2015-02-18
757
В предшествующем изложении мы свели вопрос о
фальсифицируемос-ш теорий к вопросу о фальсифици-
руемости тех сингулярных высказываний, которые я на-
звал базисными. К какому же виду сингулярных выска-
зываний относятся базисные высказывания? Как можно
их фальсифицировать? Возможно, для исследователя-
практика такого рода вопросы не представляют интере-
са. Однако связанные с этой проблемой неясности и
недоразумения заставляют нас обсудить ее более по-
дробно.
25. Чувственный опыт
как эмпирический базис: психологизм
Учение о сводимости эмпирических наук к восприя-
тиям наших органов чувств, и, следовательно, к нашему
чувственному опыту, является таковым, что многими
оно принимается просто на веру, как очевидное. Однако
это учение непосредственно связано с индуктивной ло-
гикой и поэтому отвергается нами вместе с нею.
При этом я вовсе не хочу сказать, что во взгляде, со-
гласно которому математика и логика основываются на
мышлении, а фактуальные науки —на чувственных вос-
|
|
|
приятиях, не имеется зерна истины. Однако то, что в
нем есть истинного, почти не оказывает влияния на
рассмотрение интересующей нас эпистемологической
проблемы. И действительно, вряд ли какая-нибудь дру-
гая эпистемологическая проблема так сильно пострада-
ла от смешения психологии и логики, как проблема ба-
зиса высказываний об опыте.
Немногих мыслителей проблема базиса опыта
волновала столь глубоко, как Фриза [28]. По его уче-
нию, если мы хотим избежать догматического принятия
научных высказываний, то должны уметь их оправды-
вать. Если к тому же мы требуем оправдания основа-
тельными в логическом смысле аргументами, то нам
придется принять воззрение, согласно которому выска-
зывания могут быть оправданы только при помощи вы-
сказываний. В результате требование логического оправ-
дания всех высказываний (характеризуемое Фризом как
«пристрастие к доказательствам») необходимо ведет к
бесконечному регрессу. Если же мы желаем избежать
и опасности догматизма, и угрозы бесконечного регрес-
са, то единственно возможным выходом для нас ока-
зывается обращение к психологизму, то есть к учению
о том, что высказывания могут быть оправданы не толь-
ко при помощи высказываний, но также и посредством
чувственного опыта. Столкнувшись с такой трилеммой:
или догматизм, или бесконечный регресс, или психоло-
гизм ·— Фриз, а вместе с ним почти все эпистемологи,
стремящиеся объяснить наше эмпирическое знание, вы-
брали психологизм. По мысли Фриза, в процессе чув-
ственного опыта мы получаем «непосредственное зна-
|
|
|
ние» (ср., например, [47, с. 102]), которое позволяет
нам оправдывать наше «опосредованное знание», то
есть знание, выраженное при помощи символов неко-
торого языка. Это же опосредованное знание включает,
конечно, и высказывания науки.
Обычно при исследовании этой проблемы не захо-
дят так далеко. В эпистемологических учениях сенсуа-
лизма и позитивизма положение о том, что эмпириче-
ские научные высказывания «говорят о нашем чувствен-
ном опыте»1, считается само собой разумеющимся. Дей-
ствительно, как же мы можем приобрести знание о
фактах, если не через чувственное восприятие? Само
по себе человеческое мышление не может прибавить ни
йоты к нашему знанию мира фактов. Таким образом,
чувственный опыт должен быть единственным «источни-
ком знания» для всех эмпирических наук. Все, что мы
знаем о мире фактов, должно, следовательно, быть вы-
разимо в форме высказываний о нашем чувственном
опыте. Какого цвета этот стол — голубого или зелено-
го,— можно установить, только обратившись к нашему
1 Я здесь почти дословно следую изложению Франка и Гана (см.
Далее разд. 27).
чувственному опыту. Выражаемое в таком опыте не-
посредственное чувство убежденности позволяет нам
отличить истинное высказывание, термины которого
соответствуют опыту, от ложного высказывания, терми-
ны которого не соответствуют ему. Наука в таком слу-
чае есть просто попытка классифицировать и описывать
такое перцептивное знание, те непосредственные вос-
приятия, в истинности которых мы не можем сомне-
ваться; иначе говоря, наука — это систематическое пред-
ставление наших, непосредственных убеждений.
Это учение, по моему мнению, терпит крах при рас-
смотрении проблем индукции и универсалий. Мы про-
сто не можем сформулировать научное высказывание,
которое не выходило бы далеко за пределы того, что с
достоверностью может быть познано «на основе непо-
средственного чувственного опыта». (Этот факт может
быть назван «трансцендентностью, внутренне при-
сущей любому описанию».) В каждом описании исполь-
зуются универсальные имена (символы, понятия); каж-
дое высказывание по своему характеру является тео-
рией, гипотезой. Высказывание «Здесь имеется стакан
воды» нельзя опытным путем верифицировать при по-
мощи наблюдения. Причина этого состоит в том, что
входящие в это высказывание универсалии не могут
быть соотнесены с каким-либо специфическим чувствен-
ным опытом. («Непосредственное восприятие» только
однажды дано «непосредственно», оно уникально.)
При помощи слова «стакан» мы, к примеру, обозначаем
физические тела, демонстрирующие определенное зако-
носообразное поведение; то же самое справедливо и для
слова «вода». Универсалии не могут быть сведены к
классам восприятий, они не могут быть «составлены»2.
26. О так называемых «протокольных предложениях»
Обсуждавшееся в предыдущем разделе воззрение,
которое я назвал «психологизмом», до сих пор, как
мне представляется, служит опорой современной теории
эмпирического базиса, даже если ее защитники и не
говорят о восприятиях и чувственном опыте, а вместо
этого — о «предложениях», которые представляют чув-
2 Ср. прим. 4 в гл. IV и относящийся к нему текст. * Термин
«составленный» («constituted») принадлежит Карнапу.
ственный опыт. Такие предложения названы Нейратом
и Карнапом [54; 11; 12] протокольными предложе-
ниями3.
До них подобной теории ранее придерживался Рай-
нингер. В качестве отправной точки ему послужил во-
прос: в чем заключается соответствие или.согласие
между высказыванием, с одной стороны, и фактом или
положением дел, которое оно описывает, — с другой?
Он пришел к заключению, что высказывания могут
сравниваться только с высказываниями. Согласно это-
|
|
|
му взгляду, соответствие некоторого высказывания фак-
ту есть не что иное, как логическое соответствие между
высказываниями, принадлежащими разным уровням
универсальности. Иначе говоря, это «соответствие вы-
сказываний более высокого уровня другим высказыва-
ниям со сходным содержанием и в конечном итоге вы-
сказываниям, регистрирующим восприятия» [80, с. 134].
(Их Райнингер иногда называет «элементарными вы-
сказываниями» [80, с. 132].)
