Соответствует ли «Современная шахматная партия» д-ра Тарраша современному пониманию игры?

Новые мысли о современных и несовременных шахматах Статья А. Нимцовича
(Напечатано в 1913 г. в «Wiener Schachzeitung», № 5—8)

Изданный д-ром Таррашем под указанным выше названием сборник партий является, собственно говоря, учебником дебютов в своеобразной форме.

Вся схема, очень удачно подобранная, по которой работает Тарраш, состоит в том, что он группирует партии (им же самим прокомментированные) по дебютам, притом так, что сперва он приводит недостаточные способы игры, затем переходит к более сильным, чтобы, в конце концов, приятно ошеломить нас «единственно правильным» вариантом.

Я желаю книге от всего сердца широкого распространения: в ней много системы и ясности.

Тем не менее мне кажется, что взгляды Тарраша отнюдь не совпадают полностью с новейшим, действительно современным пониманием игры.

Д-р Тарраш для всех нас прежде всего автор «300 шахматных партий» и таковым останется. Он первый пошел в этой книге навстречу потребности публики в закономерных, строго логических познаниях. Все, что существовало до него в области комментирования, либо являлось сводкой вариантов, либо было слишком глубоко (Стейниц!), ибо и чрезмерная глубина — недостаток.

У Стейница один лишь недостаток, пожалуй, и был — тот, что он опередил свое поколение по крайней мере на пятьдесят лет! И поэтому-то могло случиться, что он прослыл чудаком, и не лишено интереса, что именно д-р Тарраш, его популяризатор, положил начало этому совершенно необоснованному, но и сейчас еще распространенному мнению.

Вернемся, однако, к «300 шахматным партиям». Хотя Тарраш вложил в них мало своего, ибо идеи были от Стейница, я все же назвал бы этот труд местами классическим! И по праву, думается мне! Такая сквозит прямолинейность в суждениях, а основные элементы игры, как открытая линия или центр, выводятся в таком идеальном разграничении от других мотивов, что вышеприведенная оценка оправдывается вполне!

Школьные примеры использования открытой линии с, или, если угодно, открытой ладейной линии вообще (партия против Шеве), либо систематического подрыва пешечного центра, продвинутого необоснованно и без достаточного пешечного прикрытия (е4 и d5, партия с Метгером), либо использования силы соединенных слонов в связи с характерным продвижением пешек в целях ограничения подвижности неприятельских коней (против Рихтера) мы находим в этой прекрасной книге в изобилии; особенно же — предостерегающие примеры сдачи центра (по д-ру Таррашу, во всех случаях безусловно пагубной)!

Тут, как, впрочем, и в других отношениях, он проявляет неумолимую прямолинейность — я не говорю последовательность, ибо это не одно и то же. (Прямолинейность — это кажущаяся последовательность, если угодно, последовательность для глаз, но не для пытливого ума.)

Но игра теперь несравненно сложнее, понимание ее углубилось! Новые идеи ждут нового воплощения... Во многом, в частности и по отношению к сдаче центра, мнения сегодня далеко не столь строги, хотелось бы сказать — не столь ортодоксальны, как раньше.

Но д-р Тарраш холодно-чужд этих новых взглядов; это снова выявляется в полной мере в его новой книге «Современная шахматная партия». Что может сказать он нам, например, о французской партии (стр. 304—327)*? Как известно, это та партия, в которой проблема центра выступает на первый план, заслоняя все остальное. Будь то замкнутая форма, характеризующаяся пешечной цепью е5, d4, с3 против f7, е6, d5, иногда с4, или же способ игры, обусловленный взятием d5xe4, или, наконец, разменный вариант как следствие нивелирующего размена е4xd5, е6xd5,— на первом плане всегда стоит проблема центра.

Особенно ярко эта проблема выступает в варианте 3...de. Этот способ игры прилежно и любовно культивируется вот уже более 20 лет назло всем пуристам и их воплям о сдаче центра. Да притом с таким положительным результатом, что ходом b7—b6 (Рубинштейн) было найдено усиление, ставящее прямо-таки под сомнение ценность хода 3. NсЗ и склонившее меня к воскрешению варианта 3. е5, при помощи которого я, как известно, добился величайших успехов — опять-таки назло всем пуристам!**.

