2015-04-12
2062
Русско-турецкая война 1828–1829 гг. стала для Российской империи кульминацией «Восточного вопроса». Всем ходом внешней политики российское правительство успешно шло к вытеснению Османской империи с северо-восточного побережья Черного моря. Закубанские территории были частью обширных турецких владений, и Россия была готова к их завоеванию. С выходом к морским коммуникациям открывалась прямая дорога на древний Константинополь (Стамбул), сокровенную мечту российских самодержцев. Единственным препятствием к цели стало тесное сплочение европейских держав, задействовавших весь свой политический потенциал в защиту потерявшей воинственный потенциал Турции от неумолимо надвигающейся на нее России.
Только соглашение о разделе Османской империи могло бы сплотить Россию, Англию и Францию. Совместное наступление военных кораблей в Наваринской бухте у берегов Греции 20 октября 1827 г. привело к уничтожению турецкого флота. России это вторжение было необходимо как предлог для войны с Османской империей, связавший европейским державам руки этим соучастием. Поэтому, как писал генерал Р.А. Фадеев, «в Лондоне и Париже весть о Наваринской битве была встречена с сожалением и досадой». Тем не менее, после этого они могли только наблюдать за дальнейшим развитием русско-турецких отношений. Султан расторг Аккерманскую мирную конвенцию, а Россия в ответ 14 апреля 1828 г. объявила Турции войну, предусмотрительно разослав в европейские представительства декларации, что «не умышляет разрушения Османской империи», а хочет лишь уничтожение власти султана в христианской Греции. Европе выгодно было сохранить Османскую империю, поэтому российское правительство вынуждено было признать, что «благоразумие требует предупредить ее падение». Однако для России наступил благоприятный момент для завоевания турецких владений на Кавказе.
Основные силы Российская империя сконцентрировала в Закавказье и на Дунае. Северо-Западный Кавказ предполагалось захватить силами, в основном, казачьих войск Кавказской линии. Османская империя имела здесь немногочисленные военные гарнизоны в причерноморских крепостях и дополнительных сил на защиту закубанцев не направила, тем не менее, усиленно поднимала их на неравную борьбу с Россией. Напомним, что к турецким подданным относились все закубанские народы, кроме беглых российских подданных: кабардинцев, абазин-алтыкесеков и части ногайцев.
Неожиданно сложной проблемой в военно-политических расчетах российских властей на Кавказе оказался статус независимого Карачая в бассейне Верхней Кубани, не подлежащего разделу по предыдущим мирным договорам, так как никогда он не был частью Крымского ханства. Генерал Ермолов в свое время с этим обстоятельством смирился и российские рубежи на подступах к Карачаю обозначил на правобережье Верхней Кубани станицей Баталпашинской, а в Пятигорье – укреплением Кисловодским. «Сухой» отрезок Кубанской линии вплотную подходил к Карачаю с севера и востока, сужая его границы, но центральные селения карачаевцев, где находились резиденции владетельных князей, оставались недоступными.
Новый начальник Кавказской области и командующий войсками на Кавказской линии генерал Г.А. Емануель еще до начала русско-турецкой войны настойчиво пытался получить разрешение правительства на вторжение в Карачай, попавший в зону военно-стратегических интересов России. Пространство между «сухим» отрезком Кавказской линии и закубанскими владениями Османской империи в случае продвижения российских войск к Черному морю оставалось бы в тылу, поэтому покорение Карачая стало первоочередной задачей военного командования в 1827 г.
До этого в поисках беглых кабардинцев и абазин войска не раз проходили с артиллерией в самые верховья левых притоков Кубани – Большого и Малого Зеленчука, демонстрируя свою военную мощь и узнавая наиболее удобные пути по горным районам. Понимая, что предотвратить вторжение российских войск не удастся, правитель Карачая Ислам Крымшамхалов в 1826 г. выдал аманатов анапскому паше, как наместнику турецкого султана. Князь формально превратил независимое княжество в османскую губернию именно в тот период, когда на военную помощь турок рассчитывать уже не приходилось. Однако оставался политический мотив: со статусом османских подданных карачаевцы могли не опасаться нападения на свою территорию в мирное время. Все предыдущие войны объявлял султан, на этот раз он медлил, и Россия тоже не спешила нарушать мир с Портой до завершения войны с Персией (1826-1828).
