Глава 7. Утром меня разбудил сильный стук в дверь

.

Утром меня разбудил сильный стук в дверь. На лестничной площадке громко переговаривались женские голоса. Подкравшись к двери, я прислушался и довольно скоро понял, что соседки из квартир сбоку и сверху возмущаются сорванной кем-то опечаткой. И только теперь я пожалел, что сделал это. Привлёк ненужное внимание, и больше ничего. Ладно хоть только смял и бросил там же ленту, которую старательная, и во всем любящая порядок тётя Соня, сейчас приклеивала на место.

Войдя на кухню и открыв дверцу холодильника, я сразу понял источник тяжелого воздуха в квартире: все продукты давно испортились. Внизу, в овощном лотке, словно лопнувшие мячики, лежали сморщенные, и покрытые плесенью две круглые дыньки. Их содержимое вытекло и уже успело засохнуть, осталась лишь кожура. Мама купила их 31 августа, чтобы назавтра угостить меня после первого учебного дня, и накрыла газетой. Она любила делать сюрпризы, но я знал про эти дыньки, и помалкивал до «завтра». Кто бы мог подумать, что это «завтра» перевернет весь мир с ног на голову... Из шифоньера я достал свою старенькую, болониевую куртку, о которой не единожды вспоминал вчера на холоде и, вынув из карманов пакетики с нафталином, кои мама клала буквально во все вещи, надел её на себя. Запасной ключ от входной двери лежал на месте и, прислушавшись к тишине на лестничной площадке, я наконец осторожно отворил дверь. Лента с печатью, не успев высохнуть в месте склейки, отошла с одного конца и, заперев замок снаружи, я прилепил её на место.

Было раннее утро, и сильно хотелось курить. На одной с нами площадке, проживал 16-ти летний Вовка. Здоровенный балбес, он слыл известным во дворе хулиганом, в то время как родители его были людьми очень интеллигентными и серьёзными. Старшая сестра Вовки, Надежда, окончила школу с золотой медалью, и позднее вышла замуж за сотрудника КГБ. Сам же Вовка был. что называется, оторви-башка. Однажды, забивая шомполом порох в ствол поджига, непроизвольным выстрелом ему оторвало полмизинца. Мать свалилась в обморок, а ему хоть бы что. Даже не пикнул. Не в пример волевой парень. Родителей своих Вовка уважал и старался по пустякам не расстраивать, поэтому сигареты свои никогда не заносил в квартиру, а прятал в подъезде, в электрической щитовой, куда я время от времени запускал руку, получая от него хороших подзатыльников. Я открыл дверцу щитовой. Пачка «Стюардессы» и коробка спичек, не нарушая традиции, лежали там и теперь. Вынув несколько сигарет, я вернул пачку на место и вышел на улицу.

Занятия в школе ещё не начались, и я одиноко сидел на лавочке в прозрачном от поздней осени яблоневом саду, изредка затягиваясь зажатой в кулаке сигаретой, и опасливо поглядывая на двор соседнего со школой дома. Там, в обычной трехкомнатной квартире под номером один, располагалась Детская Комната Милиции. Два месяца назад меня увезли в приемник именно оттуда, и я хорошо знал всех троих сотрудников. Начальницей была русская женщина по имени Анжела, которой совершенно не шла милицейская форма. Несмотря на свои тридцать с хвостиком, она была довольно стройной бабой, но черты её лица, обильно сдобренные пудрой и ярко-красной помадой, выглядели скорее вызывающе, и даже вульгарно, чем красиво с эстетической точки зрения. От количества духов, которые она выливала на себя, щекотало в ноздрях, и провоцировало чихнуть. У нее были зелёные, редкостно наглые для женщины глаза, и зачёсанные баранкой на затылке волосы, цвета перекиси водорода. Все жёлтые предметы из легких сплавов, которые прилагаются к милицейской форме, ослепительно блестели на ней, словно гирлянды на новогодней ёлке. Иногда Анжела приходила к директору нашей школы, и тогда все старшеклассники, оборачиваясь, глазели на ее вихляющий из стороны в сторону зад и красивые, едва прикрытые форменной юбкой выше колен, ноги. Ей явно нравилось, когда на нее глазели несмышленные подростки. В летние выходные дни ее можно было заметить в уголке одного из многочисленных местных пляжей, где она отдыхала в компании здоровых и угрюмых узбеков из оперативного состава нашего РОВД, и вообще, в районе о ней всегда ходили нехорошие сплетни.

В рабочем подчинении у этой женщины с немилицейским именем состояло двое инспекторов – Юсуп и Хайрулла. Первый был неимоверно худым и долговязым типом лет 27-ми и даже в невыносимую жару носил черный твидовый пиджак и затянутый под нестандартно большим кадыком синий галстук. Он был настолько сухим, что по его черной, как пиджак, физиономии можно было смело изучать строение костей черепа. Юсуп плохо говорил по-русски, но этот факт, видимо, не являлся препятствием для работы в милиции республики Узбекистан. Несколько флегматичный и беззлобный, два месяца назад по дороге в приёмник, он накормил меня в столовой, а на выходе купил мороженное. Хайрулла, словно в насмешку над Юсупом, был маленького роста, и хорошо упитан. Я ни разу не слышал от него ни единого русского слова и вполне допускаю, что этот язык был ему совершенно не знаком. Этакий бабай кишлачного типа, он постоянно находился за рулем ведомственной «Нивы» и, похоже,на этом его служебные функции заканчивались, поскольку я не могу представить себе, как этот первобытный человек составляет какие-то протоколы. В общем, Анжела подобрала себе таких исполнителей, на фоне которых ее начальствующая роль выглядела несомненной.