В своей новой книге Тарраш, попросту игнорируя этот столь глубокий вариант 3...de, ставит себя в первый ряд пуристов! Единственная партия, приведенная им к этому варианту (№ 180): 1. е4 е6 2. d4 d5 3. Nс3 de? (вопросительный знак — д-ра Тарраша) 4. Nxе4 Bd7 (правильно, как известно, лишь 4...Nd7), ничего общего с современным вариантом de не имеет; общим является только ход, но не идея. И то обстоятельство, что из обилия существующего материала (указываю лишь на многочисленные партии, великолепно выигранные Рубинштейном в этом варианте) он выхватывает именно эту партию с бесцветным продолжением Bd7, достаточно красноречиво.

Исчезновение одной пешки из центра (de) далеко еще не означает, что черные отказались от борьбы в центре!

I

Понятие центра значительно шире!
(Ср. мои примечания к партии
Нимцович — Сальве в «Deutsche
Schachzeitung», 1912 г.)

Правда, именно пешки более всего пригодны для образования центра, так как они наиболее устойчивы; однако размещенные в центре фигуры вполне могут заменить пешки. Заменить обладание центром может и давление, производимое собственными ладьями или слонами на неприятельский центр!

Вот истинно современное, особенно защищаемое мною воззрение.

А д-р Тарраш ставит после de вопросительный знак: «Сдача центра!» Между тем черные, владея линией d и диагональю b7—h1 для слона, стоят в этом центре (d5!), без сомнения, более прочно, чем их противник. Несмотря на «сдачу центра»!

Я не могу не признать высоко воспитательного значения этой таррашевской прямолинейности для начинающих в позиционной игре. Менее пригодна она, однако, для более искушенных шахматистов,'ищущих самостоятельных путей.

Это о варианте 3...de.

Обратимся теперь к варианту 3. е5. Этот вновь введенный мною в практику ход Д-ру Таррашу не нравится. Он приводит партию против Леонгардта и пишет: «Белые превращают партию в гамбит со всеми шансами и кантршансами такового. Правильнее с2—с3».

Мое философское обоснование способа игры 3. е5, дающее мне право смотреть на ход 3. е5 как на духовную собственность, заключается в следующем.

II

Ходом е4—е5 белые переносят атаку
с пункта d5 на пункт е6, который
они фиксируют ходом е4—е5 согласно
закону: «объект атаки прежде всего
необходимо сделать неподвижным».
Возникает пешечная цепь, стесняющая
свободное маневрирование обеих сторон.

Естественное стремление — разрушить стесняющую пешечную цепь. Атаки, предпринимаемые с этой целью, должны быть направляемы против основания (базы) цепи: черными — против d4, белыми — против е6 — вот девиз! (с7— с5 и соответственно f2—f4—f5). Впрочем, черные могут ходом с5—с4 перенести атаку с d4 и на с3 (фиксирование пешки с3 в связи с продвижением b7—b5—b4 и т.д.) согласно установленному мною правилу: «атака на пешечную цепь может быть перенесена с одного звена цепи на другое».

Но какой же момент является наиболее подходящим для такого «перенесения» атаки?

Решить этот вопрос чрезвычайно трудно, но обыкновенно позиция содержит в себе кое-какие указания.

Продвижение е4—е5 следует осуществлять уже на 3-м ходу, так как тенденция откладывать перенесение атаки до того момента, когда ход е4—е5 будет возможен с выигрышем темпа, то есть с нападением на коня f6, мало отвечает сущности дела. И вот почему.

Наиболее характерна в ограничении подвижности черных на королевском фланге недосягаемость поля f6 для коня. Если же белые пустят его туда хотя бы на один момент, то они тем самым предоставят ему возможность использовать те преимущества, которые дает это поле, то есть позволят ему вступить в игру через f6 с такой выгодой, что все рассчитанные на ограничение подвижности маневры должны впоследствии оказаться иллюзорными.