Карнап начинает с несколько иного вопроса. Выдви-
гаемый им тезис заключается в том, что все философ-
ские исследования имеют дело с «формами речи» [11,
с. 435]. Логика науки должна исследовать «формы
языка науки» [13, с. 228]. Она говорит не о (физиче-
ских) «объектах», а о словах, не о фактах, а о пред-
ложениях. Этому правильному, «формальному способу
речи» Карнап противопоставляет обычный или, как он
его называет, «материальный способ речи». Во избежа-
ние путаницы материальный способ речи следует ис-
пользовать только в тех случаях, когда имеется воз-
можность перевести его в правильный, формальный спо-
соб речи.
Это воззрение, с которым я могу согласиться, ведет
далее Карнапа (как и Райнингера) к утверждению о
том, что в логике науки нам не следует говорить о про-
верке предложений при помощи сравнения их с поло-
жениями дел или чувственным опытом; в логике науки
можно говорить только о проверке предложений путем
их сравнения с другими предложениями. И тем не ме-
нее Карнап в действительности остается верным основ-
ным идеям психологического подхода к рассматриваемой
проблеме. Все, что он делает, состоит в переводе этих
Этот термин предложен Нейратом (см., например, [54, с. 393]).
идей в «формальный способ речи». Оп говорит, что
предложения науки проверяются «при помощи прото-
кольных предложений» [11, с. 437], но, поскольку эти
последние понимаются как высказывания или предло-
жения, «которые не нуждаются в подтверждении, а
служат базисом для всех других предложений науки»,
все это сводится — в терминах обычного, «материаль-
|
|
|
ного» способа речи — к утверждению о том, что про-
токольные предложения относятся к «данному» — к
«чувственным данным». Протокольные предложения
(как указывает сам Карнап) описывают «содержание
непосредственного опыта или феномены и, следователь-
но, простейшие познаваемые факты» [11, с. 438]. Ска-
занное достаточно четко показывает, что теория прото-
кольных предложений есть не что иное, как психоло-
гизм, переведенный в формальный способ речи. Почти
то же самое можно сказать и о воззрениях Нейрата
[55]4. Он требует, чтобы такие слова, как «восприни-
мать», «видеть» и т. п., входили в протокольные пред-
ложения вместе с полным именем его автора. Прото-
кольные предложения, как указывает сам термин, долж-
ны быть записями или протоколами непосредственных
наблюдений или восприятий.
Подобно Райнингеру [80, с. 133], Нейрат утверж-
дает, что перцептивные высказывания, регистрирующие
чувственный опыт, то есть протокольные предложения,
не являются непреложными, а напротив, иногда могут
отбрасываться. Он выступает [55, с. 209] против воз-
зрения Карнапа (впоследствии пересмотренного послед-
ним [13]5), согласно которому протокольные предложе-
ния являются окончательными и не нуждаются в под-
тверждении. Однако, в то время как Райнингер описы-
вает метод проверки «элементарных» высказываний, ес-
ли относительно них возникают сомнения, при помощи
других высказываний, а именно — метод выведения и
проверки следствий, Нейрат не предлагает такого мето-
да. Он только замечает, что мы имеем право или «вы-
черкнуть» противоречащее некоторой системе протоколь-
ное предложение, или «принять его и модифицировать
4 Нейрат привадит следующий пример: «Полное протокольное
предложение имеет следующий вид: {Протокол Отто в 3 ч. 17 мин.
[Акт мышления-речи Отто имел место в 3 ч. 16 мин.: (в комнате
в 3 ч. 15 мин. стоял стол, который наблюдался Отто)]}».
5 Ср. прим. 12 к этой главе.
систему таким образом, чтобы при добавлении этого
предложения она осталась бы непротиворечивой».
Воззрение Нейрата, согласно которому протоколь-
ные предложения не являются непреложными, пред-
ставляет, по моему мнению, значительный шаг вперед.
Однако, кроме замены восприятий высказываниями о
восприятиях (что само по себе есть только перевод в
формальный способ речи), тезис о возможности пере-
сматривать протокольные предложения является един-
ственным предложенным Нейратом продвижением впе-
ред по сравнению с (восходящей к Фризу) теорией не-
посредственности перцептивного знания. Конечно, это
шаг в правильном направлении, однако он никуда не
ведет, если за ним не следует другой шаг: нам необхо-
димо некоторое множество правил, ограничивающих
произвольность «вычеркивания» (а также и «принятия»)
протокольных предложений. Нейрат не формулирует
никаких правил такого типа и тем самым невольно вы-
брасывает за борт эмпиризм, поскольку без таких пра-
вил эмпирические высказывания становятся неотличи-
мыми от высказываний любого другого рода. Любая
система может быть оправданной, если кому-либо до-
зволяется (а по Нейрату, это право предоставляется
всем) просто «вычеркнуть» мешающее ему протоколь-
ное предложение. Действуя таким образом, можно не
только в соответствии с принципами конвенционализма
спасти любую систему, но можно при наличии достаточ-
ного запаса протокольных предложений даже подтвер-
дить ее, -используя показания свидетелей, которые за-
свидетельствовали или запротоколировали то, что они
видели и слышали. Нейрат избегает одной из форм
догматизма, но в то же время позволяет любой про-
извольной системе утвердить себя в качестве «эмпири-
ческой науки».
Таким образом, не так легко установить, какая роль
в нейратовской схеме отводится протокольным предло-
жениям. В первоначальных воззрениях Карнапа систе-
ма протокольных предложений была тем пробным кам-
нем, при помощи которого следовало решать судьбу
любого утверждения эмпирической науки. Именно по-
этому протокольные предложения и должны были быть
«неопровержимыми». Только протокольные предложения
могут опровергать другие предложения (конечно, пред-
ложения, отличные от них самих). Если же они ли-
9-913 129
шаются этой функции и сами могут быть опровергнуты
теориями, то для чего же они вообще нужны? Посколь-
ку Нейрат не пытается решать проблему демаркации,
представляется, что его идея протокольных предложе-
ний является только реликтом, пережившим свой век
памятником традиционному воззрению, согласно кото-
рому эмпирическая наука начинается с восприятий.
27. Объективность эмпирического базиса
Я предлагаю рассматривать науку с несколько иной
точки зрения, чем та, которая характерна для различ-
ных психологистических школ. Я хочу провести четкую
разграничительную линию между объективной наукой,
с одной стороны, и «нашим знанием» — с другой.
Я готов допустить, что только наблюдение может
дать нам «знание о фактах» и что (по словам Гана)
мы можем «узнавать о фактах только при помощи на-
блюдения» [32, с. 19, 24]. Однако такое осознание,
такое наше знание не оправдывает и не устанав-
ливает истинности ни одного высказывания. Я не ду-
маю, следовательно, что вопрос «на чем основывается
наше знание или, точнее говоря, как я, получив вос-
приятие S, могу оправдать мое описание его и оградить
это описание от сомнений?»6 является тем вопросом,
который должна задавать эпистемология. Эпистемология
не занимается этим вопросом и в том случае, если мы
заменим термин «восприятие» на «протокольное предло-
жение». С моей точки зрения, вопрос, который должна
задавать эпистемология, звучит скорее так: как мы про-
веряем высказывания по их дедуктивным следствиям?*7
И какого рода следствия мы можем отобрать для этой
цели, учитывая, что они в свою очередь, должны быть
интерсубъективно проверяемы?
