и по числу в них семейств Козацких, потерпевших убыль выходом других в Слободской Рыбинский полк. И по сему составились: полк Киевский, при Полковнике Антоне Адамовиче, в 1200 Козаков, Черниговский, при Полковнике Мартыне Небабе, в 1200, Северский, при Полковнике Якове Коровке, в 1200, Каневский, при Полковнике Семене Павицком 157, в 3000, Переяславский, при Полковнике Федоре Лободе, в 2000, Черкаский, при Полковнике Иване Воронченке, в 3000, Чигиринский, при Полковнике Федоре Якубовиче, в 3000, Уманский, при Полковнике Осипе Глухе, в 3000, Корсунский, при Полковнике Лукьяне Мозыре, в 3000, Бряцлавский, при Полковнике Даниле Нечае, в 2000, Калжинский 158, при Полковнике Иване Федоренке, в 2000, Кропивянский, при Полковнике Филоне Дженджелее, в 2000, Острянский, при Полковнике Тимофее Носаче, в 2000, Миргородский, при Полковнике Максиме Таране, в 3000, Полтавский, при Полковнике Мартыне Лушкаренке 159, в 2000, Гадяцкий, при Полковнике Сергее Бухале 160, в 1200, Нежинский, при Полковнике Прокопе Шуменке, в 1200, Лубенский, при Полковнике Дмитрие Кривоносе, в 1200, Прилуцкий, при Полковнике Федоре Кисиле, в 1200, и Винницкий, при Полковнике Петре Стягайле, в 1600 Козаков. Сверьх означенных реестровых полков, имел Хмельницкий пушкарей с артиллериею и ея снарядами, под управлением Вицеобознаго Генеральнаго, иностранца Фридрганна 161, 4550, да иностранцов при них в чинах старшинских, считавшихся мастерами, 47 человек. Волонтиров, разделенных тогда на пятнадцать охочекомонных полков, считалось 14,500 человек, да войск Запорожских находилось в готовности 12 тысячь. А всего имел Хмельницкий готоваго войска семьдесять одну тысячу с небольшим, и в том числе непременной пехоты между реестровыми Козаками было двадцать тысячь, обученных всем тогдашним пехотным строям и маневрам, а при надобности умножалась пехота спешившимись реестровыми конными Козаками, обученными батавой, и всему при том нужному.

Пограничные с Польшею Козаки, а паче живущие околицами и куренями около рек Стыри, Случи, Припети и Сожи, предвидя приближающуюся новую с Поляками войну, выбрались из своих жительств под предлогом перехода их внутрь Малоросии, дабы не терпеть руин пограничных, но проходя далее, убрались к реке Донцу и поселились поблизу прежде ушедших Рыбинских поселенцов, составив из себя другой Слободской полк, назвавшийся Изюмским, а выход сей; учинили они под час комплектования в полкя реестровых Козаков. Посему Гетман велел произвесть во всей Малоросии нобилитацию или производство в Казаки, и учинено оное из свободных войсковых и городовых жителей, /105/ служивших в прежния войны волонтирами Запорожцами и в охочекомонных полках и представивших на то достаточныя свидетельства; а других никаких жителей в сие производство не допущено, и производство в Козаки строго разбиралось, и надобно было к тому иметь природное произхождение, или доказательства на заслуги; ибо состояние и порода Козацкая признаваемы были достоинством Шляхетским. Почему и сих, вновь произведенных в Козаки, определениями правительств приговорено написать в компуты Козацкие и привесть на то к присяге, считая их впредь на ряду других Козаков и в одном с теми Шлехетном достоинстве. Но завсем тем, по компутам и переписям Козацким видны при некоторых фамилиях отметки, что они произходят из новописанных Козаков. И так несправедливо иные заключают, что в Малоросии яко бы свободно было переходить из Козяков в мужики, а из мужиков в Козаки по произволу каждаго.

Мир в Малоросии с Поляками по трактатам Зборовским продолжался только около года. Поляки нарушили его самым подлым и безстыдным образом. Они, не объявив по общему народному праву формальной войны, ни причин, к тому их побуждающих, напали нечаянным образом ночью на корпус Бряцлавскаго Полковника, Нечая, стоявший лагерем при местечке Краснополье, и разбили его на голову в 7-й день Июля, 1650 года. Есаул Генеральный, Богун, услышав о поражении Нечая, переправился зараз через реку Буг и напал с корпусом своим на Поляков в ту самую пору, когда они торжествовали победу свою над Козаками и ликовали в лагере побежденых. Убийство над ними произведено жестокое и без всякой пощады, яко над подлыми хищниками, а не над войсками Европейскими, и когда они просили пощады или по их згоды, то отвечано им: „Згода воинам, а кара зрадцам.“ Спаслись от убийства одни разбежавшиеся врознь и куда кто попал, а оба лагери, Польский и Нечаев, со всеми обозами, запасами и артиллериею, остались на месте в добычу Богунову корпусу, который похоронил и тела убитых Козаков и Поляков, и сочтено было последних 3,719 человек, и в том числе Полковник Польский, Казимир Каневский.

Гетман Хмельницкий, уведомлен бывши от Богуна об открытых Поляками неприятельских действиях и бывшихь уже с ними сражениях, командировал зараз в подкрепление корпуса Богунова другой Козацкий корпус, под командою Полковника Глуха, а к Хану Крымскому послал нарочнаго гонца с протестом об открытой наглым образом Поляками войне и с испрошением присылки к нему вспомогательных войск, по учиненному с посланником, Нагайбеком, соглашению, от него Хана утвержденному. Хан отвечал Хмельницкому, что он с войсками его на помочь ему есть готов, но, по известным правительственным обрядам, надобно доносить ему о том Султану, а получа от него /106/ резолюцию, присылкою войск своих не умедлить он, а может быть и сам на помощь ему прибудет, если не помешают какия чрезвычайности, а паче со стороны Москвитян, которые на границах своих против Крыма делают укрепления и воинския приготовления.

Есаул Богун, подкрепленный Полковником Глухом, отправился от Краснополья вперед для преследования Поляков в их границах, и 18-го числа Июля открылся их лагерь около местечка Купчинцы, при Вознесенском монастыре. Войска Польския были под командою Польнаго Гетмана, Потоцкаго, при котором волонтировал и юный Собиевский. Они окопались под монастырем по самыя уши. Богун покушался разными маневрами вывесть Поляков в поле на открытое сражение, но в том не успел, ибо держались они окопов своих, не показывая головы. Богуну не оставалось других способов выгнать Поляков из стана, как только произвесть на него формальный приступ. Но расторопность его открыла к тому выгоднейшие пути, и он 21-го Июля, разделив корпус свой на три части, повелел двум из них приступить с двух сторон к стану Польскому на самой заре и делать фальшивую на него атаку, положась на землю, а третьей части, из отборных Козаков составленной, подползти к монастырю и завладеть им, во чтобы то ни стало. Сия колонна, во время произведенной от фальшивых колонн пальбы и нарочитаго крику, пробилась в монастырь и завладела им весьма удачно, а по сделанному от нея знаку сблизились к ней и другия две колонны, и встянутою на монастырския строения артиллериею произведена внутрь стана сильная на Поляков пальба, и они, не могши чрез него действовать своею артиллериею, разставленною при окопах, приступили было к монастырю с одними саблями и карабинами, но встречены и опрокинуты ружьями и копьями Козацкими. Отступление их обратно внутрь стана сопровождалось также копьями от Козаков, и они повержены были в тыл превеликими кучами; оставшиесь спаслись бегством чрез свои окопы с тем только, что при себе имели, а обозы их, со всеми запасами и артиллериею, остались в стану и были знатною добычею Козакам и их начальникам. Убитые Козаки погребены с торжеством в монастыре, и их сочли 1,715 человек, а Поляков зарыли в их же окопах и насчитали 9,674 тела.