Действительно, изменение статуса Карачая сдержало русских от его завоевания до начала русско-турецкой войны. Емануель был вынужден на протяжении всего 1827 г. вести дипломатическую переписку с анапским пашой, упрекая в нарушении международного права, в «посягательстве на возмущение народов соседнего государства». В начале переписки он пытался убедить османского наместника в российском подданстве карачаевцев Верхней Кубани, при этом безуспешно ссылаясь на данную, якобы, ими присягу, смешивая сведения о двух различных обществах карачаевского народа, локализованных по разные стороны Эльбруса.
Вольные карачаевцы, издревле жившие в верховьях левых притоков Терека: Малки, Баксана и Чегема, т.е. в непосредственном соседстве с Кабардой, попали в зону действия российских войск раньше кубанского Карачая и были перемещены на р. Малку в ведение командующего Кабардинской линией. Это дало повод Емануелю писать 4 февраля 1827 г., что карачаевцы, отделяющиеся от закубанцев Кубанью, 15 лет назад «признавали зависимость свою от нашего правительства», поэтому «позволено им занимать под пастбища смежные земли, бывшие прежде во владении кабардинцев».
На самом деле пользоваться пастбищами по Малке могли только баксанские и чегемские карачаевцы, приняв российское подданство. Не различал этнолокальные группы карачаевцев и князь Бекович-Черкасский, когда писал главнокомандующему на Кавказе Паскевичу: «Карачаевцы живут у вершин Кубани и Малки». Тем не менее, статус немногочисленного общества карачаевцев на Малке не имел отношения к статусу независимого Карачая в бассейне Верхней Кубани, как это хотел представить Емануель.
Территория кубанских карачаевцев начиналась к западу от верховий Малки, за пределами границы Российской империи, и управлялась собственными независимыми князьями. Российские правительство не признало вхождение Карачая в состав Османской империи в 1826 г., так как оно не было подтверждено никаким соответствующим договором. В тот же год российские власти заключили с карачаевскими владельцами «Договор о нейтралитете», подтвердив независимый статус Карачая. Однако примечательно, что в числе подписавшихся под этим договором значилось имя эфенди Хаджи-Ахмета, присланного в Карачай из Анапы для осуществления шариатского суда. Участие османского представителя в политических мероприятиях карачаевских владельцев подтверждает, что в 1826 г. Карачай все же позиционировался как часть Османской империи.
Полагая, что вхождению Карачая в состав Российской империи мог бы способствовать пример близкородственных соседей, Емануель срочно привел в российское подданство приграничных к Кабардинской линии горцев. В феврале 1827 г. добровольно дали присягу владетельные князья балкарского, урусбиевского, чегемского, хуламского и безенгиевского обществ.
Зависимость от равнинных пастбищ и рынков сбыта скотоводческой продукции, занятых российскими войсками Кабардинской линии, делала невозможным их существование в закрытых цепью укреплений горных ущельях Приэльбрусья. Под обращением к Николаю I подписались князья Мырзакул Урусбиев, Магомет Шакманов, Арслан Аджи Джанхотов, Магомет Макшанов, Касай Кубатиев.
Однако владетельные князья Карачая отказались от мирного вхождения в состав России, сославшись на присягу султану Османской империи. Емануель не признавал османского подданства Карачая и писал главнокомандующему на Кавказе Паскевичу: «При всем усилии моем, я не мог ни из чего и ни от кого узнать, по каким причинам карачаевцы, соседственный нам народ, допущены в прошлом 1826 году к выдаче паше анапскому аманатов».
Причина была в их независимости, но Емануель продолжал спорить с анапским пашой по поводу статуса Карачая. Было ли это просто добросовестным заблуждением или преднамеренным обманом, неизвестно, но он упорно стремился отнести к Карачаю сведения о карачаевцах на Малке, указывая, что к ним уже назначаются российские приставы. Хотя командующий Кавказской линии не мог не знать, что в Карачае российских приставов нет и не было.
Очевидно, в Анапе обнадежили карачаевцев турецкой помощью, поэтому они решительно отвергли настойчивые, но ошибочные утверждения генерала об их якобы российском подданстве. Понятно, что если бы Емануелю удалось это доказать, то он вторгся бы в Карачай без оглядки на Османскую империю. Поводом могли бы служить «дежурные», хотя и безосновательные в отношении карачаевцев, обвинения в набегах и хищничествах. Так, Емануель писал командованию: «Карачаевцы неоднократно уже открыты в покушениях с беглыми кабардинцами на хищничества и убийства в наших границах. Я, объяснивши им их проступки, независимость от паши анапского, выгоды, которыми теперь пользуются от нас, и которые мог бы представить им введением их в торговлю с жителями Кавказской области, требовал от них присяги в верноподданстве Государю Императору и аманатов; но они и в том и в другом отказали, объясняя, что, будучи единоверцы с турками и по случаю выдачи им аманатов с присягою быть им верными, не могут исполнить моего требования».