К настоящему времени такого рода объективный и
непсихологический подход завоевал достаточно широкое
признание по отношению к логическим, или тавтологи-
ческим, высказываниям. А ведь еще не так давно логи-
ка считалась наукой о мыслительных процессах и их
законах —законах нашего мышления. С этой точки зре-
6 Ср., например, работу Карнапа [9, с. 15]. —Курсив мой.
*7 В настоящее время я сформулировал бы этот вопрос следую-
щим образом: каковы наилучшие способы критики наших теорий (ги-
потез, догадок), а не защиты их против сомнений? Конечно, провер-
ка, с моей точки зрения, всегда была частью критики.
ния для логики не находилось другого оправдания, кро-
ме принятия предположения о том, что мы просто
неспособны мыслить иначе. Логический вывод считал-
ся оправданным, потому что он воспринимался как не-
обходимость мышления, как чувство вынужденности
мыслить определенным образом. Теперь в области ло-
гики такой психологизм, пожалуй, является дел'ом про-
шлого. Сегодня никому не придет в голову оправдывать
правильность логического вывода или ограждать его от
сомнений, написав рядом с ним на полях следующее
протокольное предложение: «Протокол: Сегодня, про-
веряя данную цепочку выводов, я испытал острое чув-
ство убежденности».
Однако, как только мы переходим к эмпирическим
высказываниям науки, положение резко меняется.
В этой сфере все убеждены, что эмпирические высказы-
вания основываются на отдельных актах нашего чув-
ственного опыта, таких, как восприятия, или, исполь-
зуя формальный способ речи, на протокольных предло-
жениях. Большинство людей, конечно, понимает, что
любая попытка обосновывать логические высказывания,
исходя из протокольных предложений, есть проявление
психологизма. Но тем не менее при переходе к эмпири-
ческим высказываниям такой способ рассуждения вы-
ступает в наше время под именем «физикализма». Од-
нако я думаю, что и высказывания логики, и высказыва-
ния эмпирической науки находятся в одинаковом поло-
жении. Наше знание, которое может быть несколько
неопределенно описано в виде системы диспозиций и
поэтому представлять интерес для психологии, и в том
и в другом случае может сопровождаться чувством
уверенности или убежденности. Это может быть в од-
ном случае чувство вынужденности мыслить определен-
ным образом, в другом — чувство «перцептивной уве-
ренности». Однако подобные соображения представ-
ляют интерес только для психолога. Они даже не за-
трагивают проблем логических связей между научны-
ми высказываниями — единственное, что интересует
эпистемолога.
(Существует широко распространенное убеждение в
том, что высказывание «Я вижу, что стоящий здесь
стол бел» с точки зрения эпистемологии обладает неко-
торыми важными преимуществами по сравнению с вы-
сказыванием «Стоящий здесь стол бел». Однако с точ-
9* 131
ки зрения оценки применимых к нему возможных объ-
ективных проверок первое высказывание, в котором
речь идет обо мне, представляется не более надежным,
чем второе, говорящее о стоящем здесь столе.)
Существует только один способ убедиться в правиль-
ности цепочки логических рассуждений. Состоят он в
преобразовании этой цепочки в форму, в которой она
наиболее легко проверяема. Мы разбиваем эту цепоч-
ку на множество мелких шагов, каждый из которых
легко проверить любому человеку, который владеет ма-
тематическим или логическим методом преобразования
предложений. Если же и после этого у кого-нибудь еще
остаются сомнения, то мы можем попросить его указать
ошибку в каком-либо из шагов доказательства или по-
размыслить надо всем этим еще раз. В отношении эмпи-
рической науки положение во многом сходно. Любое
эмпирическое научное высказывание можно представить
(описывая ход эксперимента и т. п.) таким образом,
чтобы каждый, кто знает соответствующую методику,
мог проверить его. И если в результате он отвергнет
данное высказывание, то мы не будем удовлетворены,
если он при этом сошлется только на испытываемое им
чувство сомнения или чувство убежденности, основы-
вающееся на его восприятиях. Напротив, он должен
сформулировать утверждение, противоречащее нашему
высказыванию, и указать, как его можно проверить.
Если же он не сумеет этого сделать, то нам не остает-
ся ничего иного, как попросить его еще раз, и возмож-
но более тщательно, понаблюдать за нашим экспери-
ментом и вновь поразмыслить обо всем этом.
Утверждение, которое по своей логической форме не
является проверяемым, в лучшем случае может функ-
ционировать внутри науки как стимул — оно способно
выдвигать ту или иную проблему. Из области логики и
математики в качестве иллюстрации такой ситуации
можно назвать проблему Ферма, а из области истории
природы — сообщения о морских змеях. Наука не ут-
верждает, что указанные сообщения безоснователь-
ны: что Ферма ошибался, а все сообщения о наблю-
давшихся морских змеях являются ложью. Она просто
откладывает свое суждение по поводу этих утвержде-
ний8.
Ср. наши замечания об «оккультных эффектах» в разд. 8.
Науку можно рассматривать с самых различных то-
чек зрения, а не только с точки зрения эпистемологии.
Так, мы можем рассматривать ее как биологический
или социологический феномен. Как таковая она могла
бы быть описана в качестве орудия или инструмента,
сравнимого, пожалуй, с некоторыми механизмами, ис-
пользуемыми в промышленности. Наука может рас-
сматриваться и как средство производства — как но-
вейшее достижение в «побочном производстве»9. Даже
с этой точки зрения наука не более тесно связана с «на-
шим опытом», чем другие орудия или средства произ-
водства. И даже если мы будем рассматривать науку
как средство удовлетворения наших интеллектуальных
потребностей, то ее связь с нашим чувственным опытом
не будет в принципе отличаться от аналогичной связи
с ним любой другой объективной структуры. Не будет
неправильным, конечно, утверждение о том, что наука
является «инструментом», предназначенным «на осно-
вании непосредственного или данного чувственного
опыта предсказывать последующий опыт и даже, на-
сколько это возможно, контролировать его» [26, с. I]*10,
Однако я не думаю, что такие утверждения об опыте
проясняют нашу проблему. Вряд ли они достигают цели
в большей степени, чем, скажем, неошибочное описание
буровой вышки посредством утверждения о том, что
она предназначена давать нам определенные восприя-
тия — не нефть, а скорее вид и запах нефти, не деньги,
а скорее чувство обладания деньгами.
28. Базисные высказывания
Я уже кратко упоминал о той роли, которую базис-
ные высказывания играют в рамках защищаемой мною
эпистемологической теории. Мы нуждаемся в них для
того, чтобы решить, следует ли некоторую теорию назы-
вать фальсифицируемой, то есть эмпирической (см.