Есаул Богун, рапортуя Гетману о преславной своей над Поляками победе, доносил при том, что, чрез пойманных им языков и Польских лазутчиков, Жидов, известился он о великих силах Польских, идущих из внутренности Польши на город Слуцк, под командою Князя Четвертинскаго, и что нужен ему сикурс в одних людях, а артиллерии и запасов слишком у него довольно. Гетман предписал Богуну в резолюцию, чтобы он в выгодном месте ожидал прибытия его с войском, а сам бы не отважился нападать на такого многочисленнаго неприятеля, /107/ дабы им не был опрокинуть, а Неприятель тем не окуражился; ибо говорять, окураженный Полак заносчивей от всех диких лошадей Татарских. Между тем приходили слухи к Гетману, что Князь Четвертинский, впавши в границы Малоросийския, с многочисленною Польскою армиею, продолжает здесь поход свой совсем по системе варварской, или по планаме прежняго дикаго завоевателя Татарскаго, Батыя, и что сожигает все селения Малоросийския и истребляет жителей здешних без всяких причин и надобностей, а делает только одну пустыню, никому неполезную, Гетман, поспешая с главным войском своим против Князя Четвертинскаго, сошелся с Богуном в стороне Житомира и повелел ему, пройдя впереди армии Польской, разгласить в селениях, что он только один с корпусом своим проведывает о армии неприятельской и удаляется от нея в сторону, не будучи в состоянии против ея устоять. Он дЬйствительно, поворотя на сторону и расположа стан свой в выгодном месте, укрепил его найлучшим образом и ожидал на себя неприятеля по назначению Гетманскому, который стоял в блиаком, но закрытом от него, месте и наведывался чрез разъезжия команды о движениях неприятельских. Вопль народа и скота, бегущаго в леса и другия укрывательства и поднявшиесь пожары и дым в селениях, возвестили о сближении армии Четвертинскаго. Богун выслал зараз отряд лучшей конницы против его армии и велел ей, нападая на авангард неприятельский удаляться от него назад к своему корпусу. Такими движениями неприятель приведен к самому стану корпуса Богунова, и он, смекнув первым взглядом о его малости, без дальнейших замечаний напал зараз на стан со всех сторон, отколь только мог. Произведенная с обеих стором пальба из пушек и ружьев и поднявшийся от того дым довольно заняли и покрыли сражающихся. Гетман, сего только и ожидавший, выступив со всеми силами своими из закрытаго места, ударил с тылу и во фланг неприятелю и поставил его в два огня. Неприятель, оборачиваясь назад для обороны, обыкновенно смешался тем и разстроился. Богун, не спуская глаз с неприятеля, приметив его разстройство, тотчас выпустил из стана своего пехоту с копьями и ударил на смешанную пехоту неприятельскую, не допуская ее исправитъся и перестроиться. С Гетманской стороны учинено тоже и неприятель, сбившийся в толпы без всякаго порядку, отступал задом, не зная сам, куда; конница же их, приметив невозможность оборонить пехоту, пустилась открыто бежать, а конница Козацкая ударилась ее гнать. Поражение неприятеля было долгое и крайне губительное. Пехота, усмотрев себя оставленною от конницы и главных начальников, начала кричать згоду и, бросая ружья свои, становилась на колени и просила пощады для найсвятейшей Панны Марии. При сем великом имени все убийство тотчас прекращено и все утихло. Оставшаясь пехота Польская объявлена пленною, и ее сочтеко 7,346 человек, /108/ и в том числе 32 офицера, а между ими знатный, называвшийся Корибут; да приведено конницею 13 человек пленных офицеров, взятых на погоне, а убито и погребено Поляков на месте сражения и на полях 17,139 человек. Случилось сражение сие 13 Сентября, в среду, где и Козаков убито с их старшинами 2,173 человека. Все обозы и запасы Польские и вся их артиллерия, состоящая в 63-х пушках, остались в добычу Козацкую, а пленников Польских отослал Хмельницкий в дар Хану Крымскому, для получения ему за них выкупа, и получил от него уведомление, что войска его прибудут с ним на помощь Хмельницкому в следующую весну.

Гетман, получа так знатную победу над Поляками, не был ею утешен; ибо окружавшия его толпами семейства Козацкия и всех других жителей Малоросийских, собравшиясь со многих селений, Четвертинским вызженных и опустошенных, приводили его до слез. Они вопияли к нему о пособии, а он не знал, чем такому множеству помочь, а паче в приближающееся зимнее время. И так, снабдя их довольными съестными припасами, добычными лошадьми и волами, а беднейших и деньгами, велел им идти на зимовье в селения Гадяцкаго и Полтавскаго полков, а по весне селиться вгору по рекам Суле, Пселу и Ворскле, на Малоросийских, так называемых, Булавинских землях, об отводе которых даны в те полки от Гетмана повеления. И сии выходцы, оселив в тех местах многия слободы, положили основание трем Слободским полкам: Сумскому, Ахтырскому и Харьковскому, кои, умножившись другими Малоросийскими выходцами, действительно составили три полка оные. И были полки сии с другими такими же полками в непременном командовании Гетманов и правительств Малоросийских, и на всем праве и преимуществе Малоросийском аж до времен приключения Гетмана Самуйловича; а с того времени Полковники тамошние, пожолав лучше быть каждому из них маленьким самовластным Гетманом, чем большому Гетману повиноваться, просили от двора Царскаго, или лучше сказать, от Князя Голицына, всем тогда управлявшаго, всякий себе особыя права, исключительныя от подчиненности Малоросийской. Земли же, под сими полками оставшиясь, назывались потому Булавинскими, что принадлежали оне на булаву Гетманскую и на них содержались заводы Гетманские конские и скотские, также заводы и табуны воловие и конские всей Малоросийской артиллерии, и тут же табуны полковых артиллерий, Гадяцкаго, Полтавскаго и других ближайших, и для того были на них многие хуторы с жителями, в те полки после причисленные.

Король Польский, получа известие о последнем поражении армии Польской, бывшей под командою князя Четвертинскаго и составлявшей все лучшия Польския силы, повелел во всем Королевстве своем быть вторичному посполитому рушенью на Малоросию. И между тем как в Польских /109/ провинциях все было в движении и всякий, назначенный в поход, вооружался, Король вытребовал нарочитый корпус войск Немецких от Маркграфа Бранденбургскаго, который считался в Польской, Пруссии вассалом Польским и прислал корпус свой под командою Генерала Донгофа 162. От Герцога Курляндскаго Король также требовал вспомогательнаго корпуса; но как Герцогство сие по правам своим не обязано давать войска вне государства, то Король и Республика Польская, прося Герцога убедительно, обязались письменно не считать высылки сей обязанностию, но доброю волею, учиненною по просьбе от Польши и по усердию к ней Курляндцев. Гетман с своей стороны не оставил также без приготовления себя к обороне. Он, дополнив полки свои на места убылыя новыми воинами, подкрепил пограничные города сильными гарнизонами из милиции и достаточною артиллериею со всеми запасами, и имел тогда готоваго войска в поле семьдесят три тысячи, кои разположены были на зимния кантонир-квартиры от Днестра до реки Припети.

С первых чисел Марта, месяца, 1651 года, все войска Польския и Козацкия были в движении и одно другаго присматривали. Король Польский по известиям направлял поход свой с главною армиею к реке Стыри, куда и другия его войска по границам своим стягались. Войска Козацкия своими корпусами собирались в ту же сторону; Хан Крымский с двадцати - тысячною армиею своею, следуя над Днестром вгору, сошелся с армиею Хмельницкаго за день пути оть реки Стыри. Свиданье Хана с Хмельницким было замечательно и, по признанию знатоков, не предвещало ничего добраго. Хан принял Хмельницкаго с притворною ласкою, домогался, оть него клятв на подтверждение обещаний, сказанных Нагайбеку в разсуждении Царства Астраханскаго, и не спускал с него глаз, замечая самыя его мины. Хмельницкий, выворачиваясь из сего лабиринта, отвечал Хану всегда двусмысленно и неопределенно и обещавал вперед обстоятельнее о том потолковать. Разставанье их было довольно холодно, а таковы же и обнадеживания; однако выбрали они стан для обоих войск Козацкаго и Татарскаго и расположили его при реке Стыри, между болот, при местечке Берестечке, где Гетман построил обозы свои вагенбургом и укрепил их окопами с артиллериею, а Хан поставил вьюки свои особо от вагенбурга позади войск своих и построил их батавою.