Емануель написал анапскому паше, что тот не имел права требовать аманатов от карачаевцев, так как по международным конвенциям они никогда не были подданными Османской империи. В свою очередь, турецкие власти потребовали объяснений по поводу его угроз карачаевцам, так как российскими подданными они так же не являлись. Фотокопия одного из писем Емануеля, в котором он неуклюже пытается ввести анапского Хасан-пашу в заблуждение, любезно предоставлена нам тюркологом-архивистом Адилханом Адылоглу.
Приведем этот текст полностью: «Высокопочтенный трабезонский вали, блюститель крепости Анапа Аджи Асан Паша. Вам без сомнения известно, что карачаевцы до занятия большой и малой Кабарды Российскими войсками признавали зависимость от Российского правительства и платили кабардинцам по их обычаям дань, сии самые карачаевцы в 1825 году, после побега бунтовавших из кабардинцев за Кубань, Русским начальством в уважение к тогдашней покойной жизни их, освобождены от кабардинских … и получили позволение занимать для пастьбы скота своего земли бывшие кабардинского владения.
Между тем беглые кабардинцы, не имея возможности иначе хищничествовать на линии как через земли карачаевцев, и чтобы иметь в них сообщников вовлекли их в проступки противу России, за которые местное начальство принуждено было употребить меру наказания, после чего кабардинцы же обольщениями и угрозами до того довели карачаевцев, что они вместо исправления, с присягою в покорности выдали Вам тайно Аманатов и сей поступок свой закрыли от внимания русского начальства присягой, которою обязались навсегда удерживать их от хищничества, прекратить сношения с беглыми кабардинцами и ни под каким видом не пропускать их через свои земли в российские границы, что и действительно соблюдали до окончания прошлого года; но в продолжение сего, по легкомыслию своему совершенно во всем нарушили данную присягу и я вынужденным нахожусь теперь для спокойствия жителей управляемой мною области, и для прекращения беспорядков, допущенных нерешимостью бывших здесь начальников, требовать от них вновь присягу на верноподданство моему государю Императору и Аманатов, а в случае упорства, употребить против них оружие.
Поелику же владения Высокомощного султана со стороны Кавказской линии отделяются от Империи моего Государя рекою Кубанью и карачаевцы, живущие на противном берегу оной никогда не были в числе подданных или отдельной от Османской Порты, то я заключаю, что наклонение к выдаче аманатов и присяги есть с Вашей стороны нарушение справедливости и вместе с тем Высочайшего трактата и по сим причинам прошу Вас как истинного друга в предупреждение всяких неприятностей возвратить карачаевцам их Аманатов и отказать им в своем покровительстве. Если же по каким-либо причинам это для Вас невозможно, то прошу Вас с сим же нарочно посылаемым уведомить меня, ибо я должен буду всеподданнейше донести о сем моему Государю Императору. Генерал-лейтенант Емануель. 4 ноября 1827 года, г. Ставрополь».
Как видим, Емануель использовал ложную версию подвластности карачаевцев Кабарде с той же целью, что и некоторые другие российские чиновники и военное командование на Кавказе: чтобы таким образом обосновать принадлежность Карачая, как и Кабарды, России. Однако, Емануелю, как и его предшественникам, не удалось разыграть «кабардинскую карту», так как турецкие власти были осведомлены о статусах горских народов. Сам Емануель в дальнейшем больше не поднимал этого вопроса, настаивая только на том, что Карачай служит убежищем для беглых кабардинцев, грабивших российские поселения на Кавказской линии. Видимо, Емануель разочаровался в своих информаторах, усиленно вводивших его в заблуждение по поводу «подвластности» карачаевцев Кабарде, одну такую записку он прокомментировал так: «Наполнена ложными изворотами кабардинских князей и узденей и доказывает, сколько они коварны и с каким искусством заменяют коварство видом простоты».