Я, право, не гамбитный игрок, но, по-моему, выдержанная до конца политика ограничения подвижности (то есть е4—е5 на 3-м ходу) стоит пешки.

С этой совершенно новой точки зрения следует расценивать мои жертвы пешки в партиях со Шпильманом и Леонгардтом (Сан-Себастьян, 1912 г.).

Как далек Тарраш от этой новой и, безусловно, современной точки зрения, видно из его приведенного выше примечания, которым он, по-видимому, стремится записать меня в число гамбитных игроков.

В довершение всего 3. Nс3, как мы указывали, недостаточно уже ввиду 3...de!

Теперь перейдем к обычному варианту 3. Nс3 Nf6 4. Bg5 Be7 5. е5 Nfd7 6. Bxе7 Qxе7. Тут мы не видим алапинских вариантов.

Чудесные достижения Алапина — отмечу лишь вариант f7—f6 (7. Nb5 Nb6 8. с3 а6 9. Nа3 f6) или стратегически выдающийся маневр Nb8—с6—d8—f7 (после предварительного блокирования пешки f4 посредством f7-f5) с последующим g7—g5, несомненно, являются фундаментом для дальнейших исследований и обходить их молчанием нельзя.

Довольно сурово обращается Тарраш и с остроумной идеей Свенониуса в нормальном варианте: 1. е4 е6 2. d4 d5 3. Nc3 Nf6 4. ed ed, и теперь Bg5, Bd3 и Nge2. Эта система развития кажется очень сильной. Тарраш упоминает о ней только мимоходом.

Из всех его выкладок о французской партии теоретически ценными можно признать разве лишь мнения, высказываемые им при комментировании партий Тарраш — Тейхман (№ 186) и Тарраш — Ловцкий (№ 187). Речь идет об указанной Рубинштейном чисто позиционной трактовке обычного варианта 4. Bg5, при которой белые отказываются от агрессивного положения слона на d3 и «сдают центр», но зато энергично осаждают его фигурами (Nе5 и т.д.) — принципы, весьма мне симпатичные, задолго до этого победоносно воплощенные мною в партиях с Сальве и Левенфишем в Карлсбаде в 1911г. (в варианте 3.е5).

Конечно, скудные афоризмы д-ра Тарраша о правильной стратегии во французской партии не могут нам служить заменой отсутствующих или неточно изложенных в высшей степени важных вариантов I. 3...de!, II. 3.е5, III. Nе6, Алапин, IV. Свенониус.

Обратимся теперь к испанской партии (стр. 1—95). Та же картина! То же преувеличивание значения центра (занятия его пешками) и в связи с этим панический страх перед возможной сдачей его.

Мы отметили уже выше, что такое воззрение зиждется на неполном и ошибочном понимании понятия «центр».

Прямым следствием такого воззрения является и отношение Тарраша к стесненной защите. Ведь последняя легко может привести к сдаче центра, и одного этого достаточно для Тарраша, чтобы сурово осудить ее.

Вереницу «недостаточных» защит в испанской партии на сей раз открывает стейницевский способ игры d7—d6? (вопросительный знак д-ра Тарраша) с ходом а7—а6 или без него. После ходов 1. е4 е5 2. Nf3 Nе6 3. Bb5 а6 4. Bа4 Nf6 5. 0—0 Bе7 6. Rе1 d6 7. Bxс6+ be 8. d4 ed 9. Nxd4 Bd7 Тарраш предпочитает партию белых из-за «более свободной игры», которая якобы может быть использована для всевозможных атак (стр. 11, партия № 8, 8-й ход).

III

Если бы д-р Тарраш не по внешним признакам, как «более свободная игра», судил о внутренней ценности положения, обусловливаемой фактически лишь характерным положением в центре, он никогда не отдал бы предпочтения позиции белых.

Рассмотрим данную позицию в отношении ее внутренней ценности.