От передовых Козацких войск получено известие, что Польская армия, переправясь завременно чрез реку Стырь, идет над сею рекою к Берестечку и считают ее до 500,000. 11-го числа Мая стала она в виду Козацкой и Татарской армии и представляла ужасное зрелище блеском своим и стоном земли от многолюдства, а паче от многочисленной конницы. Гетман выстроил армию свою на правом фланге Татарской; пехоту умножил спешенною конницею и /110/ поставил в средине обширною и толстою фалангою с многочисленною артиллериею по фасам и на средине, и прикрыл правый ея фланг своею конницею. Сражение началось в 9 часов утра страшною пальбою с обеих сторон из пущек и ружьев. Поляки, имев в центре своей армии Пруския и Курляндския войска, заняли все пространство Козацкой и Татарской армии другими своими войсками, намереваясь их окружить со всех сторон, но положение места болотистаго в том не позволяло. Пехота Козацкая, по первых выстрелах, ударила на копья и опрокинула пехоту Немецкую, смешав ее и погнав. в средину Польской армии; но в ту самую пору Татарская армия, прикрывавшая левый Козацкий флангї и занимавшая самыя лучшия высоты, удалилась с своего места и попустила Полякам атаковать пехоту сию во фланг и в тыл, так что она стала с трех сторон обнята и стеснена. Гетман, приметив отступление Татар, повел было часть конницы своей на их место позади пехоты, но уже сюда пробиться не мог, и посему он, с одною конвойною командою, удалившись от армии своей, поскакал искать Татар, в другую сторону, чтобы уговорить и упросить Хана к возвращению на свое место. Конница Козацкая, увидевши удаляющагося из армии Гетмана, обратилась в след за ним, а пехота их стала тогда окружена со всех сторон. Она, бывши вокруг поражаема и оставлена на конечную гибель, решилась пробиться к болотам и тамо ожидать последней своей судьбины. Немцы кричали уже ей пардон, а Поляки згоду, то есть, требовали отдачи себя в плен. Но она, отвечая, что лучше умереть со славою, чем жить поруганною, сомкнулась тесней и ручным боем на копья и сабли пробилась в густыя лозы, окружавшия болото, и тамо укрылась 163. Поляки, считая, что пехота сия уже в их руках и они всегда ее могуть забрать в плен или перебить всех до одного, оставили ее в лозах до утра; ибо тогда было на заходе солнца, а все обозы Козацкие, бывшие в вагенбурге с людьми тамошними и всеми запасами, особливо со множеством лошадей верховых и подъемных, такожь вся артиллерия с ея принадлежностью достались в руки Польской армии.

Между тем, как Поляки торжествовали победу в стане Козацком и ликовали над их запасами, Козаки, засевшие в лозах, безпрестанно помышляли о своем избавлении и оправдали собою ту пословицу народную, что „нужда влагает разум человекам.“ Они, дождавшись темноты ночной, положили копья свои по болоту, по пяти их вместе, в полторы четверти одно с другаго, а концами вровень одно с другим; по сим копьям, положась на них, катился каждый Козак с боку на бок до другаго края болота и, таким образом, перекатились все они за болото на твердую землю, а последние из них переволокли за собою и все копья. Не останавливаясь на твердой земле ни мало, пошли они искать конницы своей и Гетмана, и около полудня нашли их, пасущих /111/ лошадей и сетующих неутешно о пропадшей пехоте и о таком великом всех несчастии, Радость была несказанная, увидевши одни других. Они, сделавши тут ко роткий пехоте отдых, подчивали конные Козаки пехотных опуцками или стеблями трав катрана и холодка, вместо обыкновеннаго обеда; ибо другой пищи, кроме травы, ни какой у себя не имели; а после такого лакомства отправились все в дальнейший путь к Каменцу Подольскому. Гетман разсказал при том чиновникам своим историю его с Ханом Татарским, что когда перенял он Хана за болотами по отступлении Ханском с места сражения, то просил его найубедительнейше, поступая все свои, каковы ни имел, сокровища, и что только ему угодно, чтобы он воротился на место сражения и помогь оборонить оставшиясь в опасности Козацкия войска; но он, оттитуловавши Гетмана Христианским гяуром, сказал в полной злобе и ярости, что на границах Буковины виделся с ним судья Гуляницкий и пересказал все бывшия у Гетмана с Царем Московским переписки и переговоры о союзах, уговорах и протекциях, и что „скорее он, Гетмань, сделает народ свой злополучным, нежели его осчастливит; ибо Хан никогда до таких союзов и протекций не допустить, а наведет со всех сторон на землю его войска Турецкия, Татарския и Польския,“ и зараз тому делает начинания, если только Гетман не примет Турецкой и его стороны против Москвитян. Гетман, сколько не выговаривался, что ему в нынешнее военное время и в таком критическом бывши положении, ни как пуститься на новыя такия важныя предприятия невозможно, а должно помышлять о том во время мира, однако Хан ничего того не уважил и разстался с ним с прежними угрозами, а Гетман после сведил, что убежавший от казни Судья Гуляницкий из Молдавии пробрался в Польшу, а оттоль посылан от Короля с Сенатором его, Лянцкоронским, в Буковину, на встречу Хана с великими к нему подарками и нарочитыми суммами, которые Хану и поднесли, и все тайны Хмельницкаго тогда Хану Гуляницким открыты. Хан, приближась к своим границам, захватил себе в плен многих жителей Малоросийских, считавших его союзником и тем обезпеченных, а Козаков Запорожских такъже ушло не мало от Гетмана в след за Ханом, под предлогом обороны своих зимовников от раззорения Татарскаго.

Король Польский, окураженный коварным предательством Хана и полученною чрез то великою над Козаками победою, разделил превеликую армию свою на двое, и одну ея часть, под командою Князя Четвертинскаго, отправил для занятия города Киева, в который намеревался Король прибыть с штатом своим и армиею на зимовую, а с другою армиею шел сам Король на Волынь и до Каменца Подольскаго. Гетман Хмельницкий, потеряв под Берестечком войск своих около двенадцати тысячь, не потерял при том мужества своего нимало, и в короткое время дополнив /112/ армию свою из городовых гарнизонов и милиции, и вооружив ее запасною аммунициею из арсеналов, Чигиринскаго и Черкаскаго, выступил с нею против армии Четвертинскаго. Сию армию застал Гетман при местечке Хвастове, имевшую роздых в полной безпечности; ибо Поляки, по обыкновенному своему легкомыслию и надменности, не иначе судили о Хмельницком и Козаках, как только, что они где ни есть кроются при отдаленных границах, не смея им и показаться, и обыкновенно разполагали уже, как им пиршествовать при Короле в Киеве и пресыщаться тамошними изобилиями и услугами Киевлянок. Гетман, приступив к армии Польской на самой заре, отрядил знатную часть пехоты своей в сады и огороды Хвастовские, обнесенные окопами, которые служили пехоте Козацкой хорошими шанцами, а всеми другими войсками наступил на лагерь Польский и, производя сильную пальбу из пушек и ружьев, подавался всегда вперед, ни мало не останавливаясь. Поляки, бывши полунагие, хватались за вооружение, но уже построиться порядочно не могли, а сбежавшись кучами, подавались к огородам и садам, чтобы при них выстроится и выступить влеред. Но пехота Козацкая, засевшая за окопами садовыми. допустя Поляков на самую ближайшую дистанцию, сделала по них самый исправный и сильный залп из ружьев и повергла на землю целыя их тысячи. Оставшиесь возвращались внутрь лагеря; но встреченные всеми войсками Козацкими, претерпели второе оть них поражение.