Емануель не смог доказать подвластность Карачая России и стал настаивать на его полной независимости, что давало бы ему возможность склонить карачаевцев к российской стороне или же вторгнуться на Верхнюю Кубань с войсками, не опасаясь политических осложнений с Османской империей. Как раз то, что и предвидел Ислам Крымшамхалов, отказываясь от статуса независимой территории в 1826 г.
В конце 1827 г. Емануель все еще убеждал военное командование вторгнуться в Карачай, указывая, что через карачаевские владения лежала единственная дорога, удобная для скрытого проезда закубанцев на российскую границу для «хищничества», а связь беглых кабардинцев и закубанцев с карачаевцами позволяет анапскому паше влиять на них и посылать к ним своих доверенных лиц. Однако вторжение на независимую территорию было не в компетенции кавказских властей.
Не получив согласия от Паскевича, 30 декабря 1827 г. Емануель обратился в Санкт-Петербург к начальнику Главного штаба, «что если не изменятся в скором времени местные обстоятельства здешнего края», то дать ему разрешение хотя бы на устройство в верховьях Кубани укрепления и нескольких постов, что, по его мнению, прекратило бы сообщение закубанцев с горскими народами и привело бы карачаевцев в российское подданство. Под «местными обстоятельствами» подразумевалась война с Турцией, но так как она не начиналась, Емануель стал настаивать на независимости Карачая, чтобы избежать обвинений в нарушении русско-османской границы.
В правительстве смотрели на ситуацию иначе и военное вторжение в Карачай до начала русско-турецкой войны не санкционировали. Кстати, так же не разрешили Емануелю заселить левобережье Кубани «мирными» аулами ногайцев и западных адыгов и удерживать их силой, так как это встретило резкий отпор со стороны анапского паши. Главнокомандующий на Кавказе Паскевич предупредил Емануеля: «Иное дело грозить мелким владетелям нескольких аулов, иное – начальнику, поставленному от дружественной нам державы. …Как ни сильно Российское оружие, безвременный разрыв с Турцией при нынешней войне был бы гибелен для здешнего края».
Примечательно, что самих карачаевцев Емануель в начале войны еще раз попытался угрозами заставить признать российское подданство, используя разногласия в среде княжеской верхушки, разделившейся на протурецкую (Крымшамхаловы) и пророссийскую (Дудовы) партии. Об этом свидетельствует его письмо, переправленное владетельным князем Карачая в Анапу и сохранившееся в турецком архиве: «Карачаевцы! В полученном мною от Вас письме я не нашел основательного отзыва на мое письмо – а одни только лживые извороты от двух или трех человек из среди вас приложивших свои печати. По словам их, я не могу всех вас признать отклонившимися от подданства российскому правительству, ибо вы очень знаете, что всегда были от нас зависимы и что, следовательно, не должны сметь говорить, что вы не подданные российского Государя.
Еще раз повторяю вам не терять предстоящее для блага вашего короткое время, скорее образумиться, загладить свои преступления чистосердечным раскаянием, обратясь на верноподданство Великому российскому императору с принятием вновь присяги и выдачи аманатов; тогда все ваши просьбы будут уважены в полной мере наравне с прочими российскими верноподданными. В противном же случае не избежите строгого наказания и тогда раскаяние будет уже поздно. Посему и ожидаю с сим посланием скорейшего решительного вашего отзыва за подписем всех между вами почетных людей. Генерал-лейтенант Емануель. № 664, 15 мая 1828 года».
Это письмо подали главному визирю османского правительства 30 июля 1828 г. с припиской Эдхема-паши: «Господин блистательного государства. Не поймите меня превратно. Всему этому народу было прислано такое вот письмо. Между тем, в этих землях Карачай почитается за страну, подобную крепости. В этой стране есть семь разных руд, кроме того, по ее земле проходят пути 7 - 8 народов, то есть дороги к 7 - 8 народам лежат в этой земле, можно сказать, эта страна является «ключом к замку» этих мест, так и знайте. Карачаевцы смотрят на вас, ждут от вас помощи. Без этого мы выпустим из рук эту страну, так и знайте. Сейид Эдхем Паша. Мухаррем 1243».
Русско-турецкая война была неминуема, и судьба Карачая предрешена. Серьезных претензий к карачаевцам у российских властей не было, это был мирный народ, не нуждавшийся в постоянных набегах и воровстве для поддержания своего жизнеобеспечения. Поэтому необоснованные намеки на враждебность и «активную деятельность» нужны были только для оправдания вторжения на их территорию. Так, в начале XX в. исследователь В.М. Сысоев наивно полагал, что «благодаря снисходительному отношению русских начальников, удобному географическому положению и поддержке турок карачаевцы стали проявлять более активную деятельность, чем это было раньше, когда они вообще держали себя чрезвычайно умеренно».