Прежде всего отметим: белая пешка — е4, черные пешки — d6, с6, с7. Эта формула характеризует сущность позиции. Мы устанавливаем неоспоримое стремление со стороны черных уничтожить неприятельский центр е4 путем f7—f5 или d6—d5; далее мы видим, что естественной операционной базой для черных является линия е, а для белых — линия d. Черные прочно утвердятся на е5, ведь это — обусловленный наличием пешки d6 опорный пункт для дальнейших операций по линии е! Аналогичному стремлению белых использовать подобным же образом линию d (занять опорный пункт d5) мешает черная пешка с6.

Мы видим отсюда, что черные будут оперировать по линии е с большим эффектом, чем белые по линии d, другими словами, давление черных на белый центр сильнее, чем наоборот.

Кроме того и лишь вскользь отметим, что компактная масса d6, с6 и с7 представляет собой силу, которую можно направить и против неприятельского ферзевого фланга (например, с5 и а5 против пешки b3).

Таким образом, о преимуществе для белых в данном положении не может быть никакой речи, как это убедительно доказывает и течение матчевых партий Ласкера с Яновским и Шлехтером.

Во всяком случае, ясно, что при современных требованиях недостаточно отделываться от этого трудного положения термином «более свободная игра».

В наше время мы стремимся к вытекающему из существа положения глубокому анализу! Термины «более свободная», «более удобная» игра и т.п. нам больше ничего не дают!

Не можем не привести еще и другого яркого примера.

После ходов 1. е4 е5 2. Nf3 Nе6 3. Bb5 а6 4. Bа4 Nf6 5. 0—0 Bе7 6. Rе1 d6 7. с3 Bg4 8. d4 Nd7 9. d5 (Ласкер — Яновский, стр. 43) Тарраш делает следующее чрезвычайно характерное для его воззрений примечание: «Этот ход (d4—d5) почти всегда плох, если черные впоследствии получают возможность начать контратаку ходом f7—f5». Это неверно. Ход f7—f5 можно рассматривать лишь как естественную реакцию на продвижение d4—d5, и он отнюдь не опасен. Маленький анализ сущности позиции немедленно убедит нас в этом.

IV

Ходом d4—d5 белые (совершенно аналогично ходу е4—е5 во французской партии) переносят атаку с е5 на d6 (последует с3—с4—с5), но в то же время они готовы позволить противнику атаковать собственную базу цепи (е4) посредством f7—f5 (соответственно с7—с5 во французской партии).

Ничто не говорит за то, что у белых в результате этой атаки должно получиться невыгодное положение, практика — тоже нет, а по ней д-р Тарраш, хотя и «теоретик», равняется, по-видимому, особенно охотно.

Следствием продвижения d4—d5 в приведенной выше партии было следующее положение.

V

Как мы видим, все операции достигли уже значительного развития: белые готовы к продвижению с4—е5, а черные собираются оперировать по линии f. Открытие последней, однако, единственное, чего добились черные ходом f7—f5. Центр белых — а это главное — нисколько не пострадал. Белые хотя и сдали центр, но конь е4, поддержанный другим конем, вполне заменяет пешку и доминирующе действует по всем направлениям.

То, что Ласкер, в конце концов, проиграл эту партию, ни в какой мере не связано с продвижением d4—d5.

Кстати, по поводу d4—d5; в книге необходимо было привести одну из многих превосходных партий Мароци, в которых он провел следующую тонкую стратегическую идею: на «ужасный» выпад f7—f5 он попросту ответил взятием пешки на f5, да притом еще в момент, когда она была защищена пешкой g6! Возникли пешки е5 и f5, с виду, несомненно, великолепные!

Но они несколько «висели», и этого было достаточно для Мароци, чтобы провести систематическую осаду и уничтожить их!