Конница Польская, садившаясь на лошадей и строившаясь в линии, тогда же опрокинута и перемешана выстрелами и копьями от конницы Козацкой и побежала врознь следами Князя Четвертинскаго и его штата, убравшихся завременно и почти в одних шлафорках. И так армия Четвертинскаго разбита была на голову и разогнана в крайнем безпорядке. Бывшия при ней войска Курляндския, убравшись в местечко, прислали от себя депутатами своих офицеров, отдаваясь в плен и прося пощады. Гетман, обезоружив их, отпустил в их землю с условием и клятвами не возвращаться им к Королю и Полякам и не действовать впредь неприятельски против Козаков, под опасением казни вероломцам шибеницею. Весь лагерь Польский, со всеми запасами, артиллериею и богатою ставкою Четвертинскаго и других вельмож Польских, достались в добычу Козакам и вознаградили потерю их в сих вещах под Береетечком. Убитых погребено Поляков на месте 15,972 тела, а взято в плен Курляндцев и отпущено в их землю 3,215 человек. Происходило же оное сражение 27 числа Августа, в четверток.

При Хвастове известился Гетман Хмельницкий, что Князь Радзивил с войсками его, Литовскими, пробираясь на помощь Четвертинскому, по правому берегу реки Днепра, раззорил многия селения побережныя и самый город Киев, бывший без обороны, разграбил, а услышав о поражении Четвертинскаго, воротился /113/ обратно в Литву, со многими корыстьми. По сему известию тотчас отправился Хмельницкий с легкою конницею преследовать Радзивила и, обошед его ночью, засел впереди у Маслова Прудища, и как только он с корпусом, шедшим безпечно, поровнялся с Хмельницким, то сей, напав с боку, разбил войска его на голову и воротил все награбленныя корысти с лихвою, получив весь обоз Радзивилов с запасами и собственными его богатствами. Возвращаясь Хмельницкий от Маслова, разбил еще сильныя войска Польския под Белою Церквою, кои шли оть армии Королевской искать и помочь Четвертинскому и насунулись на Хмельницкаго, быв жертвою его храбрости.

Король с армиею своею, состоящею в числе 150 тисячь, пройдя от Берестечка в Подолье, осадил тамошний город Каменец. Гарнизон, бывший в крепости под командою Полковника Глуха, делая сильный отпор неприятелю чрез 9 недель, наконец, по малочисленности своей и издержанным запасам, 29-го Сентября сдался Королю на договор, и оный, в числе 312 человек отослан военнопленным на Жмудь, а Король зимовал в Каменце и окрестностях его.Гетман, имев при себе войска 60 тысячь в полном вооружении и достатке, в 1652 году отправился с ним на армию Королевскую и нашел ее при местечке Жванце, разположенную весьма обширно или роскошно, то есть, с небрежением о неприятеле, а в надежде на свою многочисленность. Хмельницкий, в первый день своего приближения к ней, рекогносцировал ее вокруг с малою, но отборною, конницею и с легкими с обеих сторон перестрелками от наездников. 29-го числа Апреля, во вторник, на самой темной заре, открыл Гетман атаку свою на армию Польскую со стороны местечька, имев с собою одну конницу с малым числом легкой пехоты и артиллерии; а главную пету посадил ночью в сады и огороды (обведенные обыкновенными их окопами), со стороны Хотина и Каменца Подольскаго. По первом выстреле из пушек, армия Польская выотроилась против атакующих ее войск Козацких и поставила тут лучшую свою пехоту Прускую с артиллериею. Гетман, занимая сию пехоту и весь правый фланг неприятельский круглыми своими или маячными наездами конницею, дал знак главной пехоте своей и она, вышед скоропостижно из засады, ударила в тыл праваго неприятельскаго фланга и, по первом выстреле, наступила на него с копьями. Пехота Пруская, поворачиваясь к обороне, показала тыл свой коннице Козацкой, а выступившая из-за нея легкая пехота, напала также с копьями на Прусаков и они, бывши с обеих сторон атакованы, смешались и в разстройке подались на средину своей армии. Пехота Козацкая, преследуя их, не давала им заряжать ружьев и построиться, а поражала своими копьями при обороне неприятеля одними штыками. Гетман, примкнув к пехоте своей с обоих ея флангов, переменил тем весь строй обеих армий и обхватил /114/ всю артиллерию праваго неприятельскаго фаса. Неприятель начал было перестроиваться, делая свой фронт против фронта Козацкаго, но Хмельницкий в то самое время наетупил на него всеми своими силами и разорвал его на двое. Одна часть со всею почти конницею начала отступать к Каменцу, под командою самаго Короля, и Хмелъницкий велел войскам своим против ея только маскировать и показьшать вид наступательный, а другая часть с пехотою Прускою опустилась в места низменныя к стороне Могилевской, и на сию Гетман наступил со всею жестокостию. Она, не имев у себя артиллерии, скоро потребовала пардона и обезоружена, и Гетман, обняв ее кордоном, отправил в город Корсунь до разсмотрения; а взято всех пленников 11,513 человек, и в том числе два Генерала, Донгоф и Осолинский, коих удержал Гетман при себе со всеми почестями и воротил им все их экипажи и пожитки, оставшиесь в лагере. Весь же лагерь с обозами и артиллериею достался Козакам; но и из него Королевские экипажи и палатки с людьми и всем, что было Королевское, отправлены в след за Королем в прикрытии Козацкаго конвоя, который Королем знатно обдарен с публичною признательностию пред его войсками, „что грубые Козаки вежливей и великодушней оть нас, славящихся эдукациями, и они в другой раз лично меня одолжают, к стыду надменности нашей.“

На другой день баталии Жванской выступил Хмельницкий со всеми войсками в след за Королем к Каменцу Подольскому, но на пути встретили его Сенатор Лянцкоронский и Генералы Потоцкий и Собиевский, предлагая мир от Короля, утверждающий клятвами трактат Зборовский во всем его пространстве; а в залог того, пока от чинов и Речи Посполитой последует формальное утверждение сего мира, и от Короля выйдеть на него ратификация, оставляются у Гетмана аманатами вышеозначенные три чиновника и четвертый с ними находящийся в плену, Генерал Осолинский; прочих же чиновников пленных и всех рядовых просил Король отпустить в их жилища. По сему Гетман на все согласился, просимое выполнил и пленников распустил, воротив при том Пруским войскам шпаги и все вооружение их с нужными обозами и путевыми запасами, напротиву чего и Малоросийские пленники Королем возвращены в свое отечество. Ратификация, подписанная 27 Сентября, получена Хмельницким 11-го Октября и во всей Малоросии опубликована с торжествами и молебствиямн во во всех селениях и Церквах. Войска распущены по своим местам и все приведено в мирное состояние. Аманаты Польские объявлены овободными и оть Гетмана с почестьми и подарками отпущены в их землю и на дорогу всем нужным напутствованы; но один из них, Сенатор Лянцкоронский, имев секретныя от Короля инструкции, остался жить в Чигирине приватно, до дальнейших повелений Королевских.

В ноябре, 1652 года, прибыли /115/ к Гетману в Чигирин посланники Турецкие, Нурадин Ага с Эфендием, Оглу-Селимом, да Крымский Мурза, Нагайбек, с их штатами, а к ним присоединился и Польский Сенатор, Лянцкоронский. Они все вместе, объявив волю своих Дворов и данныя от них полномочия и наказы, соглашали Гетмана воевать, вместе с их державами, на Царство Московское и отнять у него, в пользу Хана, Царство Астраханское. Хан писал при том особо к Гетману, что сделанные им против интересов Ханских тайные заговоры с Московцами и все неприятности он охотно Гетману оставляет и предает их вечному забвению при первом соглашении Гетмана на нынешней конференции, а что касается до загнанных им в нынешнее лето Малоросийских пленников, числом до трех тысячь, то их тотчас возвращает в свои жилища, и они у него не что иное значат, как аманаты в залог обещаний Гетманских взятые. Гетман, употребя все свое искуство в политике и все красноречие в доказателъствах, сколько ни отговаривался невозможностью вступить в новую войну, потерпевши великие убытки в старых, и что надобно ему время на размышление, на советы с народом и на многия поправки, однако посланники ни на что тое не уважая, требовали у Гетмана лаконическаго ответа, т. е., так или инак, и вступает ли он с ними в союз, или объявляет себя их неприятелем, и что они имеют от Дворов своих повеления, на случай несогласия Гетманскаго, положить ему на стол мечь и лук, войну означающие. Гетмань просил еще признать его неутральным и он под сим видом обяжется вспомогать им секретно, суммами, лошадьми, снарядами и другими воинскими надобностями, значущими в войне пункт немаловажный. Но и сие предложение Гетманское отинуто и послы настаивали ему выставить армию свою против Московцев. Гетман, наконец, по многих переговорах, сказал, что он. посылается на благоразумие самих послов, по которому они найдут сами и признают невозможность вступить ему зараз в новую наступательную войну, не укомплектовавши своих войск, потерпевших. великие убытки и не получивших самаго необходимаго в войне знания, без котораго легко можно принесть один вред союзникам, вместо ожидаемой помощи; а испорченное один раз, обыкновенно труднее, иногда, поправлять, чем вновь делать. Послы, уважив, напоследок, так великие Гетманские резоны, отсрочили ему на поправку армии 10 месяцев и, обдареные Гетманом щедро, разъехались во свояси, а Хан, в след за тем, воротил пленников Малоросийских.