разд. 21). Нуждаемся мы в них и для подкрепления
фальсифицирующих гипотез, а значит, и для фальсифи-
кации теорий (см. разд. 22).
Базисные высказывания, как было сказано ранее,
должны удовлетворять следующим условиям: (а) из
9 Этот термин («Produktionsumweg») принадлежит Бём-Баверку.
*10 Об инструментализме см. прим. *1 к гл. III.
универсального высказывания без начальных условий
нельзя вывести ни одного базисного высказывания*1 1,
(Ь) универсальное высказывание и базисное высказы-
вание могут противоречить друг другу. Условие (Ь)
может быть выполнено, только если имеется возмож-
ность вывести отрицание базисного высказывания из
той теории, которой это высказывание противоречит.
Отсюда и из условия (а) следует, что базисное высказы-
вание должно иметь такую логическую форму, чтобы
его отрицание в свою очередь не могло бы быть базис-
ным высказыванием.
*" Когда я писал это, я считал достаточно очевидным, что из
одной теории Ньютона без начальных условий нельзя вывести ни од-
ного высказывания, имеющего свойства высказывания наблюдения
(и, следовательно, конечно, ни одного базисного высказывания).
К. несчастью, оказалось, что этот факт и его следствия, относящиеся
к проблеме высказываний наблюдения, или «базисных высказываний»,
не были в достаточной мере оценены некоторыми из критиков моей
книги. Поэтому я считаю необходимым дополнительно высказать
здесь несколько замечаний.
Прежде всего, чистое всеобщее высказывание, скажем «Все ле-
беди белые», не имеет никаких наблюдаемых следствий. Это легко
заметить, если поразмыслить над фактом, что высказывания «Все
лебеди белые» и «Все лебеди черные», конечно, не противоречат друг
другу, но из них, взятых вместе, просто следует, что лебедей не
существует. Последнее, очевидно, не является высказыванием наблю-
дения и даже не может быть «верифицировано». (Односторонне
фальсифицируемое высказывание типа «Все лебеди белые», кстати,
имеет ту же логическую форму, что и высказывание «Не существу-
ет лебедей», поскольку оно эквивалентно высказыванию «Не сущест
вует небелых лебедей».)
Согласившись со сказанным, мы сразу же увидим, что сингу-
лярные высказывания, которые могут быть выведены из чисто уни-
версальных высказываний, не могут быть базисными. Я имею в виду
высказывания типа: «Если существует лебедь в месте k, то сущест-
вует белый лебедь в месте /г» (или, иначе говоря, «В месте k либо не
существует лебедей, либо существует белый лебедь»). Вместе с тем
мы сразу же замечаем, почему эти «подстановочные высказывания»
(как их можно назвать) не являются базисными высказываниями
Причина заключается в том, что эти подстановочные высказывания
не могут играть роли проверочных, высказываний (или потенциальных
фальсификаторов), а именно эту роль, как мы предполагаем, долж-
ны играть базисные высказывания. Если бы мы рассматривали под-
становочные высказывания в качестве проверочных высказываний, то
мы бы получили для каждой теории (и, следовательно, для высказы-
ваний «Все лебеди белые» и «Все лебеди черные») огромное (в дейст-
вительности бесконечное) число верификаций, поскольку в качестве
факта мы приняли бы, что в большей части мира вообще не существует
лебедей.
Поскольку «подстановочные высказывания» выводимы из уни-
Мы уже встречались с высказываниями, логическая
форма которых отличается от логической формы их от-
рицаний. Это — универсальные и экзистенциальные вы-
сказывания; они являются отрицаниями друг друга и
различаются по своей логической форме. Сингулярные
высказывания могут быть образованы аналогичным об-
разом. Так, высказывание «Существует ворон в про-
странственно-временной области k» отлично не только
по лингвистической, но и по своей логической форме от
высказывания «Не существует воронов в пространствен-
но-временной области k». Высказывания вида «Суще-
ствует то-то и то-то в области k» или «Такое-то и та-
кое-то событие имеет место в области k» (см. разд. 23)
могут быть названы «сингулярными экзистенциальными
высказываниями», или «сингулярными высказываниями
о существовании». А высказывания, которые получаются
при отрицании последних, например «Не существует то-
го-то и того-то в области k» или «Событие такого-то и
такого-то рода не имеет места в области k», можно на-
звать «сингулярными неэкзистенциальными высказыва-
ниями» или «сингулярными высказываниями о несущест-
вовании».
Теперь мы можем сформулировать еще одно правило
для базисных высказываний: базисные высказывания
имеют форму сингулярных экзистенциальных высказы-
ваний. Это правило означает, что базисные высказы-
вания выполняют условие (а), поскольку сингулярное
экзистенциальное высказывание никогда не может быть
выведено из строго универсального высказывания, то
есть из строгого высказывания о несуществовании. Они
также выполняют условие (Ь) — это совершенно ясно
из того факта, что из каждого сингулярного экзистен-
версальных, их отрицания должны быть потенциальными фальсифи-
каторами, и такие отрицания, следовательно, могут быть базисными
высказываниями (конечно, в том случае, если выполняются условия,
которые будут сформулированы нами далее). Подстановочные же
высказывания vice versa имеют форму отрицания базисных высказы-
ваний (см. также прим. *9 в гл. X). Интересно отметить, что базис-
ные высказывания (которые слишком определенны для того, чтобы
быть выводимыми из одних только универсальных законов) имеют
большее информативное содержание, чем их подстановочные отри-
цания; это означает, что содержание базисных высказываний пре-
восходит их логическую вероятность (поскольку оно должно превы-
Таковы некоторые соображения, лежащие в основе моей теории
логической формы базисных высказываний (см. также [71, с. 386]).
циального высказывания можно вывести чисто экзи-
стенциальное высказывание, просто опустив все указа-
ния на какую-либо конкретную пространственно-времен-
ную область. Чисто же экзистенциальное высказывание
действительно может противоречить той или иной
теории.
Следует заметить, что конъюнкция двух базисных
высказываний p и г, не противоречащих друг другу, в
свою очередь является базисным высказыванием. Иног-
да мы даже можем получить базисное высказывание,
присоединяя одно базисное высказывание к другому
высказыванию, не являющемуся базисным. Например,
можно построить конъюнкцию базисного высказыва-
ния г— «Существует стрелка прибора в месте и» с син-
гулярным высказыванием о несуществовании с —
«Не существует движущейся стрелки прибора в месте
k», поскольку очевидно, что конъюнкция г-р («г и не-р»)
двух этих высказываний эквивалентна сингулярному
экзистенциальному высказыванию «Существует по-
коящаяся стрелка прибора в месте и». Отсюда следует,
что если нам дана теория t и начальные условия г, из
которых мы выводим предсказание р, то высказывание
г-р будет представлять собой фальсификатор теории и,
следовательно, являться базисным высказыванием.