Остается сказать еще несколько слов о «лучшей защите» 3...а6 4. Bа4 Nf6 5. 0—0 Nxе4 (!). (Восклицательный знак — д-ра Тарраша,) Новинка Шлехтера Nxd4 (после 5...Nxе4 6. d4 b5 7. BbЗ d5 8. а4? Nxd4) действительно поставила под сомнение ценность хода а2—а4, но это далеко еще не решает вопроса о силе избранного белыми способа игры. Сила эта ведь и не должна обязательно проявиться в обладании линией а, а заключается она после 8. de Bе6 в позиции пешки с5. В частности, и Малкин в журнале «Schachwelt» отметил и подкрепил подробными анализами, в какой мере Тарраш переоценивает защиту Nxе4.

В трактовке дебюта четырех коней, к которому мы теперь переходим, мы не находим рубинштейновского варианта 4...Bс5 5. Nxе5 Nd4 (Тарраш — Рубинштейн, Сан-Себастьян, 1912 г.), а также и способа игры, впервые и с успехом примененного Шпильманом против Тарраша в Гамбурге и, вероятно, достаточного для реабилитации варианта Nе6—е7. Далее бросается в глаза минимальное внимание, уделяемое Таррашем разработанному мною варианту 6. Bxс6, хотя он уже завоевал себе всеобщие симпатии (например, Капабланка перенял его у меня).

А теперь к ферзевому гамбиту.

Если в обработке Таррашем испанской и французской партий и Дебюта четырех коней мы кое с чем и не могли согласиться, то тут мы должны в полной мере хвалить. Классификация очень наглядна, суждения отличаются характерной для Тарраша четкостью, да и подбор партий стоит на должной высоте.

Одно лишь неясно: почему Тарраш упорно называет способ игры 1. d4 d5 2. с4 е6 3. Nс3 Nf6, таящий в себе и в настоящее время чрезвычайно много новых возможностей и как раз теперь собирающийся стать снова модным вариантом, почему он упорно называет его «ортодоксальным»?! И почему он, с другой стороны, свой собственный, приводящий к малооживленной игре вариант 3...с5, который в настоящий момент, можно смело сказать, сдан в архив, почему его он объявляет «современным»?!

Я спрашиваю себя: может ли кто-нибудь прельститься вариантом, в котором, как это имеет место в варианте с7-с5 (?), получается изолированная пешка, «застопоренная» по всем правилам искусства,— представьте себе слона на b2,— причем другой слон на g2 уже взял ее на прицел; кому, спрашиваю я, придет охота избрать такой вариант?

Вот наименьшее, чего при скромных требованиях белые легко могут добиться: 1. d4 d5 2. с4 е6 3. Nс3 с5? 4. cd ed 5. Nf3 Nе6 6. g3 Bе6 7. Bg2 Be7 8. 0—0 Nf6, и теперь, если угодно, даже 9. b3,

VI

Может ли кто-нибудь польститься на этот вариант, когда при защите 3...Nf6, теперь весьма современной, но неправильно прозванной Таррашем «ортодоксальной», он без труда получает партию с безопасным развитием, прочным положением и значительной инициативой?

Признание беспомощности аргументов, выдвинутых против 3...Nf6, я усматриваю, между прочим, и в следующем. После 1. d4 d5 2. с4 е6 3. Nс3 Nf6! 4. Bg5 Be7 5. е3 Nbd7 6. Nf3 0—0 возникает позиция, в которой белые, поскольку они выросли на понятиях «свободная игра», «выигрыш темпа», «быстрое развитие», не знают, что им дальше предпринять; 7. Bd3 равносильно после 7...dc потере темпа, 7. Rс1 неуместно по другим причинам, а 7. Qс2 — последняя отговорка — позволяет черным применить солидный способ развития, испытанный Тейхманом в многочисленных партиях: 7...с5 (теперь уместно!) 8. 0—0 Фа5!

Д аже совсем «старинный», но отнюдь не устаревший способ игры b7—b6 имеет свои заслуги, стоит лишь переиграть партию Пильсбери — Шлехтер (Гастингс, 1895 г.).

Очень модны в наши дни и «неправильные» защиты ферзевого гамбита; упоминаю лишь о голландской партии, к которой Тарраш относится несколько пренебрежительно, а также и вариант Хэнема.