Гетман, разделавшись с послами, выправил зараз в Москву секретно судью Генеральнаго, Якова Гонзевскаго, и чрез него писал к Царю, Алексею Михайловичу, письмо следующаго содержания: „Многочасно и многообразно давал я знать Вашему Величеству о намерениях Султана Турецкаго и Хана Крымскаго, вместе с Королем Польским, объявить Вам войну за царство Астраханское /116/ и другия их претензии, и что они меня к тому приглашают против воли моей и желания; и я отговаривался оть них доселе разными предлогами, а паче бывшими у меня с Поляками всегдашними войнами. Но тепер, когда окончил я сии войны Зборовским и Жванским трактатами, то присланные оть всех оных Держав нарочные посланники требовали у меня настоятельно воевать, вместе с теми державами, на царство Ваше; в противном же случае объявляют они мне войну и введут в Малоросию для того три свои армии. Я, сколько не отговаривался истощением сил моих и народных частыми и тяжкими войнами и крайним моим несостоянием, требующим немалаго времени на поправку испорченнаго и на заведение оскуделаго, однако они ничего того не внемлют и в резоны не ставят, подозревая меня особливо в приверженности и преданности к Вашему Величеству и народу Вашему, по пересказам им изменника моего, бывшаго от меня в посылках в Москву, но после, за злодеяние, на смерть осужденнаго, Судьи Гуляницкаго, который, убежавши от казни, кроется в Крыму и Польше и на меня клевещет. И я насилу мог выпросить у посланников оных, с великими им пожертвованиями, одной отсрочки на 10 месяцев для приведения армии моей в надлежащий порядок, а все другия прозьбы мои, даже и на самый неутралитет, осталися тщетными. И так остается теперь судить о сем деле Вашему Величеству и избирать средства полезнейшия и надежнейшия; а я призываю все клятвы на душу мою, что о войне с вами и с царством вашим и думать мне несносно, и предаю вечной анафеме и суду Божию всякаго, мыслящаго неприятельски на единоверцев и однородцев, последних остатков свободнаго в Греческой Церкви благочестия и древняго Апостолическаго православия угнетеннаго и искаженнаго во всем мире Магометанством и Папежством. Но ежели, Ваше Величество, еще и теперь не решитесь упредить неприятелей и попустите им войти в Малоросию с своими армиями и принудите меня иттить с войсками моими войною на царство Ваше, то извините меня и не осудите, что стану Вам по неволе неприятель, и на таков случай протестуюс я пред Богом и всецелым светом, что неповинен буду в крови единоверных Христиан, проливаемой за интересы народов неверных и недоверков. Для отвращения зла онаго, или, по крайней мере, ради его уменьшения, есть средство не безнадежное, т. е., объявить Полякам войну и ввесть зараз в землю их две армии или хорошие корпусы: один в Белорусию и на Смоленск, а другой в Литву. Поляки непременно должны отвлечь туда все свои силы, а Турецкия и Татарския войска я, с помощию Божию, надеюсь тогда удержать в их границах, следуя системе оборонительной. Если же войска Вашего Величества осчастливлены будут успехами, так я и на дальнейшее поступить могу. Но все сии положения надобно утвердить /117/ договорами и клятвами, чтобы не думалось о зрадах; а я всю свою душу обнажил пред Вами, и свидетель мне Бог, что говорю сущую правду.“

По адресу Хмельницкаго Царь Алексей Михайловичь прислал к нему Боярина,Василья Васильевича Бутурлина, своего Советника, и с ним других двух думных Бояр, и чрез них наказывал и писал Царь к Хмельницкому следующее: „Высокомочному и славному Малоросийскому и Козацкому Гетману, Зиновию Михайловичу Хмельницкому, наше Царское и почтительное слово. Известием Вашим о враждебных помыслах соседних Держав и добрыми противу них советами, мы оченно довольны и благодарны Вам, предостойный Гетман, а войска наши давно стоят на границах своих в добром порядке и благонадежности; а выступать им за границу без добраго приятеля и надежнаго помощника сумнительно. А когда бы Ты, Гетманушка, изволил с нами соединиться, то бы все сумнительства на сторону, и мы поручили б Вам всю свою армию, так как человеку умному и воину славному. А что Ты пишешь про договоры и обовязки, то мы готовы все исполнить верою и правдою, как закон Христианский и совесть повелевают. Одначе чтобы впред не было разнодумья и шатостей с обеих сторон, то хорошо бы соединиться и укрепиться нам на вечныя времена, как единоверным и единокровным, и чтобы враги наши не помевались о нас; а договоры об том и уставы суть права старые Малоросийские и Козацкие, которые мы за ними укрепим и подпишем за себя и наследников наших, и не будут они нарушимы вечно. А что ты придумаешь к лучшему с нашими Боярами и своими думными людьми, мы на тое будем согласны. А коль скоро согласие утвердим, так и войска выправим на неприятелей, а меж себя воевать сохрани нас, Господи! Сам дьявол разве на то поступить может, а нам, православным, и мыслити о таком злом деле, право, со грехом; а дума наша есть и будет, еже бы защитити и охранити народ православный от врага и местника, чего мы и от вас ищем, и видит Бог, что в правде и истине, и под Его святой порукой, соединиться вечно с Вами и народом Вашим желаем, и Вам об том почтительно пишем.“ Переписка Зиновия Хмельницкаго с Царем Московским и другия сего Гетмана записки и деяния сообщены в Кафедральный Могилевский монастырь из монастыря Староканевскаго Архимандритом тамошним, Макарием 164, у котораго проживал в монастыре несчастный сын Зиновия Хмельницкаго, Юрий Хмельницкий, бывший после Гетманства своего в монашестве.

По прибытии в Чигирин посланников Царских, Гетман Хмельницкий созвал зараз чиновников и знатнейших Козаков от войска, занимавших тогда все правительства Малоросийския и, объявив им о прибывших к нему послах /118/ Царских, приглашающих его с войском и народом к соединению с царством Московским и бывших прежде у него посланниках Турецких и Польских, вместе с Татарскими, требовавших у него настоятельно соединения с их державами и подъятия с ними оружия на царство Московское за их претензии, предлагал при том, чтобы чины и войска, приняв в зрелое разсуждение все оныя требования иностранныя, решили единогласно, которое из них избрать полезным и основать на нем предбудущее свое соотояние? Ибо „по обстоятельствям настоящим, надобно быть нам непременно на чьей ни есть стороне, когда неутралитет не приемлется; да и на предбудущее время зависть и интересы соседей не оставят нас в покое и без попыток, как я и прежде о том вам говорил, и теперь событие и сами вы видите.“ Молодые чиновники и Козаки объявили первее согласие свое на соединение с Турками, доказывая, что „у них воинской народ в нарочитом уважении и почтении, и для поселян нет у них ни аренд Жидовских, ни великих налогов и индуктов, каковы в Польше; а что всего важнее, то нет у них крепостных и продажных людей или крестьянства, как в Московщине тое водится, и сие все видно и вероятно в соседних Княжествах Молдавском и Волошском, которые нам служить могут примером. И когда нам, по словам Гетманским, неможно пробыть самим собою без сторонней протекции, то Турецкая протекция есть от всех других надежней и пожиточней, и, не смотря на их бусурманство, каждый Турок, поклявшийся одною своею бородою, никогда уже клятвы своей не переступит и слова своего не переменит. Христианския жь клятвы и самыя присяги бывають одною маскою, под которою скрываются коварства, предательства и всех родов неправды, и самыя их важныя действия, называемыя политикою и министериею, суть один искусный обман, и чем обман сей выработается большим и вреднейшим, тем славятся и превозносятся творцы онаго первейшими в державах и единственными у них умными людьми, или великими мииистрами и политиками.“