(С другой стороны, условное высказывание г — >р, то
есть «Если г, то р», уже не является базисным, по-
скольку оно эквивалентно отрицанию базисного выска-
зывания, а именно отрицанию г-р.}
Таковы формальные требования к базисным выска-
зываниям, которые выполняются всеми сингулярными
экзистенциальными высказываниями. В дополнение к
перечисленным требованиям базисное высказывание
должно также выполнять одно материальное требова-
ние, относящееся к событию, которое, как утверждает-
ся в базисном высказывании, совершается в месте k.
Это событие должно быть «наблюдаемым», то есть ба-
зисное высказывание должно быть интерсубъективно
проверяемым посредством «наблюдения». Поскольку
базисные высказывания являются сингулярными вы-
сказываниями, это требование может, очевидно, отно-
ситься только к наблюдателям, которые соответствую-
щим образом размещены в пространстве и времени
(этот тезис я не буду обсуждать более подробно).
, После сказанного, несомненно, может возникнуть
впечатление, что, требуя наблюдаемости, я в конце кон-
цов позволил психологизму незаметно проскользнуть в
мою теорию. Однако это не так. Конечно, можно ин-
терпретировать понятие наблюдаемое событие в психо-
логическом смысле. Однако я использую это понятие в
таком смысле, который позволяет заменить его ira поня-
тие «событие, характеризующееся положением и дви-
жением макроскопических физических тел». Говоря бо-
лее точно, мы можем требовать, чтобы каждое базис-
ное высказывание являлось или высказыванием об от-
носительном положении физических тел, или было бы
эквивалентно некоторому базисному высказыванию та-
кого «механистического», или «материалистического»,
рода. (То, что это допущение практически реализуемо,
обусловлено тем фактом, что интерсубъективно прове-
ряемая теория является также и интерсенсуально
проверяемой [11, с. 445]. Иначе говоря, проверки, осно-
ванные на восприятии одного из наших органов чувств,
можно в принципе заменить проверками, основанными
на других органах чувств.) Таким образом, обвинение
в том, что, обращаясь к наблюдаемости, я украдкой
вновь допустил психологизм, имеет не больше силы, чем
обвинение в том, что я впал в механицизм, или мате-
риализм. Это показывает, что моя теория в действи-
тельности совершенно нейтральна и что на нее не стоит
наклеивать ни один из этих ярлыков. Все это я говорю
только для того, чтобы спасти термин «наблюдаемый» —
в том смысле, как я использую его, — от позорного пятна
психологизма. (Наблюдения и восприятия могут иметь
психологический характер, но наблюдаемость не имеет
такого характера.) Я не собираюсь определять терми-
ны «наблюдаемый» или «наблюдаемое событие», хотя
вполне готов разъяснить их при помощи как психологи-
ческих, так и механистических примеров. Я считаю, что
эти термины следует вводить как неопределяемые тер-
мины, которые становятся достаточно точными в ходе
их использования, то есть как некоторые исходные по-
нятия, использованию которых эпистемолог должен на-
учиться во многом так же, как он должен научиться
использованию термина «символ», или как физик — ис-
пользованию термина «точечная масса».
Таким образом, используя материальный способ речи,
мы можем сказать, что базисные высказывания являют-
ся высказываниями, утверждающими, что наблюдаемое
событие происходит в некоторой конкретной области
пространства и времени. Различные термины, исполь-
зуемые в этом определении, за исключением исходного
термина «наблюдаемое», достаточно точно были разъяс-
нены в разд. 23; термин «наблюдаемое» является неоп-
ределяемым, но, как мы.только что убедились, он также
может быть разъяснен довольно точно.
29. Относительность базисных высказываний.
Решение трилеммы Фриза
Каждая проверка теории, заканчивающаяся ее под-
креплением или ее фальсификацией, должна остановить-
ся на том или ином базисном высказывании, которое
мы решаем принять. Если мы не придем к какому-либо
решению по этому вопросу и не примем то или иное
базисное высказывание, то такая проверка не даст ни-
какого результата. Однако с логической точки зрения
ситуация в ходе проверки никогда не складывается так,
чтобы вынудить нас остановиться на данном конкрет-
ном базисном высказывании, а не на другом, или за-
ставить нас вообще прекратить проверку. Дело в том,
что любое базисное высказывание в свою очередь снова
может быть подвергнуто проверкам с использованием
в качестве пробного камня любого базисного высказы-
вания, выводимого из первого с помощью некоторой
теории (либо той, которая проверяется, либо другой).
Эта процедура не имеет естественного конца12. Таким
образом, для того чтобы проверка привела к опреде-
ленному результату, нам ничего не остается, как оста-
12 Ср. [13, с. 224]. Я могу принять содержащееся в этой работе
Карнапа сообщение о моей теории, за исключением нескольких не
слишком важных деталей. К ним относятся, во-первых, карнаповское
предположение о том, что базисные высказывания (называемые Кар-
напом «протокольными высказываниями») являются исходными эле-
ментами, из которых строится наука; во-вторых, его замечание
(с. 225), что протокольные высказывания могут быть подтверждены
«с такой-то и такой-то степенью достоверности», и, в-третьих, мнение
Карнапа о том, что «высказывания о восприятиях» составляют «рав-
ноценные связи в цепи» и что именно к этим высказываниям о вос-
приятии мы «обращаемся в критических случаях» (ср. цитату в тек-
сте перед прим. *13). Я хочу воспользоваться предоставившейся мне
возможностью для того, чтобы поблагодарить Карнапа за содержа-
щийся в рассматриваемой его статье благоприятный отзыв о моей
неопубликованной работе.
новиться на том или ином ее шаге и заявить, что на не-
которое время мы удовлетворены.
Нетрудно заметить, что в результате мы приходим
к такой процедуре проверки, в соответствии с кото-
рой мы в ходе проверки останавливаемся только на та-
ком высказывании, которое особенно легко проверить.
Это означает, что мы останавливаемся именно на тех
высказываниях, относительно принятия или отбрасыва-
ния которых наиболее вероятно достижение согласия
между разными исследователями. Если же исследовате-
ли не придут к согласию по этому вопросу, то они
просто продолжат проверки или даже могут начать их
вновь. Если же и это не приведет ни к какому резуль-
тату, то тогда мы можем сказать, что рассматриваемые
высказывания не являются интерсубъективно проверяе-
мыми или что анализируемые нами события в конеч-
ном итоге не являются наблюдаемыми. Если бы однаж-
ды для ученых, занимающихся наблюдениями, оказа-
лось более невозможным прийти к согласию относи-
тельно базисных высказываний, то это было бы равно-
сильно признанию негодности языка как средства уни-
версальной коммуникации. Это было бы равносильно
новому вавилонскому столпотворению, которое свело
бы научное исследование к абсурду. В этом новом Ва-
вилоне устремляющееся ввысь здание науки вскоре
превратилось бы в руины.
