Письма и заметки из тюремной камеры

кто устоит;

Грандиозный маскарад зла смешал все этические
понятия. То, что зло является под видом света, благо-
деяния, исторической необходимости, социальной спра-
ведливости, вконец запутывает тех, кто исходит из уна-
следованного комплекса этических понятий; для хри-
стианина же, опирающегося на Библию, это подтверж-
дает бесконечное коварство зла.

Не вызывает сомнений поражение «разумных», с
лучшими намерениями и наивным непониманием дей-
ствительности пребывающих в уверенности, что толикой
разума они способны вправить вывихнутый сустав. Бли-
зорукие, они хотят отдать справедливость всем сторо-
нам и, ничего не достигнув, гибнут между молотом
и наковальней противоборствующих сил. Разочарован-
ные неразумностью мира, понимая, что обречены на
бесплодие, они с тоской отходят в сторону или без
сопротивления делаются добычей сильнейшего.

Еще трагичней крах всякого этического фанатизма.
Чистоту принципа фанатик мнит достаточной, чтобы
противопоставить ее силе зла. Но, подобно быку, он
поражает красную тряпицу вместо человека, размахи-
вающего ею, бессмысленно расточает силы и гибнет.
Он запутывается в несущественном и попадает в силки
более умного соперника.

Человек с совестью в одиночку противится давлению
вынужденной ситуации, требующей решения. Но масш-
табы конфликтов, в которых он принужден сделать
выбор, имея единственным советчиком и опорой свою

совесть, раздирают его. Бесчисленные благопристойные
и соблазнительные одеяния, в которые рядится зло,
подбираясь к нему, лишают его совесть уверенности,
вселяют в нее робость, пока в конце концов он не при-
ходит к выводу, что можно довольствоваться оправды-
вающей (не обвиняющей) совестью, пока он, чтобы не
впасть в отчаяние, не начинает обманывать свою совесть;
ибо человек, единственная опора которого — совесть,
не в состоянии понять, что злая совесть может быть
полезнее и сильнее, чем совесть обманутая.

Надежным путем, способным вывести из чащи все-
возможных решений, представляется исполнение дол-
га. При этом приказ воспринимается как нечто абсо-
лютно достоверное; ответственность же за приказ несет
тот, кто отдал его, а не исполнитель. Но человек, огра-
ниченный рамками долга, никогда не отважится со-
вершить поступок на свой страх и риск, а ведь только
такой поступок способен поразить зло в самое сердце
и преодолеть его. Человек долга в конечном итоге
будет вынужден выполнить свой долг и по отношению
к черту.

Но тот, кто, пользуясь своей свободой в мире, по-
пытается не ударить в грязь лицом, кто необходимое
дело ставит выше незапятнанности своей совести и ре-
путации, кто готов принести бесплодный принцип в
жертву плодотворному компромиссу или бесполезную
мудрость середины продуктивному радикализму, тот
должен остерегаться, как бы его свобода не сыграла
с ним злую шутку. Он дает согласие на дурное, чтобы
предупредить худшее, и не в состоянии понять, что
худшее, чего он хочет избежать, может быть и лучшим.
Здесь корень многих трагедий.

Избегая публичных столкновений, человек обретает
убежище в приватной порядочности. Но он вынужден
замолчать и закрыть глаза на несправедливость, тво-
рящуюся вокруг него. Он не совершает ответственных

поступков, и репутация его остается незапятнанной, но
дается это ценой самообмана. Что бы он ни делал,
ему не будет покоя от мысли о том, чего он не сделал.
Он либо погибнет от этого беспокойства, либо сделается
лицемернее всякого фарисея.

Кто устоит? Не тот, чья последняя инстанция — рас-
судок, принципы, совесть, свобода и порядочность, а
тот, кто готов всем этим пожертвовать, когда он, со-
храняя веру и опираясь только на связь с Богом, при-
зывается к делу с послушанием и ответственностью;
тот, кому присуща ответственность и чья жизнь — от-
вет на вопрос и зов Бога. Где они, эти люди?