Гетман и старые чиновники и Козаки, возражая молодым разными и многими противоположностями в выгодах Турецких, от их насчитанных, доказывали им, что „отдаться Християнам самоизвольно во власть неверных, или задружить и общение иметь с ними есть для Християнства грех смертельный и поступок пред всем Христианством позорный и предосудительный, и есть тоже почти, что и самоубийство: ибо, имевши с такими общение и едность, нельзя ни как не совратиться с пути Христианскаго и не заразиться мерзостями бусурманскими; а что есть важнее в мире, как не соблюдение отеческой своей веры, божественной и единственной в человечестве? Примечайте и внемлите, что Павел святый, сей избранный Апостол Христов, препревший и победивший всех мудрецов мира сего доказательствами своими о вере нашей Хрнстианской, что сказал /119/ он при конце жизни своей о собственной вере своей во Христа. Он благодарил Бога найусерднейше, что „течение жительства скончах и веру соблюдох.“ А когда такой великий муж и такой ревнитель Божий и угодник Его, подкрепляемый всегда благодатию свыше, когда он благодарил Бога за соблюдение веры в Него,то нам грешникам сущим, не надобно ли всемерно пещись о соблюдении веры своей, которою живем, движемся и есмы? Но сие говориться только о собственной вере нашей. А когда мы ее разсмотрим и в других народах, то есть, когда соединясь с неверными, ударим на Царство Московское, на сей единственный и свободный остатюк державы Христианской, с нами, единоверной, и покорим его под такое иго Магометанское, в каковом пребывают наши единоверныя Иераршества: Константинопольское, Иерусалимское, Антиохийское и Александрийское, то что мы тогда будем пред лицем света? По истине, не что иное, как только притча во языцех и пюсмеяние в людях, и будем еще окаяннейшие от народов Содомскаго и Гоморскаго, погубленных правосудием Божиим с толико страшною грозою. Да и сами тогда останемся, как обломамное судно в пространном море, обуреваемое со всех сторон и ве имущее пристанища и надежды ко спасению, и будем тоже, что были после нашествия Батыя под владением Татарским, т. е., невольники в богослужении и Христианстве, или отступники и рабы неключимые, ги6нущие с душею и телом.' 1

Речь Гетманская и стариков тронула, наконец, молодых противоборцев до слез. Многие из них с рыданием говорили и повторяли Гетману: „Право судили есте, и правы путие ваши: да будут по глаголу вашему и мнению!“ Гетман, пользуясь смягчением сердец, поручил Судье, Самуилу Богдановичу и, Полковнику Переяславскому, Павлу Тетере, написать договорныя статьи с Царем Московским и представить их на разсмотрение его и всего совета Малоросийскаго. Оне написаны, и по апробации Гетмана с советом, объявлены послам Московским, которые, согласясь на все, в них уложенное, подтвердили присягою своею от лица Царя и Царства Московскаго о вечном и ненарушимом хранении условленных договоров. А за сим требовали они взаимной присяги от чинов и народа Малоросийскаго в равномерном соблюдении тех договоров. Статьи договорныя подписаны Гетманом и чинами Генваря 6-го дня, 1654-го года, и присяга тогда же ими ученена; а прочим чинам и войску назначен сборным местом город Переяславль, где все они также присягали в присутствии послов и получили от них подарки Царские. Но послы требовали при том, чтобы и войско Запорожское имело совместно с Малоросиею согласие на договоры и присягою утвердило. Однако на сие объявил Гетман со всеми чинами, что „Запорожцы у нас люди не великие, и для того в дело сие ставить их не для чего, ибо они из нас набираются и к нам возвращаются; а малость между ими иностранцев почти ничтожная, /120/ к сему делу ненадежна и ко всем обязанностям неспособна; и сие почитается у них верховною вольностию и, так сказать, их пищею.“

Статьи договорныя состоят во многих пунктах, но экстрактом из них служат для Козаков и их начальников и народа только три: первая, чтобы пребывать им на всех прежних договорах и пактах, заключенных с Польшею и Литвою и утвержденных привиллегиями Королей Польских и Великих Князей Литовских, и поних пользоваться всеми преимуществами и свободами вечно и безо всякой отмены; вторая, чтобы собственность всех родов имения их и приобретения его ненарушимо при них и наследниках их пребыла вечно под охранением прав их стародавних Руских, Литовскими называемых, и по них шафовать ими и всякими образами корыстоваться было бы свободно и невозбранно; и третья, чтобы в дела их и судилища никто другой не входил и не мешался, а сами они судиться и управляться между собою должны по своим правам и своими избранными из себя судьями и начальниками. В преимуществах правительства национальнаго положен, между прочим, сей пункт: „Ежели мы, Гетман, с старшиною и войском, кому за службу пожалуем хутор, мельницу или деревню, а он учнет просить Государя о подтверждении, то Государь да изволит оное подтвердить.“ Наконец, привнесена статья и о Шляхетстве Польском, оставшемся по единоверству в Малоросии, чтобы им пребывать здесь при своих правах и преимуществах, равных с природною Шляхтою и под протекциею войска. Но статья сия была впоследствии громовым ударом для правительства и горчайшею пилюлею для тех, кои ее допустили и в протекцию свою таких зловредных людей принялн. Они поблагодарили и воздали им точно так, как древния племена Хананейския и Аморейския воздали племенам Израильским за то снисхождение, что сии их не истребили, а сжалившись, выестили при себе. Шляхетство оное, быв всегда вь первейших чинах и должностях по Малоросии и в ея войсках, подводило под правительство ея многия мины происками своими, контактами 165 и открытыми изменами, замышленными в пользу Польши, а народу дало испить самую горькую чашу предательствами и введением их в подозрение, недоверчивость и в самыя тиранския за то мучения, правительством верховным по неосмотрителбности над ним произведенныя, ибо всем замешательствам, нестроениям и побоищам в Малоросии, после Хмельницкаго происходившим, они - то были причииою, и сколько их ни скрыты сети и коварства от народа, но он узнал виновных, нескольких истребил, и воспел, наконец, сию утешительную для себя песенку, значущую больше, чем ея простота:

„Да не буде лучьче,

Да не буде краице,

Як у нас на Вкрайни:

Нема Панив,

Нема Ляхив,

Не буде й измины...“ /121/

Ненависть Польской Шляхты не преставала и за тем гнать Малоросиян, а паче Козаков во всякое время, и неудачи со стороны правительства и искушения народнаго, хотя несколько унизили их, но не совсем изтребили. Они мало по малу вошли вновь во все уряды и командования Козацкия и, занимая пред ними и пред чиновниками, из них произшедшими, первенство и преимущество, тщеславясь одною породою своею и эдукациею, забыли и затмили, накоиец, то, что они пришельцы в земле чужой и оставлены в протекции тех, коих презирали и ненавидели, и кои могли и должны были изгнать их или истребить во время революции, но удержаны от того одною верою и снисхождением Гетмана Хмельницкаго, народом отменно любимаго. Плодом поверхности их над природными чиновниками и Шляхтою было унижение сих в собственной своей земле и в своих природных правах и преимуществах. Им позавидовав и поревновав, многие из природных Малоросиян, а паче из поповичей, вышедших в чиновники посредством инспекторий, пристали к их системе и, приладив кой - как фамилии свои к Польским, стали тщеславиться их произхождением. А к сим еще премногие возникнув из Жидовства, принужденнаго креститься в прежде бывшия над ними всеобщия побоища, и поверстанные в Шляхту известным о перекрестах статутовым артикулом, составили, наконец, из смешения сих языков и пород единственный бичь для Козаков и всех Малоросиян. Они управляя ими во всех урядах и правительствах и набогатившись около их разными происками, а паче пользуясь тех простотою и подчинеиностью, отняли у них все права их Шляхетския природныя, оть самой неизвестной древности безпрерывно при них бывшия, и под титулом рыцарства всеми договорами и привиллегиями им подтвержденныя, присвоив их одним своим породам. А напоследок, вытиснув многих из них на слободы и другия провинции, остальных приправили в то состояние, в каковом они ныне находятся. Отпуская Гетман послов Царских с договорными статьями, обдарил их знатно Азиятскими и Польскими вещами, довольно богатыми, и с ними послал своих посланников, Судью Гонзевскаго и Полковника Тетерю, с благодарственным к Царю адресом, в коем, объяснив о всем, с послами им произведенном в пользу соединенной нации, просил при том Царя о ратификации и подтверждении договорных статей особыми своими грамотами, которыя от Царя в неукоснительном времени Гетману чрез его посланников и присланы. И Царь, утверждая в них все, договорами положенное, оказал при том открытую благодарность свою к Малоросийским чинам и народу, сравнив их личными преимуществами с боярами, дворянами и всеми степенями Московскими или Великоросийскими, чего в договорах не было объясненно, а вмеицалось то в пактах с Польшею и в привиллегиях Королевских, статьями утвержденных, в коих /122/ несколько раз узаконено и подтверждено, что соединяемся, яко равный с равными и вольный с вольными. Ратификованныя статьи и Царския грамоты, за получением их, опубликованы были во всей Малоросии с приличными торжестваии, и копии с них оставлены в Архивах всех правительств, а оригиналы положены в архив Трибунала Малоросийскаго, под охранение национальнаго присяжнаго архивариуса, которыя со многими другими национальными документами и хранились с таковым тщанием более ста лет, но, напоследок, во время частых поремен Малоросийскаго Трибунала или правительства и по наветам антипатриотов народных, произшедших из смешения Полятства и и Жидовства, стали оне сокровенны в ином хранилище.

Соединение Малоросии с Царством Московским встревожило все почти дворы Европейские. Система о равновесии Держав начинала уже тогда развиваться. Царство Московское, хотя само собою и не делало еще у соседей важнаго замечания, яко разоренное и униженное недавними ужасами самозванцев и междоусобий, однако зависть соседей, знавших довольную обширность соединявшейся с ним Малоросии и ея многолюдство, с толиким храбрым и мужественным воинством, не осталась без своих действий. И сколько Польша ни набридла 168 соседним державам тревогами своими и непостояным правлением; но все желали лучше иметь дело с сею республикою, подверженною всегдашним превратностям, чем видеть в России державу абсолютную, вдруг возвысившуюся в степень Царств могущественных и страшных, без всяких при том потеряний и убытков, и как бы с неба сим безценным даром обогащенную. По сему Гетман Хмельницкий со всех сторон атакован был нареканиями и угрозами за свою протекцию, и от многих Дворов требовано возвращения его в прежнее неутральное состояние; а от стороны Турецкой, Польской и Крымской объявлена ему за то война, вместе с Царством Московским, и Хмелъницкий принужден несколько раз повторять с прискорбием известныя слова Царя Давыда: „Тесно мне отвсюду!“ Однако великодушие его и здравый ум и разсудок, с обширным знанием политики, превозмогли все страхи и ни мало не поколебали в приверженности к Царю и Царству Московскому, и он, начав приготовляться к новой войне, сообщил Царю свои об ней разпоряжения, которыя Царь во всем одобрил и зараз стал производить в действие.

Армия соединенной России разделена была на четыре большие корпуса, и действие их началось с 15-го Апреля, 1655 года. Гетман с тридцатъю тысячами своих войск, выступив к Польским и Турецким границам, разположился при городе Заслаиле для отражения Турецких и Польских войск, покушавшихся с тех сторон своим нападением. Болярин Князь Бутурлин, в числе 30 т. Великоросийских войск. и пяти тысячь Малоросийских Козаков, разположен в /123/ устье реки Ворсклы, поблизу Кадака, для удержания Татарских набегов. Князь Хованский с 30 тысячным корпусом Великоросийских войск командирован в Белорусию к реке Сожи для отражениа войск Польских, на случай прихода их к городу Смоленску, а к сему городу командирован наказный Гетман Малоросийский, Иван Золотаренко, определенный Гетманом из Полковников Нежинских, коему, в знак сего достоинства, даны оть Великаго Гетмана клейноды войсковые, булава и бунчук, меньшие оть других и означающие полеваго Гетмана. В командовании его состояли полки Нежинский, Черниговский и Стародубский, переименованный из Северскаго, и семь других Малоросийских полков, в числе 20 тысячь реестровых Козаков и пяти тысячь охочекомонных; а в числе чиновников находился юный Гетманичь, Георгий Хмельницкий, посланный отцем для изучения и навыков в военном искустве. Наказному Гетману назначено Царем и Хмельницким взять город Смоленск. Он осадил его со всех сторон 27-го Мая; осада встречаема была частыми и жестокими со стороны Поляков вылазками и шармицерами; но Золотаренко, всегда их отражая с успехом и великим кровопролитием неприятельским, укрепил, наконец, осаду свою шанцами и редутами и открыл из них пальбу по городу из пушек и мортир. А продолжая ее несколько недель по укреплениям, делал между тем насыпи для возвышенных батарей, и по окончании их, начал производить пальбу внутрь города через стены, от чего разбиты и сожжены многие магазейны, казармы и другия строения, и побито много солдат Польских и народа.

Царь Алексей Михайлович, по причине открывшагося того года в городе Москве мороваго поветрия или чумы, выехал из Москвы на жительство в город Вязму и оттоль наведывался часто к Смоленску в. стан осаждающих. Гарнизон Смоленский, сделав в городе на том холме, что под соборною церковыо, обсерваторию, примечал с нея, что делалось в шанцах и в стану осаждающих; и когда один раз приметил въезд Царской в стан Козацкий, то, дождав ночи против 27-го числа Июля, сделал из города сильную вылазку вдруг двумя отрядами, из которых один напал на шанцы, а другой направил стремление свое прямо на стан. Золотаренко, имев каждую ночь для подкрепления шанцовых войск нарочитые резервы позади шанцов, коих осажденные с обсерватории своей видеть ночью не могли, окружил оба неприятельские отряды резервами и шанцовыми войсками, и по первом на них выстреле из пушек и ружьев, ударил копьями. Поляки, обстрелявшись из своих ружьев и пистолетов, не успели заряжать их вновь и оборонялись одними саблями, но против копьевь с ними не устояли, а смешавшись толпами, начали бежать с великою потерею в город; но были окружены со всех сторон, пробиться к городу не могли и, бросая ружья, просили згоды /124/ или пардона, который им и дарован, и они, обезоруженные, отогнаны до разсвета за стан, а поутру насчитано сих пленников и представлено Царю 2,389 человек, и в том числе 53 начальника; убитых собрано и похоронено вне шанцов 4,623 человека.

Царь, бывши благоразумием и мужеством Золотаренковым и храбростию войск его отменно доволен, благодарил им весьма признательно и уговаривал при том Золотаренка повесть тогда же на город генеральный приступ и взять его штурмом; но сей военачальник доказывал Царю, что по правилам искуснаго воина тогда только надобно употреблять все напряжение сил и излишнюю потерю войска, когда чего не можно сделать искуством, и принудит самая необходимость иттять на таковую крайность; а он надеется успеть в желаемых намерениях без дальнейших потеряний народа. Царь, изъявив на мнение Золотаренково сугубое удовольствие, велел продолжать действие его по своему знанию, и Золотаренко, усмотрев, что стена городская от реки Днепра устроеиа без насыпей землею, а так как монастырския стены строются, в надежде, что разбивать ее пушечными ядрами с низкаго места невозможно, повелел рыть ночью под ту стену подкоп или мину. А как мина сия изготовлена и порохом наполнена, то в средних числах Августа месяца отдал он приказ войску быть готовым, к генеральному приступу. Подкоп взорван был на самом разсвете, во вторник, и помощию сильнаго ветра подорванную землю и стенной материал понесло и разбросало по городу с великим треском и грозными ударами, причинив гарнизону и гражданам великий страх и убыток. В ту самую пору изготовленныя войска ввалились проломом в город и произвели на всех, им попадающихся, жаркую пальбу из ружьев и полевых пушек, которыя тогда же втянуты были в город.