Аналогично тому как логическое доказательство до-
стигает убедительной формы только тогда, когда глав-
ная работа позади и все его шаги можно легко прове-
рить, так и мы останавливаемся на базисных высказы-
ваниях, которые легко проверить, только после того, как
наука закончит свой труд дедукции и объяснения. Вы-
сказывания о чувственном опыте отдельной личности,
то есть протокольные предложения, несомненно, не от-
носятся к высказываниям такого рода. Поэтому они не
подходят для роли высказываний, на которых мы оста-
навливаем наши проверки. Конечно, нам приходится в
ходе исследования использовать отчеты или протоколы,
подобным актам о выполненных проверках, выпускае-
мые отделами научных и промышленных исследований.
Такие протоколы при необходимости могут быть пере-
проверены. Так, может возникнуть необходимость прове-
рить, к примеру, время реакции экспертов, выполняв-
ших эти проверки (то есть определить поправки на их
личные особенности). Однако в целом, а особенно
«в критических случаях», мы действительно останавли-
ваемся на легко проверяемых высказываниях, а не, как
рекомендует Карнап, на перцептивных или протоколь-
ных предложениях, то есть мы не «останавливаемся на
них... потому что интерсубъективная проверка высказы-
ваний о восприятиях... относительно сложна и трудна»
[13, с. 225] *13.
Какую же теперь мы займем позицию по отноше-
нию к трилемме Фриза (см. разд. 25), то есть к выбору
между догматизмом, бесконечным регрессом и психо-
логизмом? Базисные высказывания, на которых мы
останавливаемся и решаем принять как убедительные
и достаточно проверенные, без сомнения, имеют харак-
тер догм, но только постольку, поскольку мы можем
отказаться от оправдания их дальнейшими аргумента-
ми (или дальнейшими проверками). Однако догматизм
такого рода безвреден, поскольку при необходимости
проверку таких высказываний можно легко продол-
жить. Я допускаю, что это тоже делает цепь дедукции
в принципе бесконечной. Однако такого рода «беско-
нечный регресс» также безвреден, поскольку в нашей
теории просто не ставится вопроса о том, чтобы попы-
таться при его помощи доказать какое-либо высказы-
вание. И, наконец, о психологизме. Я опять же допу-
скаю, что решение принять некоторое базисное выска-
зывание и удовлетвориться этим причинно связано с на-
шим восприятием, в особенности с чувственными воспри-
ятиями. Однако мы не пытаемся оправдывать базисные
высказывания, исходя из этих восприятий. Восприятия
могут мотивировать решение, а следовательно, и при-
нятие или отбрасывание некоторого высказывания, но
базисное высказывание не может быть оправдано
ими — как нельзя оправдать что-то, стуча кулаком по
столу14.
*13 Процитированная статья Карнапа содержала первое печатное
сообщение о моей теории проверок, и приведенное утверждение было
ошибочно приписано мне.
14 Представляется, что развиваемое мною здесь воззрение бли-
же к взглядам «критической» (кантианской) школы в философии (по-
жалуй, в форме, представленной Фризом), чем к позитивизму. Фриз в
его теории о нашем «пристрастии к доказательствам» подчеркивает,
что (логические) отношения между высказываниями совершенно от-
личны от отношения между высказываниями и чувственным опытом.
Позитивизм же всегда пытался устранить это различение. При этом ли-
бо наука становится частью моего познания, «моего» чувственного
30. Теория и эксперимент
Базисные высказывания принимаются нами в ре-
зультате решения или соглашения, и в этом отношении
они конвенциональны. Такого рода решения принимают-
ся в соответствии с некоторой процедурой, регулируе-
мой соответствующими правилами. Особенно важно
для нас правило, согласно которому нам не следует
принимать изолированные, то есть логически не связан-
ные друг с другом, базисные высказывания, а следует
принимать базисные высказывания в ходе проверки
теорий, в ходе формулировки поисковых вопросов об
этих теориях, на которые следует отвечать принятием
тех или иных базисных высказываний.
Поэтому действительное положение дел совершенно
не совпадает с представлениями о нем наивного эмпи-
риста и приверженца индуктивной логики. Он считает,
что мы начинаем со сбора и организации наших на-
блюдений и постепенно восходим по лестнице науки.
Используя более формальный способ речи, можно ска-
зать, что, по мнению эмпириста или индуктивиста,
прежде чем построить науку, мы должны сначала со-
брать протокольные предложения. Однако если бы мне
приказали: «Запиши то, что ты сейчас испытываешь»,
то я вряд ли понял бы, как выполнить этот двусмыс-
ленный приказ. Должен ли я сообщить, что я сейчас
пишу, слышу звонок, крик газетчика, звуки громкогово-
рителя? Или, может быть, я должен сообщить, что эти
шумы раздражают меня? Даже если бы этот приказ
был выполним, то сколь бы богатая коллекция выска-
зываний ни была собрана таким образом, она ничего
не добавила бы к науке. Науке нужны концепции и тео-
ретические проблемы.
Соглашение о принятии или отбрасывании базисных
высказываний, как правило, достигается при примене-
нии теории. Такое соглашение фактически является
частью процесса применения теории, в ходе которого
теория подвергается проверке. Принятие соглашения о
базисных высказываниях, подобно другим видам при-
менения теории, представляет собой целесообразное
опыта (монизм чувственных данных), либо чувственный опыт стано-
вится частью объективной научной сети аргументов в форме прото-
кольных высказываний (монизм высказываний).
I
действие, направляемое различными теоретическими со-
ображениями.
Я думаю, что теперь мы в силах разрешить такие
проблемы, как, например, проблему Уайтхеда: каким
образом получается так, что осязаемо воспринимаемый
нами завтрак всегда сочетается со зримым завтраком
и что осязаемо воспринимаемая газета «Тайме» всегда
сочетается со зримой и шелестящей «Тайме» [93,
с. 194]? Логик-индуктивист, верящий в то, что вся на-
ука начинается с изолированных элементарных восприя-
. тий, должен быть озадачен такими регулярными сов-
падениями, которые кажутся ему совершенно «случай-
ными». Для него путь объяснения регулярностей при
помощи теорий закрыт, так как он придерживается
взгляда, согласно которому теории суть не что иное,
как высказывания о регулярных совпадениях.
Однако, согласно защищаемой нами позиции, связи
между нашими различными восприятиями выявляются
и выводятся при помощи теорий, которые мы подверга-
ем процессу проверки. (При этом наши теории не
дают нам повода ожидать, что вместе со зримой Лу-
ной нам будет дана и осязаемо воспринимаемая Луна
или что мы должны опасаться того, что нам будут до-
кучать слуховые кошмары.) Один вопрос тем не менее
остается, и этот вопрос, очевидно, не может получить
ответа ни в одной фальсифицируемой теории, а следо-
вательно, является «метафизическим». Это вопрос о
том, почему при построении теорий нам так часто со-
путствует удача — чем объяснить существование зако-
нов природы?*15
Все высказанные соображения существенны для
эпистемологической теории эксперимента. Теоретик
ставит перед экспериментатором некоторые определен-
ные вопросы, а последний в ходе своих экспериментов
пытается получить определенный ответ именно на эти,
а не на какие-либо другие вопросы. Экспериментатор
прилагает максимум усилий, чтобы исключить все дру-
гие вопросы. (При этом может оказаться существенной
относительная независимость подсистем теории.) Таким
образом, экспериментатор делает свою проверку по от-
ношению к одному данному вопросу «чувствительной,
насколько это возможно, и одновременно нечувствитель-
*i5 этот вопрос обсуждается в разд. 79 и в [70, прил. *Х].