Последний у д-ра Тарраша как бельмо на глазу. Он не может оставаться спокойным, видя подчинение мотива свободной фигурной игры (которому он поклоняется) принципу правильной пешечной конфигурации.

Но современная практика опровергает его и тут: в последнее время этот глубокий, хотя и несколько рискованный способ игры нашел себе нового приверженца в лице Капабланки. И напрасно мы перелистали всю «Современную шахматную партию», классической для «Хэнема», образцовой партии Тейхман — Нимцович (Сан-Себастьян, 1911 г.), вошедшей во все учебники, мы там не нашли.

В заключение еще несколько слов о защите Каро-Канн и о скандинавской партии.

Защиту Каро-Канн Тарраш объявляет «определенно неправильной», так как 1...с6 ничего не «дает для развития» (стр. 362), то есть снова тот же излюбленный Таррашем старомодный и малопригодный критерий для оценки дебютов.

В ходе 1...с6, заключен честолюбивый план — доказать, что е2—е4 преждевременно; по крайней мере, это тот глубокий план, который кладу в основу этого дебюта я. Осознали ли полностью сами изобретатели этой защиты значение хода 1...с6, я решать не берусь: несомненно лишь то, что у этой защиты есть будущность.

Достаточно вспомнить хотя бы мою порывающую с традициями новинку: 1. е4 с6 2. d4 d5 3. е5 Bf5 4. Bd3 Bxd3 5. Qxd3 е6 6. Nf3 Qb6 7. 0—0 (см. диагр. VII) Qа6, то есть отказ от прочно укоренившегося в течение десятилетий с6—с5 в целях полного использования слабых (после размена слона d3) белых полей, чтобы убедиться в том, насколько богат Каро-Канн дальнейшими возможностями развития! Обо всем этом у д-ра Тарраша ни слова.

VII

Иллюстрируя защиту Каро-Канн всего лишь тремя партиями, Тарраш считает возможным привести десять примеров к скандинавской партии. Одного уже было бы достаточно, именно партии Рубинштейн — Бернштейн (Сан-Себастьян, 1911 г.), в которой Рубинштейн, следуя ласкеровскому рецепту, разгромил защиту 1...d5 раз и навсегда! Но, к сожалению, именно этой-то партии и нет.

Интересно сравнить защиту Каро-Канн со скандинавской; обе направлены против е4, но в то время как в Каро-Канне подготовительный ход с7—с6 сперва придает продвижению d7—d5 необходимую силу, в скандинавской, чтобы не терять «темпа» (!), сразу следует 1...d5 с тем результатом, что черные получают свободную, правда, но проигранную партию!

Итак, мы на целом ряде разнообразных начал познакомились с воззрениями д-ра Тарраша. Мы имели случай любоваться его «прямолинейностью», доходящей как и в «300 шахматных партиях» подчас до классицизма; но мы видели также, как эта же прямолинейность приводит его к заключениям, зачастую неглубоким, вытекающим из чисто внешних признаков.

В частности, мы нашли, что его узкоограниченное понимание стратегии центра не соответствует современным воззрениям, как не соответствует им и обычное для него пренебрежительное отношение к пешечной конфигурации (особенно в центре), которой характеризуется позиция, больше того — которой позиция только и создается. С этой точки зрения мы должны были отклонить и его лозунги: «свободная игра», «стесненная защита» и т. п., ибо они задерживают естественное развитие шахматной философии. Особенно пришлось нам подчеркнуть, что никогда и ни при каких обстоятельствах мы не согласимся со взглядом д-ра Тарраша, будто бы центр «сдан», если на срединных полях убавилось количество пешек.

Если не считать этих недостатков, книга дает много ценного. С выходом в свет «Современной шахматной партии» шахматная литература обогатилась книгой хотя и безусловно не современной, но все же очень интересной и заслуживающей серьезного внимания. В особенности начинающий в позиционной игре может под влиянием таррашевской прямолинейности окрепнуть, но и знаток несомненно почерпнет в новом труде Тарраша много ценных и интересных идей.