Войска Польския, разположенныя врознь при бастионах и валах городских и умаленныя до половины при тех вылазках и шармициях, начали было собираться и строиться против Козаков; но сии, не давая им к тому времени, поражали их своими выстрелами, а паче копьями, и сделали страшное между ними убийство и кровопролитие, от чего они обратились в бегство, иные за город, а другие в жилища городовыя и в церкви. Золотаренко, щадя город и его здания, не велел их штурмовать и вредить, но приказал музыке воинской играть на трубах и сурмах, а войску кричать мир и згоду. По сим знакам Поляки и граждане, выходя на улицы, бросали от себя оружия и становились на колени, целуя каждый крест, из перстов своих сложенный. И так город Смоленск был взят силою оружия, и по очищении его от трупов и руин и за устроением полиции и стражи, въехал в него Царь Алексей Михайловичь с полным триумфом, и торжествовал в нем победу свою в соборной церкви благодарственным Богу молебствием, происходившим тогда же и во всех церквах; /125/ а после того даны были пиршества чинам и войску, коих, поблагодаря Царь лично за их к нему усердие и достохвальное воинское мужество, обдарил их разными вещами и суммами, по мере заслуг и отличия каждаго. Между тем знатнейшим чиновникам жалованы золотые и серебрянные коряки на лентах, кои носили чрез плечо, по примеру нынешних кавалерий; другим поднесены дорогия сабли, пистолеты и разныя убранства; Наказному ж Гетману Золотаренку и Гемтану Хмельницкому сугубыя сделаны почести и подарки, а для всего вообще воинства Малоросийскаго жалована царская грамота, 16-го числа Сентября, 1655 года, состоявшаясь, в коей, между прочим, так написано: „По природному нашему человеколюбию и великодушию к нашим верноподданным, а особливо, видя Малоросийский военный народ отменной к нам усердности, который, как при взятии города Смоленска не щадил своего живота, чему мы сами свидетели, так мы, в разсуждении таковаго онаго подвига и обнадеживши себя и впредь от него таковою ж верностию и ревностию, с его Наказным Гетманом Золотаренком, жалуем отныне на будущия времена онаго военааго Малоросийскаго народа от высшей до низшей старшины с их потомством, которые были только в сем с нами походе под Смоленском честию и достоинством наших Российских дворян. И по сей жалованной нашей грамоте никто не должен из наших Российских дворян во всяких случаях против себя их понижать, как оный животом своего здоровья и непорочною верностию заслужил сие в нашем отечестве противу нашего неспокойнаго и лживаго неприятеля. И таковою нашею милостивейшею грамотою дозволили мы везде им тешиться и веселиться, и в залог своей заслуги, каждому при себе имети.“

От Смоленска командирован Золотаренко с корпусом своим в Белорусию и Литву,и он, пойдя до реки Сожи и переправясь через нее, без всякаго с Польской стороны сопротивления, в Ноябре месяце; 1656 года, осадил город Гомель, принадлежащий к Малоросии, но отнятый недавно Поляками по истреблении в нем Козацкаго гарнизона с командором их, Сотником Гомельским, Афанасием Зинченком. Осада сего города и сопротивление в нем сильнаго Польскаго гарнизона были жестокия и убийственныя. Золотаренко, взявши город штурмом, приступил к его замку, который был род полуострова, окруженный рекою Сожей и природными рвами, делавшими из замка холм высокой и почти неприступный. Обложение замка и пальба в него продолжались несколько дней без всякаго успеха, а производить штурм на него казалось невозможным или слишком губительным. По сему Золотаренко, выбрав из неминуемых зол меньшее, поволел втянутьна Спаскую церьковь и колокольню мортиры и пушки, и палить из них внутрь замка, бросая при том и бомбы. Предприятие сие подействовало с желаемым успехом. Бомбами /126/ зажжено в замке строение во многих местах и весь замок наполнился пламенем, а погашению его препятствуемо было пушечными ядрами. Поляки для спасения себя предприяли сделать вылазку, с умыслом зажечь Спаскую колокольню и церьков, или, при неудаче, спасаться бегством. И так, отворивши они замковыя вороты, двинулись из них толстою колонною на город, а Залотаренко, сие приметив, дал время вытянуть колонну свою подальше, и тогда ударил на нее с трех сторон, и по, одном только выстреле с обеих сторон, началась сеча саблями и поражение копьями. И сие скоро превозмогло неприятеля, который истреблен был почти без остатка, и замок с городом и всею их принадлежностью достались победителям.

Из Гомеля выступил Золотаренко с корпусом к городу Новому Быхову, принадлежащему так же к Малоросии, и окружив его блокадою, расположенною в околичных селениях по причише зимняго времени и великой стужи, делал на город частыя из квартир покушения одною пехотою. А наконец, под час Польскаго праздника Трех Крулей, когда Польския войска, после набоженства, занимались пированиями, а сделавшаясь оттепель умерила стужу, подступил Золатаренко с пехотою ночью под замок Быховский и, помощию лесниц и великих снегов, вобрался в него с малым сопротивлением от неприятеля; а по овладении замком, открыл с него пальбу из пушек по городу и городским бастионам.

Польския войска, выбитыя из замка и собравшиясь в город, сколько ни приступали к замку, с намерением его отнять, но всегда были отбиты Козаками с великою для себя потерею; напоследок решились они оставить город и пробраться пешими в Литву или ближайший к ней город. Но квартировавшими в селениях Козаками, по данному им завременно от Золотаренка велению, были окружены в лесах по Минской дороге и, по малом сопротивлении, принуждены сдаться в плен, и сих пленников, вместе с пленниками Гомельскими, числом до трех тысясь, отправил Золотаренко, при своем конвое, к Царю в Смоленск, с донесением о всех успехах его оружия. Царь, благодаря Золотаренка за его такие великие и отличные подвиги и успехи воинские, прислал ему знатные подарки и похвальный лист, с особою признательностию к усердию Юрия Хмельницкаго, Золотаренком отменно рекомендованнаго.

С Польской стороны чрез прошедшую компанию ведена война во всех местах оборонительная, и держались войска Польския при одних городах и дефилеях; а на 1656 год собрались Поляки открыть компанию наступательную; посему плану верховный военональник их, Князь Радзивил, с многочисленною Польскою армиею, выступя из Литвы, направил поход свой к Белорусии. Наказный Гетман, Золотаренко, сведав о движении армии Польской, в Марте месяце того года перешел реку /127/ Днепр, и соединился с войсками Великороссийскими, бывшими под командою Князя Хованскаго и пришедшими к нему от Города Могилева. В сих соединенных силах двинулись оба военоначальники к реке Березине на встречу Польской армии и, нашедши ее разположенною при той реке, атаковали с двух сторон. Сражение продолжалось долгое и упорное. Князь Радзивил, часто переменяя и подкрепляя свои линии, держался всегда зарослей и луговых при реке впадин, и потому артиллерия соединенных Россиян слабо действовала на неприятеля. И Золотаренко, соглася Хованскаго, наступил пехотою своею на самый центр неприятельских линий, на кои, сделав один выстрел из ружьев, ударил копьями и, опрокинув линии, погнал неприятеля с места баталии к реке и мостам, на ней сделанным, при которых от тесноты и неспособности к обороне, страшное произведено над Поляками поражение. Спасавшиесь от убийства, многие перетопились в реке, а прочие пали на месте; стан неприятельский со всеми запасами и вся артиллерия с ея снарядами достались победителям, а неприятель, убравшись с остатком своим за реку, разломал и зажег на ней мосты, и в полном разстройстве побежал во внутренность Польши.

По разбитии армии Польской разделились войска Российския по прежнему на два корпуса; и они проходя остальную часть Белорусии, вступили в Литву, Золотаренко держась с Козаками средины тех провин