ной, насколько возможно, по отношению ко всем дру-
гим родственным вопросам... Частично эта работа со-
стоит в удалении всех возможных источников ошибок»
[90, с. 116]. Однако было бы неправильно полагать, что
экспериментатор действует таким образом «для того,
чтобы облегчить задачу теоретика» [там же], или, воз-
можно, для того, чтобы дать теоретику основу для ин-
дуктивных обобщений. Напротив, теоретик должен за-
долго до этого завершить свою работу, по крайней ме-
ре ее наиболее важную часть, так как к этому времени
он должен сформулировать свой вопрос как можно бо-
лее определенно. Поэтому именно теоретик указывает
путь экспериментатору. Однако даже в работе экспери-
ментатора проведение точных наблюдений — это не
главное. Работа экспериментатора также в основном
носит теоретический характер. Теория господствует над
экспериментальной работой от ее первоначального пла-
на до ее последних штрихов в лаборатории*16.
Все это хорошо видно в тех случаях, когда теорети-
ку удавалось предсказать наблюдаемый эффект, кото-
рый позднее был воспроизведен экспериментально. Са-
мым замечательным примером этого, пожалуй, являет-
ся сделанное де Бройлем предсказание волнового ха-
рактера вещества, впервые экспериментально подтверж-
денное Дэвиссоном и Джермером*17. Возможно, еще
лучшую иллюстрацию этого тезиса мы получаем в тех
случаях, когда эксперименты оказывали явное влияние
на прогресс теории. В таких случаях теоретик вынуж-
ден был заняться поисками лучшей теории почти всег-
*i6 R настоящее время мне кажется, что в этом месте следует
подчерк^ пологие' которое можно найти в других местах этой
книги (например, в четвертом и последнем абзацах РазД- ^К^^
в виду точку зрения, согласно которой наблюдения и дажi в большей
степени высказывания наблюдения и высказывания об эксперимен_
тальных результатах всегда представляют собой и"5Дег^ °а„
блюдаемых фактов, причем интерпретации в свете теории В этом «
состоит одна из основных причин той обманчивой легкости. которой
находятся верификации теории. Эта же точка 3Рени
я
я °<^™т, ™_
чему нам, если мы хотим избежать круга в наших РассУ*д
л™0'т^.
обходимо принять в высшей степени критическую установку по отно
шеник> к нашим теориям, то есть установку, нацеленную на попытки
Опровержения теорий. - Кппипм
»"Прекрасное краткое изложение этой истории дано Борно л
в [6, с. 174] Имеются и более показательные аналогичные примеры,
такие, как открытие Адамсом и Леверье Нептуна или открытие элек-
тромагнитных волн Герцем.
да под давлением экспериментальной фальсификации
некоторой теории, до тех пор принятой и подкреплен-
ной. Фальсификация же в свою очередь является ре-
зультатом проверок, направляемых теорией. Наиболее
известными примерами такой ситуации являются экс-
перимент Майкельсона — Морли, приведший к теории
относительности, и фальсификация Луммером и Прингс-
геймом формулы излучения Рэлея и Джинса, а также
фальсификация формулы Вина, приведшая к возник-
новению квантовой теории. Конечно, бывают и случай-
ные открытия, однако они сравнительно редки. Мах по
поводу таких случаев правильно говорит об «исправле-
нии научных мнений случайными обстоятельствами»
[51, с. 458] (признавая тем самым — в противоречии со
своими взглядами — важность теорий).
Теперь мы в состоянии ответить на вопрос: как и
почему мы предпочитаем одну теорию другим?
Это предпочтение, конечно, не связано»и с каким
опытным оправданием высказываний, из которых со-
стоит теория; не связано оно и с логической своди-
мостью теории к опыту. Мы выбираем ту теорию, кото-
рая наилучшим образом выдерживает конкуренцию с
другими теориями, ту теорию, которая в ходе естествен-
ного отбора оказывается наиболее пригодной к выжи-
ванию. Иначе говоря, мы выбираем теорию, не только
до сих выдерживавшую наиболее строгие проверки, но
также и проверяемую наиболее жестким образом. Тео-
рия есть инструмент, проверка которого осуществляет-
ся в ходе его применения и о пригодности которого мы
судим по результатам таких применений*18.
С логической точки зрения проверка теории зависит
от базисных высказываний, принятие или отбрасывание
которых в свою очередь зависит от наших решений. Та-
ким образом, именно решения определяют судьбу тео-
рий. В этих пределах мой ответ на вопрос «как мы вы-
бираем теорию?» напоминает ответ конвенционалиста.
Вместе с конвенционалистом я утверждаю, что такой
выбор теории частично определяется соображениями
полезности. Однако, несмотря на это, существует зна-
чительное различие между моими взглядами и взгля-
*18 По поводу критики «инструменталистских» взглядов см.
прим. *1 в гл. III и добавление, отмеченное звездочкой к прим. 4
в гл. III.
дами конвенционалиста. Я утверждаю, что характерной
чертой эмпирического метода является как раз то, что
конвенция или решение непосредственно не определяет
принятие нами универсальных, высказываний, но яв-
ляется частью процесса принятия сингулярных, то есть
базисных, высказываний.
Для конвенционалиста принятие универсальных вы-
сказываний определяется конвенционалистским принци-
пом простоты. Поэтому конвенционалист выбирает про-
стейшую систему. Я же, напротив, полагаю, что преж-
де всего следует учитывать строгость проверок. (Суще-
ствует тесная связь между тем, что я называю «просто-
той», и понятием строгости проверок, однако мое поня-
тие простоты значительно отличается от того же поня-
тия у конвенционалиста (см. разд. 46).) И я утверждаю,
что окончательно решает судьбу теории только резуль-
тат проверки, то есть соглашение о базисных высказы-
ваниях. Вместе с конвенционалистом я заявляю, что
выбор каждой отдельной теории есть некоторое практи-
ческое действие. Однако, по моему мнению, решающее
влияние на этот выбор оказывает применение теории и
принятие базисных высказываний, связанное с таким
применением теории. Для конвенционалиста же решаю-
щим является эстетический мотив.
Таким образом, от конвенционалистов меня отличает
убеждение в том, что по соглашению мы выбираем не
универсальные, а сингулярные высказывания. От пози-
тивистов же меня отличает убеждение в том, что ба-
зисные высказывания не оправдываются нашим непо-
средственным чувственным опытом, но они — с логиче-
ской точки зрения — принимаются посредством некото-
рого акта, волевого решения. (С психологической точ-
ки зрения это вполне может быть целесообразной и на-
правленной на приспособление реакцией.)