Однако дело было не в «снисходительном» отношении России к независимости Карачая, а в соблюдении международных договоров и воздержании в мирное время от нарушения границы не только с Османской империей, но с нейтральным народом. «Турецкой поддержки» не было ни в каком виде, но формальное принятие владетельным князем статуса османского губернатора ставило Карачай в ряд враждебных России народов.
Родственные горские общества за Эльбрусом уже находились в ведении командующего Кабардинской линии, а исконные земли карачаевцев на Водораздельном хребте между системами Терека и Кубани взяты под контроль российских войск. В Кабарде князь Мисост Атажукин, используя родственные и аталыческие связи с горскими народами, оказывал важные услуги и по распространению российского влияния в Балкарии и Карачае. Поэтому его покровители, видимо, уже планировали включить после покорения Карачай вместе со смежными по Водораздельному хребту родственными народами в единое административное устройство с Кабардой.
На севере Карачая Баталпашинский участок превратился в плацдарм для вторжения в Закубанье в случае начала войны. На левобережье Кубани ниже станицы Баталпашинской военные власти разрешили селиться беглым ногайцам и абазинам с условием, что они будут охранять броды по Кубани. Так, к 1828 г. ногайцы охраняли границу между устьями Зеленчуков и Урупа от Беломечетской до Барсуковской и от Прочного Окопа до Усть-Лабы.
Русско-турецкая война началась сразу же после успешного завершения русско-персидской войны. Россия объявила войну Турции и перебросила войска в Тифлис для вторжения в османские владения Закавказья, а на западном фронте русские войска перешли Дунай. На Северо-Западном Кавказе стратегически важным был захват турецкой крепости Анапы и удержание в повиновении Абхазии. Турки были вынуждены вести боевые действия на три фронта, и сил для помощи закубанцам у султана не было.
Российские власти сразу же предложили закубанским народам отказаться от бесполезного сопротивления. 25 апреля 1828 г. Емануель обратился к ним с прокламацией, в которой писал: «Впрочем, до вас война сия не касается; ибо Российское правительство вас с Турками не смешивает, и только против них и Закубанских возмутителей будет потреблять оружие». Однако в июне начало войны ознаменовалось набегом темиргоевского князя Джамбулата Болотокова на Кавказскую линию. Под его предводительством 2 тыс. закубанцев и беглых кабардинцев решили уничтожить ногайские аулы по Кубани, а жителей выселить в горы, чтобы на Кубанской линии остались только казачьи станицы и посты. В.А. Потто писал, что во главе их войска «в ярко-зеленой чалме и белом бурсуне, ехал сановник, которого все называли Магомет-ага. За ним везли большое красное турецкое знамя». Очевидно, турки организовали в поход западных адыгов, чтобы отвлечь часть российских войск с закавказского театра войны.
Ногайские аулы на Кубани охранял отряд генерала Антропова, поэтому Джамбулат со своим войском обошел их и направился от Баталпашинской в Кабарду. Перейдя р. Подкумок, они разорили около Георгиевска село Незлобное. Здесь закубанцы были остановлены войсками и, не достигнув Кабарды, бежали через Баксанское ущелье в Карачай. Емануель писал, что закубанцев было не две, а три тысячи человек, пытаясь как-то оправдать кордонных начальников, не догнавших вражеское войско «по причине крутых гор».
Несмотря на успех Джамбулата, отсутствие в этом походе собственно турецких сил свидетельствовало о том, что серьезного стратегического значения это вторжение для Османской империи не имело. Другое дело - потеря турками плацдарма на Черноморском берегу. Николай I приказал военные действия начать с Анапы, «дабы падение его послужило одним из первых чувствительных ударов, нанесенных Порте». 12 июня Анапа была взята штурмом со стороны моря, и Османская империя окончательно потеряла свои позиции на Северо-Западном Кавказе. Закубанцам пришлось самим расплачиваться за набег под османским флагом. Кстати, сам Джамбулат перешел на сторону русских в 1830 г., заявив, что «он был враг России, пока находился под покровительством Турции; но когда последняя от них отказывается, то он передается России».