Важное различие между оправданием и решением,
принимаемым в соответствии с процедурой, управляемой
соответствующими правилами, может быть, по-видимо-
му, прояснено при помощи аналогии с уходящей в древ-
ние времена процедурой слушания дела в суде при-
сяжных.
Вердикт присяжных (vere dictum — истинно сказан-
ное), подобно вердикту экспериментатора, является от-
ветом на вопрос о факте (quid facti?), который должен
быть поставлен перед присяжными в наиболее точной
10—913 145
и определенной форме. Однако характер самого вопро-
са и способ его постановки будут в основном зависеть
от правовой ситуации, то есть от господствующей си-
стемы уголовного законодательства (соответствующей
некоторой системе теорий). Вынося решение, присяж-
ные принимают на основе соглашения некоторое вы-
сказывание о фактически имевшем место явлении, то
есть принимают, так сказать, базисное высказывание.
Смысл этого решения состоит в том, что из него вместе
с универсальными высказываниями данной системы
(уголовного законодательства) можно вывести некото-
рые следствия. Другими словами, такое решение за-
кладывает фундамент для применения данной системы.
Вердикт при этом играет роль «истинного высказыва-
ния о факте». Однако очевидно, что из самого факта
принятия данного высказывания присяжными не обяза-
тельно следует его истинность. Это обстоятельство за-
фиксировано в законодательстве, которое допускает ан-
нулирование или пересмотр вердикта присяжных.
Вердикт присяжных выносится в соответствии с
процедурой, которая управляется правилами. Эти пра-
вила основываются на некоторых фундаментальных
принципах, главное, а может и единственное, предназна-
чение которых — приводить к раскрытию объективной
истины. Правда, иногда они оставляют место не толь-
ко для субъективных убеждений, но даже и для субъ-
ективных пристрастий. И все же даже если мы про-
игнорируем эти частные аспекты старой юридической
процедуры и представим себе процедуру, целиком на-
правленную на обеспечение условий для раскрытия
объективной истины, то все равно останется верным,
что вердикт присяжных никогда не оправдывает и не
дает обоснования истинности того, о чем он говорит.
Субъективные убеждения присяжных также не мо-
гут использоваться для оправдания вынесенного реше-
ния, хотя, без сомнения, имеется тесная причинная за-
висимость между №Ч убеждениями и вынесенным реше-
нием, и эту зависимость можно сформулировать, ис-
пользуя законы психологии. Эти убеждения можно на-
звать «мотивами» данного решения. Тот факт, что
убеждения присяжных не являются оправданиями, свя-
зан с наличием различных правил, которые могут ре-
гулировать процедуру суда присяжных (к примеру,
простое или подавляющее большинство голосов). Это
показывает, что соотношение между убеждениями при-
сяжных и их вердиктом может в значительной степени
варьироваться.
В противоположность вердикту присяжных приговор
судьи «рационален»: он нуждается в оправдании и со-
держит его. Судья пытается оправдать вынесенный при-
говор при помощи других высказываний или логически
дедуцировать его из высказываний системы законода-
тельства в сочетании с вердиктом присяжных, который
играет при этом роль начальных условий. Именно по-
этому приговор может быть подвергнут сомнению на
основании логических соображений. Решение же при-
сяжных может быть подвергнуто сомнению только на
основании постановки вопроса о том, было ли оно вы-
несено в соответствии с принятыми правилами проце-
дуры или нет, то есть только на основании формаль-
ных, а не содержательных соображений. (Оправдание
содержания решения присяжных не случайно называет-
ся «мотивированным сообщением о судебном решении»,
а не «логически оправданным сообщением о судебном
решении».)
Аналогия между описанной процедурой и процеду-
рой, в ходе которой мы выносим решения относительно
базисных высказываний, совершенно очевидна. Эта ана-
логия проливает свет, например, на относительность
указанных процедур и на их зависимость от вопросов,
поставленных соответствующими теориями. При слу-
шании дела в суде присяжных применение «теории»
было бы совершенно невозможным, если бы ранее не
было бы вердикта, принимаемого решением присяжных.
Принятие же вердикта должно происходить в соответ-
ствии с процедурой, которая согласуется с частью об-
щего законодательства и поэтому обеспечивает его
применение. Эта ситуация аналогична ситуации с ба-
зисными высказываниями. Принятие их является частью
применения некоторой теоретической системы, и имен-
но этот вид применения теории обусловливает возмож-
ность всех других применений данной теоретической си-
стемы.
В эмпирическом базисе объективной науки, таким
образом, нет ничего «абсолютного»19. Наука не покоит-
19 Вейль пишет: «Эта пара противоположностей «субъективное —
абсолютное* и «объективное — относительное», как мне представляет -
10' 147
ся на твердом фундаменте фактов. Жесткая структура
ее теорий поднимается, так сказать, над болотом. Она
подобна зданию, воздвигнутому на сваях. Эти сваи за-
биваются в болото, но не достигают никакого есте-
ственного или «данного» основания. Если же мы пере-
стаем забивать сваи дальше, то вовсе не потому, что
достигли твердой почвы. Мы останавливаемся просто
тогда, когда убеждаемся, что сваи достаточно прочны
и способны, по крайней мере некоторое время, выдер-
жать тяжесть нашей структуры.
Добавление 1972 года
(1) В термин «базис» я вкладываю иронический
оттенок: это такой базис, который не является твердым.
(2) Я принимаю реалистскую и объективную точ-
ку зрения: восприятие в качестве «базиса» я пытаюсь
заменить критической проверкой. (3) Наш чувственный
опыт никогда не исключается из сферы проверки, он не-
сет на себе отпечаток теорий. (4) «Базисные высказы-
вания» есть «проверочные высказывания»: как и весь
язык, они несут на себе отпечаток теорий. (Даже «фе-
номеналистский» язык, разрешающий формулировать
такие высказывания, как «Здесь сейчас имеется крас-
ное», несет отпечаток теорий о времени, пространстве
и цвете.)
ся, содержит одну из самых глубоких эпистемологических истин, ко-
торые могут быть извлечены из изучения природы. Тот, кто желает
абсолютного, обязательно получит в придачу субъективность (эго-
центричность); тот же, кто стремится к объективности, не сможет
обойти проблему релятивизма» [90, с. 116]. Чуть раньше этого мы
читаем: «То, что непосредственно воспринимается нами, представляет
собой субъективное и абсолютное... вместе с тем объективный мир,
который естественная паука стремится осадить в чистой кристалли-
ческой форме... относителен». В сходных выражениях высказывается
и Борн й[5, Введение]. В своей основе этот взгляд есть не что иное,
как последовательно развитая кантовская теория объективности (см.
разд. 8 и прим. 25 к гл. 1). Райнингер также описывает такую же си-
туацию, когда он утвер
